Исаев Сергей Викторович Clandestinus : другие произведения.

Ничего, кроме Бога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Первые впечатления
  
   Шасси самолёта легонько коснулись земли - и я прильнул к стеклу иллюминатора. Над Бейрутом стояла тёмная ночь. Бассем Хаффар с улыбкой посмотрел на меня:
   - Нам пора двигаться! Добро пожаловать в Ливан!
   Так случилось, что Бассем взял билеты домой в последнюю минуту. Кто он? Мой ровесник, который изучал в Каунасском университете фармацевтику; мы с ним дружили не один год - то он приезжал ко мне - в Клайпеду, то я к нему - в Каунас. Тем более, что почти единственная мечеть в нашей стране находится именно в Каунасе. Около шестидесяти студентов из разных арабских стран учатся в Каунасе на докторов, фармацевтов, инженеров-строителей. Бассем Хаффар - из их числа.
   Без какой-либо задержки мы прошли паспортный контроль; получение визы для меня отняло гораздо больше времени. Наконец мы взяли свои вещи - и проследовали к выходу из международного бейрутского аэропорта.
   Сразу за дверями нас поджидало двое бородатых типов в национальных ливанских одеждах; заметив нас, они приветственно замахали руками и немедленно бросились нам навстречу. Встреча была очень бурной, по-арабски: трёхкратный поцелуй и крепкие объятия. Одного из встречавших - Махди Шамсуддина - я знаю вот уже больше пятнадцати лет; он на пару лет старше меня - кстати, именно моя дружба с ним заставила меня поближе познакомиться и с Исламом, и с арабским языком. Таковы и были основные цели моей поездки в Ливан.
   Что касалось его спутника - по имени Мухаммад Амин, - то его я видел впервые. Бассем объяснил мне, что Мухаммад - с недавних пор его родственник, так как женился на сестре Бассема. Пока это было всё, что мне удалось узнать о новом знакомом. Однако, забегая несколько вперёд, кое-что приоткрою читателю: через некоторое время мне довелось познакомиться с Мухаммадом поближе, причём я настолько был поражён его приёмом и положением в обществе, что вспоминаю об этом до сих пор с удивлением и откровенным восторгом.
   Махди и Мухаммад помогли нам перенести вещи к стоявшему неподалёку от дверей аэропорта новенькому чёрному "мерседесу" с тонированными стёклами. Дружно забросили вещи в багажник и - Бисмиллях!* - отправились в путь. Конечной целью нашего путешествия был Триполи - как его ещё называют ливанцы, Северная столица Ливана, находящийся в восьмидесяти километрах от Бейрута.
   По дороге (чтобы удобнее было общаться, родственники уселись впереди, а мы с Махди - на заднее сидение) я с восхищением рассматривал проносящуюся за окном автомобиля панораму неизвестной для меня страны: огромные раскидистые пальмы; коттеджи, стоящие группами на живописном берегу Средиземного моря; минареты мечетей, освещаемые специально вмонтированными снизу прожекторами... Ночная иллюминация Бейрута - это вообще нечто сказочное, особенно для непривычного к такому зрелищу глаза европейца. Наш автомобиль покрывал милю за милей - и не было такого мгновения, чтобы я оторвал свой взгляд от расстилающихся за окном ливанских красот.
   Махди расспрашивал меня о делах в Литве: как там продвигается моё творчество, вышла ли моя новая книга - каковы вообще мои успехи и достижения... Я отвечал ему, но ещё больше - спрашивал сам. Последний раз мы с ним виделись около года назад, когда работали над переводом "Хикам" Атаиллаха Искандари; за год многое что изменилось, у каждого из нас появились новые идеи, новые проекты. И, конечно, я интересовался положением дел в Ливане, политической обстановкой Северной столицы; кстати, я узнал, что Триполи - это всего лишь европейское название города, по-арабски оно звучит как Траблос. Махди подробно рассказывал мне о Джинаньском университете, о людях, с которыми мне в ближайшем времени предстоит жить и работать...
   - Ты увидишь, насколько тут замечательный народ, - говорил он мне, - насколько они гостеприимны и радушны... Люди не боятся ночами ходить по улицам - они полностью уверены за свою безопасность.
   Дорога из Бейрута до Триполи показалась мне ничтожно короткой - да и что такое восемьдесят километров после моих частых поездок по триста из Клайпеды до Вильнюса?! Несколько раз наш автомобиль останавливали вооружённые люди в формах цвета хаки (Махди объяснил мне, что это сирийские кордоны); однако, посветив нам в лица фонариками, они тут же давли знак проезжать дальше.
   В Триполи мы выгрузили вещи около университетского общежития - и Мухаммад с Бассемом поехали дальше, пообещав обязательно навестить нас завтра или послезавтра. Тихонько, стараясь не разбудить других студентов, мы пробрались в комнату Махди, которая на несколько месяцев должна была стать моим домом... В этот момент над городом разнёсся азан* - и мы отправились в мечеть.
   Естественно, несмотря на усталость от перелёта, мне совершенно не хотелось спать. Махди сказал мне, что мусульманский квартал, в котором мы живём, называется Аби-Самра - на тот случай, если я потеряюсь в городе. Для ориентировки он назвал мне имена нескольких мечетей нашего района: аль-Кадым, аль-Иман... Кстати, как раз в последнюю мы теперь и направлялись.
   Этот ранний фаджр* был моей первой молитвой на ливанской земле. Вспоминаю ряды молящихся людей, не поленившихся встать поутру, чтобы воздать хвалу и благодарение Всевышнему...
   После молитвы мы решили немного пройтись по району Аби-Самра; Махди показывал мне, где находится магазин, где - интернет; излишне говорить, что при свете дня у меня всё это вылетело из головы... А я думал, что вот так - и никак иначе! - происходит здесь ежедневно, ежемесячно, ежегодно, сотни лет: молитва сменяется молитвой, соблюдается самим Богом установленное для людей расписание - и ничего не меняется. Поэтому в итоге здесь не остаётся ничего... ничего, кроме Бога.
  
   Университетское общежитие
  
   В течении первых трёх дней я был занят лишь тем, что знакомился с обитателями нашего университетского корпуса. В общежитии иностранные студенты занимали два этажа; предварительно почти о каждом из них мне поведал Махди ещё во время нашей первой ночной прогулки по Триполи. Настало время рассказать о некоторых особенно близких мне людях немного подробнее.
   На нашем этаже постоянно проживало восемь человек: албанцы Анис и Шуайб, крымские татары Ринат и Вадим, китайцы Халид и Джемаль, Махди - комендант общежития - и я. Такая вот разношёрстная компашка... Никаких трений между нами никогда не возникало, ну если только что-нибудь совсем мелочное, да и то - по причине усталости или больной головы.
   Этаж над нами занимали большей частью ребята из Боснии и Македонии: Рамиз, Ахмад и другие. Исключение среди них составлял лишь татарин Саид.
   Первым человеком, с которого началось моё общение со студентами общежития, волей Всевышнего стал Вадим. Махди был где-то в университете, а мне срочно понадобилось в интернет-кафе. Тогда я и вышел в коридор, стучась в первую попавшуюся дверь.
   Открыл мне Вадим - так мы с ним и познакомились. Я изложил ему свою проблему; в ответ на это он оделся и без какой-нибудь рисовки сказал, что отведёт меня в ближайший интернет-салон с радостью. Вообще, вскоре я заметил, что Вадим всё без исключения делает с радостью. Ещё одна интересная особенность: я никогда впоследствии не слышал, чтобы он хоть раз повышал голос по какой-либо причине. Среди нас это был, пожалуй, самый спокойный человек.
   Он не только привёл меня в интернет-кафе и обо всём договорился за меня с хозяином, но и предложил расплатиться за меня заранее. Больших трудов мне стоило отговорить его; я знаю по себе, что деньги у студентов - вещь довольно редкая. Вадим, человек редкой доброты и скромности, никак не показал своей обиды на моё несогласие - только кивнул мне, улыбаясь, и покинул салон...
   Поразил он меня своей непоколебимой верой в Аллаха (СОИВ!) - лишь когда он говорил о Боге, его голос обретал высокую тональность - и трудолюбием. Я никогда не видел его праздно слоняющимся по городу - всё время с книгой он целыми днями просиживал в своей комнате. Или за компьютером. Не подумайте, что он был нелюдимым. Всегда первым интересовался, не нужно ли чего-нибудь - и сразу предлагал свою помощь.
   Самые хорошие воспоминания остались у меня от общения с Ринатом. Махди привёл его ко мне и сказал, что Ринат хочет изучать английский язык; не мог бы я ему быть полезным? Таким образом Ринат стал брать у меня уроки; а во время их повторения мы совершили с ним не одну долгую прогулку по городу. Можно сказать, что этот человек был самым первым моим гидом по мечетям Триполи.
   Отличался он очень весёлым, задорным характером; мне никогда не доводилось видеть его скучающим. Своим видом он в считанные секунды поднимал настроение другим. И верно - мусульмане не должны быть скучающими. Ринат для каждого умел найти доброе и нужное слово в любое время; и делал он это весьма ненавязчиво, но эффектно.
   Особое слово хотелось бы сказать о наших китайцах Джемале и Халиде - если только услышишь где-нибудь громкий смех, то знай - там кто-то из них, а возможно, и оба. Мы все дружески называли их "зайчиками" и они ничуть на это не обижались. Я, помнится, был несказанно удивлён, когда Джемаль на чистом русском языке сказал мне при первой встрече: "Я - зайчик!" Такое наше знакомство с ним привело к тому, что я тоже взял у него урок китайского языка, во время которого мой преподаватель смеялся над каждым мною произнесённым словом и критиковал моё грубое произношение.
   Готовили наши "зайчики" постоянно; создавалось впечатление, будто они живут в кухне. Практически с утра до вечера по всему этажу стоял грохот кастрюль и сковородок, а тарелки с рисом и палочки можно было найти в любом месте общежития. "Ну что такое китаец без риса?" - философски удивлялся Джемаль, когда этот рис заканчивался - и тутже нёсся в магазин за очередной его порцией.
   Анис и Шуайб отличались довольно молчаливым характером; хотя впоследствии я понял, что это не от необщительности, а просто от нелюбви к ненужным словам. Тоже самое можно сказать и о ребятах-македонцах сверху. Вот уж чего-чего, а болтливыми их никак не назовёшь. Впрочем, для меня эта их молчаливость была настоящим подарком - от пустой болтовни я постоянно уставал у себя, в Литве. А здесь - поговорили, о чём надо - ни больше, ни меньше - и каждый отправляется заниматься своими делами.
   Из них мне больше всего мне довелось подружиться с Рамизом, который принёс мне арабский самоучитель. Книга была на сербском и хорватском языках; Махди смеялся, что я вместо арабского заговорю по-хорватски. Однако этого не случилось, хотя некую тягу к этому языку я всё-таки получил.
   Рамиз был постоянным участником всех сверхурочных лекций. Часто - почти каждый вечер - он, Махди и я шли на лекции в какую-нибудь мечеть или домой к преподавателю. Не было ни одного случая, чтобы он не пошёл вместе с нами.
   Вот такие люди окружали меня в течении нескольких месяцев. Доброта и отзывчивость были для них всех общими качествами; однако, как личности - все они сильно отличались друг от друга. Господь создаёт людей разными, но общеисламские атрибуты вложены в каждого. И мне было очень интересно наблюдать этих людей из разных стран, общаться с ними наравных. Люди разные, национальности разные, возраста - тоже разные, а путь к Богу - один. Да и Бог - тоже один. И ничего, кроме Бога.
  
   Ночное приключение
  
   Вернее было бы назвать эту главу не "Ночным приключением", а "Самым первым ночным приключением", поскольку таких ситуаций впоследствии было огромное количество... Однако не хотелось бы забегать вперёд раньше времени.
   Пятый день своего пребывания в Триполи я решил провести на улице. А точнее - не день, а ночь. Совсем незаметно стемнело; прошло время последней молитвы и людей на улицах заметно поубавилось. Города я совершенно не знал, поэтому шёл, куда глаза глядят.
   Проплутавши до двух ночи я, наконец-таки, вышел к базару. Отсюда я уже вполне представлял свой путь до университетского общежития в Аби-Самра. Надо подняться в гору, обойти Синжиль - крепость Триполи, пройти мимо мечети аль-Кадым - и ты дома. Я порядком устал от своих путешествий, поэтому двинул в сторону базара, путь через который был на четверть короче.
   Проходя мимо рядов ночующих в палатках торговцев всякой всячиной, я заметил человека, возящегося у тележки с несколькими бидонами; у его ног горела керосинка. Во мне тут же родилось желание выпить арабского кофе при свете звёзд - и я не смог отказать себе. Я направился прямо к нему - приятной наружности седоватому мужчине лет шестидесяти - и на чистейшем арабском попросил чашку сладкого кофе. На этом мои знания языка почти закончились. Он меня о чём-то спросил в ответ, улыбаясь доброй улыбкой. Я, в свою очередь, только развёл руками. Он подал мне кофе, приглашая сесть на единственный стул возле своей тележки с бидонами. Потом он с не меньшей любезностью предложил мне сигарету - сознаюсь, отказываться я не стал. А затем состоялся мой самый первый диалог на тысячу раз ломаном арабском - без глаголов и прилагательных. Продавец кофе, как и все ливанцы, оказался очень терпеливым; после этого разговора я утащил в зубах ещё несколько арабских слов.
   Его звали Абу Ахмад. Я назвал себя; сказал, что приехал в Ливан изучать арабский язык, исламское право и богословие. Добавил, что Ливан очень красивая страна и Триполи - красивый город. Абу-Ахмад сдержанно поблагодарил и предложил ещё кофе, денег за которое, кстати, он так и не взял. Когда я насильно стал совать ему в руку 500 ливанских лир, он не на шутку обиделся. Мне пришлось отступить. Впоследствии я узнал, что у арабов никогда нельзя отказываться от подарка. Таким образом, встреча с продавцом кофе Абу-Ахмадом стала таким моим первым опытом.
   Отсутствие глаголов ещё можно как-то заменить жестами, но с прилагательными было тяжелее. К счастью, к нам подошёл ещё один любитель ночного кофе, который слабенько владел английским. Это несколько спасло положение.
   Пятидесятидвухлетний Махмуд-Биляль имел свой магазинчик видео- и радиотехники на этом же базаре. Он также купил мне кофе и пригласил в свой магазин погреться и послушать Коран на кассетах. Мы простились с Абу-Ахмадом и перебрались в его заведение.
   Вставляя английское слово через три арабских, Махмуд-Биляль рассказал мне о том, что он живёт недалеко, что у него две жены и шестеро сыновей. Потом он засыпал меня вопросами о Литве, о моей семье, о цели прибытия в Триполи, и т.д. После разговора с Абу-Ахмадом мне было намного легче общаться с ним, к тому же незнакомые слова я мог произнести по-английски.
   Спустя час, - а уже было около четырёх утра, - Махмуд-Биляль по каким-то делам собрался домой... Не поймите меня неправильно - он-то собрался домой, а меня вознамерился оставить в своём магазине! Его мотивировка была вполне логичной:
   - Мы с тобой - братья-мусульмане. Я - ливанец, ты - литовец. Почему я не могу доверить тебе на полчаса свой магазин?
   Вот так. Мы познакомились с ним час назад - а этот человек собирается доверить мне свой магазин, до потолка набитый телевизорами, видео- и стереомагнетофонами?! Почему?! Да ведь я могу обчистить этот магазин за три минуты! А он, уже в дверях, сказал мне: "Нет ничего, кроме Бога..." Это и есть его кредо - его и ещё полутора миллиарда мусульман. Он оставил меня в магазине со спокойной совестью - зная, что ничего страшного не произойдёт. Потому что на всё - воля Всевышнего. Если всё будет хорошо - Альхамдулиллях! (Хвала Аллаху); если плохо - тоже Альхамдулиллях! Вот вам и все таинства арабского менталитета... Абсолютное доверие; вера в каждое слово своего собеседника, не оставляющая даже места подозрению - не в этом ли заключается искренняя радость нормального общения между людьми разных стран и национальностей? А что лежит в основе - "Нет бога, кроме Бога и Мухаммад - Его Пророк"? До чего же всё божественное просто, если это божественно-простое не усложняется человеческим!
   Я долго размышлял об этом, сидя в магазине Махмуд-Биляля и слушая кассету с Кораном. Мои размышления были прерваны приходом мальчика лет двенадцати, который держал в руках небольшую чёрную полиэтиленовую сумку. Он с улыбкой подал мне руку и сказал, что он сын Махмуд-Биляля - Мухаммад. Я спросил его, где же сам отец, на что он ответил, что его отец вообще в скором времени не придёт, потому что лёг спать. Поэтому Махмуд-Биляль попросил своего сына Мухаммада сменить в магазине литовского шейха - то есть меня, - а за мои труды (!) и потерянное время прислал мне поесть горячих булочек и большую бутылку с кока-колой.
   Стараясь оценивать происшедшее объективно не могу не признаться, что удивлению моему предел отсутствовал. Оставить свой магазин на волю незнакомого человека, а самому со спокойной совестью завалиться спать - это было выше моего понимания и разумения! Однако, если подойти к этому с точки зрения "Нет ничего, кроме Бога..." Забегая далеко вперёд, скажу, что даже владельцы ювелирных магазинов вели себя точно так же: "Шейх, побудьте несколько минут в магазине, а я сбегаю за угол в мечеть. Если кто-нибудь придёт, скажите, что я скоро буду..."
   Вспоминаю случай на том же базаре много дней спустя, когда одному из торговцев мандаринами, даже не накрывшему свой товар перед уходом домой, я сказал: "Накрой свой стол с мандаринами хотя бы тентом". Так тот невинно поднял глаза к небу и сказал: "А зачем? Дождя, вроде бы, не ожидается!" Господи, он даже не понял намёка на то, что его могут попросту обокрасть! И только потом я узнал, что в Триполи совершенно отсутствуют те вещи, которые у нас сплошь и рядом: воровство, хулиганство, изнасилование...
   В Коране и в хадисах не раз говориться, что нельзя сомневаться в честных намерениях, нельзя подозревать братьев в злом умысле. Потому, что за это будет спрошено в другой жизни. Эта жизнь - всего лишь путь в жизнь другую. Ни в той жизни, ни в этой ничего нет. То есть, ничего, кроме Бога.
  
   Арабский базар
  
   Что нам известно о настоящем арабском базаре? Все наши представления о нём основываются на допотопных советских фильмах (где показан, кстати, не арабский, а среднеазиатский базар), на рассказах (не всегда правдивых) отечественных бизнесменов мелкого пошиба, да на коротких репортажах в теленовостях. И всё. Единственное, что нам известно, так это то, что шум и гам на них стоит невыносимый.
   Приблизительно с таким же представлением об арабском базаре шёл туда впервые и я вместе с Махди. Однако то, что я увидел и услышал там, в корне изменило моё раннее мнение об арабском базаре.
   Действительно, шум и гам многих голосов и музыки на разные мотивы могут свести человека с ума - но это заметно лишь в первый раз, впоследствии к этому привыкаешь. Сперва же создаётся впечатление, что продавцы стремятся переорать друг друга, а покупатели от этого глохнут - и покупают всё, что бы им не предлагали, лишь бы спасти свои бедные уши. Это не так. Люди отлично знают, что именно им необходимо - да и нет у продавцов такой привычки (как, например, у их европейских собратьев) дурить своих покупателей. О том, что такое "искусство" рекламного агента, они даже не знают. Предлагаемый ими товар вполне способен говорить сам за себя.
   Все великие исследователи и путешественники во все времена отмечали экзотичность и неповторимость арабского базара. Что-то в нём есть такое, что не свойственно ни литовскому, ни русскому, ни турецкому базару. Я полагаю, что здесь имеется ввиду сам сценарий арабского базара, который вполне можно сравнить со спектаклем во многих действиях, разыгранном на профессиональном уровне.
   Общий вид арабского базара начинается в первую очередь с дизайна многочисленных цветов - на прилавках находятся самые броские и цветастые товары; а оттого, что всё это впридачу свалено в одну кучу и напоминает собой гору дохлых попугаев, эффект становится прямо потрясающим. Масса ковров, женских платков, шалей, подушек и прочих предметов одежды и домашнего обихода так поражают своим многоцветием, что человек, впервые попавший на арабский базар, даётся диву неспроста. Но это - лишь начало спектакля. Вслед за многоцветием базара на втором плане выступает его звуковое оформление.
   Музыка несётся со всех сторон - самая разная, арабская и неарабская. Бывает, что на одном столе находятся несколько включенных магнетофонов с совершенно разными мелодиями. Зачем это делается - ума не приложу...
   И только в-третьих на сцену выступают сами товары - человек даже не сразу начинает ориентироваться среди них, поскольку первое его внимание было поглощено не ими самими, а их разноцветием и базарным шумом. А ещё немного погодя человек начинает осознавать себя в круговороте настоящей какофонии звуков, теряться среди цветов, товаров и людей. По крайней мере, так было со мной.
   Только лишь после нескольких посещений арабского базара я стал более-менее ориентироваться в этом месте. Невольно привыкаешь к необычному для европейцев шуму и гаму; привыкаешь к самому разнообразию базарных лотков, витрин и столиков; привыкаешь к тому или иному участку торговых мест... Сознаюсь: первый раз я провёл на базаре не более получаса - нервы и уши просто не выдержали. Зато впоследствии я ухитрялся проводить там целый день без каких-либо последствий для своего здоровья.
   Для нас - покупателей - интересен сам процесс торга с продавцом. Если наши европейские торговцы очень упёртые, то с арабами торговаться одно удовольствие. Весьма своеобразный менталитет и отношение к делу: важна не сама купля-продажа, а её процесс. Это тоже спектакль, который мне неоднократно доводилось наблюдать, а однажды - даже участвовать в нём самому.
   Мне понадобились лёгкие туфли - в ботинках, в которых я приехал сюда из литовской зимы, было очень жарко. На обувном рынке я присмотрел хорошую пару и обратился с вопросом о цене к продавцу - парню, с виду ещё младше меня. Эту цену он тут же назвал. Если бы я не знал тонкостей арабского базара от предупредивших меня заранее друзей, то я купил бы эти туфли за назначенную цену. Однако я был уже введён в курс дела - и потому сразу заявил, что цена мне не подходит (хотя за такой товар она была вполне приемлемой). Продавец только почесал бровь - и не задумываясь снизил её.
   Ещё раз хочеться повторить - на арабском базаре не столь важен сам факт купли-продажи, сколько факт общения людей, покупателя и продавца. Даже в том случае, если сделка не состоялась, продавец может предложить покупателю кофе или сигарету, поговорить о жизни - и расстаются они уже не как незнакомые люди, но как друзья. И это вовсе не метод господина Карнеги, мол, в следующий раз я ему непременно что-нибудь всучу, нет. Это - начало дружбы, начало новых отношений человека с человеком, которые взаимно уважают друг друга.
   На наших базарах покупатель заранее готов к тому, что продавец собирается его надуть или как-нибудь объегорить - соответственно нашему воспитанию, согласно которому "каждый мельник - вор". У арабов же всё постоено на предельной честности. По крайней мере мне не доводилось за очень долгое время наблюдать ни единого случая обмана.
   На наших базарах частенько можно видеть полицейские рейды или неожиданные появления специально сформированных государственных служб, наряды которых проверяют точность веса торговых гирь, весов и т.п. Поскольку у нас жульничают - и делают это в довольно крупных масштабах, - так само государство становится на борьбу с торговой преступностью, чем особенно подчёркивает печальное положение всех этих базарных дел. Арабам об этом ничего неизвестно. Они - продавцы - откровенно не понимали меня, когда я им рассказывал о базарах в Литовской Республике.
   - Как это - обвесить человека? - недоумевали они. - Ведь наказанием за это будет преисподняя!
   А когда начинаешь объяснять им, что наши торговцы ни о какой преисподней не слышали, да и слышать не желают, а боятся только неожиданного появления чиновников налогового аппарата, то арабы лишь руками разводят и повторяют "Субханаллах!*"
   Ложь изрекает тот, кто говорит, что на арабских базарах происходят весьма частые (!) случаи жульничества, обвешивания и воровства. Повторяю: все такие заявления - ложные. Ничего подобного я там не видел, а уж среди торговцев всякой всячиной друзей у меня довольно. Никогда в жизни арабский продавец не выставит на прилавок товар с истёкшим сроком годности - и вовсе не полиция, налоговая инспекция или санитарная служба довлеет над ним. Нет. Дело в его совести, в его мусульманском воспитании. В Коране однозначно сказано: "Не обвешивайте, не мошенничайте.", даются там и другие правила ведения торговли. В хадисах и в фатвах* многочисленных исламских учёных это разбирается ещё более подробно.
   Один из моих друзей-бизнесменов в Литве, помниться, возмущался, что его в каком-то деле крупно подвели арабы-мусульмане. Я на это заметил ему, что, мол, тебе неплохо было бы уточнить, действительно ли это были мусульмане. Может, это арабы-католики, которым надуть ближнего - как плюнуть? Нельзя спешить с выводом, что любой араб - мусульманин...
   Подводя итоги сказанному, можно ограничиться лишь одним: арабский базар - весьма уникальное, экзотическое место, где мусульмане уважают друг друга, увеличивая тем самым круг своих знакомых. А торговлей здесь управляют не люди, а сам Бог. Поэтому в отношениях людей нет ничего, кроме Бога.
  
   Чеченец, босниец, турок... американец?
  
   Когда ты встречаешь человека впервые, то невольно стараешься уловить по акценту и чертам лица его национальность. Это совершенно естественно для человеческой натуры. Такое случалось и со мной - любой ливанец при любых обстоятельствах пытался отгадать мою принадлежность к тому или иному народу. Таким образом мне пришлось разрушать в пух и прах все их предположения, поскольку никто не был близок к цели хоть отдалённо.
   Ещё совершенно не говоря по-арабски я как-то утром вышел в город погулять, попить кофе. Возле мечети аль-Иман я заметил торговца напитками и смело направился к нему. Спросил себе кофе и сел в кресло под тентом. Продавец - старик лет семидесяти, с замотанной платком головой на саудийский манер - спросил меня о чём-то; я только и мог сказать ему, что ничего не понимаю. Тогда он крикнул что-то в сторону группы ребят, стоявших возле автосервиса и махнул им рукой.
   Через минуту один из них - лет двадцати пяти, кучерявый - подошёл к нам; старик повторил ему свой вопрос и парень по-английски спросил меня:
   - Дедушка интересуется, кто вы по национальности? И он спрашивает - не чеченец ли вы?
   - Нет, ответил я, - я не из Чечни.
   Старик хмыкнул, улыбаясь мне, и сказал что-то ещё.
   - В таком случае дедушке кажется, что вы очень похожи на боснийца, - перевёл мне молодой человек, усаживаясь на соседнее кресло и принимая горячий кофе из рук продавца. - В Триполи очень много боснийцев.
   Я это знал. Даже в Джинаньском университете учился не один босниец. Однако тут же дал понять старику, что он ошибся уже дважды.
   Старик задумался; налил себе кофе и сел в третье - последнее - кресло под тентом рядом с нами. Некоторое время он молча пил кофе, искоса поглядывая на меня. А затем он предложил третью по счёту версию:
   - Турок!
   - Нет! - расхохотался я, похлопывая его по плечу. - Я не из Турции. Переведите уважаемому дедушке, - обратился я к юноше, - что я из Литвы.
   Следующий раз я отправился на базар купить чётки. Потолкавшись среди торговых рядов около получаса, я обнаружил, наконец, приличный магазинчик, где продавались благовония, шапочки, молитвенные коврики и прочие предметы религиозного культа. Осмотрев магазинчик, я обратился к продавцу - более жестами, нежели словами - нет ли в продаже чёток. Он немедленно высыпал передо мной на прилавок несколько десятков разных масбаха* и спросил меня по-французски:
   - Господин, скорее всего, из Германии?
   - Нет, - ответил я, с улыбкой вспоминая допытывавшего меня несколько дней назад по поводу моей национальности старика-кофеторговца.
   - Тогда, если я не ошибаюсь, господин - из Франции? - ничуть не сконфузившись продолжал допытываться любопытный хозяин магазина.
   Но и на этот раз я ответил отрицательно.
   Всё это время за прилавком рядом с ним находился мальчик лет десяти, видимо, его сынишка. Отец что-то сказал ему; мальчик внимательно посмотрел на меня, чёрные глазки его вспыхнули - и он выдал самую невероятную версию моей родины:
   - Америка!
   Признаюсь, что хохотал я долго.
   - Почему, - наконец отсмеявшись спросил я хозяина магазина, - почему вы принимаете меня за немца или француза?
   Он расплылся в улыбке:
   - Да потому, что только немцы и французы покупают у меня чётки, чтобы как сувениры подарить их своим знакомым... Но даже, если я и не смог угадать вашу национальность, то прошу вас - скажите об этом сами.
   Я назвал свою страну и подробно поянил ему её местонахождение в Европе. Выбрав с десяток масбаха я покинул магазин, всё ещё улыбаясь при этом. Не лишним будет добавить слово о щедрости продавца: поскольку он так и не угадал мою национальность, то всю партию чёток отдал всего лишь за полцены. Таково было его желание - а я уже по опыту знал, что отказываться от подарка бесполезно.
   Смешные ситуации такого рода продолжались со мной на протяжении всего моего пребывания в Триполи. Люди, - в основном это были базарные торговцы или продавцы кофе, - неизменно продолжали присваивать мне национальности, к которым я не не имел никакого отношения. Мне довелось быть украинцем, итальянцем (в арабском языке слова "Литва" и "Италия" имеют несколько общее звучание), македонцем, поляком и т.д.
   Подводя же итоги своему повествованию я мог бы составить таблицу в процентном соотношении, к каким национальностям меня относили ливанцы более всего. Итак, неоспоримо большее количество раз меня принимали за чеченца. Второе место занимало мнение о моём боснийском происхождении. Турция и Украина, как моя предполагаемая родина, находились на третьем месте. Я был словно гражданином всей Европы и всего мира.
   Впрочем, если взглянуть на эту ситуацию с точки зрения Ислама, то она - принадлежность человека к той или иной национальности - большого значения не имеет. Какая разница, кто ты - литовец или русский, англичанин или француз, ливанец или саудиец, - если при этом являешься мусульманином? И это полностью совпадает с хадисом Пророка Мухаммада (МЕИБ!), которого однажды некто спросил: "Чем должен руководствоваться человек в своей жизни?" Пророк (МЕИБ!) ответил на это: "Первое - что он последователь Ибрахима Ханифа; второе - что он идёт путём Ислама. И эти два правила - самое главное. А что касается третьего - его национальности и происхождения, - так пусть это остаётся за самим мусульманином."
   Все нации - равны. Поэтому ни в хадисе, ни в жизни человека принадлежность к тому или другому народу большой ценности не имеет. Ценность имеет лишь праведность и мусульманская добродетель... и ничего, кроме Бога.
  
   Как я стал арабом
  
   Начну с того, что моё становление арабом не было спонтанным - мол, пока я здесь, то не стоит выделяться среди местных жителей; а вот когда я покину Ливан, то снова стану гражданином Литовской Республики. Нет. Арабская культура, менталитет и образ жизни покорили меня ещё очень давно. И если кто-нибудь попытается обвинить меня в лицемерии или заискивании (зачем, кстати?) перед арабским народом, то очень жестоко ошибётся. Становясь арабом, я совершенно ни о чём подобном не думал.
   Любой здравомыслящий человек нелицемерно удивляется широте, глубине и высоте арабской (вернее было бы сказать - исламской) культуры вообще. Не подлежит никакому сомнению факт того, что именно исламская культура за время своего существования наложила неизгладимый отпечаток на культуру Европы ещё со времён Средних веков и Возрождения. Именно арабы принесли в Европу математику и химию, усовершенствовали эвклидову геометрию и алгебру, написав огромное количество научных трактатов по этим предметам; заслуга же европейских учёных лишь в том, что они перевели эти арабские труды на латынь. Огромную помощь от арабов получила Европа и с точки зрения философии - не стоит даже говорить о том, какое влияние оказали на европейских средневековых мыслителей (в частности, на монахов - доминиканцев (пример: Сигер Брабантский) и францисканцев (пример: Дунс Скотт) такие люди, как ибн Рушд, ибн Араби, ибн Сина и другие. Кроме того, мусульманские мыслители перевели на арабский творения Аристотеля и многих эллинистов, которых впоследствии перевёл на латынь Альбертус Магнус (кстати, католический святой и доктор церкви) и его ученики. Сам Альбертус даже читал лекции студентам Сорбонны в национальной арабской одежде. Методы арабской медицины были окончательно переняты европейскими докторами уже в XVI столетии. Даже появление куртуазного романа как литературного жанра обязано собой арабской культуре. Кстати, нельзя не упомянуть первых реформаторов католической церкви - Лютера, Кальвина, Меланхтона и Цвингли, - которые упразднили догматы папы, внесли сильные изменения в догмат о Троице, расправились с догматом о богоматеринстве и непорочном зачатии девы Марии, отменили исповедь, и т.д., и т.п. - во всём этом тоже очень заметно влияние исламских идей на реформаторов, хотя сами протестанты, конечно, это отрицают. Только самому неграмотному или умственно отсталому человеку придёт в голову отрицать огромного влияния Востока на Запад ещё с тех пор, когда испанская Кордова была чисто мусульманской территорией.
   Если уж арабская культура привлекала таких людей, как Альбертус Магнус или Теофраст фон Гогенгейм (известен также как Парацельс), так что можно сказать о таком маленьком человеке, как я? Кончилось тем, что я откровенно признался себе, что мой менталитет по сути своей - восточный, и никак не западный. Поэтому мне ни оставалось ничего большего после такого признания, как вести себя согласно своему менталитету... Конечно, здесь могут играть роль и заложенные во мне генетические коды моего происхождения - не отсюда ли моя любовь к Востоку?
   Для начала я оделся в ливанскую одежду - длинное светлое платье до земли; на голову надел шапочку. Махди сказал мне, что по Сунне мне неплохо было бы избавться от моих длинных усов (по его словам, они сильно уж смахивали на усы Тараса Бульбы), да и вообще - побриться наголо. Я не сопротивлялся ни минуты - и в одной из ближайших парикмахерских оставил на полу и усы, и волосы без малейшего сожаления. Махди сунул мне в руку чётки и сказал:
   - Вот теперь ты ничем не отличаешься от настоящего ливанца! Пойдём, шейх!
   Однако, стать арабом внешне - это ничего не значит. Это похоже на то, что научиться писать - и считать себя поэтом; или взять в руки флейту - и считать себя композитором... Но вот если ты начал мыслить в соответствии с восточным менталитетом - тогда совсем другое дело.
   Хочу ещё раз повториться - в моём поведении не было лицемерия или заискивания ни на грамм. Я был тем, кто я есть, а вовсе не разыгрывал из себя клоуна. И окружающие меня люди это почувствовали. А я их и не обманывал. Просто я стал арабом.
   Люди относились ко мне вовсе не как к иностранцу, пусть даже любящему их иностранцу, но как к своему брату или сыну... Очень много времени мне приходилось проводить на лекциях в мечетях. Один из мусульманских учёных, некто шейх Умар, даже выдвинул относительно меня вполне приемлемую гипотезу, что мои предки происходили родом из Ливана. Иначе откуда бы у меня взялась такая любовь к этой стране? Конечно, мы вместе смеялись над этим, поскольку для мусульманина вовсе не имеет значения его происхождение, однако его версия показалась мне не лишённой смысла.
   Шутки - шутками, но один интересный факт этого предположения никак нельзя не отметить - по наблюдениям находившихся возле меня людей я поразительно быстро овладевал арабским языком. Ранее я называл себя "арабом, не знающим арабского языка". Но такую кличку я мог носить лишь первые недели после приезда в Триполи. Потом с ней было всё труднее и труднее соглашаться - пусть даже про себя. Самое странное, что вроде бы особых усилий к изучению языка я и не прилагал: изучил положенную на день программу - и всё. Со знакомыми вокруг я говорил на любых языках, но только не по-арабски. И тем не менее... Вот тогда-то ещё один египетский шейх напомнил мне теорию о моих ранее арабских корнях.
   - Понимаешь, в чём дело, - объяснил он, - твоя генетическая память хранит арабский язык в себе - и понемногу она начинает выдавать его из подсознания. Поэтому ничего удивительного, с этой точки зрения, что ты так быстро овладеваешь уже давным-давно известным тебе языком.
   Незнакомые люди уже часто не видели во мне иностранца. Внешне я ничем не отличался от них. Это иной раз приводило к совершенно комическим ситуациям. Однажды какой-то мужчина спросил у меня куда-то дорогу. Я понял только то, что он ищет какой-то дом; но какой именно и где - этого я тогда ещё не мог разобрать. А мой собеседник не переставал говорить - всё что-то пояснял мне руками, размахивая ими направо и налево. И только когда он закончил, я сказал ему, что не понимаю по-арабски. О, если бы вы могли увидеть его удивлённое лицо!
   Махди хохотал до упаду, когда я рассказал ему об этом происшествии.
   - Тебе следовало бы разыграть роль глухонемого, - смеялся он. - Тогда твой собеседник не сомневался бы, что говорит с глухонемым арабом.
   Однажды так и случилось - я не то что бы сыграл роль глухонемого, нет - мне невольно эту роль навязали. Некая женщина очень бегло спросила меня в магазине о каких-то фруктовых консервах - остальное из сказанного я даже не уловил; я даже не успел ответить, только легонько взмахнул руками на уровне рта и ушей - как тут же услышал её сочувственный голос:
   - Бедненький, да ты не можешь говорить! Помилуй тебя Всевышний!..
   Могу ли я оспаривать версию о своём арабском происхождении? Нет, не могу. Да и незачем её оспаривать - ведь мне вовсе не важно, кем я являюсь по национальности, по принадлежности к какому-либо народу. И я вовсе не стараюсь "косить" под араба или ещё кого-нибудь. Достаточно того, что я мусульманин, Альхамдулиллях! И что мы все - миллионы и миллионы верующих многих стран - поклоняемся Одному Богу. И нет в наших мыслях и сердцах ничего, кроме Бога.
  
   Эти мистические восточные женщины...
  
   Нельзя писать о Востоке, не затронув при этом самой тонкой темы - восточной женщины. Своей таинственностью и субтильностью она словно выпадает из общего контекста своего пола по всему миру. Что-то в ней есть особенно запредельного, недоступного для понимания - одним словом, восточная женщина. А Восток, как говорил небезызвестный герой фильма "Белое солнце пустыни" товарищ Сухов, дело тонкое.
   Для начала, как простой европеец, я могу констатировать тот факт, что лишь на Востоке женщина продолжает до сих пор оставаться женщиной. Это я говорю о её как внешнем, так и внутреннем созерцании. В ней первое совершенно переплетается с последним; внешнее от внутреннего невозможно отделить. Женщина с детства воспитывается в добрых законах Ислама, ей прививаются самые наилучшие качества мусульманки. Ничто и никогда не в состоянии совратить её с прямого пути.
   Вспоминаю, что некогда в одной из европейских стран мусульманкам было разрешено носить джинсы. Подумать только - неслыханная милость!.. Государственные чиновники явно полагали, что женщины будут им за это безмерно благодарны. И какова же была реакция прекрасно пола? Мусульманки обрадовались началу своей эмансипации? Отнюдь! Они выстроились с пикетами напротив мэрии каждого крупного города, протестуя против введения американского элемента жизни в их семьях! Это говорит о том, что один аят* Священной Книги для них дороже, чем все джинсовые магазины мира. Таким был ответ женщин, которые - независимо от возраста - пожелали сохранить свою истинную независимость и тайну - тайну женщины.
   Здесь мы опять сталкиваемся с различием двух менталитетов - западного и восточного. Западная женщина с давних пор - пожалуй, всегда - считала, что главное в жизни - свернуть голову наибольшему количеству мужчин. И чем больше, тем лучше... Так её воспитали; это она постоянно наблюдала вокруг себя с самого рождения. Завоевать побольше сердец - а дальше что? Ведь невозможно будет всеми ими воспользоваться! Оказывается, что можно. Именно это мы называем проституцией или ещё более грубыми терминами.
   Совсем другое представление о жизни у восточной женщины. Её главная задача - упаси Боже, но только бы не преступить норм Шариата хоть в самой незначитеьной вещи! Вспоминаю один случай, который очень хорошо показывает это.
   Я вышел из продуктового магазина на нашей улице, когда буквально рядом с собой увидел просто поразительной красоты женщину. Конечно, она была в хиджабе и в длинном чёрном платье, однако лицо её было открытым. Повторяю: я был настолько поражён её красотой, что даже остановился. Она тоже заметила, что я уделяю ей такое пристальное внимание. И что же, вы думаете, она сделала? Немедленно, как детский волчок, развернулась на 180 градусов - и стала ко мне спиной! Зачем? Для того, чтобы не искушать и не искушаться самой. Это лишь западная женщина с радостью позволила бы себя рассматривать как музейный экспонат.
   Почему же существует настолько сильное различие между восточными и западными женщинами? Ответ прост: восточная женщина верит в Закон Всевышнего, а западная - нет. Другими словами, западная предпочитает жить исключительно в своё удовольствие, считая, что жизнь ей дана только для наслаждений. И ограничивать себя в этом не стоит. Восточная же смотрит на жизнь, как на строго регламентированную Шариатом сферу и поэтому прекрасно осведомлена, что ей разрешено и что запрещено. К тому же - и это, пожалуй, главное - восточная женщина никогда не забывает о том, что она смертна; а это - как раз то, о чём постоянно забывает западная. В погоне за своей красотой и удовольствиями она словно ослепла и обезумела, забыв о своей неизбежной кончине.
   Затронем супружескую измену - вопрос, который будоражит людей, пожалуй, с сотворения мира. С точки зрения женщины западной мы не станем его разбирать, поскольку здесь и так всё ясно. То, что может толкнуть её на измену, уже описано выше. А восточная женщина? Она смотрит на брак, как на своеобразный договор с тем или иным мужчиной, который обязуется содержать её до самой смерти. И если обе стороны свой договор выполняют, то никакой измены - даже её возможности - быть не может. Ислам чудесно предусмотрел все детали брака.
   Мне могут указать на один особенно "больной" вопрос, как кажется немусульманам - на многожёнство. Однако здесь действуют те же принципы, что и в моногамной семье. Мне доводилось видеть и разговаривать не с одной семьёй, где количество жён превышало одну - и даже двух, в некоторых случаях. Просто удивительно наблюдать за такими семьями! Одну из таких семей я знал достаточно близко - семью Мухаммада Джамиля Кадыра - и не могу сказать, чтобы хоть раз я уловил хоть малейшую ссору, хоть нотку недовольства между его двумя жёнами - Джамилёй и Раис. Джамиля приходилась ему первой (что в европейском искривлённом мышлении ошибочно ассоциируется с "любимой" или "главной") женой; Раис же вошла в их семью всего около трёх лет назад. И никаких трений, никаких недомолвок! Они - все трое - прекрасно осознают, что являются одной семьёй, одним живым социальным организмом, члены которого равноправны и одинаково необходимы для его существования.
   Кстати говоря, полигамия в Исламе - не норма. Коран говорит по этому поводу, что если человек не может быть справедливым между многими жёнами, то пусть женится только на одной. К тому же известные мусульманские учёные и знатоки права уже неоднократно давали фатвы о том, что человеку лучше жениться на одной женщине. Хотя, конечно, фатвы эти - вовсе не строгий запрет и он не исключает возможности для человека иметь четырёх жён. Но четыре жены - это максимум.
   Подводя заключение, можно завершить сказанное так же, как было начато: только на Востоке женщина продолжает оставаться женщиной. Она не является предметом страсти - она любима, а что ещё нужно женщине? Она безмерно уважаема. Когда ты разговариваешь с мусульманкой, то разговариваешь с человеком, которого ты уважаешь. Кстати, длинные одежды и хиджаб весьма этому способствуют. Оно и понятно: если мужчина разговаривает с европейской женщиной, всю одежду которой составляют миниюбка и короткая майка, то он видит в ней только сексуальный объект, не более. Такова уж мужская природа. Но если женщина одета согласно Исламскому Закону, то ей такое "раздевание глазами" не угрожает: её собеседник говорит именно с ней, а не со своей страстью.
   Вернёмся к моему первому примеру, где мусульманки выступали против ношения джинсов. Так вот, одна из них, спрошенная корреспондентом, почему же они так протестуют против форм "лёгкой" одежды, не стала ничего скрывать:
   - Преступив Закон однажды, уже ничего не стоит нарушить его во второй и в третий раз. Начни с джинсов - и закончишь миниюбками, - сказала она. - А нормальная мусульманка будет чувствовать себя обнажённой даже в джинсах.
   Таким был ответ протестующей восточной женщины на попытку влезть в её мусульманскую жизнь. Жизнь, которая была дана ей Богом; и это Он дал ей для жизни те законы, которых она неуклонно придерживается. Ведь повиновение Закону - это ничто иное, как повиновение самому Законодателю. Поэтому мусульманки не выбирают ничего, кроме Закона. И, следовательно, ничего, кроме Бога.
  
   Крепость Синжиль
  
   В воздухе замерла
   Необычайная тишина...
   Улитка
   Медленно скользит
   По камню стены...
   Маленькая ящеричка
   Высунула головку из
   Расщелины в камнях -
   И снова
   Спряталась.
   Невыносимо печёт
   Солнце...
   Муджахиды рядами
   Замерли на стенах
   И ждут -
   Через секунду
   Начнётся
   Атака...
  
   Кто они -
   Стоящие на стенах? -
   Воины Божьи.
   Аллаху ведомо,
   Какая судьба
   Ждёт каждого
   Из них через
   Минуту.
   Может быть, они
   Выживут -
   Хвала Аллаху, Господу миров!
   Может быть, они
   Падут, как шахиды...
   Может быть, они
   Отразят нападение -
   А может быть, их
   Крепость падёт.
  
   О, Боже!
   Свят Ты и Велик!
   Помоги нам!
   О, Боже! О, Боже! О, Боже! -
   Взывают воины - О, Боже!
   Вся сила
   На земле,
   Вся власть и
   Всё могущество,
   Всё господство
   Во всех мирах
   Принадлежит Тебе,
   О Творец
   Джиннов и людей!
   Будь Милостив
   И Милосерден:
   Помоги нам!
   Дай свободу душам
   Через гибель
   Шахида!
   Нас мало -
   А язычников много...
   Нас так мало -
   А язычников
   Так много...
  
   Со стен
   Падают тела;
   Тела падают
   Под стенами...
   Идёт
   Беспощадная битва...
   Кому удасться
   Выжить,
   Кому нет -
   Аллаху ведомо.
  
   Тех, кто пал
   В битве
   За торжество
   Ислама -
   Мв похороним здесь,
   На крепостном
   Кладбище:
   Прекрасное место -
   Оно словно
   Маленький оазис
   Той жизни
   На этой земле.
   Белые мраморные
   Надгробия
   Могил шахидов
   Среди зелёных
   Пальм -
   О, Боже! О, Боже! О, Боже!
  
   И вот
   На самой вершине
   Крепости
   С огромным развевающимся
   Чёрным флагом
   Появляется
   Муджахид;
   "Нет Бога,
   кроме Аллаха,
   и Мухаммад -
   Его Пророк!"
   Написано белыми
   Буквами
   На чёрной
   Материи.
   Ветер с моря
   Развевает
   Чёрное знамя с
   Белыми буквами
   На ангельском языке.
   Язычники дрогнули -
   Они не могут
   Спокойно смотреть,
   Как ветер с моря
   Развевает огромное
   Чёрное знамя
   В руках
   Муджахида.
  
   Оставьте в покое нашу веру!
   Оставьте в покое наши мечети!
   Оставьте в покое наши города!
   Оставьте в покое наш народ!
   Мы - здесь,
   Мы - на стенах,
   Мы - всегда
   Будем здесь!
  
   Это - наша земля,
   Это - наша твердыня,
   Это - наш Ислам...
  
   * * *
   Та же земля,
   То же место,
   Та же крепость -
   Спустя много
   Сотен лет...
  
   Я нашёл стреляную
   Гильзу в земле,
   Бродя
   Коридорами древней
   Крепости.
  
   Стрелы прошлого
   Сменились пулями
   Настоящего -
   А джихад
   Остался
   Тем же.
  
   Такие вот мысли появились у меня во время посещения древней трипольской крепости. Видения прошлого сменились видениями настоящего - а дух Ислама не изменился, как не изменился его Творец и Законодатель...
   Так уж устроена жизнь - в ней меняется всё, за исключением её Создателя. Меняются и исчезают молекулы, галактики - и во всём этом движении не остаётся постоянным ничего, кроме Бога.
  
   Шейх Ахмад - преподаватель Корана
  
   Почти сразу по моему приезду в Триполи Махди повёл меня к одному известному в городе (и не только) человеку - шейху Ахмаду, преподавателю Корана. Как мне удалось узнать впоследствии, шейх Ахмад сам прошёл образование у одного из самых известных мастеров Корана, одного из самых лучних специалистов Ливана и Сирии.
   - Если шейх Ахмад согласиться обучать тебя, - говорил мне Махди по дороге, - то твоему правильному произношению в рецитации Священной Книги позавидуют сами арабы.
   Что ж, мне оставалось только надеяться на доброту шейха Ахмада, да уповать на волю Всевышнего Аллаха (СОИВ!).
   Мы прошли весь район Аби-Самра, вышли в центр - и углубились в район Эль-Кубба, где жил знаменитый шейх Ахмад. Постучавшись в один из домов (квартал этот настолько запутан, что отыскать дом шейха Ахмада без помощи Махди я смог только на третий раз; до этого он постоянно провожал меня до дверей учителя), я услышал изнутри: "Минутку!" И действительно: через минуту дверь распахнулась - и высокий человек лет пятидесяти пригласил нас немедленно войти в дом и оставить здесь хоть немного из принесённого нами счастья.
   Это и был сам шейх Ахмад. Что я могу сказать об этом человеке? Очень живой, очень подвижный, очень добрый и весёлый - словом, полная противоположность нашим европейским преподавателям - докторам и професссорам. Таких, как он, студенты ничуть не боятся, однако уважают безмерно. А учеников у шейха Ахмада было немеряно. Поэтому я очень опасался, что у него не найдётся времени для работы со мной. Но, как оказалось в дальнейшем, все мои опасения на этот счёт были напрасны.
   Шйх Ахмад пригласил нас сесть; в это время в гостинной появились его сыновья Махмуд и Мухаммад. Шейх Ахмад с улыбкой сказал, что из всех его учеников эти двое - самые первые. В процессе разговора выяснилось (поистине, тяжело было бы этого не выяснить!), что я почти не говорю по-арабски, однако старший сын шейха Ахмада - Махмуд - немного говорил по-французски, а Мухаммад - по-английски. Покуда Махди читал на память заданную ему раньше шейхом Ахмадом суру* (поскольку тот являлся и его наставником Священной Книги), мы втроём успели познакомиться и немного поговорить. Несмотря на то, что оба эти парня были младше меня, они уже успели выучить наизусть почти весь Коран. И я понял, что если у шейха Ахмада не меня не будет хватать времени, то каждый из этих ребят сможет помочь мне в изучении Корана в любую минуту.
   Наконец Махди сдал своё небольшое домашнее задание учителю и шейх Ахмад обратился ко мне. Махди пришлось большей частью переводить мне, о чём говорит учитель. А тот спросил у меня, знаю ли я аль-Фатиху - и получив утвердительный ответ, попросил прочитать её. Выслушав меня, он радостно воскликнул: "Замечательно!" и сказал, что при чтении я допустил всего одну-единственную ошибку. Скосив глаза в сторону я увидел, что Махди радостно подмигнул мне; а шейх Ахмад попросил меня почитать ещё что-нибудь на память.
   После прочтения мной нескольких сур он остался вполне довольным и объявил нам своё решение: он берёт меня к себе в ученики и я буду должен приходить к нему на уроки вместе с Махди.
   - Для человека, который совсем недавно принял Ислам и начал говорить по-арабски, у тебя поразительно хорошее произношение, - резюмировал шейх Ахмад. - Создаётся впечатление, что будто бы ты знал раньше этот язык, но потом позабыл... А сейчас у тебя словно идёт процесс воспоминания - и признаюсь, воспоминания весьма быстрого и успешного.
   Он попросил меня выучить на память одну из коротких сур, а затем пригласил нас с Махди поужинать вместе с ним.
   Не могу не сказать огромного спасибо жене и старшей дочери шейха Ахмада, которые позаботились приготовить для нас роскошный стол. Не буду перечислять поданные блюда - для арабской кухни я намереваюсь выделить отдельную главу в этой книге - скажу только, что это был мой самый первый ужин вне университетского общежития со времени приезда в Ливан. Ни жены, ни старшей дочери шейха Ахмада я не видел - я мог лишь немного пообщаться с ними через непрозрачную ширму. Зато мне довелось поиграть с младшей дочкой шейха Ахмада по имени Аятуллах, которой только что исполнилось два годика... В скором времени мы распрощались с гостеприимным хозяином и его семьёй - и вернулись в общежитие.
   Так я начал своё обучение Священной Книги у шейха Ахмада из Триполи. Сначала я приходил к нему вместе с Махди, впоследствии стал заходить и в одиночку. Он всегда был доволен моему приходу, принимая меня не как ученика, но почти как равного себе. Он рассказывал о себе, что задолго до того, как он стал преподавателем Корана, он сам долгое время ничего не знал о религии Аллаха (СОИВ!). Просто работал в банке, заколачивал деньги и ни о чём другом не думал. А в один прекрасный день всё вдруг переменилось: он уволился с работы и посвятил себя изучению Корана и исламских наук. Более всего ему нравилось занятие таджвида (т.е. правильное произношение аятов Корана). Затем он изучал Коран под присмотром своего шейха. Спустя некоторое время он сам стал специалистом и получил от своего шейха иджазу (т.е разрешение иметь своих собственных учеников). С тех пор он и преподаёт Коран, как учитель неся полную ответственность перед Богом за своих студентов...
   Занятие таджвидом - крайне сложное дело. Я прочувствовал это на собственной шкуре. Мало выучить суру или аят наизусть. Гораздо больше времени уходит на то, чтобы научиться эти слова правильно произносить. Помню, что, бывало, садишься прямо перед шейхом Ахмадом на диван и произносишь одну-единственную букву сотню раз - а он всё недоволен: "Нет, Абдур-рахман, нет! Неправильно!" Сначала мне было как-то не по себе - издевательство, да и только! Но издевательством тут и не пахнет. До тех пор, пока ученик не сможет правильно произносить все буквы арабского алфавита и их сочетания с другими, он никогда не получит иджазу от своего шейха и, следовательно, никогда не сможет обучать Корану других людей. А ведь обучение человека Корану - одна из самых высокоценимых добродетелей в Исламе, наградой за которую будут Небеса. Вот почему среди арабов столько много хафизов Корана (т.е. людей, знающих Священную Книгу Аллаха (СОИВ!) наизусть).
   Есть и другой авпект - гораздо проще жить по Корану, если знаешь его положения на память. Поступил в соответствии с каким-нибудь аятом - и его слова отложились у тебя в сердце. Поэтому я хочу возразить тем людям, которые обвиняют мусульман в простом заучивании Корана наизусть. Невозможно выучить Коран, если ты не следуешь тому, что в нём написано. Только в том случае, если нормы Книги исполняются на практике, человеку дано выучить его на память. Это - особенная привилегия Аллаха (СОИВ!) - и стремиться к этому должен каждый мусульманин или мусульманка.
   Хвала Аллаху, Господу миров, за то, что под присмотром такого опытного наставника, как шейх Ахмад, я смог выучить много коранических сур, смог почти безошибочно читать по-арабски! Мой учитель часто повторял мне:
   - Абдур-рахман, читай Коран постоянно - в нём всё.
   И он подарил мне очень красивое издание Корана на память. Не проходит ни дня, чтобы я не раскрывал её. В ней - действительно всё; в ней нет ничего, что не было бы Словом Бога. Говоря иначе, в Коране нет ничего, кроме Бога.
  
   Знакомство с Исой
  
   С Исой я познакомился в один из первых дней своего призда в Триполи. Он - владелец небольшой пиццерии в районе Аби-Самра; её как раз можно было видеть с балкона нашего общежития. Однажды Махди пригласил меня сходить туда после лекций - и я с радостью принял его приглашение.
   Иса (или если вам больше нравится - Иисус) оказался очень живым и подвижным человеком моего возраста, может, несколько младше; на голове его красовался чёрный платок, повязанный на пиратский манер. Он тут же усадил нас за свободный столик и убежал в пекарню.
   Пока он отсутствовал, Махди успел мне кое-что о нём рассказать. Парень этот происходил из древней армянской семьи; долгое время был христианином, затем принял Ислам. У него несколько братьев; один из них, старше Исы, работает в этой же пиццерии его помощником.
   Сам Иса известен тем, что студентам, изучающим Шариат, неизменно делает скидки на продукты. Кстати говоря, меня с самого начала поразило имя нашего гостеприимного хозяина - Иисус. Однако, согласно мусульманской традиции, имена последних пророков - Мухаммад, Иса или Муса (Моисей) - в особенном почёте у верующих. Выбор имени в Исламе значит очень многое. Детям желательно давать те имена, которые указаны в Священном Коране, но имена последних пророков остаются в особенной популярности. Поэтому-то так много среди арабов - и неарабов - людей по имени Иса, Мухаммад, Муса, а так же Ибрахим, Адам и т.д. Для меня же было особенно интересно впервые увидеть человека, носящего имя Иисуса.
   Тем временем Иса вновь появился у нашего стола и поставил перед нами две большие пиццы с грибами и кока-колу; присел рядом и стал расспрашивать меня, откуда я и зачем приехал в Ливан. Он хорошо говорил по-английски, поэтому Махди мог спокойно есть свою пиццу, не предоставляя мне своих обычных услуг переводчика.
   Так я познакомился с человеком, с которым встречался каждый Божий день, пока находился в Триполи; день спустя познакомился с его братом и матерью. Щедрость этого человека была поистине неописуемой, а своих друзей он принимал так, что они уже никогда не могли забыть его отношение к ним и возносили Всевышнему дуа* за доброту хозяина небольшой пиццерии...
   Однако, я несколько забежал вперёд, позволю себе вернуться к нашей истории. Мы ели и вели неторопливый разговор. То ли я Исе чем-то приглянулся, то ли была на это ещё какая-то причина - но только после обеда он заявил нам, что денег он брать с нас не станет. Более того, он сказал, что мой приезд в Ливан должен изменить его жизнь в лучшую сторону. Эту фразу он повторял почти всякий раз при нашей встрече, хотя смысл её так и остался для меня непонятным до конца.
   - Иса - человек широкой души - и к тому же мистик, - пошутил однажды Махди по этому поводу.
   Мы простились с Исой и отправились гулять по городу до вечера. После магриба* Махди вернулся к книгам, а я позволил себе ещё раз навестить Ису - дело в том, что у нас дома закончилась минеральная вода. Тот так обрадовался моему появлению, что оставил всех посетителей на одного из своих помощников - и примчался обслуживать меня. Забываю сказать об одной особенности, которая отличала Ису от всех моих ливанских друзей - этот человек ни разу не обращался ко мне по имени, называя меня исключительно "дорогой". Он принёс две большие бутылки с минеральной водой, а вместе с ними - ещё две больших пиццы, на этот раз с говядиной.
   - Но мне не нужна пицца! - запротестовал я.
   - Бери, бери, дорогой, - с этими словами он быстро и аккуратно сунул продукты в полиэтиленовый пакет и вручил его мне. - Меня никому не позволено обижать своими отказом. Ведь всё, что я делаю - делаю во имя Всевышнего Аллаха и мои добрые дела всегда найдут приют возле Его Трона... И не вздумай расплачиваться.
   Виноват ли был его английский в таком построении фразы, но только выражался он всегда очень поэтично. Я в растерянности пожал плечами - подобного великодушия и бескорыстия мне ещё никогда не доводилось встречать. А он, так и сияя своей широкой улыбкой, положил свою руку мне на плечо и открыто добавил:
   - Если тебе будет что-нибудь нужно, дорогой - обязательно приходи к Исе. И если ты будешь голоден - тоже обязательно приходи к Исе. Никогда никаких денег мне от тебя не надо. Ты изучаешь науки, поэтому лишь делай дуа за меня и мою семью. Я очень верю в то, что твой приезд в Триполи радикально изменит мою жизнь к лучшему.
   Махди, слушая мой рассказ через несколько минут после ухода из пиццерии, только улыбался:
   - Вот видишь, как тебя любят и как хорошо к тебе относятся люди с самых первых дней твоего появления в Ливане! - только и сказал он. - А Иса - это действительно воплощение пророка Иисуса (МЕ!), поскольку живёт по его истинным принципам...
   И я имел возможность убедиться в этом. Спустя некоторое время я проходил мимо - именно мимо! - пиццерии, однако Иса заметил меня и замахал руками. Мне пришлось зайти к нему - и передо мной на столе тут же оказались две пиццы. Я улыбнулся, поблагодарил его - и сказал, что двух пицц мне ни за что не съесть. Тогда он кивнул головой в сторону своего помощника и сказал:
   - И не надо! Ты съешь одну - а вторую отдай моему брату. Он съест. Или отдай какому-нибудь другу или знакомому - он съест. И это зачтётся тебе за добродетель. Ведь лучше хоть одна записанная на Небесах добродетель, чем ничего.
   Он прав. Добродетель лучше, чем ничего. Другими словами, пусть не будет ничего, кроме добродетели. И ничего, кроме Бога.
  
   Праматерь всех языков
  
   Думаю, что читатель ещё не успел забыть то интернет-кафе, в которое меня впервые привёл Вадим? Несмотря на то, что на улице есть ещё несколько подобных заведений, я посещал именно это - может, потому, что оно находится как раз напротив нашего общежития? Нет, причины для этого у меня были самые что ни есть профессиональные.
   Когда я появился там в первый раз вместе с Вадимом - да и после того, - то сразу обратил внимание на владельца интернет-салона - крепкого сложения черноволосого мужчину в больших роговых очках, лет пятидесяти, который постоянно что-то писал, если в помещении не было много посетителей и не шумели дети, игравшие в "Half-Life" по сети. Я приходил в это кафе раз за разом без всяких приключений, пока, по воле случая, мне не довелось познакомиться с его хозяином. А случилось это так.
   Однажды я написал письмо сирийским писателям в Дамаск, и кое-что из его содержания мне было необходимо выполнить на арабском языке. К сожалению, ни Махди, ни других знакомых в эту минуту поблизости не оказалось - все они были на лекциях. Время поджимало - и мне ничего не оставалось, как высылать письмо таким, как оно было написано - по-английски.
   Я пришёл в интернет-салон - и тут меня осенило: почему бы мне не попросить помощи у владельца салона? Неужели ему будет трудно перевести для меня всего несколько предложений?
   Он, по своему обыкновению, что-то писал; кроме нас с ним в салоне больше не было ни души, поскольку пришёл я довольно рано. Я обратился к нему с просьбой, на которую он радостно откликнулся: прочитав моё письмо, он присел к компьютеру - и через пару минут необходимая мне часть текста была переведена с английского на арабский.
   После того, как моё письмо было отослано и я собрался уходить, хозяин салона неожиданно обратился ко мне с предложением выпить кофе. Я уже перестал удивляться таким ежедневным проявлениям доброты трипольцев, да и спешить мне, вроде, было некуда - поэтому присел с ним за стол в дальнем углу салона. Он спросил меня:
   - Господин, как я понимаю, писатель?
   - Да, - ответил я, помешивая кофе ложечкой и предполагая, каким будет его следующий вопрос. Но никакого вопроса за этим не последовало - мужчина улыбнулся и протянул мне руку:
   - Тогда давайте знакомиться - я ваш коллега!
   Этого я, признаться, никак не ожидал, хотя и мог бы предполагать по ранее увиденному: ведь этого человека я постоянно заставал за писанием - не мог же он проводить столько времени, заполняя обыкновенные бухгалтерские счета! Мы познакомились с ним - и с того дня я навещал его почти ежедневно.
   Моего коллегу звали Мухаммад Рашид Зок. Он - автор восьми книг, две из которых составляют сборники лирической поэзии. Пишет он по-арабски и по-английски; последним языком он владеет просто в совершенстве. Именно на английском мы и общались с ним всё время.
   Конечно, всегда приятно познакомиться с коллегой, который живёт на твоей улице; однако в мою историю Мухаммад Рашид вошёл не только как поэт, но и как серьёзный исследователь. Шесть остальных его книг далеки от художественной литературы и носят другой характер - это чисто научные работы, в которых автор исследует арабский язык и его историю. Этим он занимается уже более пятнадцати лет - и, соответственно, успел приобрести немалые познания по исследуемому вопросу. Альхамдулиллях - именно такого специалиста по языку мне и нехватало!
   В наших беседах с Мухаммадом Рашидом я то и дело возвращался к его книгам по истории арабского языка; две из его книг, написанные по-английски, я с радостью прочитал ещё в Триполи. Какова же их основная мысль, так сказать, красная нить? Да ни более, ни менее, что арабский язык является праматерью всех остальных языков.
   Согласно его теории, любой современный язык имеет в себе арабскую основу. И доказывает он это весьма наглядным образом - просто берёт любое слово из любого языка и делает его семантический разбор, в результате которого получается совершенно арабское слово. Историю арабского языка он начинает ещё с шумерской цивилизации и доходит до постройки человечеством Вавилонской башни - согласно библейским текстам, до этого момента люди общались на одном языке, т.е. арабском. Мухаммад Рашид использует в своей теории массу древних документов, наряду с которыми исследует Библию, Евангелие и Священный Коран.
   Ключевой момент его теории также являет собой замена (умышленная или по рассеянности древних переписчиков) всего одной буквы в корне "АРАБ" - скрипторы древности изобразили её как букву "М". В результате получился новый корень - "АРАМ". Отсюда и все исторические заблуждения исследователей Библии.
   Я пытался, со своей стороны, поймать исследователя на каком-нибудь проколе в его теории. Поэтому я предложил ему сделать семантический разбор не тех слов, которые ему могли быть известны из изученных ранее языков - я высыпал ему кучу русских и литовских слов. По-русски, кстати говоря, мой коллега превосходно читает; но могу поклясться, что до знакомства со мной он никогда не сталкивался с литовским языком. И что же? На примере множества литовских слов он немедленно доказал мне их арабское происхождение!
   Его теория несколько лет назад была использована на лекциях в Йельском университете, однако вызвала такую бурю протеста, что профессор, дерзнувший использовать её, вынужден был принести автору свои извинения и прекратить курс. Так мне со смехом рассказывал сам Мухаммад Рашид.
   Я не считаю себя знатоком истории лингвистики, поэтому не хочу что-либо утверждать относительно его теории, однако не могу не отметить фонетической уникальности и красоты арабского языка, которая, несомненно, выделяет его из всех других языков планеты. По количеству смысловых значений и идиоматических оборотов арабский тоже не имеет конкурентов.
   Сам специалист, кстати, говорил мне о том, что по смысловым значениям к арабскому языку ближе всего находится русский. Тургенев говорил о величии и могуществе русского языка - а что, интересно, он мог сказать, если бы знал арабский?..
   Книга книг написана на "ясном арабском языке" - и такова была воля и провидение Всевышнего. В Раю на этом языке общаются ангелы и небожители. Каждая произнесённая на этом языке кораническая буква - хасанат*... В арабском языке нет ни одного слога, чтобы он не звучал. То есть, арабский язык не имеет в себе ничего, кроме Красоты. И, поэтому, ничего, кроме Бога.
  
   Площадь Звезды
  
   Неподалёку от района Аби-Самра в Триполи есть некое местечко, называемое Площадью Звезды. Я обнаружил его в самые первые дни своего пребывания в Ливане, во время своих одиноких поздних прогулок. Пять узких улочек расходятся от центра площади, словно образуя собой расходящиеся лучи пятиконечной звезды. Отсюда, по-видимому, и название этого места.
   Я купил себе кофе на углу одной из улиц и отошёл с чашкой в сторону от проезжей дороги, чтобы каким-нибудь чудом не угодить под колёса носящимся мимо такси. Несмотря на позднее время - было около одиннадцати вечера - площадь жила наиполнейшей дневной жизнью: повсюду люди, такси, громкие окрики, смех. Впоследствии я узнал, что тихо здесь бывает лишь с двух ночи до шести утра.
   Конечно, когда я покупал кофе, то сразу привлёк к себе внимание продавца (человека среднего возраста, который постоянно улыбался, беседуя с покупателями) своим корявым арабским. Он улыбался, что-то говоря мне, на что я только тряс головой в ответ. Тогда он окликнул группу неподалёку стоявших около своих автомобилей таксистов; как я догадался, он спросил у них, не говорит ли кто-либо из них по-английски или по-французски. Спустя мгновение от группы отделился молодой таксист и уверенно подошёл ко мне, протягивая руку:
   - Саламу алейкум, шейх!
   Я ответил на приветствие - и так началось моё знакомство с таксистом Мухамадом Айманом Дибом, которое в скором времени переросло в настоящую дружбу.
   Мы купили ещё по чашке кофе и Айман предложил сесть к нему в машину. Он довольно хорошо объяснялся по-французски, поэтому мы могли говорить с ним о чём угодно.
   В процессе нашего первого общения оказалось, что моему другу ни более ни менее моего - тридцать один год. И женат он уже два года - также, как и я. Это окончательно сблизило нас - мы заговорили о Литве и Ливане, сравнивая наши страны в экономическом и социальном отношении. К моему сожалению, в самом разгаре обмена информацией в машину сел клиент и я подумал, что мне пора уходить. Айман же, улыбаясь до ушей, только сказал мне, поворачивая ключ в зажигании:
   - Никуда выходить не надо! Просто прокатимся вместе - а потом я снова привезу тебя на площадь... Пожалуйста, шейх!
   Уже зная по опыту, что отказом здесь можно обидеть человека, я остался в салоне - и Айман возил меня с собой до двух ночи по ночному Триполи. Останавливающие машину клиенты, слыша наш разговор по-французски, интересовались у шофёра, кто я такой и откуда; Айман объяснял им - и все они искренне пожимали мне руку, говоря на прощание: "Добро пожаловать в Ливан!" Про Аймана могу сказать больше: этот милый человек бесплатно отвозил меня домой на протяжении всего моего пребывания в Триполи, покупал кофе за свои деньги - и неподдельно злился, когда я предлагал ему хоть раз угоститься за мой счёт.
   В скором времени через Аймана мне довелось перезнакомиться со всеми остальными таксистами Площади Звезды. Говорили они только по-арабски, однако к тому времени это уже не представляло для меня такой грандиозной проблемы, как раньше; к тому же Айман в любой момент (если был рядом) мог передать мне смысл сказанного ими по-французски. Компания таксистов на площади была такой замечательной, что мне хотелось бы остановиться на своих воспоминаниях несколько больше.
   Начать хотелось бы с нашего общего хозяина - продавца кофе Абу эль Абеда, который неизменно участвовал во всех наших диалогах, спорах и шутках.
   - Ну что, шейх Абдур-рахман, выпьем кофе? - спрашивал меня Айман и тут же, опустив стекло своей дверцы, весело вопил: "Абу эль Абед!" В ту же секунду этот добрейший человек наливал нам кофе и приносил две чашки прямо в машину.
   Не могу не вспомнить смешную историю, которая случилась благодаря моему незнанию языка: желая впервые поблагодарить Абу эль Абеда за вкусный кофе, я хотел сказать ему по-арабски, что он - настоящий хозяин всего трипольского кофе. Только получилось у меня совсем не то, что я хотел - я перепутал слово "хозяин" со словом "повелитель". Таксисты, стоявшие рядом с нами, громко расхохотались; да и сам Абу эль Абед стал смеяться, хотя поначалу выглядел несколько растерянным. С тех пор все так и стали называть его "Абу эль Абед - повелитель кофе" и это прозвище, похоже, прилипло к нему навсегда.
   Шофёр Ахмад - тоже, кстати, моего возраста - многое рассказал мне о суфизме, поскольку сам являлся приверженцем то ли тариката* Рифаия, то ли Кадырия - теперь уже не помню точно. Я сидел у него в машине, покуда Айман работал, а он рассказывал мне о суфийских практиках; однажды даже пообещал свозить меня на зикр и познакомить с шейхом, который говорит по-английски...
   Очень добрые воспоминания остались у меня от знакомства с таксистами Абу-Билялем и его сыном Билялем. Первому из них - около сорока пяти, второму - около двадцати. Абу-Биляль возил меня в порт Эль-Мина, показывал достопримечательности города - излишне говорить, что всё это было бесплатно. Его сын отличался особенной энергией и задором среди всех таксистов с Площади Звезды; а голос у него был совершенно потрясающим - своими воплями он без труда перекрывал шум носящихся по площади автомобилей. На мой взгляд, особенных усилий к этому упражнению он даже и не прилагал...
   Тут было ещё несколько человек, которые также стали моими друзьями и на долгое время неизменными гидами по ночному Триполи: степенный и учтивый Мухамад; пятидесятилетний таксист Мураби (человек, никогда не расстающийся с сигаретой) - хоть убейте, никак не могу вспомнить его имени, поэтому придёться ограничиться его фамилией. Стоило мне появиться под вечер на площади, как они начинали спорить между собой, в чью же машину мне садиться сегодня. Всегда принимали меня очень тепло, дружески, с постоянными арабскими улыбками и объятиями.
   - На нашей площади тебя все очень любят, шейх Абдур-рахман, - частенько говаривал мне Айман. - Мы все очень привыкли к тебе - и нам будет очень тебя не хватать, когда ты вернёшься в свою Литву...
   О чём же я говорил с таксистами всё это время? Как и все верующие люди, они говорили о Боге. Мы обсуждали хадисы, Коран, делились своим пониманием Книги и предания. Может показаться странным - ну, таксисты, ну, совсем простые люди - а так глубоко интересуются такими вопросами.
   В машине Аймана, да и у других таксистов неизменно имелась Книга книг. Мы неоднократно устраивали чтения, пока не было клиентов - и такие мероприятия случались у нас неоднократно. Так что, приходя на Площадь Звезды и проводя время в беседах с простыми тружениками, я не находил ничего, кроме Бога.
  
   Суфийский зикр*
  
   Немало людей начинают интересоваться Исламом после своего ознакомления с принципами суфизма. Так было с многими моими друзьями и, не стану скрывать, также случилось и со мной. Ислам - единственная из всех религий, содержащая в себе огромный духовный потенциал благодаря действиям многих практик, которые давным-давно утеряны другими конфессиями. Суфизм - это сердце Ислама, как говорили многие и давно жившие мусульманские учёные, и современные. Цель суфизма - очищение человеческого "эго" от вредных качеств, например, от лицемерия, лжи и т.д. Практикующий суфий ведёт постоянную борьбу с самим собой под наблюдением своего шейха, который уже преуспел в этом духовном сражении и может показать путь другим.
   В Триполи по четвергам происходит зикр тариката Рэфаия - и в один из таких четвергов Махди отвёл меня в маленькую мечеть где-то в районе Эль-Мина. Время было уже после иша*, на улице темно. Перед самой дверью он коротко посоветовал мне следовать его инструкциям.
   - Значит так, - сказал Махди, снимая обувь, - заходишь сразу за мной. В помещении будет темно, но ты не бойся: я возьму тебя за руку и проведу туда, где будет свободное место. Не говори ни слова. Просто доверься.
   Что и говорить - инструкция крайне необычная и весьма интригующая; однако я решил играть в эту игру по-суфийским правилам. В помещении было настолько темно, что я даже не мог разглядеть собственной руки, которую Махди тут же взял в свою. Я чувствовал, что зал полон народу, но не слышал ни звука. Полная тишина. Несколько раз слегка задев кого-то из сидящих, мы с Махди нашли себе место около стены и сели. Зикр тариката Рэфаия начался...
   Тяжело описать словами ту гамму мыслей - и тем более ощущений - человека, который впервые присутствует на суфийском поминании Аллаха (СОИВ!). Члены братства Рэфаия делают это очень громко, откуда, видимо, и проиходит их название - "завывающие дервиши". Накшбандия, например, используют тихий зикр. У каждого братства собственная методика, однако любая из них одинаково действенна для идущего по суфийскому пути.
   Мелькнула смешная мысль, слышанная ещё давным-давно, что суфии - это еретики, которые под прикрытием своих практик умышленно не исполняют предписаний Шариата, пьют вино (при этом, например, особенно часто вспоминают великого Омара Хайяма и его "Рубайят") и т.д. и т.п. Только вот как могут они быть еретиками, если суфизм - это сердце Ислама?! Как быть с тем, что большинство мусульманских учёных прошлого и настоящего - суфии?! Другое дело - это попытка очернить суфизм, бросить на него тень, как это делает антиисламская пропаганда по всему миру; представить суфизм в ложном свете... и в конечном итоге "приспособить" его к европейскому менталитету и образу жизни. Так поступают лжесуфии, например, Ниматуллахия, которые ухитряются исповедовать "суфизм" вне Ислама. Словом, кто-то по незнанию, а кто-то и намеренно старается придать суфиям вид этаких "еретиков" и "бунтовщиков", спорящих с "ортодоксальным" Исламом. Истина же совершенно в другом - Ислам и суфизм никогда не будут отделимы друг от друга...
   Бой бубна и касыды во славу пророка Мухамада (МЕИБ!), исполняемые собранием в полный голос, подействовали на меня сильнейшим образом - у меня навернулись слёзы на глаза и я непроизвольно начал подпевать поминающим. И вот сила звуков бубна участилась и увеличилась: суфии начали поминать Самого Всевышнего - "Аллахе-Аллахе-Аллахе-Алла!" Люди поднялись со своих мест и стали пританцовывать на месте с глубокими поклонами в такт пению. Ритм просто завораживал собой; он не оставлял ни малейшего шанса усидеть на месте. И поэтому я не отставал от братьев Рэфаия: "Аллахе-Аллахе-Аллахе-Алла!" - на каждый второй слог Имени Всевышнего приходился глубокий поклон.
   После громкого поминания мы сели на свои места - и шейх тариката произнёс проповедь о борьбе с собственными страстями, используя аллегорическое толкование коранической истории о Пророке Моисее (МЕ!), пришедшему к фараону. Я почти не слушал шейха (кстати, оказалось, что он сидел справа от меня!) - речь его слилась для меня в какую-то чудесную музыку... и как мне было жаль, когда эта музыка закончилась...
   Когда зикр закончился, то мне довелось увидеть суфийское собрание уже при включенном свете: в зале находилось более тридцати человек - и дети, и юноши, и пожилые люди. Все они поодиночке подходили к шейху за благословением. Подошли и мы с Махди. Не совру, если скажу, что память об этом благословении ношу в себе до сих пор.
   После этого мы неоднократно приходили на зикр братства Рэфаия, славя Бога и размышляя о негативных качествах своего "эго". Кстати, согласно Исламу, размышление о своих неблагих поступках с целью нахождения пути избавиться от них - это вид богослужения. Вспоминается по этому поводу один из хадисов, в котором Пророк (МЕИБ!) сказал своим сподвижникам: "Мы вернулись из малого джихада в большой джихад", подразумевая под "малым джихадом" ведение вооружённых действий, а под "большим" - борьбу со своим собственным "эго". Действительно, практики суфийского пути дают человеку такую возможность. И если сделать богослужением не только ежедневную пятикратную молитву, но каждую минуту своей жизни - то следующий по суфийскому пути до конца обретает всё: землю, Небеса и самого себя в той чистоте, в которой он был создан. И первым помощником человека в его начинаниях будет зикр - поминание Всевышнего. Поскольку ничего более реально существующего нет. Ничего, кроме Бога.
  
   Смерть Рафика аль-Харири
  
   За время моего пребывания в Ливане в мире произошло множество событий, претендующих на звание события года: в Риме умер Иоанн Павел II, в России вовсю шёл процесс по делу "Юкоса" и т.д. Событием года в Ливане, конечно же, может именоваться неожиданное и дерзкое убийство экс-премьер-министра Рафика аль-Харири, которое случилось на четвёртый день моего приезда в эту страну.
   Ни в коем случае не берусь оценивать политическую роль этого человека; не буду также ничего говорить о его заслугах перед государством или мировым сообществом - за меня это сделают (да и уже сделали) другие, более просвещённые по данному вопросу. Ограничусь лишь тем, что человеком он был, как говорили, очень хорошим и всегда вызывал симпатию большинства ливанцев.
   Рафик аль-Харири, входивший в десятку богатейших людей, особенно славился своей благотворительностью. Кому на руку было его убивать, до сих пор остаётся тайной. Кто-то обвинял в этом радикально настроенных сирийцев, кто-то - Америку; приходилось даже слышать, что убийство организовали российские спецслужбы. Однако, за неимением более пространной информации, я ничего конкретно не утверждаю, а всё слышанное передаю именно в той форме, в какой до меня это дошло - как слухи. Не будучи политиком ни в малейшей степени, не зная обстановки в стране, я не собираюсь заниматься критическим анализом этого события.
   Но и молчать о происшедшем тоже нельзя: ведь случившееся стало событием мирового масштаба. Об этом свидетельствовали тысячи и тысячи изображений убитого на стенах домов, на автобусах и автомобилях; тысячи теле- и радиостанций вещали по всему миру о свершившемся в Бейруте преступлении. Не было таких (и в числе моих друзей тоже), кто не обсуждал бы случившееся. Сотни митингов, собраний и демонстраций прошли в ливанских городах только за месяц, что говорит о большой популярности экс-премьера среди народа.
   Помню день, когда мы с Махди и Бассемом ездили в Бейрут, - а случилось это неделю спустя после убийства аль-Харири, - в одно из крупных ливанских издательств. И, конечно, перед тем как начать свои дела, мы посетили место его упокоения.
   Над огромной площадью был натянут тент. Масса народу: ливанцы, приезжие, корреспонденты, вооружённая "калашниками" и "М-16" охрана. Огороженное металлическим забором место, метров тридцать на тридцать - там, где стоял гроб с телом покойного, - было в буквальном смысле слова усыпано цветами; а люди всё несли и несли сюда новые...
   Мне удалось сделать несколько фотографий на память с близкого расстояния, за что очень благодарю охрану. Забегая вперёд на пару месяцев скажу, что впоследствии мне довелось посетить само место смерти уважаемого экс-министра. Оно до сих пор было огорожено металлическим забором, по всему периметру которого прогуливались вооружённые охранники. Разрешение фотографировать можно было получить с большим трудом, однако для меня было сделано исключение.
   Одно дело - видеть уничтоженное взрывом многоэтажное здание, трёхметровую яму и десяток покорёженных автомобилей по телевизору, и совсем другое - своими глазами с близкого расстояния. Не знаю, правда ли, что в заминированном автомобиле находилась тысяча килограммов тротила, но то, что огромное здание превратилось в руины - это я видел сам. Не менее страшным свидетелем была и оставшаяся от взрыва яма; вернее было бы назвать её не ямой, а самым настоящим котлованом. Пострадали также и соседние дома - вся улица носила на себе следы чудовищного по своей мощности взрыва. Огороженный забором и усиленно охраняемый участок занимал около 250-300 метров улицы.
   Я немного поговорил с охранниками периметра - в основном это были ребята моего возраста или немного старше. Я предъявил документы и представился; сказал, что живу в одной из бейрутских гостиниц где-то в километре от этого места... Один из охранников - по имени Шарвиль - сказал мне на это:
   - Ты можешь только радоваться, что не ближе - и не в день смерти премьера аль Харири.
   И хоть он прознёс эти слова очень дружески, сопроводив их доброй и открытой ливанской улыбкой, у меня под рубашкой заползали мурашки. Сколько же людей оказалось случайно на месте преступления - именно в тот день?..
   Возвращаясь назад, к своей поездке в Бейрут с Махди и Бассемом, вспоминаю, что спросил у них: - Кем был Рафик аль-Харири по своему вероисповеданию?
   - Мусульманином-суннитом, конечно, если тебе это неизвестно, - ответил Махди. - Видишь эту мечеть? Харири построил её бейрутцам за собственные деньги.
   Эта огромная мечеть - с четырьмя высокими минаретами по углам и несколькими куполами - находилась на усыпанной цветами площади. Её окружала блочная стена, обклеенная портретами аль-Харири и белыми бумажными листами. Я спросил у Махди, зачем это. Он ответил:
   - На этой стене люди пишут всё, что они думают о Харири, его жизни и деятельности. Если хочешь, давай подойдём поближе.
   И мы подошли. Тогда я увидел, что вблизи белые листы вовсе не были белыми: вся стена была исписана синими, красными, чёрными чернилами; авторучками, фломастерами, карандашами... Это были надписи скорби, отчаяния и сожаления в связи с трагической кончиной уважаемого ливанцами политика и бизнесмена. Пройдя вдоль стены около полусотни метров я насчитал девятнадцать языков, на которых эти надписи были выполнены: арабский, английский, немецкий, французский, шведский, польский, русский... Многие из них выражали также соболезнования семье погибшего и носили очень тёплый характер по отношению к личности и памяти погибшего. Казалось, что с душой экс-министра - население всей планеты.
   Махди тогда сказал мне:
   - Напиши и ты что-нибудь по-литовски!
   Верно - по-литовски я не видел ни одной надписи. На мгновение я задумался, доставая из кармана авторучку. А затем размашисто вписал на свободном месте, посреди других надписей: "Да прибудет с тобою Бог, если деяния твоей жизни были праведны. Покойному Рафику аль-Харири от литовских мусульман."
   И ещё раз, искренне: да прибудет с тобою Бог. И ничего, кроме Бога.
  
   Сгарта
  
   Со Сгартой - городом, находящимся неподалёку от Триполи, - у меня связаны одни из самых неприятных воспоминаний. Дело в том, что попадая в этот город, путешественник словно во мгновение ока переносится из мусульманского мира в Европу - тут достаточно и алкогольных магазинов, и дискотек, и мордобитий... Сразу хочу упомянуть, что Сгарта - христианский город. Волей судьбы мне довелось проезжать через него несколько раз - и его резкий контраст с Триполи навсегда утвердил во мне крайнее отвращение к соседствующему с мусульманским миром столь грубым порождением западной цивилизации с её пороками и заблуждениями.
   Однажды Бассем, Махди и я решили навестить своих друзей в одной из горных деревень, километрах в пятидесяти от Триполи. Бассем заехал за нами с утра на автомобиле - и мы отправились в путь... А путь наш лежал как раз через Сгарту, как указывал на это один из придорожных знаков.
   Рядом с этим знаком демонстративно стояла статуя святого Шарбеля, особенно почитаемого местными христианами. Мне было настолько удивительно видеть рукотворное изображение в Ливане, что я немедленно обратил на это внимание Махди - мол, что тут делает статуя, да ещё христианского святого? И тогда Махди рассказал мне историю Сгарты.
   - Во-первых, мне следовало бы рассказать тебе раньше о том, - начал он, - что Сгарта является чисто христианским городом - в нём нет ни одной мусульманской семьи. Жители Сгарты дышат смертельной ненавистью к мусульманам - и поэтому последние из них, которые некогда здесь проживали, давно перебрались в Триполи... Тридцать лет назад эта ненависть христианских фанатиков к мусульманам, усердно подогреваемая священниками, достигла своего апогея - и тогда жители Сгарты, объединившись в отряды и взяв в руки оружие, напали на Триполи, убивая на своём пути всё живое. Мусульмане, конечно, в долгу не остались - и объявили джихад. Твой преподаватель Корана, шейх Ахмад, кстати, в этом джихаде участвовал...
   Уже прошло столько времени, а жители Сгарты так и не могут забыть своего поражения и ненависти к исповедующим религию Аллаха (СОИВ!). Уклад города так и остался христианским - когда мы попадём в его центр, ты убедишься в том, что попал не более ни менее в центр Европы. Тут есть всё, что свойственно "европейской цивилизации" - игровые автоматы, дискотеки, казино, алкоголь на каждом углу, и даже (голос Махди задрожал на ноте стыдливого шёпота) проституция и гомосексуализм... Мусульманам, которые берегут свои души, в Сгарте лучше не показываться.
   Таким был рассказа моего друга. Бассем тоже кое-что добавил к его повествованию:
   - Шейх Абдур-рахман, мы сейчас остановимся на бензоколонке - и упаси тебя Аллах выйти из машины! За прогулку по городу в твоей одежде можно получить по шее...
   Мы въехали в самый центр Сгарты и остановились около бензоколонки. Помня о предупреждении Бассема, мы с Махди остались в автомобиле - и все свои наблюдения за городом и его жителями я вёл только через лобовое стекло.
   Действительно, сколько я не видел мужчин Сгарты - ни у одного из них я не заметил даже намёка на бороду. Стиль одежды - чисто американский: джинсы, цветастые рубашки, модные причёски, цепочки на штанах и шеях, и т.д. На нас, сидящих в автомобиле, эти люди кидали самые кровожадные взгляды и, как можно было легко догадаться по их жестам, обсуждали наши бороды.
   Женщины города ничем не отставали от мужчин в своём подражании западным манерам - они носили короткие мини-юбки, штаны и майки; руки их были обязательно оголены до плеч, а о хиджабе им, похоже, вообще не было известно.
   Над Сгартой царила мёртвая тишина. Здесь не было весёлого трипольского шума и смеха. Люди молча бродили по площади - в одиночку или группами - да по проспекту, ну, может лениво перекидываясь отдельными словами. И я установил (не боюсь этого слова, поскольку мои наблюдения за обитателями Сгарты повторялись с тех пор неоднократно), что местные совершенно не улыбаются. В это трудно поверить, но клянусь - за добрый десяток поездок через Сгарту я никогда не видел улыбающегося человека, даже среди детей. Однажды лишь некая молодая женщина растянула рот до ушей; однако вышла она из магазина алкогольных напитков и личико у неё было чересчур красное, а глазки - блуждающими, что давало возможность предельно точно установить причину её веселья.
   Тишина и скука, смертельная скука зависла над городом. А многочисленные статуи святого Шарбеля, девы Марии и Христа ещё больше усиляли эту скуку со своих постаментов на каждом перекрёстке. Иногда не менее уныло разносился над городом звон церковных колоколов... Именно эта скука, этот нигилизм и разочарование в жизни много лет назад и толкнули христиан воевать с мусульманами. Людей убивали только за то, что они - мусульмане.
   Конечно, в Литве - да и в любой христианской стране - не заметно того, насколько унылые люди там проживают. Это возможно заметить лишь при близком сравнении, как я воочию убедился на примере образа жизни христиан Сгарты и трипольских мусульман. После этого я сделал определённый вывод, что на Востоке всегда можно отличить христианина от мусульманина лишь по одной простой вещи. Не по отсутствию бороды или чёток в руках; даже не по одежде - по отсутствию улыбки на лице. Сколько я знал ливанских христиан - но никогда не видел их улыбающимися. В это трудно поверить, но это так. Христиане уже давно потеряли вкус к жизни, им просто нечем заполнить её - и они начинают скучать. А последствия такой скуки, как показывает опыт прошлого, могут быть самыми ужасными.
   Ислам концентрирует внимание человека на этой жизни с той целью, чтобы её плоды перенести в жизнь будущую. Ислам не ставит перед человеком невыполнимых задач, как это делает христианство - и мне, как бывшему монаху со стажем это известно лучше, чем кому бы то ни было. Христианство ставит перед человеком неминуемую задачу его жизни - он должен (!) быть святым. Не велик ли запрос? Ведь человек - это всего лишь человек, а вовсе не ангел. После многократных попыток (которые вряд ли увенчались хоть малейшим успехом) он рано или поздно отчаивается в своём аскетизме, причём со стороны Бога он почему-то не чувствует никакой поддержки. Вслед за тем, как правило, следует его падение во все тяжкие, в пессимизм и нигилизм - ведь такой радикализм тоже естественно основан на человеческой природе. Главным мотивом этого выступает отчаяние и скука, с которой, кстати, христианство по большому счёту и не пытается бороться.
   Буду объективным и беспристрастным в оценке христианства: многие ранние отцы церкви очень резко выступали против скуки и отчаяния - им было прекрасно известно, к каким последствиям приводят человека скука и нигилизм.
   А что же известно теперь современным христианам о трудах и высказываниях этих церковных отцов? Не сомневаюсь, что если бы христиане Литвы знали о том, что скука - это деяние джиннов (или демонов, если больше нравится) и с ней надо бороться, то, несомненно, Литва не занимала бы первое место в мире по самоубийствам. А ведь Литва - по словам папы Иоанна Павла II - современная твердыня христианства.
   Ислам резко и однозначно осуждает скуку в любом её проявлении. Более того - в Исламе нет места для скуки. Невозможно увидеть отчаявшегося и постоянно грустного мусульманина. Почему? Да потому, что он - верующий. Потому, что его вера - не формальность, как у христиан; верой и Шариатом пропитано всё его существование. Откуда же взяться пессимизму? И ничего, кроме веры, не сможет помочь человеку сопротивляться неверию и скуке. Повторюсь: ничего, кроме веры. И ничего, кроме Бога.
  
   Нашиды фарик-уль Уа'д
  
   С Мухаммадом - одним из лидирующих вокалистов Фарик-уль Уад (т.е. группа "Завет") - меня познакомил Махди. Мухаммад очень обрадовался моему появлению в Триполи - и немедленно пригласил меня на концерт группы, который должен был состояться через несколько дней. И до концерта , и после него мы встречались с ним чуть ли не каждый день.
   Кто такие нашиды? Это вокальные (часто вокально-инструментальные) коллективы, получившие сильное распостранение в арабских странах. Количество участников варьируется в зависимости от потребностей коллектива.
   Всего существуют 4 вида нашидов:
   1) Духовный аспект - тексты повествуют о духовных состояниях верующего.
   2) Прославления Пророка Мухаммада (МЕИБ!).
   3) Песни о джихаде.
   4) Свадебные касыды.
   Уа'д работают в основном в третьем жанре, исповедуя идею сопротивления мусульман врагам, хотя и есть у них свадебные касыды.
   Мне доводилось слышать записи Уа'д ещё до поездки в Ливан; однако, как говориться, лучше один раз увидеть живьём, чем сто раз... прослушать запись.
   Таким образом, мне удалось побывать на двух концертах группы - в конце февраля и в середине апреля - в Триполи. Первый концерт состоялся в большом зале спорткомплекса при мечети аль-Иман, который, тем не менее, не смог вместить всех желающих. Второй концерт состоялся на площади Шахидов под открытым небом - по моим скромным подсчётам, послушать ливанских поэтов собралось не менее 6-7 тысяч человек, в основном молодёжь.
   Отличие этой группы от других коллективов в том, что они смотрят в корень проблемы - в своих песнях отображают особенную проблему исламской уммы*, т.е. Палестину. Другое отличие - сами пишут тексты, музыку, занимаются оранжировкой, и т. д. Пятеро участников Уа'д являются в некоторых песнях лидирующими вокалами. Группа никогда не берёт денег за свои выступления. Состав группы - 16 человек, из которых 9 палестинцев и 7 - ливанцы. Лидер Уа'д - палестинец Уалид, автор текстов, музыки, один из основных вокалов группы.
   Немного истории. В 1990 г. это была всего лишь школьная группа без постоянного названия, вернее - студенческий коллективов. С 1992 г. - появляется название Уа'д. Коллектив образовался на севере Ливана, в городе Триполи. Первые основатели группы - 4 человека, все бывшие одноклассники. В 2003 г. Уа'д уже были признаны лучшей группой нашидов в арабском мире.
   Шариат, в принципе, запрещает музыку, но слушание нашидов, напротив, поощряется учёными. Музыка джихада пробуждает человека, если он запутался в сомнениях или отошёл от Ислама...
   Только мне стоило появиться среди представителей прессы, как среди журналистов немедленно (неизвестно, каким образом?) разнеслась весть о присутствии на концерте писателя из Европы. Ко мне тут же подскочил молодой парень с камерой и связкой микрофонов - корреспондент "Аль-Джазиры".
   - Привет, коллега! - улыбаясь, произнёс он, протягивая руку. - Меня зовут Хамза, я - палестинец. Скажи несколько слов в камеру о том, что ты видишь...
   После него ко мне подходили и другие журналисты - из Триполи, Бейрута, - интересовались, как мне нравится в Ливане, как я нахожу арабский образ жизни...
   Довелось мне поговорить и с самими ребятами из Уа'д, что, кстати, довольно редко позволяется журналистам - в лучшем случае им удаётся добраться до менеджера группы, чтобы спросить его о планах на будущее. Поэт и певец Уалид - лидер группы - лично встретился со мной за сценой, где мы провели вместе с группой весь антракт.
   Естественно, напрашивается вопрос - какие цели ставит перед собой группа Уа'д? Что они хотят достичь своим творчеством?
   Одна из целей - воспитание молодёжи в исламском духе. Однако, на свадьбе, например, они исполняют только свадебные касыды о прославлении исламского брака, без какой-либо примеси джихада.
   Последний альбом "Атъяф-уль истишхад", принёсший группе заслуженную славу и известность, расходится моментально; могу заметить, что в Европе так не расходятся альбомы звёзд популярной эстрады. Исскусство в арабском мире действительно почитается и уважается, особенно что касается литературы и музыки. Некоторые выдержки из их текстов нам удалось перевести, к сожалению, без рифмы, которой поэты Уа'д очень строго придерживаются.
  
   "Земля Иерусалимская":
  
   О, мусульманин! Восстань и вслушайся
   В зовущий тебя крик ребёнка.
   Он испытывает боль,
   Находясь за колючей проволокой.
  
   Восстань, о мусульманин,
   И освободи его от подлецов.
  
   Восстань - и слава о тебе
   Никогда не прейдёт.
  
   "Наш Ислам":
  
   Наш Ислам - слава наша и знамя наше;
   Коран - Книга наша и конституция;
   Мухаммад - Пророк наш и руководитель.
   Только если мы будем едины -
   Господь поможет нам.
  
   "Ат'яф-уль истишхад":
  
   Несправедливость повсюду,
   Равнодушие распостранилось повсеместно.
   Кипит в крови нашей вулкан -
   Скажите "нет" сыновьям надзирателей!
  
   Нет, о американцы!
  
   Настоящим хитом среди слушателей группы всех возрастов стала песня про шахидов "Хамас", среди которых были и женщины.
   Главный адресат Уа'д - молодёжь. Другими словами, нашиды ведут самую настоящую воспитальную работу, побуждают юношей и девушек обращаться напрямую к Корану и Сунне. В Ливане группе Уа'д отведена огромная роль по педагогическому вопросу. Радиус этого их действия в настоящий момент также увеличивается и в других странах. Есть предложения выступить с концертной программой в Катаре, в Йемене...
   - А если в Европе? - спросил я Хамзи - менеджера группы.
   - Без проблем, - коротко ответил он, улыбаясь, - мы хотели бы выступить везде.
   Его улыбка уже в который раз подтвердила мне радушие арабов, как и записаный в их сердцах закон: нет ничего, кроме Бога.
  
   Уход сирийской армии из Ливана
  
   Мне очень повезло как наблюдателю и путешественнику, что я попал в Ливан именно в эти зимние-весенние месяцы 2005 года. В это время свершилось знаменательное историческое событие: расформирование и уход оккупационной сирийской армии с территории Ливана.
   В Ливане сирийские Вооружённые Силы находились почти тридцать лет. Поэтому ливанский народ очень шумно праздновал их уход: люди собирались на митинги и демонстрации, праздновали независимость своей страны в каждом городе и селении. Огромное количество народа стекалось на машинах и автобусах в Бейрут, где прошёл главный митинг в честь этого события под названием "Независимость Ливана - 2005".
   На демонстрации независимости в Триполи довелось побывать и мне самому. Десятки ораторов из разных политических партий и религиозных групп сходились в одном: эра сирийской оккупации Ливана закончилась и начало процветанию страны уже положено.
   Не могу аналитически оценить, так это или не так, поскольку я не очень хорошо знаком с политической и экономической жизнью Ливана. Не могу ничего сказать и против Сирии как против государства, поскольку саму эту страну так и раздирают противоположные мнения касательно их соседей. Однако для представителей сирийской армии в Ливане у меня найдётся словечко - и не могу сказать, что оно будет особенно тёплым.
   Как и все оккупанты, сирийские солдаты вели себя в Ливане с повышенной осторожностью и подозрительностью ко всем и вся. Когда мы с Махди, Бассемом и Мухаммадом Амином ехали из бейрутского аэропорта в Триполи, вооружённые кордоны сирийской армии тормозили нашу машину на каждом посту. Нахально посветят фонариками в наши лица, отпустят несколько глумливых слов по поводу наших бород, заглянут в салон - и дают знак: "Проезжайте!"
   - Бедные эти сирийцы! - не раз говаривал мне Махди, когда мы, уже в Триполи, проходили мимо их постов. - Их начальство запрещает солдатам-мусульманам носить бороды. А самое страшное - даже запрещает исполнение обязательной пятикратной молитвы.
   Это была ужасная правда - и подтверждение его словам я видел собственными глазами. Возле нашего общежития находились два сирийских поста - с северной и с западной стороны. Я однажды проходил мимо одного из них в тот момент, когда с минаретов множества мечетей над Триполи раздался азан. Я увидел одного из солдат - молоденького, намного младше меня, - который тут же вскочил с места и снял с плеча "калашник". Наверно, он собирался пойти внутрь поста на молитву - хоть мечеть и рядом, но покинуть пост во время службы, разумеется, нельзя. На его движение из здания немедленно выбежал офицер - и давай орать на своего подчинённого, не обращая внимания даже на прохожих. Парень схватил свой "калашник" наперевес и замер по стойке "смирно" перед начальником, а тот всё продолжал вопить... Отчитав солдата, офицер скрылся в здании, бросив мимоходом злобный взгляд и на меня. Парень так и остался стоять на улице, как побитая собака.
   Махди не удивился рассказанному мной происшествию.
   - Это ещё ничего, - сказал он, когда я закончил своё повествование, - мне доводилось видеть вещи и почище этого. Например, когда приходит время молитвы, то начальство постов распоряжается запускать на всю катушку поп-музыку, чтобы солдаты-мусульмане не то чтобы не могли молиться, а чтобы даже сама их мысль об этом стала нереальной. И начальники постов начинают издеваться над солдатами - вместо совершения молитвы они заставляют своих подчинённых танцевать под музыку, пока отведённое для молитвы время не проходит... Такие-то дела, братишка!
   Ни одним сказанным словом я не хочу обидеть или невольно нанести оскорбление сирийцам вообще - у меня самого много друзей из этого народа и все они прекрасные люди. Однако, когда дело касается сирийской оккупационной армии - молчать не буду. Их заносчивость оккупантов сочетается с их оккупантской трусостью - и о каждом из этих качеств мне хотелось бы рассказать читателю подробнее.
   Вместе с одним из моих друзей мы хотели уточнить один из адресов в центре Триполи. К несчастью, было уже после одиннадцати вечера; за добрые двадцать минут мы не встретили на улице ни одной живой души. Тогда я предложил Рашиду справиться о нужном адресе у служащих ближайшего поста.
   Мы поздоровались с солдатом мусульманским приветствием, на что он ничего нам не ответил - лишь смерил нас презрительным взглядом. На дальнейшие наши вопросы этот тупица вообще не обращал внимания - он даже демонстративно смотрел в другую сторону, когда мы просили его о помощи. Так и пришлось нам уйти с этого поста ни с чем.
   Позже я спросил у Рашида, желая прояснить ситуацию - может, солдату запрещено разговаривать стоя на посту? Нет, им это не запрещено. Тогда следующий вопрос напрашивался сам по себе: так какие же свиньи оккупировали Ливан - свиньи в квадрате или свиньи в кубе?
   Второй случай будет похлеще первого. Как всякие оккупанты, сирийская армия в Ливане подозревала в терроризме каждого встречного. Если человек в длинной одежде приближался к посту достаточно близко, на него тутже направлялись дула по меньшей мере четырёх "калашников". Одному Богу ведомо, сколько ещё "калашников" направлялись на него сквозь бойницы в здании поста. Так вот, мы с Махди возвращались из университета; в руках у нас было по сумке с книгами и тетрадями. Мы поравнялись с постом - и солдаты уже забеспокоились. Их было двое; они не спускали с нас глаз, как только мы появились на перекрёстке. Если мы оба длинных одеждах, оба бородатые, у обоих в руках какие-то непонятные мешки - значит, надо ждать всего самого неприятного.
   Не буду скрывать - в случившемся через секунду конфликте отчасти повинен я сам. Когда мы поравнялись с солдатами, я никак не мог достать чётки из кармана; и когда мне это удалось, то действие моё получилось довольно резким и для солдат неожиданным. Я не успел даже опомниться, как на меня почти в упор смотрели дула двух "калашников"; несмотря на оцепенение от неожиданности, я успел обратить внимание на то, что из здания выбежало ещё двое солдат. Впрочем, через секунду конфликт был исчерпан: они нас осмотрели и, ругаясь сквозь зубы, отправили на все четыре стороны.
   Мне никогда не забыть, какая ненависть и страх отразились в глазах этих двух солдат, направивших на меня оружие.
   - Они ненавидят тебя, - сказал мне Махди, когда мы пришли домой. - Они ненавидят тебя, потому что считают тебя ливанцем. А каждый ливанец - это враг, мужчина это или женщина.
   Поэтому я - и как ливанец, и как литовец - был несказанно рад сообщению по телевидению о том, что сирийская армия начала, наконец-то, свой уход из Ливана. Вечером того же дня я ещё раз прошёлся мимо того самого поста - солдаты были на месте. А рано утром там уже никого не было: пустое здание, пост, бочки с цементом и мешки с песком для защиты от пуль - и ни живой души... Месяц спустя вся сирийская армия покинула пределы Ливана. Тогда-то люди и праздновали свою независимость.
   Свобода - это одно из имён Всевышнего. Свободный человек - одарённый Богом, потому что имеет всё. Это всё и есть Бог. И нет ничего, кроме Бога.
  
   Дар Имам Аби-Ханифа
  
   В книжный торговый центр "Дар Имам Аби-Ханифа" я попал ещё до его официального открытия. Однажды утром Махди сказал мне, что сегодня в университете лекций не будет, поэтому мы можем сходить в этот магазин.
   - Познакомлю тебя с твоими ливанскими коллегами-издателями, - так закончил он своё предложение, которое было мной принято с величайшей радостью.
   От нашего общежития до магазина расстояние не было большим; к тому же за разговором оно вообще незаметно сократилось. Мы прошли базар, вышли на Площадь ат-Таль и повернули налево. Перед моими глазами возвышалось большое здание без какой-либо вывески; повсюду сновали рабочие, переносившие большие картонные ящики.
   - Пойдём внутрь, - пригласил Махди, открывая одну из массивных стеклянных дверей, - нас, похоже, уже заметили...
   Помещение оказалось очень просторным, хотя полки с книгами занимали почти всё пространство магазина. В центре зала находился каменный монумент в виде кувшина и книги; вся композиция освещалась множеством бегущих жёлтых огоньков. На втором этаже находилась будущая читальня.
   Это было самое первое, что бросилось мне в глаза; а потом моё внимание привлекли два человека, спешивших нам навстречу с традиционным приветствием "Саламу алейкум!" и "Ахлян уа сахлян!"
   Владельцы книжного центра "Дар Имам Аби-Ханифа" Халид и Биляль настолько отличались друг от друга внешне, насколько они были похожи в духовном отношении: худенький, небольшого роста Биляль и здоровенный Халид. Возраста они приблизительно одного - лет под тридцать. Махди сказал мне, что оба они принадлежат к ханафитскому масхабу* и являются приверженцами тариката Шазилия. Да и само название магазина, кстати говоря, ясно указывало на на основателя одного из четырёх масхабов - имама Аби-Ханифу (МЕА!).
   Махди представил нас друг другу и мы начали общение. На данный момент я мог лишь немного понимать по-арабски, но говорить - увы,.. поэтому вначале общался я, в основном, с Халидом, превосходно говорящим по-английски и по-французски. Он показал мне весь магазин, подробно поясняя, на какой полке находятся книги по праву, на какой - по суфизму, и т.д. Отдельную полку занимала литература на иностранных языках: тут были книги на английском, французском, немецком, шведском, итальянском языках...
   Кое-какие книги показались мне настолько интересными и необходимыми, что я сразу же высказал желание немедленно их приобрести. Взяв несколько книг с полки, я показал их Халиду; он полистал их, извиняясь за то, что цена до сих пор не проставлена. А затем он попросил за всё такую смешную сумму, что я опешил.
   - Почему так дёшево? Ведь это такие роскошные издания! - удивление моё было безмерным.
   - Потому, что вы - гости, - улыбаясь ответил он, - к тому же магазин всегда делает скидки людям, изучающим Шариат.
   Позже я узнал, что это сущая правда - шариатские студенты всегда покупали книги "Дар Имам Аби-Ханифа" по сильно сниженным ценам. Доброта Халида и Биляля была истинной добротой книготорговцев: книга должна попасть в руки читателя, а цену при этом можно и снизить. Поэтому и книги в их магазине не залёживаются...
   После этого я стал довольно часто приходить в гости к Билялю и Халиду смотреть новые книги, общаться с ними, дружески пить чай. Обратил я также внимание и на очень интересную форму общения между продавцами и покупателями. Покупатели вместе с владельцами магазина пьют чай или кофе, вместе молятся, обсуждают те или иные вопросы жизни, делятся опытом. Кстати, с очень многими интересными людьми я познакомился именно в книжных магазинах. Вообще, Ислам очень сильно упирает на людское общение - это Сунна. Большой акцент ставится также на знакомства. Эффект от этого просто поразителен: знакомство рождает общение, а общение, в свою очередь, становится основой самых лучших отношений... Только диву даёшься, насколько же мудр этот Божественный Закон - Шариат!
   Не забыть мне также и открытия "Дар Имам Аби-Ханифа" две или три недели спустя. На презентацию собралось множество народу - были не только местные, но и гости из других городов. Публика собралась самая разнообразная: поздравить Биляля и Халида пришли студенты (в их числе было много наших), имамы, суфийские шейхи, шариатские судьи и учёные. Люди говорили о необходимости Книги как таковой; ведь Книга - это источник неиссякаемый.
   Книга книге, конечно, рознь. И отношение к ним, соответственно, всегда будет разным. Нельзя сравнивать отношение к книгам в Европе и на Востоке. Я бы сказал, что в Европе книги всего лишь чтут (и хорошо, если хотя бы чтут!), тогда как на Востоке их читают. Да и само содержание западной и восточной литературы резко отличается: любая книга европейского автора - это его собственное мнение по тому или иному вопросу, которое зачастую несёт в себе либо ересь, либо откровенный нигилизм. Что же касается литературы восточной - так тут всё берёт за своё начало Благородный Коран; все свои мысли автор согласовывает со Священной Книгой. Кстати, на мой взгляд, именно поэтому западная литература носит отпечаток пессимизма и трагедии, тогда как Ислам - это оптимизм в своей основе. Как в этой жизни, так и в будущей. Поэтому, рассказывая о "Дар Имам Аби-Ханифа" ни в коем случае нельзя его сравнивать с литовскими или русскими книжными магазинами. Книготорговец Европы не несёт никакой ответственности за свой товар, который он пытается во что бы то ни стало всучить покупателю подороже. А такие люди, как Халид и Биляль, заняты поистине непростым делом: они взяли на себя ответственность за распостранение тех или иных мыслей среди читающей публики. Ведь в конце времени за это будет спрошено - и с писателей, и с книготорговцев, и с самих читателей. Поэтому в деяниях их нет ничего, кроме Бога.
  
   Когда люди дороже золота...
  
   Чем занят человек сразу после своего приезда в страну, если времени у него - выше крыши? Естественно, шляется по городу, осматривая местные достопримечательности, знакомится с соседями и т.д. Этим же вполне успешно занимался и я.
   Однажды, во время этаких своих ознакомительных шатаний, я попал на базар, именно в ту его часть, где продаются ювелирные изделия. Целая улица - и одни только ювелирные магазины! Я, конечно, не золотых дел мастер, не оценщик и не дизайнер, но, клянусь - тут есть, на что посмотреть.
   Когда я остановился возле одной из витрин, хозяин - парень моего возраста - сразу же пригласил меня внутрь и спросил, что мне угодно. Это было всё, что я понял; поэтому он, уразумев положение вещей, выбежал в соседний магазин за помощью.
   Через минуту он явился в сопровождении юноши, который говорил по-английски - тогда-то мы все и познакомились. Халид и Мухамад (тот, кто пришёл в магазин на помощь) были знакомы уже давно. Настолько давно, насколько их магазины находятся рядом. Халид был хафизом, поэтому мы с ним часто и подолгу говорили о том или ином значении аятов Корана. Мухамад же был несказанно рад тому, что я говорю по-русски; он даже записал для себе несколько самых необходимых в его работе фраз.
   - Здесь часто бывают русские туристы, - объяснил он, - поэтому моё желание хоть немного говорить по-русски - чисто практическое.
   Мы просидели часа три, разговаривая о Литве, Ливане и самих себе, когда в магазин заскочил ещё один молодой человек по имени Абуд. Этот меня вообще удивил: он знал по-русски не только несколько слов, но почти без акцента строчил целыми фразами. Из уважения к читателю мне очень не хотелось бы приводить их.
   Оказалось, что у него есть хорошая знакомая из России по имени Юлия (как говорит сам Абуд - Юлечка), которая и научила его этой премудрости - жаргонному русскому языку.
   - Это ещё ничего, - смеялся над моим удивлением Абуд, - я познакомлю тебя с человеком, который лучше меня говорит по-русски... Приходи сюда через пару дней - и я отведу тебя к нему. Сейчас не могу - надо бежать в университет.
   Когда я пришёл к Халиду в назначенное время, Абуд меня уже дожидался. Мы выпили кофе; я простился с Мухамадом и Халидом - и мы пошли к этому знаменитому ливанскому "русисту". Впрочем, "пошли" я говорю лишь для красного словца: ювелирный магазин Омара Бейрути, - а именно так звали человека, ставшего в скором времени одним из моих лучших друзей, - находился на этой же улице за поворотом. Там я увидел юношу (позже я узнал, что Омару двадцать четыре года), который поздоровался со мной по-русски и предложил сесть в кресло.
   Так началось моё знакомство с Омаром, которое крепло с каждой новой встрече. На вопрос, зачем он изучает совершенно неприменимый в Ливане язык Омар ответил, что мечтает жениться на русской. "Ну и фантазии у этих арабов! - подумал я, однако вслух этого решил не произносить. - Повсюду столько прекрасных мусульманок!"
   - Не мог бы ты мне в этом помочь, шейх Абдур-рахман? - вопросительно, но с большим задором в глазах посмотрел он на меня.
   - Вижу, что придёться, - со вздохом ответил я, - только давай пока отложим этот разговор до более подходящего времени!
   - Тогда помоги мне выучить русский язык!
   - Договорились, Омар!
   И пошло-поехало. Омар, Абуд и другие знакомые помогали мне изучать арабский; под моим присмотром они также корпели над русским языком. У Омара был русский самоучитель - и в скором времени прогресс был очень заметен. Арабы вообще всё неимоверно быстро схватывают - видимо, дар Божий...
   Однажды я чуть не упал, услышав, как мои милые ученики по-русски здороваются. Заходит Абуд в магазин, протягивает Омару руку и говорит этак нараспев: "Привет, обезьяна!" А тот ему в ответ: "Здорово, собака!" - и норовит влепить Абуду подзатыльник. Самое смешное, что я их таким словам не учил.
   - Не беспокойся, шейх Абдур-рахман, - говорит Омар, - тут и до тебя у нас были учителя!
   Вскоре я перезнакомился почти со всеми ювелирами этой улицы. И не удивительно: ведь почти все они находились между собой в родстве. Помимо Омара здесь держали свои магазины только пятеро его дядьёв! А самое главное, что мне удалось познакомиться с его отцом - Мухамадом Самиром Бейрути, уважаемым муэдзином* одной из старейших мечетей Триполи.
   Он принял меня даже не как гостя и друга своего сына - гораздо больше: он принял меня как своего собственного ребёнка. Тут же пригласил меня домой в Эль-Мину на обед; познакомил со своей женой, с дочерью Нуран... Общеизвестно, что арабам гостеприимства не занимать, однако их обращение со мной переходило все границы. Они дружески смеялись над моим арабским произношением; шейх Мухамад тоже был хафизом - но после нескольких уроков этот смех стал более тихим, а позже и прекратился совсем. На своих автомобилях в нерабочее время Омар или его отец устраивали мне целые экскурсии по городу и пригороду Триполи. И не дай Бог, если я по каким-то причинам не появлялся у них день-другой! Они дружно говорили мне при встрече:
   - Где же ты столько пропадал, дорогой? Мы беспокоились - ведь сейчас такие тяжёлые времена! А ещё больше мы успели соскучиться по тебе!
   Неоднократно шейх Мухамад приглашал меня на салят-джума в свою мечеть. Несколько раз мы молились там вместе с ним и Омаром. Вообще, доброту этих людей невозможно передать словами - это надо обязательно прочувствовать на себе. Например, однажды мне позарез понадобился русско-арабский словарь. Я пробегал по Триполи целый день, но безрезультатно. Конечно, можно было бы одолжить его у Рината или Вадима, да вот только нужен он был мне на очень продолжительное время. Я без всякой задней мысли поделился этим с отцом и сыном Бейрути. Шейх Мухамад тут же приказал Омару оставаться в магазине, а мне - следовать за собой.
   Мы зашли в одну из книжных лавок (её владельцем был друг шейха Мухамада) на базаре и перерыли её вверх дном - однако помимо английских и французских словарей там ничего не оказалось. Тогда он прямо с места позвонил в Бейрут, на склад одного из крупнейших книжных торговых центров, и спросил у администрации по поводу русско-арабского словаря. После короткого разговора со своим другом он сказал мне:
   - Ну вот, Абдур-рахман, твоя проблема решена! Поздравляю - через два часа русско-арабский словарь доставят из Бейрута прямо ко мне в магазин.
   Мы вернулись к Омару. Я подумал, что наступило самое время снимать с кредитной карточки последние деньги, но Бейрути-старший словно угадал мои мысли:
   - Только не вздумай расплатиться за этот словарь собственными деньгами! Подумаешь - тридцать долларов... Просто Аллах дал мне возможность иметь эти деньги для того, чтобы сделать тебе небольшой подарок. А за это в другой жизни меня и мою семью ожидает награда.
   Вот и всё - коротко и ясно.
   Это не единственный показатель их доброго и религиозного воспитания. Если перечислить все добрые деяния, которые сделали мне отец и сын Бейрути, то не хватило бы целого тома. Деньги, множество подарков для моей семьи - всё это ничто по сравнению с тем, что они сами стали значить для меня. Мухамад Самир воистину стал мне отцом, а Омар - братом. Не потому, что они были моими благодетелями и ничего от этого не имели; они постоянно своим поведением указывали мне единственно правильный, истинный путь - путь к Богу. Ведь и у них, как у миллионов других моих братьев и сестёр в Исламе, постоянно была на устах одна и та же фраза: "Ничего, кроме Бога... Ничего, кроме Бога... Ничего, кроме Бога..."
  
   Студенческая кухня
  
   Я долго думал, как будет правильнее назвать эту главу: ливанской или же арабской кухней? В принципе, если мы будем вести разговор о первом или втором, то в этом случае читателя надо бы отослать к большому количеству кулинарных каталогов и поварских книг, которые подробно описывают приготовление того или иного блюда. В моём же случае нельзя претендавать на полный перечень ассортимента восточной кухни, поэтому я ограничусь лишь тем, что являлось моей ежедневной пищей в Ливане и, разумеется, тем, что мне особенно понравилось. Назвав эту главу "Студенческой кухней" я хотел подчеркнуть тот факт, что почти все студенты учебных заведений страны употребляют в пищу то же самое.
   Начнём с фуля. Его подают в любом заведении. По сути своей, это блюдо раннего утра и получить фуль после обеда - весьма редкостная удача.
   Само название блюда говорит за себя - по-арабски это значит фасоль или бобы. Их варят, слегка поджаривают, заливают растительным маслом, добавляют специй - и подают на стол. В придачу к фулю на отдельной тарелке прилагаются нарезанные дольками помидоры, огурцы и зелёный маринованный перец. Запить эту замечательную пищу люди чаще всего предпочитают водой или пепси.
   Затем фатта - тоже содержащее фасоль блюдо. Оно подаётся на стол в большой тарелке, которую человеку в первый раз практически невозможно осилить. Кроме фасоли в этом блюде имеются кусочки арабского хлеба - питта, - растительное масло и странное подобие сметаны с укропом.
   Как правило, оба эти блюда подаются горячими. Но как я уже говорил выше, разница между ними состоит в объёме пищи. Незнающий человек может здорово нарваться на этом. Вспоминаю себя, когда мы с Махди пошли завтракать на улицу в первый день после моего приезда. Он показал мне отличное кафе - в котором мы завтракали и обедали почти постоянно - и заказал два фуля. Конечно, расправиться со средней тарелкой фуля для меня было не тяжело - и мне это блюдо сразу понравилось.
   - Ну, если тебе понравился фуль, то ты - настоящий ливанец! - смеялся Махди, когда увидел мою пустую тарелку.
   А когда на следующий день он продолжил кулинарный экскурс, то решил познакомить мой желудок с фаттой. Я по незнанию заказал себе порцию, думая, что по своему размеру это не превысит порцию фуля - а мне принесли здоровенное глубокое блюдо! Фатта мне понравилась даже больше фуля, но более половины порции я так и не смог осилить.
   - Будешь знать в следующий раз! - потешался надо мной друг. - Очень редко, когда кто-нибудь заказывает фатту для себя одного... Чаще всего ливанцы берут себе по одной порции фуля, а фатту заказывают для всей компании; и только в этом случае их тарелки уносят со стола пустыми. Ты же сам видишь, какая питательная арабская кухня, сколько много в ней растительного масла...
   Однако с течением времени наступили такие дни, что я мог слопать фатту в одиночку даже не моргнув глазом - желудок в Ливане у меня вполне растянулся. Кстати, это дало повод арабам утверждать, что после такого доказательства с моей стороны - способность человека съесть порцию фатты в одиночку - вполне можно говорить о моём когда-то ливанском происхождении.
   - Плох тот араб, который, съев положенную ему порцию, после этого не попросит добавки, - говорили они. - А ты, судя по всему, относишься к нашей еде с особым уважением!
   Затем мне очень понравилась питта - как я говорил выше, это арабский хлеб, в который заворачивают мясо, огурцы, помидоры и, свернув всё это в трубку, заливают сверху специальным соусом. Мясо - курятина, телятина или говядина - запекается в форме шариков-тефтелей, которые чередуются в этой хлебной трубке с овощами. Эффект этого блюда я почувствовал на себе после первой же пробы - в дальнейшем не проходило почти ни дня, чтобы я отказал себе в удовольствии полакомиться питтой с такой чудесной начинкой.
   И, наконец, особенно пользующиеся спросом у студентов кебабы, которые давно известны в Европе благодаря мастерам турецкой кухни. Только в отличии от турков, которые разрезают мягкую булку и всовывают мясо между двух её половинок, ливанцы также используют питту. Нельзя не отметить, что сворачивать питту в трубку намного удобнее, нежели разрезать булку; к тому же есть полная безопасность того, что соус никоим образом не вытечет с краю и не испортит вашего костюма или платья.
   Несколько слов о напитках. В Ливане - естественно, как и на всём Востоке, - очень широким спросом пользуется кофе. В ресторанах подают, в основном, обычную европейскую бурду, и я не буду заострять на этом внимание читателя. Настоящий арабский кофе можно найти только на улицах - у носящих кофейники продавцов или торговцев на специальных тележках. Они предлагают покупателю арабский кофе трёх видов: сладкий, полусладкий и горький.
   После глотка горького кофе я чуть не сплюнул и, зайдя за угол, вылил чашку в сточную канаву, поклявшись всеми клятвами к нему более не прикасаться - горький кофе настолько терпкий и крепкий, что мне его пить было положительно невоможно. Полусладкий кофе напомнил мне именно то, что я называю европейской бурдой - обычный подслащеный кофе, который можно получить в любом литовском баре. И, наконец, сладкий кофе, который из всех видов, предлагаемых разносчиками, пришёлся мне как раз по вкусу. Конечно, кому-нибудь больше нравится горький кофе, нежели сладкий - это его право. Я же описываю только свои ощущения и вкусы.
   Многие люди, кстати, разбавляют арабский кофе водой или запивают его водой - как кому больше нравиться. Пить его следует маленькими глоточками, чтобы не было большой нагрузки на сердце. И небольшой совет людям, которые решили выпить настоящего арабского кофе после ужина или перед сном - умоляю этого не делать, если вы собираетесь спокойно поспать! Это вам не Cappuccino или Espresso - после маленькой чашечки арабского кофе вся ваша ночь превратиться в сплошной кошмар или бессонницу. Мне довелось однажды испытать на себе это состояние, когда я по глупости выпил чашку арабского кофе перед сном - заснуть не было никакой возможности.
   Также в большой популярности чай, который тоже лучше приобретать у торговцев на улице, нежели в ресторанах. В последнем случае вы столкнётесь с многочисленными видами привозного напитка, чаще всего из Индии или Цейлона. Ливанские разносчики чая обязательно добавляют в него какие-то хитрые специи, отчего напиток становится особенно пахучим и экзотичным.
   Кроме этих напитков существует ещё целая масса привозных - например, кока-кола, пепси-кола или многочисленные лимонады и минеральные воды. Есть среди них, правда, и чисто ливанские виды, которые по вкусовым качествам значительно превосходят напитки западного производства.
   Таков краткий обзор ливанской студенческой кухни. И, честно говоря, я вспоминаю о ней с тоской. Махди говаривал мне незадолго до отъезда:
   - Ну, скажи: где в Литве ты сможешь получить тарелку фуля? Ты будешь готов отдать за неё любые деньги, но некому будет приготовить фуль... Вспоминай же Ливан, где чистота продуктов стопроцентна, без всяких там нитратов и фосфатов, где пища не отравлена химией.
   Да, несомненно: в Ливане пищу благословляет сам Бог. И ничего, кроме Бога.
  
   Бизнес по-арабски
  
   Когда у меня выдался более-менее свободный день, я решил посвятить его походу на базар для покупки подарков своим домашним и друзьям в Литве. День выдался особенно жарким; пока я дошёл до торговых рядов, то совершенно изжарился. Выбрав один из маленьких магазинчиков, торгующих всякой всячиной, я вошёл туда и поздоровался с хозяином.
   Такие магазинчики очень распостранены в Триполи; их можно было бы сравнить с мини- маркетами: этакие подобия гаражей, занимающие площадь приблизительно 70 кв.м., набитые самыми разнообразными вещами - одеждой, парфюмерией, детскими игрушками, предметами домашнего обихода и т.д. Обычно в таком месте можно без проблем затариться чем угодно - и после такой процедуры совсем не надо таскаться по другим магазинам.
   В то время я только начал использовать основные арабские глаголы, но этого было отнюдь не достаточно для полнокровного общения. Мне повезло: хозяин магазина немного говорил по-английски и по-итальянски. Он провёл меня к полкам и, сделав широкий жест рукой в сторону товаров, с улыбкой попросил выбирать.
   Пока я осматривался по сторонам, он - бородатый, крепкий мужчина лет сорока - засыпал меня вопросами: кто я, откуда, как меня зовут и т.п. Словом, стандартный арабский вопросник, как я это называл. Я отвечал ему, неспеша разглядывая товары. Он учтиво пояснил мне, в свою очередь, что его зовут Ахмад; что кроме этого бизнеса он ещё преподаёт Коран детям, причём именно последние занятие он считает своим основным. При этом добавил, что у него самого восемь детей. А главное - он счастлив. Счастлив потому, что является мусульманином.
   Наконец - после долгого осмотра и придирчивого отбора - я надумал приобрести несколько женских платков арабского дизайна и ещё какую-то мелочь. Ахмад в это время остановил проходящего мимо торговца кофе и купил у него две чашки - для себя и меня. Мы сели в уголке магазина возле стола с кассовым аппаратом и стали разговаривать.
   Как только я узнал, что он преподаёт Коран, то буквально засыпал его вопросами касательно той или иной суры или аята. Вот тут-то мы и столкнулись с проблемой языкового барьера. Ахмад никак не мог найти необходимых богословских терминов в английском языке, поэтому я мог лишь предполагать, что же он имеет ввиду, поясняя то или иное положение. Наконец он, после долгой и тщетной попытки что-то мне объяснить, махнул рукой и сказал:
   - О, шейх Абдур-рахман! Клянусь, я с радостью отдал бы весь свой магазин, чтобы Аллах наделил меня теперь знанием английского языка - и тогда я мог бы рассказать тебе об Исламе!
   И, наверно, не лишним будет отметить тот факт, что за все мои покупки добрый Ахмад взял вдвое меньшую цену, чем полагалось...
   Эта встреча произошла в первые дни моего приезда в Триполи. Вторая - и последняя - встреча с Ахмадом была у меня буквально в день моего отъезда. К тому времени я уже вполне сносно говорил по-арабски, поэтому препятствий нашему общению значительно поуменьшилось. Сын Ахмада принёс нам кофе - и мы вновь уселись к кассовому аппарату.
   - Я кое-что выбрал для твоей жены, шейх Абдур-рахман, - неожиданно сказал Ахмад, - думаю, что ей понравится...
   С этими словами он положил передо мной маленькую женскую сумочку и гору браслетов и серёжек.
   - Это мой подарок, брат, - широко улыбаясь сказал он. - И не вздумай отказываться... А когда ты будешь в своей Литве, то передавай большой привет своей семье от меня и моей семьи.
   Такой вот в Ливане бизнес. Вместо того, чтобы всучить покупателю ненужную ему вещь втридорога, как это делают наши торговые агенты, арабы предлагают самые лучшие из товаров, снижают цены. А если у покупателя нет или не хватает денег на покупку вещи - тогда продавец может её и подарить.
   - Ты только помолись за меня и мою семью, - это, пожалуй, было самой распространённой фразой, которую я слышал на базаре и в магазинах.
   Помниться, мы с Махди решили купить в одном из магазинов по бутылке кока-колы; жара была просто адской. Хозяин магазина дал нам просимое, но брать за это деньги наотрез отказался.
   - Почему? - удивился я.
   - Очень уж вы мне понравились, поэтому я не хочу брать с вас деньги, - широко улыбнулся продавец. - Просто помолитесь за меня - и будем в расчёте!
   Доброта этих людей, повторюсь, просто поражает. Причём я говорю вовсе не о друзьях - чаще всего мне предлагали свои услуги совершенно незнакомые люди. Например, иду как-то вечером по улице, направляясь к Площади Звезды. По дороге со мной поравнялся бородатый человек, старше меня - и на одной скорости идём рядом, никто не вырывается вперёд, никто не отстаёт. Идём, поглядываем друг на друга, молчим. И всё никто не вырывается вперёд и не отстаёт. Он - мне:
   - Саламу алейкум!
   - Саламу алейкум! - отвечаю.
   Опять молчание. Снова он:
   - Как дела, как здоровье? Как семья?
   - Альхамдулиллях, - говорю, - а как у тебя?
   - Альхамдулиллях.
   Молчание. Незнакомец:
   - Может, тебе что-нибудь нужно? Не стесняйся.
   - Нет, спасибо, - отвечаю.
   - Нет, если что-то нужно, правда, не стесняйся, - повторяет он.
   Я благодарю; мы доходим до поворота и он сворачивает налево. Мне - направо.
   - Саламу алейкум, - говорит он, - Иншааллах,* увидимся. И если что-нибудь будет нужно... - И записывает мне номер своего телефона.
   В этих людях напрочь отсутствует хитрость детей мира сего. Порой даже удивительно, как их бизнес не летит в Тартар при таком к нему подходе. Однако тому есть и объяснение - эти люди во всём, целиком и полностью предаются на волю Всевышнего. Если ты что-нибудь продал - Альхамдулиллях; если не продал - тоже Альхамдулиллях. В любом случае, всё - Бисмилляхи ар-рахмани ар-рахими! И Бог не оставляет этих людей без необходимого для жизни.
   Однажды я зашёл в парфюмерную лавку. Очень маленькое помещение; хозяин - лет пятидесяти, одет весьма бедно.
   - Пожалуйста, шейх! - пригласил он меня в свои владения.
   После мне пришлось (как всегда!) ответить на стандартный арабский вопросник - и только потом я выбрал пару флакончиков с благовониями. Он похвалил мой выбор и сказал:
   - Каждый из них стоит по две тысячи. Однако, поскольку ты являешься гостем нашей страны, то тебе я продам оба флакона за тысячу.
   - Почему же так? - искренне поинтересовался я.
   - Да потому, что ты принёс мне радостную новость: где-то в Европе, в далёкой Литве, люди принимают Ислам, интересуются Шариатом. Большей радости мне, наверно, никогда не испытать. Я счастлив за твою страну. Да будет над ней благословение Аллаха!
   А когда я достал указанную сумму, так он неожиданно заявил, что вообще передумал брать деньги за такую хорошую новость. Я никак не мог убедить его принять их; и если вы могли бы видеть, каким счастьем светились его глаза! В них отражалась доброта и любовь - и больше ничего. Ничего, кроме Бога.
  
   Встречи с коллегами
  
   Неполным было бы моё пребывание в Ливане, если бы мне не довелось встретиться и пообщаться с моими коллегами в этой чудесной стране - поэтами и писателями Триполи и Бейрута. Не буду скрывать, что одним из моих замыслов изучить арабский язык было то, что со временем я смогу переводить на другие языки современных ливанских и сирийских авторов. Не следует оговаривать то, что в любой нормальной литературной антологии поэты Ливана и Сирии занимают особый раздел; в их поэтическом потенциале может сомневаться разве что последний недоумок.
   С поэтами Бейрута мне пришлось встретиться за несколько дней перед отъездом из Ливана; а вот с авторов из Триполи, которые находились рядом, я и начал своё знакомство с современной ливанской поэзией. Оставалось только найти их. Мои друзья из Джинаньского университета Ибрахим и Рамазан вызвались помочь мне в этом деле: они лично знали нескольких молодых поэтов Триполи, которые время от времени устраивали свои чтения и творческие вечера.
   - К сожалению, - предупредил меня Рамадан, - люди они весьма неуловимые, поэтому тебе придёться подождать, пока я их найду. Однако, полагаю, что в течении месяца я обязательно устрою тебе встречу с ними.
   Тем не менее день шёл за днём, неделя за неделей; вот уже и положенный Рамаданом срок подошёл к концу - а никаких новостей от местных поэтов всё не было. И вот, когда я уже совсем отчаялся - а времени у меня оставалось не более двух недель, - появляется Рамадан с Ибрахимом и с радостным видом заявляют, что они нашли-таки этих ребят. Трипольские поэты готовы со мной встретиться прямо в Джинаньском университете, причём ни раньше, ни позже, чем завтра.
   Таким образом на следующий день я с нетерпением ожидал окончания лекций. После этого я пришёл в назначенную мне аудиторию, где Рамадан уже поджидал меня с двумя ребятами. Это и были представители литературных кругов Триполи.
   Конечно же, ни они мне, ни я им своих произведений читать не стали - ведь ни я как следует не владел поэтическим арабским языком, ни они - моим. Зато у нас сразу завязались приятельские отношения; мы обменялись карточками, обещая друг другу поддерживать связь между поэтами Триполи и Клайпеды, переписываться, переводить впоследствии творчество друг друга...
   Рияд Осман - литературный критик, пишет рецензии и аннотации на новые появляющиеся книги. Его коллега и друг Махмуд Осман - поэт, автор двух поэтических сборников. Свою первую книгу Махмуд посвятил лирическим мотивам, а во второй резко перешёл к палестинской проблеме. Ребята они серьёзные, талантливые, подумалось мне тогда. Им я тоже понравился; Рияд тут же предложил мне перевести кое-что из моих произведений на французский - он, дескать, сделает построчный перевод и оформит его по-арабски в местном литературном издании.
   Впрочем, как и все хорошие встречи эта показалась мне особенно короткой. Гораздо больше времени я провёл в Союзе ливанских писателей в Бейруте. Соответственно с этим и впечатления были более полными. Когда у тебя времени - вагон, да и обстановка не такая стеснённая, как в Триполи - знакомство становится особенно прекрасным и запоминающимся...
   В тот день только одно омрачило моё настроение - я искал Союз ливанских писателей более двух часов! Конечно, возразит мне читатель, ведь Бейрут - это не Клайпеда; всем известно, что в Бейруте проживает почти половина населения всей Литвы, поэтому о площади, занимаемой городом, можно помолчать. Это лишь мне всё показалось элементарным: я вызвал такси из гостиницы (пусть читатель позволит мне забежать немного вперёд), назвал шофёру адрес Союза ливанских писателей, который я узнал в информационном справочнике - и считал, что дело в шляпе. Увы, ничего подобного. Когда я приехал по указанному адресу, то никакого Союза ливанских писателей там не оказалось. Пришлось звонить в информацию и узнавать телефон офиса. Телефон, как и следовало ожидать, молчал. Я успел накатать в такси уже очень приличную сумму и порядком рассвирепел, когда вдруг некий прохожий подсказал нам возможное местонахождение моих ливанских коллег в соседнем квартале.
   Я отпустил такси, которое весьма чувствительно ударило мне по карману во время поисков исчезнувшего Союза, и пошёл туда пешком, руководствуясь попутно подсказками прохожих. К моему великому счастью на этот раз всё оказалось в порядке - я увидел скромную табличку на одной из жилых многоэтажек с надписью, что Союз ливанских писателей находится именно здесь. Я облегчённо выдохнул - и поднялся на лифте на седьмой этаж здания.
   На дверях одной из квартир висела такая же табличка; я смело толкнул дверь перед собой - и очутился в просторном четырёхкомнатном помещении, очень удачно перестроенного под офис и зал заседаний. За столом в приёмной, в которой я теперь стоял, сидело двое мужчин, старше меня; оба они поднялись со стульев при моём появлении. Тогда я представился им, назвал цель своего визита - и общение с бейрутскими авторами продолжалось на дружеской ноте более двух часов.
   Секретать Союза ливанских писателей - прости мне Бог, но я забыл и никак не могу вспомнить его имени - очень сожалел, что сейчас нет никакой возможности созвать хотя бы небольшое собрание по случаю приезда коллеги из Европы; однако я сказал ему, что появился здесь вовсе не с официальным визитом - приезд мой ведь носит чисто личный характер. Находившийся также в офисе бейрутский поэт Анвар Салман приготовил всем кофе и тоже включился в беседу.
   О чём могут говорить между собой писатели Литвы и Ливана? Да конечно же, о своих достижениях, о планах на будущее, о возможных контактах и проектах, о коллегах, о теперешнем начальстве. Говорили мы и о членских взносах, и о кандидатах, и об условиях приёма... Мне удалось установить, что Союз писателей Ливана объединяет такое количество писателей, которое почти в три раза превосходит собой Союз писателей Литвы. Неудивительно - само отношение к литературе на Востоке гораздо лучше, нежели в Литве. Да и сама литература будет получше - это могу сказать по своему личному опыту знакомства с современным творчеством ливанцев. Сама литература, как отдельное направление в искусстве, у них воспринимается как-то правильно, традиционно. Конечно, есть и модернизм, но опять-таки находящийся в рамках традиции... Словом, арабы пишут не для того, чтобы только писать.
   Много литературной продукции Союза ливанских писателей я получил в подарок. Среди книг - детская литература, исторические книги, поэзия и проза; словом, все жанры оказались передо мной на столе... Мы ещё немного поговорили, обменялись карточками - и расстались с надеждой на новую встречу... в Литве или в Ливане.
   Человек пишет потому, что хочет поделиться с другими своими переживаниями или мыслями - если бы этого не было, он бы не написал ни строки. А чем живут арабские писатели? Иншааллах, я постараюсь донести до читателя их произведения в переводах, сегодня или завтра. Многие люди в Литве не раз мне говорили, что им было бы интересно почитать их современную поэзию и прозу. Я попробую... И да поможет мне в этом Бог. И ничего, кроме Бога...
   Катя и её семья
  
   Однажды, когда мы с Омаром Бейрути сидели в его ювелирном магазине, он неожиданно сказал мне:
   - Шейх Абдур-рахман, приходилось ли тебе бывать в караван-сарае Хан Эль-Сабун?
   - Ещё нет, Омар, - ответил я, - хотя уже немало времени прошло с тех пор, как я собираюсь посетить это место.
   - В таком случае я отведу тебя прямо сейчас! - мгновенно среагировал он и пригласил меня к выходу.
   Хан Эль-Сабун - это древнейшая мыловарня Триполи, гордость города и его историческая достопримечательность. По древности она не уступает таким посещаемым туристами объектам, как крепость Синжиль, базар Аль-Харадж, Великая мечеть или мечеть ат-Тайналь. Более тысячи лет экзотическое мыло нескольких сотен сортов отправляется отсюда во многие регионы мира. Поэтому я никак не хотел отклонять предложение моего друга посетить это место.
   Идти пришлось очень недалеко - как говориться, прямо и налево. За массивными древними воротами находился большой двор караван-сарая. Его рабочие приветливо встретили нас; показали, как варят и делают это знаменитое мыло... Через полчаса я подумал, что осмотр древней мыловарни подошёл к концу; к тому же Омар, извинившись, успел уйти, так как забыл закрыть двери (!) своего магазина. Я повернул к выходу - и у самых ворот караван-сарая меня поджидало новое знакомство.
   Там находился маленький антикварный магазинчик "Сокровища Фирасса", около витрины которого я и остановился; тотчас из его дверей появилась невысокая женщина лет сорока пяти и предложила мне что-нибудь приобрести - видно, как не скрывайся, но продавец туриста узнаёт сразу. Я зашёл в магазин - и через минуту мы с ней вовсю разговорились, постепенно выясняя, что между нами очень много общего.
   Её звали Катя. Сразу хочу оговориться, что очень много арабских женских имён напоминают русские и даже литовские: Лина, Рима, Надя, Катя, Даля и т.д. Конечно, все они имеют истинно арабскую семантику и произносятся несколько мягче, нежели европейские имена. Да и симпатию к Кате я почувствовал далеко не из-за её имени.
   В процессе нашего общения выяснилось, что она - бывшая христианка марронитской церкви, которая двадцать один год назад, выйдя замуж за мусульманина, приняла Ислам. Теперь она - мать шестерых детей и является несказанно счастливым человеком. Искреннее "ля иляха илля ллах" срывалось с её уст почти ежеминутно, словно подтверждая сказанное.
   Я рассказал о себе, о целях своего приезда в Ливан. Она слушала меня очень внимательно, а после этого провела для меня настоящую историческую экскурсию по полкам своего магазина: старинное оружие и монеты, женские украшения и религиозные принадлежности, старинные книги и предметы домашнего обихода - словом, я почувствовал себя попавшим на выставку приличного восточного музея.
   Я поинтересовался у неё, почему магазин называется "Сокровища Фирасса" и что это значит. Катя - улыбка доброй хозяйки из русских сказок никогда не сходила с её лица - объяснила мне, что Фирасс - это имя её старшего сына, который, кстати говоря, очень скоро должен быть здесь. И действительно - Фирасс появился, и не один: перед собой он толкал детскую колясочку с младшим братом Джавадом, а за руку вёл свою пятилетнюю сестрёнку Джуди.
   Катя представила меня своим детям и мы стали друзьями в самое кротчайшее время. К Фирассу я относился как к равному по возрасту брату (хотя он был несколько моложе меня); Джавад совсем не плакал, когда сидел у меня на коленях, а застенчивая поначалу Джуди оказалась невероятно смышлённым ребёнком: не прошло и часа, как она выучила все правила русской игры "ладушки-ладушки" - и от нашего хлопанья задрожали витрины магазина.
   Каждый день, когда я навещал Омара Бейрути, я обязательно заходил на час-другой в магазин "Сокровища Фирасса", где вскоре перезнакомился со всей семьёй Кати. Они меня очень хорошо принимали; с Катей мы говорили об Исламе, сравнивая его догматические положения с христианскими, и можно сказать, что разговор бывшего католического монаха и бывшей марронитки всё больше сближал нас, открывая нас друг для друга... Муж Кати - Мухаммад - довольно часто сидел вместе с нами внимательно слушая, о чём мы говорим.
   - Вам хорошо! - сказал он однажды с добрейшей улыбкой, нежно глядя на жену. - Я - традиционный мусульманин, а вы перешли в Ислам из другой религии. Поэтому ваша награда от Аллаха будет двойной!
   Каждый раз эта добрая семья угощала меня кофе - как и в других местах, мне самому кофе покупать воспрещалось.
   - Ты - гость, и должен с этим примириться! - улыбалась Катя - и Фирасс через минуту приносил нам горячий напиток.
   Джуди постоянно выполняла для меня роль двойного азана. Как только над городом разносилось приглашение верующих на зухр или аср*, Джуди начинала буквально выталкивать меня за двери магазина: "Ты что, не слышишь? Все люди уже пришли на молитву, а ты сидишь и пьёшь кофе?! А ну - немедленно иди в мечеть!"
   Эта семья благословлена Всевышним, я в этом уверен. И таких благословенных семей здесь очень много. Жена спокойна за своего мужа и детей, они - спокойны за неё. Такие отношения ни в коей мере нельзя сравнивать со структурой западного брака, с хрупким институтом европейской семьи. Есть, конечно, исключения, но в основе своей... Что знает жена о своём муже или наоборот? Только то, что ему будет угодным ей сообщить, т.е. ровным счётом ничего. Да и говорят они, в лучшем случае, о работах и фуршетах. Арабские же супруги говорят об Исламе, о хадисах, о Пророке Мухамаде (МЕИБ!) - и религия остаётся основой семьи и семейных добродетелей. Дети смотрят на своих родителей, берут с них пример - и потому вырастают такими же порядочными, религиозными и добродетельными. Вот и вся педагогика, вот и всё мусульманское воспитание.
   Глядя, насколько всё складно и ладно в таких семьях, невольно начинаешь завидывать им белой завистью. В таких отношениях на первое место выдвигается божественное начало семьи, а потом лишь - социальное. И потому такая система непоколебима ничем. Любовь, доверие, верность, единство - вот немногие атрибуты мусульманской семьи. А что стоит в основе всех этих так тяжело достигаемых добродетелей? Только Бог. И ничего, кроме Бога.
  
   В Ливане - ни XVI век!
  
   Ещё до моей поздки в Ливан многие мои знакомые не раз говорили мне:
   - Ну, что там, в этом Ливане? Арабы эти - все полуграмотные, только что с гор спустились; не знают, что такое холодильник или телевизор... Передвигаются до сих пор на ослах и верблюдах, как в XVI веке...
   Хотелось бы показать так говорившим, что в Ливане далеко не XVI век, как они полагают по своему невежеству.
   Начнём с первого, так сказать, пункта обвинения: арабы - неграмотные или полуграмотные. Сторонников такой теории разочарую с самого начала - не будем брать города, где неграмотных нет вообще, возьмём деревни. Мне доводилось говорить с деревенскими жителями по-английски, причём говорят они неплохо. Это, что ли, показатель их неграмотности?! И говорю я о людях пожилых - так что же можно сказать о современной ливанской молодёжи, которая отправляется учиться в заграничные университеты? Так что успокойтесь, милые западники - безграмотных арабов нет, всё это глупая сказка обыкновенной антиисламской пропаганды.
   Далее, я не раз упоминал об огромном, намного превосходящем наши количестве книжных магазинов по всей стране. Говорил я также и о покупаемости книг. Кто ж их покупает - безграмотные? Могу утверждать, что арабы читают гораздо больше по сравнению с европейцами. Дело в том, что европейцы не читают ничего арабского - оно и понятно, тщеславие не позволяет. Поэтому Запад и проигрывает Востоку во многих отношениях - скажем, на Востоке есть западная мысль, а на Западе восточная - отсутствует. Например, в книжных магазинах я видел переводы на арабский Ницше, Сартра, Достоевского, даже печально известный "Мэйн Кампф". Арабы хотят быть в курсе западной мысли, какой бы эта мысль не была. А вот чтобы Западу познакомиться с достижениями арабских учёных и мыслителей настоящего и прошлого - это уж увольте! Что ж, это ваши - западные - проблемы...
   Поговорим о средствах передвижения. Опять-таки вынужден разочаровать любителей экзотики - ливанцы передвигаются отнюдь не на ишаках или верблюдах. Для этого существует богатый выбор современных автомобилей. Когда я попал на ливанские улицы впервые днём, то у меня сложилось впечатление, будто такие крупные концерны, как "Мерседес" или "BMW", работают исключительно на Ливан! Это подтверждается фактами. Согласно статистике, Ливан занимает первое место в мире по количеству автомобилей: на тысячу человек здесь приходится около 800 автомашин! Так что такое Литва, где на тысячу человек приходится около 300 автомобилей? Такие страны, как Россия или Соединённые Штаты вообще не стоит упоминать: там в среднем на тысячу человек приходится около 150 транспортных средств. Так простите, господа арабофобы - кто это ещё с гор спустился?
   В Литве, в частности, человеку трудно достать какую-нибудь деталь для своего автомобиля в случае неисправности или поломки. В Ливане такой проблемы не существует: нет такой автодетали, чтобы её трудно было бы достать. Ещё вопрос: сколько в Клайпеде автосервисов, если население города 250 000? 30-40? Так вот, только лишь в любом квартале Триполи есть специальные улицы, на которых располагаются до полусотни профессиональных авторемонтных служб. И никаких очередей - добро пожаловать!
   Поговорим о компьютерной технике и средствах связи. Ну, в этом отношении Запад (в частности, Прибалтика) просто курит. Мне приходилось бывать во многих компьютерных универсамах Триполи или Бейрута - любой из них даст сто очков вперёд таким же точкам компьютерной торговли в литовских городах. Если Литва до сих пор гордо выставляет на прилавки I или II "Пентиумы", то в Ливане об этих динозаврах никто ничего не слышал. Это же касается различных причиндалов: сверхоптических мышек, прекрасных в отношении дизайна клавиатур, очень чувствительных наушников - причём всё это в несколько раз дешевле, чем в Литве.
   Салоны мобильной связи не разбросаны, как у нас, по разным частям города и по одиночке, а компактно собраны группами, чтобы не возникало очередей. Мне самому приходилось покупать в Триполи мобильный телефон, посему врать не стану. Кстати говоря, в Ливане всего одна сеть мобильной связи; не то, что у нас - и Bit? GSM, и Tele 2, и Omnitel, и ещё чёрти-знает что... причём все эти компании между собой постоянно конкурируют, последствия чего сказываются только на нашем кармане. Да и гарантии на товар в Ливане гораздо более долгосрочны, чем у нас.
   Интернет-салоны тут буквально на каждом шагу - а у нас частенько надо проехать полгорода до ближайшего кафе. В скорости Интернета мы тоже проигрывем этим "спустившимся с гор" ребятам - и это я говорю, как очевидец.
   В отношении строительства та же Литва может поучиться у местных специалистов. Таким многоэтажных конструкций с чёткой планировкой помещений у нас я ещё не видел - и неизвестно, увижу ли вообще. Надо быть объективным: своими дорогами Литва может покрасоваться перед Ливаном и в таком споре она явно одержит верх.
   Это всего лишь немногочисленные примеры того, насколько нам мало известно о Востоке. Наша лень, ограниченность и тщеславие не позволяют нам познакомиться с достижениями арабов. Гораздо проще сказать: "Да ведь там до сих пор XVI век!" А вот и нет! Этот "XVI век" лопается, как мыльный пузырь, когда видишь всё своими глазами.
   Мне могут возразить, мол, сами арабы ничего не производят, только покупают. Ну и что с того?! Пусть так, однако почему-то новейшая американская, немецкая или японская техника у них оказывается раньше, чем в Литве - и большими партиями. Кто же тогда претендует на ярлык "страны третьего мира"? В магазинах Триполи я видел то, чего никогда не видел в магазинах Клайпеды. Почему так? Потому, что арабы заботятся о себе и своих детях. Только средний европеец может довольствоваться дешёвкой. И при этом вопить, что "там" до сих пор XVI век.
   Бог помогает тем людям, которые живут по Его Закону. Пусть они сами хоть вообще ничего не производят - но у них будет всё, поскольку они имеют Его Благословение. Говоря словами арабских мистиков, люди Востока живут и этой жизнью, и той - поэтому у них всегда было, есть и будет всё и ничего. В конечном итоге - ничего, кроме Бога.
  
   Тысяча и одна ночь
  
   Однажды я появился на Плащади Звезды - как всегда навестить Аймана и других таксистов. Меня встретили Абу эль-Абед, Биляль и Ахмад; выяснилось, что Айман уехал в деревню, но тем не менее обещал скоро вернуться. Мы купили кофе и провели некоторое время в дружеской болтовне.
   Внезапно на улице послышался треск мотороллера - и из-за угла угла выкатил бритый наголо юноша. За его спиной был прикреплён большой ящик - как мне стало ясно чуть позднее, он торговал на улицах пепси- и кока-колой. Парень затормозил около нас и поздоровался со всеми по очереди. Биляль представил нас друг другу; мой новый знакомый тут же открыл свой ящик и подал мне жестянку с пепси со словами:
   - Please, Mr. Friend!*
   Забегу вперёд и скажу, что так он и называл меня всё время. А я этим вечером познакомился с удивительным человеком - Мухаммадом Махмудом Фаузи, - которого очень часто вспоминаю.
   Вскоре появился Айман и мы втроём пересели к нему в машину. Айман рассказал мне о своих делах, когда Мухаммад Махмуд неожиданно перебил его:
   - Mr. Friend, хочешь - я расскажу тебе сказку?
   - Какую ещё сказку? - насторожился я, ожидая от него какого-нибудь дружеского подвоха.
   - Из "Тысячи и одной ночи", - спокойно ответил он. - Других я пока не выучил...
   И тогда Айман, желая прокомментировать сказанное им, рассказал мне потрясающую историю этого человека.
   Мухаммаду Махмуду было всего девятнадцать лет и работал он, как мне было уже известно, развозчиком и продавцом прохладительных напитков. Помимо этой работы у юноши было и хобби: он очень любил литературу. В частности, сказки. Страсть его к ним была настолько огромной, что он выучил наизусть (!!!) весь сборник "Тысячи и одной ночи" - и это в девятнадцать лет!
   - Таким образом, - закончил Айман свой рассказ, - Мухаммад является хафизом "Тысячи и одной ночи" также, как другие люди - хафизами Корана.
   После этого Мухаммад Махмуд рассказал мне поучительную историю из глубины веков, насыщенную арабским колоритом и восточной мудростью:
   - Жил да был некий султан. У него, как и полагается, был визирь (по-нашему - премьер-министр). И вот однажды султану захотелось испытать мудрость своего министра; он призвал его к себе и сказал:
   - О, мой визирь! Я хочу задать тебе вопрос - и если ты ответишь на него, то будешь жить, если же нет - умрёшь. Итак, скажи мне: сколько звёзд на небе? Иди же теперь, подумай часок - и возвращайся с ответом.
   Визирь поклонился своему господину - и через час привёл к нему в покои осла.
   - Зачем ты привёл сюда животное? - удивился султан. - Разве он имеет хоть чего-нибудь общего со звёздным небом?
   - Конечно, имеет, о повелитель правоверных, - отвечал ему визирь. - Его тело - словно свод небесный, а каждая ворсинка его шкуры являет собой звезду. Таково и количество звёзд на небе, как и шерстинок на осле - ни больше, ни меньше.
   Похвалил тогда султан находчивого визиря и опять говорит ему:
   - Хочу задать тебе ещё один вопрос: где находится центр Вселенной? Подумай час - и возвращайся.
   Мудрый визирь через час вернулся и попросил султана встать в центр комнаты. Когда султан сделал просимое, визирь громко объявил:
   - Вот он - центр Вселенной!
   И в третий раз сказал султан своему визирю:
   - Вижу я, о визирь, что ты очень мудрый человек, но дозволь испытать тебя в последний раз! Скажи мне: сын ли я своей матери или нет? Если ты ответишь мне, то я распоряжусь наградить тебя большим мешком золота!
   Ушёл визирь, а через час вернулся. Смотрит - стоит султан посреди комнаты и держит в руках мешок с золотом.
   - Так как, визирь, - спрашивает, - отдать тебе этот мешок или нет?
   - Лучше отдай, о повелитель правоверных, - ответил ему мудрый визирь, - иначе я скажу, что ты - не сын своего отца!
   Очень тяжело поддаётся переводу на русский язык конец этой сказки, потому что оригинал состоит из игры слов, корни которых созвучны со словом "прелюбодеяние". Однако, как уж получилось...
   А Мухаммад Махмуд продолжал рассказывать нам сказку за сказкой; мы просидели в автомобиле около четырёх часов - вокруг давным-давно наступила ночь, мне надо было утром рано вставать, - а уходить всё так и не хотелось...
   С хафизом "Тысячи и одной ночи" я ещё неоднократно встречался в городе - или по вечерам, на Площади Звезды.
   - Ну что, Mr. Friend, хочешь послушать какую-нибудь сказку? - спрашивал он и тут же доставал для меня пепси. - Держи, сказка будет длинной...
   Только по таким людям вполне можно судить о том, на каком уровне среди населения находится культура - и литература в частности. Лишь среди моих друзей человек пятнадцать были хафизы Корана; многие учёные и неучёные люди на память цитируют стихи, но видеть человека, в девятнадцать лет знающего наизусть "Тысячу и одну ночь" - мне даже во сне не могло такое присниться!
   В Ливане люди очень читающие и уважающие литературное наследие предков. Неравнодушны они также и к своим современникам - поэтам и писателям. Как мне рассказывал Айман, есть такая поэтическая телепередача (если я правильно запомнил название, "Марш поэтов"), во время которой известные и неизвестные поэты читают свои произведения. Попадались мне и многие издания - от восьмистраничных газет до толстых литературных периодических журналов, - где молодые и немолодые авторы публикуют свою поэзию и прозу. Махди ещё раньше уверял меня, что на поэтические чтения на Востоке приходит больше народу, чем на концерты популярных рок-звёзд в Европе. И в это весьма охотно верится: из поколений в поколения арабы передают свою любовь к литературе, к искусству слова. Слово - священно. Потому, что словами написана Книга книг - Коран. Всё берёт своё начало из него. Его слово и поэтично, и праведно - и не несёт в себе ничего, кроме Бога.
  
   Лекции в мечетях
  
   Лекции в мечетях - это, пожалуй, было моим любимым занятием, которого я всегда нетерпеливо дожидался. Причины этого легко пояснить: во-первых, это были собрания в тёплой, дружеской и нетрадиционной обстановке; во-вторых - возможность увидеться со старыми друзьями и познакомиться с новыми людьми, а в-третьих - такие лекции обычно заканчивались братским ужином и долгой прогулкой. До следующего раза. Такие мероприятия, как лекции в мечетях или на дому у шейхов, происходили не более чем с перерывом в два-три дня.
   Сложилось так, что на эти лекции из близких мне людей ходила приблизительно одна та же компания: татары Вадим и Ринат, киргизы Асылбек и Рахматуллах, югославы Рамиз и Ахмад, да мы с Махди. Очень часто к нам присоединялись студенты другого шариатского института Триполи - казахи Эркин и Эрсин. Это довольно хорошо сформированная студенческая тусовка способствовала общению различных учебных заведений и их представителей. Да и польза от дополнительно прослушанных лекций и общения была огромной.
   Я уже упоминал, что многие преподаватели проводят свои лекции в мечетях - и на них собирается очень большое количество народа. К сожалению, никак не могу вспомнить имя шейха, читавшего курс лекций по ханафитскому праву в одной из центральных мечетей Триполи; сам он являлся преподавателем каирского аль-Азхара и послушать его собиралось множество студентов - мечеть даже не могла вместить всех желающих, несмотря на величину молельного зала.
   Очень часто мы были на лекциях доктора хадисов шейха Маджида и философа шейха Моутасина. Шейх Маджид читал свои лекции в мечети аль-Иман; лекции шейха Моутасина почти без исключения проходили у него дома. Мы разбирали тонкости хадисов и европейской экзистенциальной философии, горячо спорили - а под конец всё заканчивалось дружеским ужином, чаепитием и прогулкой.
   Наибольшее количество лекций мне довелось прослушать у шейха Умара, который чаще всего читал их в мечети Али ибн Аби-Таллиб в Эль-Мине. Общаться со студентами ему особенно помогало то, что сам он был почти одного с нами возраста. Мы с ним очень быстро познакомились (это случилось, кстати, на одной из лекций того египетского учёного), подружились - и я называл его не иначе, как Умарчик, на что он только улыбался.
   Лекция в мечети - это особенная лекция уже по своей природе. Одно дело - слушать её в университете, и совсем другое - в доме Аллаха (СОИВ!). Начинается она молитвой магриб и заканчивается после иша - по крайней мере, так было весной по ливанскому времени. Студенты рассаживаются вокруг шейха Умара (мне он всегда обязательно усаживал рядом с собой) - и начинались долгие комментарии по фикху, Шариату, исламской доктрине. Шейх Умар - превосходный лектор и комментатор, умеющий очень увлекательно преподнести материал для слушателей. Скучающих на его лекциях не было - во время его монолога можно было слышать, как муха пролетит.
   Кроме нас у него было много и других слушателей - студентов других учебных заведений, да и просто прохожих, так сказать. Бывало, например, так, что Умар читает лекцию в одном углу мечети, а в другом - в то же самое время - другой шейх читает лекцию своим ученикам. Если наша лекция заканчивалась раньше, чем их, то мы дружно всей компанией подсаживались к их кружку - или наоборот. Поэтому знакомств хватало с лихвой. Благодаря этим лекциям я узнал множество замечательных людей - и ливанцев, и представителей других стран и народов. Мы вместе обсуждали сказанное шейхами, ту или иную теорию, подолгу оставаясь в мечети после лекции или прогуливаясь по городу.
   Точно так же на лекциях присутствовало много людей со стороны - ведь никому не возбраняется после молитвы послушать рассуждения шейха по тому или иному предмету. Это просто уникальное явление - дети, ещё школьники и белобородые старцы, и мужчины среднего возраста, пришедшие на молитву после работы - они часами просиживали с нами, слушая шейха Умара. Они не менее нашего интересовались комментариями и правовыми фатвами современных уляма*. Во-первых, человеку, который исповедует Ислам, это знать попросту необходимо, а во-вторых - изучение исламских наук несёт в себе хасанат (т.е. добродетель, за которую полагается награда на этом свете и на том). В этом понимании не мы одни - студенты: каждый человек, независимо от возраста и положения, является студентом, покуда его жизненный путь не закончился.
   Из сказанного выше вполне видно, какую огромную пользу приносит слушание лекций в мечетях, как они выгодно отличаются от тех же лекций в других местах. Об этих лекциях заранее известно - любой шейх всегда даёт информацию об этом своим студентам, а те - в свою очередь - предупреждают своих друзей и знакомых... И, как поётся в песне, кто ищет - тот всегда найдёт.
   Хадисы неоднократно говорят о том, что изучение исламских наук несёт в себе награду. Вспоминаю лишь несколько из них, где у Пророка (МЕИБ!) спросили: "Что будет человеку, который занялся богословием, но как следует не понял предмета?" Пророк (МЕИБ!) ответил вопрошающим: "Если он занялся изучением богословия, но не пропитался им насквозь - то его ждёт награда. А тому человеку, который изучил предмет и пропитался им - тому будет две награды." И другой хадис, в котором Пророк (МЕИБ!) говорит, что наибольшую награду из ныне живущих стяжают себе те люди, которые занимаются богословием и мусульманскими науками - они будут в любви у Аллаха (СОИВ!) и обретут Его благоволение как в этой жизни, так и в будущей.
   Таким образом, изучение наук - хасанат, а дополнительные лекции в мечетях приносят собой живой поиск Истины. Истина всегда связана с общением и пониманием, поскольку в общении и понимании есть Бог. И ничего, кроме Бога.
  
   Встреча с Рами
  
   Д. Карнеги уже успел "научить" народы Америки и Европы, как надо приобретать друзей, а потом, кстати, и оказывать на них влияние. Несмотря на появление "Анти-Карнеги" и полного опровержения теории и практики господина Дейла другими авторами, его постулаты остались в нашем обществе почти без изменений - сразу видно, насколько крепко осела в наших бедных законсервированных мозгах систематизированная им чушь. Понятие "дружба" он очень тонко подменяет понятием "дружеских отношений". Карнеги ставит упор на "приобретение друзей", как будто это полностью зависит от "приобретателя". При этом он упускает самые главные, независимые от нас моменты для возникновения дружбы: место, время и человека.
   В Ливане, как я уже неоднократно упоминал, люди чаще всего знакомятся в мечетях или в книжных магазинах. Почему? Ответ прост: потому, что это наиболее посещаемые ливанцами места. Это вам не Вильнюс, в книжных магазинах которого можно увидеть лишь студентов, ищущих необходимую им книгу по какому-нибудь предмету... Книги - большинство из которых представляют собой откровенную макулатуру - годами лежат на полках, так и не находя своего читателя. В ливанских же торговых центрах завозы книг происходят постоянно. Потому, что арабы любят и умеют читать.
   Приведу лишь пару случаев, когда и мне улыбалось счастье познакомиться в книжных магазинах. Одно из таких знакомств состоялось в магазине шейха Абдуллы - красивого пожилого человека с чёрными, как бусинки, глазами, наикрасивейшей улыбкой и бородой почти до пояса. В его книжный я заходил довольно часто, поскольку этот магазин был строго шариатской направленности.
   Однажды я пришёл сюда с целью приобрести книгу по основам права; присмотрев её около недели назад, я нетерпеливо ожидал перевода денег на свою кредитную карточку. В конце-концов деньги были у меня в кармане - и я решил не терять времени.
   Отложив желаемую книгу в сторону, я присел на корточки к полке, рассматривая новые книги. И тут на глаза мне попалась ещё одна (так оно всегда случается!) сверхнеобходимая книга - большой том, повествующий о правильном арабском произношении при рецитации Корана. И что самое смешное - за ту же цену, что и основы права! Я взвесил обе книги в руках, словно прикидывая, какая из них мне более необходима... Так я и просидел несколько минут, ничего вокруг не замечая, покуда чей-то голос за спиной не вывел меня из недоумения:
   - Саламу алейкум, брат! Как ты поживаешь?
   Другого обращения, кроме "брат", среди мусульман не существует. Обратившийся ко мне был наголо бритым, крепкого сложения парнем лет двадцати пяти; пока я очухался, он уже протягивал мне руку. Рядом с ним стояла девушка в голубом платье и хиджабе; на вид она была ещё моложе, чем её спутник. Третьим был сам владелец магазина - шейх Абдулла.
   Он объяснил им, что я приехал в Ливан для изучения арабского языка и Шариата; что являюсь очень частым гостем в его магазине. Затем он познакомил нас.
   Рами Антар и его супруга были трипольцами, однако с недавних пор молодая семья проживала в Австралии. Неудивительно: очень много ливанцев живут в Австралии, Америке или Великобритании. Мы обменялись визитными карточками; после этого Рами внимательно осмотрел выбранные мною книги. Конечно, семья Антар засыпала меня вопросами: женат ли я, есть ли дети и т.д. Мы говорили около получаса на самые разные темы; Рами сказал, что он будет в Триполи около месяца и настоятельно просил меня ему позвонить - мол, встретимся, поговорим, обсудим новые книги... Сейчас они, к сожалению, спешат - надо навестить родственников в горах, - но через несколько дней мы можем встретиться.
   Пока мы с Рами разговаривали, его жена рассматривала какую-то небольшую книгу. Затем она отошла от нас к столу шейха Абдуллы и о чём-то с ним заговорила. Мы же, попрощавшись с Рами, договорились с ним на встречу после моего звонка. Ещё через минуту я прощался с его женой. Они вышли из магазина - а я вернулся к своему нелёгкому выбору.
   Наконец я взял в руки основы права и двинулся к шейху Абдулле. Он улыбнулся и спросил меня, почему я принёс только одну книгу. Я ответил, что не совсем его понимаю. Тогда хозяин магазина улыбнулся ещё шире - и объявил, что супруги Антар уже расплатились вместо меня и за "основы", и за "рецитации"; а кроме того, жена Рами непосредственно от себя дарит мне книгу "Избранные хадисы Нанави". Вот вам и приобретение друзей!
   Похожий случай произошёл со мной в другом книжном магазине, неподалёку от Площади Звезды. В первый день моего приезда в Ливан Махди подарил мне металлический значок с эмблемой Накшбандийского тариката; как я прицепил его на платье, так никогда с ним и не расставался. Около месяца спустя после этого подарка мы с Махди и появились в магазине.
   Рассматривая книги и громко обсуждая их, я обратил внимание на то, что один из посетителей книжного чересчур пристально меня рассматривает. Несколько раз он даже прошёлся мимо меня - здоровенный парень в кожаной куртке, явно старше меня; в его руке была какая-то книга... Наконец он подошёл прямо ко мне и сказал:
   - Саламу алейкум, брат! Меня зовут Фаиз. Мне так понравился твой значок, что я готов купить его за любую цену! Продай!
   Я ответил, что сам получил этот значок в подарок; тем более, что я не принадлежу к братству Накшбандия - поэтому он может взять его себе бесплатно.
   - Нет, назначь цену! - не унимался мой новый знакомый; даже Махди незаметно ткнул меня кулаком в бок - мол, не обижай своего брата. Однако на этот раз я остался непоколебим - как могу я требовать деньги за то, что мне самому досталось даром? На это мог положительно отреагировать лишь господин Карнеги. Поэтому я просто снял значок с платья - и нацепил его на куртку Фаиза. И отошёл в сторону следующей книжной полки.
   Некоторое время Фаиз потолкался по магазину - впоследствии он рассказывал мне, что ему просто не давала покоя мысль получить от меня этот значок задарма, - пока, наконец, он вновь не возник передо мной с роскошным изданием Корана в руках.
   - Эта Книга - лучшее, что есть в любом книжном магазине, брат! - сказал он с волнением. - И если ты не примешь Её, то обидишь и меня, и Небеса... Прошу, брат! Кроме того, если тебе что-нибудь будет нужно - не стесняйся обращаться!
   Вот и всё. В действиях Рами, Фаиза и подобных им людей для нас много необычного. Потому, что мы, зачитываясь Карнеги, от этого необычного отвыкли. А суть всего необычного - всегда в простом. Ведь даже Бог для нас - нечто необычное, во что верится с таким трудом. Словом, Очевидное в Невероятном - и в итоге ничего, кроме Бога.
  
   Самое тупое приключение
  
   Между мусульманами и христианами в Триполи проблем не существует. Так, по крайней мере, уверяло меня множество ливанских друзей. Ничего не мешает христианину иметь свой ювелирный магазин напротив Мухаммада Самира Бейрути; и как говорил мне сын последнего - Омар - никаких проблем. Однако нельзя не признать - особенно после моего собственного опыта, - что местные или бытовые конфликты всё-таки имеют здесь место, хотя и не носят обширного характера. И, конечно, за любой причиной таких конфликтов стоит зачастую религиозное несогласие и непонимание.
   Центральная часть города, где протекает река Абу-Али, издавна слывёт не особенно спокойным местом. Но это относится исключительно к ночному времени. Помнится, ещё не зная ничего дурного об этом районе, я облюбовал себе это место для постоянных ночных прогулок - а место это действительно красивое, особенно при свете Луны: река, горы и чёрное-пречёрное звёздное небо. Как-то ночью я спокойным образом совершал свой вечерний - вернее сказать, ночной - променад, а на следующий день услышал по радио и от друзей, что там во время перестрелки двух группировок погиб человек.
   - Да, брат, - похлопывая меня по плечу сказал тогда Махди, - ты действительно в рубашке родился!
   - Никогда, никогда, шейх Абдур-рахман, - взволнованно напутствовал меня Айман, - никогда не гуляй в этом месте после десяти вечера. Днём - это совсем другое дело: там базар, много народу... А ночью туда лучше не соваться - можно попасть в серьёзную переделку. Ведь ты - иностранец. Будут неприятности.
   Однако - увы! - я продолжал, несмотря на предостережения друзей, свои почти еженощные прогулки по берегам Абу-Али. Не то, чтобы я решил испытать судьбу - просто шум текущей воды успокаивает после жаркого дня, помогает сосредотачиваться на творчестве; отгоняет мысли о том, что в скором времени мне придёться покинуть страну таких чудесных, добрых и гостеприимных людей...
   Однажды та же судьба распорядилась иначе и одарила меня незабываемым - в негативном отношении - впечатлением, к изложению которого я и собираюсь приступить.
   Дело было уже за час ночи, когда я, по своему обыкновению, вышел на прогулку по левому берегу Абу-Али. Маршрут мой был очень прост, к тому же он постоянно повторялся - от базара я доходил до места впадения реки в Средиземное море (что-то около двух-трёх километров пути). Я прошёл свою первую часть пути почти до конца, когда услышал окрик слева: "Шейх! Эй, шейх!" Голос принадлежал парню явно младше меня; ещё двое стояли рядом с ним. Дверцы их автомобиля были открыты; из салона доносилась негромкая музыка. Расстояние между нами занимало не более пятнадцати метров.
   В этом окрике я немедленно уловил в голосе кричавшего неприязнь и презрение. Двое его друзей тут же подхватили эту тональность, наперебой крича: "Шейх - свинья!" Я не стал около них задерживаться; легко разглядев на шее одного из них крест на цепочке я уже отлично понимал, с кем имею дело. Встревать в конфликт было нельзя - я ведь гость этой прекрасной страны. Поэтому я спокойно прошёл дальше под свист, вопли и улюлюканье трёх молодых идиотов.
   Пройдя свой маршрут до устья Абу-Али, я постоял на мосту положенные несколько минут - и повернул обратно. Встречаться с этими юнцами ещё раз мне не очень хотелось, но выбора не было: обойти их по другой дороге можно было только через Эль-Мину, а это ещё несколько километров. Мне ничего не оставалось, как положиться на Провидение Всевышнего - чему быть, того не миновать! - и двинуться назад по старому пути.
   Как и следовало ожидать, ребята всё ещё стояли на своём месте и слушали музыку. Едва завидев меня, они снова завизжали, захрюкали; а когда я прошёл мимо них, то вслед за мной полетели мандарины. Один, другой, третий... К их великому несчастью ни один из мандаринов не попал в цель, хотя и брошено их было не менее десятка. Признаюсь, у меня явилось желание поднять с земли парочку брошенных в меня "снарядов" и отправить их назад, но... неожиданно ко мне пришла мысль, от которой я едва не расхохотался.
   Почему я стал объектом нападения этих слюнтяев? Только из-за внешнего вида: борода, халат до земли, шапочка на голове, чётки в руках. Доблестные католики (или, может, марониты?) совершили атаку на шейха ненавидимой ими религии, на представителя мусульманской уммы. Смех же мой явился оттого, что меня так и подмывало подойти к ним и сказать:
   - Парни! Только что вы закидали - правда, весьма неточно, - экс-монаха двух католических орденов - св. Иоанна и св. Франциска!
   Интересно, как вытянулись бы от удивления их лица, если бы они узнали, по кому так благочестиво нанесли свой "ракетный удар"...
   В этом же месте, около месяца спустя, из многоэтажного дома кто-то запустил в меня помидором - к счастью моему, снова мимо, хотя признаюсь, это было чертовски неожиданно и напугало меня. Я внимательно осмотрел окна, но "террорист" так и не выдал себя.
   Вывод: плохие люди попадаются везде. Религиозная нетерпимость ещё тлеет в их сердцах. Конечно, эти христиане были вовсе не теми людьми, которые стояли на бейрутских площадях вместе с мусульманами под общими флагами "Независимость Ливана-2005". А если человек хрюкает и кидается мандаринами - так этим самым он показывает своё настоящее лицо.
   Мусульмане никому не желают вреда. Они идут своим путём справедливости, мира и любви. А тот, кто вкладывает любовь туда, где её до этого не было - находит её там после этого стократно. И ничего, кроме Любви. И ничего, кроме Бога...
  
   Мухаммад Амин
  
   Помнит ли ещё читатель тех людей, которые приехали ночью встречать нас с Бассемом в бейрутский аэропорт? Махди и Мухаммад Амин, конечно. О Махди я уже порядочно рассказал, а вот последний, по-моему, незаслуженно остался в тени. Может потому, что встречались мы довольно редко - ведь тогда я ещё не знал, насколько это деятельный и занятой человек.
   Мухаммад Амин по возрасту - мне ровесник или около того. Одевается неизменно в тёмную одежду, носит длинную бороду. Недавно женился, как я уже знал - и не потому ли у человека не хватает на меня времени, как можно было предположить? Нет. Занятия у него гораздо поважнее. И самое интересное - это то, что о них и его положении в обществе я узнал совершенно случайно.
   Бассем очень долго - наверное, в течении месяца, - планировал нашу встречу; несмотря на это всякий раз нам так и не удавалось увидеться. Дежурной его фразой стали следующие слова:
   - Мухаммад Амин просил передать тебе "Салям" и сказать, что сегодня он занят.
   Я настолько привык к этому, что уже не надеялся увидеть Мухаммада Амина до своего отъезда.
   И вот однажды - как это обычно бывает - совершенно неожиданно Мухаммад Амин назначил мне встречу в своём доме. Бассем пояснил, что он живёт в пригороде Триполи и что на автомобиле до него можно добраться в течении получаса. Первой моей мыслью было воспользоваться услугами такси, но Бассем лёгким движением руки отклонил моё предложение:
   - Мухаммад Амин предоставляет нам свою машину. Кроме того, он хочет, чтобы Махди приехал вместе с нами.
   Когда у Махди закончились лекции, мы с ним терпеливо поджидали появления Бассема в нашей университетской квартире. Как и все ливанцы - впрочем, это простительная мелочь, - Бассем отличается неточностью, однако в тот день он появился у нас строго в положенное время.
   - Машина внизу, - коротко сказал он и добавил, что подождёт нас на улице.
   Собраться для нас было делом одной минуты - и мы вышли во двор. Автомобиль, стоявший у наших дверей, я немедленно узнал - это была модель новейшего "мерседеса": чёрная, с затемнёнными стёклами. Бассем улыбнулся - и предложил нам не теряя времени садиться в автомобиль.
   Перед тем, как покинут Триполи - Бассем предупредил, что нам следует поторопиться и что нас ожидает не только Мухаммад Амин, но и ещё несколько шейхов - меня ждал ещё один приятный сюрприз: мы завернули в один крупный торговый центр, специализирующийся на продаже всевозможной шоколадной продукции. Центр так и сиял рекламными огнями; внутренний дизайн и атмосфера были также безупречны. Бассем о чём-то поговорил с продавщицами - а затем преспокойно взял с прилавка несколько мешочков с конфетами разных сортов (причём, как я с удивлением заметил, выбирал он весьма придирчиво) - и ничего не заплатив за них преспокойно вернулся к нам.
   Сгорая от любопытства я налетел на него с вопросами: почему он не заплатил за конфеты? Что сказал продавщицам? и т.д. и т.п. Отдавая приобретённые - да что это я! - полученные даром конфеты нам с Махди, Бассем сказал мне, улыбаясь при этом по своему обыкновению:
   - А ты взгляни на вывеску магазина, шейх Абдур-рахман - и если у тебя останутся после этого вопросы...
   Я так и поступил: выйдя из магазина тут же задрал голову вверх. Прямо над моей головой попеременно вспыхивали вязью разноцветных лампочек огромные слова: "Мухаммад Амин". Тот же самый знак находился на упаковках конфет.
   От удивления я буквально упал - к счастью, это случилось уже в автомобиле. Бассем снабдил моё падение ещё кое-какими комментариями:
   - Мухаммад Амин - владелец нескольких крупных торговых центров, продающих шоколадные изделия. Он очень богатый и уважаемый человек. Самый крупный из его центров находится аж на центральном проспекте Триполи, в самом престижном месте города - я тебе как-нибудь покажу.
   Всё услышанное я отчаянно пытался переварить и усвоить по дороге к Мухаммаду Амину. Итак, что же это получается - крупный бизнесмен, миллионер, встаёт в три часа ночи, чтобы лично приехать из Триполи в бейрутский аэропорт и встретить незнакомого ему человека из Литвы? "Ну и порядочки, - подумалось мне. - Вот вам и ливанские миллионеры..."
   Перед тем, как непосредственно ехать в дом Мухаммада Амина, мы завернули в очень красивую мечеть на магриб.
   - Дом Мухаммада Амина в двух шагах отсюда, - сказал Бассем после молитвы. И без всякого ударения просто добавил: - Эту мечеть построил Мухаммад Амин... Он вообще отличается особой щедростью в благотворительных делах.
   Не стану описывать пятиэтажный дом с лифтом, принадлежащий Мухаммаду Амину; не в силах я разноглагольствовать о его внутреннем убранстве, о дизайне фонтана во дворе, об окружающем его саде и заборе с изразцами... На встречу собралось около двадцати человек - бизнесмены, шейхи, друзья Мухаммада Амина; меня представили всем и даже попросили занять самое почётное место в зале.
   Я рассказывал о себе; говорил с шейхами о фикхе и хадисах - а чем же был занят хозяин дома? Не поверите - всё это время он простоял в дверях! А потом, перед роскошным ужином, он лично подал чай всем гостям - да и как подал! С улыбкой, смиренно, почти на коленях. Только представьте: ливанский миллионер на коленях подаёт чай какому-то литовскому бомжу!
   Мой хозяин полностью соответствовал своему имени Амин - то есть добрый, справедливый, скромный. Во время ужина он только слушал нас, почти не принимая участия в общем разговоре из скромности - а ведь в Европе поведение миллионеров в обществе совершенно другое. Это почти без исключения чванливые, заносчивые и наглые люди, которые считают, что благодаря деньгам они стали выше законов юрисдикции и морали. Ливанский бизнесмен являл собой полную им противоположность. И если в Европе любой человек бизнеса тут же суёт тебе свою визитную карточку - посмотри, мол, кто с тобой разговаривает, - то Мухаммад Амин всячески старается скрывать своё положение, покуда возможно и быть слугой своим друзьям.
   Я спросил его, почему он так поступает. Мухаммад Амин улыбнулся:
   - Власть и богатство - ничто. Ведь Аллах оценивает нас не за положение в обществе и умение вести коммерческие дела. Надо лишь помнить об одном - ты мусульманин и я - мусульманин. Никаких различий между нами нет, в глазах Всевышнего мы равны. И соревноваться пред Аллахом мы будем не в благополучии этой жизни и не в коммерции, а в добрых делах.
   Вот так. Произнеся эти слова, ливанский миллионер посмотрел на меня открытым, добрым и, хочу подчеркнуть, скромным взглядом. В его глазах я увидел подтверждение сказанному: "Ля иляха илля ллах!" Действительно, а что может быть ещё? Да ничего. Ничего, кроме Бога.
  
  
  
   Почти земляки
  
   День у меня выдался вполне свободным, поэтому я решил с раннего утра отправиться в ювелирный магазин Бейрути - ведь уже несколько дней я не навещал Омара и его семью. Как только я шагнул за порог магазина и поздоровался с шейхом Мухаммадом, так он ту же выдал мне самые последние новости:
   - Ты знаешь, Абдур-рахман, здесь буквально за минуту до тебя были туристы из Словении! Жаль, что тебя не было - мог бы поговорить с ними по-русски.
   Я поправил его: словенцы говорят не по-русски, а на собственном - словенском языке; однако их язык также принадлежит к группе славянских языков и к русскому этот язык гораздо ближе, чем, скажем, польский. Шейх Мухаммад Самир внимательно выслушал моё замечание; тут в магазин пришёл Омар - и мы начали обычный дружеский диалог, изредка посматривая на включеный телевизор.
   Около получаса мы просидели за этим занятием, когда дверь магазина открылась и на пороге появились посетители - молодая пара; судя по лицам и одежде, они были туристами. Мухаммад Самир немедленно оживился и сказал мне, что, мол, это они и есть - туристы из Словении.
   - Поговори с ними, Абдур-рахман, - снова попросил меня отец Бейрути. - Я никогда ещё не слышал живого русского языка... - допустил он старую ошибку, невзирая на полученный урок получасовой давности.
   Я выступил вперёд - и поздоровался в вошедшими по-чешски, надеясь произвести неожиданный эффект. Омар, решивший не отставать от меня, тут же поздоровался с ними по-русски. Однако ожидаемого эффекта не последовало - наши гости лишь переглянулись друг с другом. Тогда парень сказал по-английски:
   - Извините, что мы вернулись, но мы так и не смогли найти дорогу в Хан Эль-Сабун. Не могли бы вы нам помочь?
   Тогда отец Бейрути громко сказал им, указывая на меня:
   - Это - шейх Абдур-рахман из Литвы; я говорил вам, что один из нас превосходно владеет русским языком... Абдур-рахман - как я говорил, это и есть наши гости из Словении.
   - Словении? - удивился парень, глянув на свою спутницу. - Мы не из Словении. Мы - эстонцы.
   После этого мы впятером дружно расхохотались; Мухаммад Самир со смехом просил прощения у наших гостей и у с меня за то, что он перепутал две страны - Эстонию и Словению, - название которых фонетически почти одинаково прозвучали для его ушей. После этого лёд, что называется, был сломлен - и Омар выбежал из магазина на улицу за сладким арабским кофе для всех.
   Представьте себе моё удивление и радость - в сердце Ливана встретить почти земляков! Я пояснил Мухаммаду Самиру и Омару, что Эстония - это наши соседи, третья страна Прибалтики, вместе с Литвой и Латвией.
   Эстонские туристы тоже были немало удивлены, встретив в Ливане изучающего Шариат литовца - бородатого и одетого в национальную ливанскую одежду. Тыыну - так звали светловолосого, крепкого сложения парня (оказалось, он был на несколько лет младше меня), даже поздоровался со мной по-литовски, на что я ответил ему эстонским приветствием; однако на этом наши познания закончились - и мы продолжили беседу на английском языке.
   Тыыну только что закончил маркетинг и помогал своей (тоже светловолосой) подруге Ингрид в бизнесе. Последняя очень плохо говорила по-английски, поэтому в нашей беседе больше играла роль слушателя, но постоянно улыбалась. Тыыну рассказал, что в Таллине у них свой маркет; я рассказал им немного о своей деятельности в Литве и Ливане... Эстонцы недавно были в нашей столице - Вильнюсе, - поэтому охотно делились со мной впечатлениями от посещения этого города. В свою очередь я тоже похвалил улочки старого Таллина, в котором был без малого пятнадцать лет назад.
   Потом наши гости обратились к нам со своей просьбой повторно - не можем ли мы указать им дорогу к древней мыловарне?
   - Конечно, можем! - улыбаясь откликнулся Мухаммад Самир. - Абдур-рахман, не проведёшь ли ты наших эстонских друзей до этого места?.. Вы можете ему довериться, - обратился он уже к ним, - Абдур-рахман прекрасно знает Триполи - не хуже любого местного!
   После такой рекоммендации мы с Омаром повели Ингрид и Тыыну по древним улочкам базара в Хан Эль-Сабун. Омар по пути встретил своих друзей и (как часто это бывает у арабов) остался с ними, предоставив мне одному быть гидом у эстонской пары. Идти было недалеко, но Ингрид постоянно задерживала меня и Тыыну возле какой-нибудь витрины или лотка с женскими украшениями, благовониями и платками.
   Мы долго осматривали Хан Эль-Сабун; Ингрид не удержалась от того, чтобы не приобрести несколько кусочков экзотического ливанского мыла.
   Тыыну спросил меня:
   - Как же так: ты литовец - и вдруг Абдур-рахман? Почему?
   Я рассказал ему вкратце свою историю принятия Ислама, как долго я шёл к тому, чтобы сделать столь решающий шаг...
   - И теперь ты уже не признаёшь Иисуса Христа, не так ли? - снова спросил он.
   - Почему же, - ответил я. - Ещё как признаю! Ведь если мусульманин отрицает пророческую миссию Исы - мир ему! - то он автоматически перестаёт быть в числе верующих. Мы признаём всех пророков, да будет мир над ними всеми. Странно то, что христиане не признают самого последнего Пророка, мир ему и благословение...
   - Да... - неопределённо сказал Тыыну, - значит, Аллах - тоже Бог?
   - Ты сейчас сказал "Бог" по-английски, а "Аллах" - это то же самое значение по-арабски. Разница не в Его сути, разница лишь в языковом определении. И Он - един.
   - Надо же! - удивился мой собеседник. - Я всегда считал, что у христиан и мусульман боги разные: у нас - Бог, а у вас - Аллах... А получается, что всё это - одно и то же.
   - Всё верно, - ответил я. - Есть только Бог. И ничего, кроме Бога.
  
   Джаназа
  
   Очень долгое время я не встречался с Рами. Мне было известно с его слов, что в ближайшее время он намерен покинуть Ливан и отправиться домой, в Австралию. Поэтому в свободный день я позвонил ему из издательства "Дар Имам Аби-Ханифа" (книжный магазин которого уже открылся в Триполи несколько дней назад и который он очень хотел осмотреть) и договорился с на встречу. Рами обещал подъехать к магазину через полчаса, поэтому я вместе с шейхом Халидом всё это время простоял возле книжных полок, обсуждая с ним последнюю продукцию издательства.
   Появился Рами; я познакомил его с владельцами "Дар Имам Аби-Ханифа". Мы попили чаю с Халидом и Билялем, поговорили о том, о сём... Рами сказал мне, что в магазине шейха Абдуллы тоже появились новые книги и предложил пройтись. Я согласился.
   Пока мы, разговаривая по дороге, шли к месту своего назначения, над нашими головами раздался азан. Ближайшей мечетью была аль-Мансури; мы завернули в неё, чтобы помолиться зухр.
   После молитвы я собрался было уходить из мечети, но всезнающий Рами сказал мне:
   - Постой, Абдур-рахман, не спеши! Давай поучавствуем в джаназе!
   Правда, я только теперь заметил, что большинство находившихся в мечети людей не расходятся, а собрались вместе, построившись в два ряда во дворе. Перед ними на носилках стоял гроб с покойным, которого люди намеревались проводить в последний путь.
   Джаназа - ритуал мусульманского погребения - это очень интересный и трогающий за душу обряд. Он ничем не напоминает нудные и плаксивые христианские похороны - нет здесь ни священников, ни плакальщиков (хадисы вообще запрещают плакальщиков и осуждают их), ни горы цветов... И если на христианских похоронах присутствуют, в основном, только родственники усопшего, то на джаназе большинство - незнакомые покойному люди.
   Я спросил об этом у Рами, почему так происходит. Чего ради я пойду за гробом человека, которого я ни разу не видел живым - я даже не знаю, хорошим он был при жизни или плохим? Тогда он ответил мне, что участие в джаназе засчитывается человеку как доброе дело; постоял в джаназа-намазе - доброе дело; прошёл с процессией до кладбища - доброе дело; помог нести носилки с телом усопшего - тоже доброе дело... А все эти добрые дела записываются ангелами в ту книгу, которая свидетельствует о добродетелях человека после смерти. Поэтому участие в джаназа-намазе очень желательно и всячески поощряется.
   Как я упоминал, ритуал похорон в Исламе очень прост: люди читают четыре раката специальной погребальной молитвы - и тело покойного на носилках доставляют на кладбище, где без лишних церемоний предают земле. За душу берёт то, что в джаназа-намазе нам, ещё живым, воочию зримо окончание земной жизни, возможность серьёзно задуматься о жизни будущей. Ведь никому неизвестно, когда и каким образом закончится его существование в этом мире. Таинственный посланник Аллаха (СОИВ!), Ангел Смерти, неожиданно приходит к человеку - и уносит его душу. А затем - уже в могиле - человеку будут заданы всего три вопроса: Кто твой Бог? Какая твоя религия? Кто твой Пророк? И если человек не будет в состоянии ответить на них - то страшное наказание его неизбежно.
   Смерть - это словно состояние сна, в котором пребывает умерший до Страшного Суда. В Исламе отсутствует хоть какой-нибудь намёк на католическое чистилище - умершие будто спят. Поэтому и бытует у мусульман поговорка: "Сон - брат Смерти".
   А чтобы ответить на три указанные выше вопроса могилы, то человек ещё при жизни должен соблюдать Шариат. Согласно мусульманским учёным, все обязанности Шариата спадают с человека после смерти и пользы от них уже нет. Только при жизни человек может совершать добрые дела - и упаси нас Всевышний от содеяния злых и неугодных Тебе!
   Во время совершения четырёхракатной молитвы верующие словно созерцают самих себя положенными на носилки. Они искренне моляться о помиловании усопшего Всевышним Аллахом (СОИВ!). Затем носилки поднимаются - и начинается процессия на кладбище.
   Каждый из участников процессии старается понести усопшего на своих плечах, поэтому люди сменяются прямо на ходу. Мне тоже довелось пронести тело незнакомого мне человека несколько метров. Что же я при этом ощутил? Действительно, на несколько мгновений я перестал слышать шумные улицы Триполи, гудки машин, людские голоса... Я осознал, что в один прекрасный день на таких же носилках будет лежать не незнакомец - на них буду лежать я сам. И точно такой же джаназа-намаз будет совершаться по мне. И какой будет для меня могила - преддверием небесного благоухания или адской ямы - зависит только от меня самого, да воли Всевышнего Аллаха (СОИВ!).
   Да, так уж устроена человеческая натура - она трепещет, когда сталкивается со смертью. Тяжело передать словами то глубоко-экзистенциальное состояние, когда крылья смерти только касаются нас - так что же можно сказать, когда смерть полностью накроет нас полой своего плаща? Ужасно то состояние, которое, согласно многим уляма, испытывает находящийся на носилках: он всё видит, всё чувствует, но только не может подать никому знака ни телом, ни голосом. Не нужно особенно богатого воображения, чтобы себе это представить, а джаназа-намаз и последующая процессия лишь усиляют это чувство.
   И вот, наконец, мы в воротах кладбища. Проходим между могил - новых и старых. Вот и совершенно свежевыкопанная яма... Покойного, обряженного в белый саван и перевязанного верёвками, снимают с носилок и аккуратно опускают в яму. Над его головой читаются положенные похоронам аяты из Священного Корана. Затем могила засыпается землёй и в головах устанавливается камень. Обряд закончен и люди расходятся. Отдав дань смерти, они снова возвращаются к жизни...
   Ислам - это религия жизни. Но размышление о смерти очень поощряется мусульманскими учёными. Если жизнь - это всего лишь промежуточная стадия и настоящее бытие начинается только за её пределами, так и нечего за неё цепляться. И размышления о смерти и посмертных состояниях души весьма этому способствуют. С подобными практиками можно столкнуться у суфиев. Для них главное - "умереть" ещё при жизни, то есть не дожидаться прихода смерти физической, а умереть духовно для страстей мира сего.
   После окончания джаназы мы с Рами пошли дальше - вернее, в магазин шейха Абдуллы нам пришлось не идти вперёд, а возвращаться. Рами был весел, как ни в чём не бывало - всё говорил мне что-то о книгах; об Австралии, о том, какая у него дома шикарная библиотека, - а я до сих пор находился душой на кладбище.
   Это состояние от воспоминания похорон не оставляло меня до самого вечера; мысленно я то и дело возвращался к усопшему, лежащему на носилках перед двумя шеренгами молящихся. И на носилках лежал никто иной, как я сам... Поэтому время от времени я даже содрогался, перебирая чётки, и шептал: "О Аллах, Господь миров, будь милосердным к этому человеку... будь милосердным и ко мне, когда придёт назначенный час... вся милость - только от Тебя... и пусть ангелы Твои дадут мне книгу в правую руку, а не в левую... Позволь мне честно ответить на три вопроса могилы: Мой Пророк - Мухаммад. Моя религия - Ислам. Аллах - мой Бог... И нет ничего, кроме Бога..."
   Имам - не священник!
  
   Очень часто - как до моей поездки в Ливан, так и после неё, - мне приходилось сталкиваться с общераспостранённым христианским мнением, будто бы имам - это тот же священник, но только, так сказать, мусульманского типа. Хотелось бы пояснить настолько неверно представляющим действительность или намеренно введённым в заблуждение людям, что имам не имеет со священником ничего общего ни внешним образом, ни по сути.
   В Исламе напрочь отсутствует какая-либо жреческая структура, что присуще остальным авраамическим религиям - иудаизму и христианству. Таким образом, мусульмане вовсе не нуждаются в посредниках между собой и Богом - все верующие имеют общение непосредственно с Ним Самим. То, что имам занимает первое место в мечети - так это тоже совсем не удивительно: ведь это слово можно перевести как "предстоящий на молитве". Имам не обладает, как думают те, кто сравнивает его функции со священническими обязанностями, каким-то "тайным знанием", т.е. чем-то таким, чего нельзя говорить простому народу, и выбирается он на свою должность не епископом и горсткой себе подобным после окончания семинарии, а всеми прихожанами мечети за свою богобоязненность и праведный образ жизни. Вот вам и все критерии, согласно которым человек становится имамом. В этой ситуации полностью исключается коррупция и зависть со стороны кандидатур - всему показателем будет только личная жизнь и поступки человека.
   Внешне священникам тоже никогда не сравниться с имамами - я говорю о ежедневном поведении. Прелюбодеяния, воровство и пьянство даже не будем трогать. Возьмём хотя бы отношение к труду. Как бывшему монаху католической церкви мне не особенно тяжело судить об этом, поскольку перед моими глазами прошло множество ситуаций, отнюдь не рисующих священников в выгодном для верующих свете. Например, я никогда не видел священника, самолично красящего крышу своего прихода. Или чинящего забор. Оно и понятно - священные руки не для этого созданы... Гораздо проще нанять (за деньги прихожан) рабочих, которые справятся и с крышей, и с забором, покуда священник будет покрикивать на них: "Скорее, дети мои, скорее! До вечерней мессы надо обязательно закончить!"
   Лень священника - это словно показатель его избранности. Один мой, в прошлом, друг-священник так и заявлял: "Я - священник, а не огородник!" Лучше, как говориться, даже и не скажешь. А что в такой ситуации делают имамы?
   Вспоминаю Абу-Ибрахима, имама одной из старейших мечетей Триполи. Познакомиться с ним мне довелось буквально за несколько дней до возвращения в Литву. Я пришёл в мечеть за полчаса до магреба - и был удивлён обилием работы в саду: двое мужчин в фартуках, глубокий старик и несколько детей косили траву на огромном участке. Среди мужчин оказался хорошо знакомый мне муэдзин; он узнал меня и подошёл поздороваться. После этого он сказал, что имам тоже здесь и что я могу с ним познакомиться.
   Конечно, я предположил, что мой друг сейчас позовёт Абу-Ибрахима из мечети, но ничего подобного: он крикнул что-то другому мужчине - и тот, оставив работу, направился к нам. Дети вместе со стариком тоже перестали заниматься скошенной травой и уселись отдохнуть под пальмы.
   "Саламу алейкум! - улыбаясь произнёс подошедший и обнял меня в знак уважения и приветствия. - Меня зовут Абу-Ибрахим."
   Мой друг муэдзин объяснил ему, кто я, откуда и зачем приехал в Ливан. Абу-Ибрахим с улыбкой и большим вниманием выслушал его - и мы втроём присели около фонтана.
   Я поинтересовался, почему бы имаму столь прославленной мечети попросту не нанять работников, дабы не терять драгоценного времени, которое можно употребить на подготовку хутбы или чтение богословских книг. Абу-Ибрахим снова улыбнулся - и ответил, что грешно мусульманину перекладывать на плечи другого работу, с которой он, по воле Аллаха, может справиться сам. И нечего гнаться за временем - куда спешить, если впереди у тебя целая Вечность! Не сделаешь сегодня, так сделаешь завтра.
   Имам - это показатель для всех мусульман. И если в Европе, глядя на священников, молодые семинаристы заражаются эгоизмом, ленью и неприспособленностью к труду, то имам является примером для всех верующих. Нечего нанимать рабочих для скоса травы - это вполне можно сделать и самому. А спешить некуда. Имам не только распоряжается работами, но и сам активно в них участвует. Есть у него и помощники - собственные дети, прихожане-добровольцы. Отдыхают вместе, работают - тоже вместе. Азбука труда по-исламски очень проста.
   Не буду скрывать: я присоединился к трудящимся в саду - и оставшиеся двадцать минут выносил вместе с детьми со двора скошенную траву. Такова уж природа заразительности любого поступка - хорошего или плохого. Поэтому не стоит особенно распространяться, каким примером для христиан является приходской священник, а каким - имам для верущих.
   У другого имама, лично заделывавшем мастерком трещины в стене своей мечети, я спросил о том же - почему бы ему не прибегнуть к услугам наёмной силы? Он ответил мне, что если у человека есть обе руки, то он может выполнять любую работу. Только лишённый рук от неё освобождается.
   Всемогущий Аллах (СОИВ!), наградивший человека руками, соблаговолил после этого облагородить их трудом. Согласно Исламу, труд - это вид богослужения. Имам - рядовой мусульманин, но только предстоящий на молитве, - является первейшим примером для остальных, что труд создан Богом. И своим трудом он это подтверждает. Священник же - не своими руками - делает всё только для услады глаз прихожан и на зависть себе подобным. Имам - лишь Бога ради. И нечего задумываться о времени, если впереди у тебя - целая Вечность... и ничего, кроме Бога.
  
   Кое-что о меньших братьях
  
   Путешественнику, попавшему впервые в незнакомую страну, сразу же бросаются в глаза такие вещи, которые наиболее свойственны его натуре. Бизнесмен тут же начинает оценивать экономическое положение неизвестного ему доселе государства, политик - политическую форму управления, и т.д. Самое первое, что зафиксировали мои глаза, было бережное отношение ливанцев к животным.
   К несчастью для Европы, ей нечем похвалиться перед Востоком в этом отношении. Впрочем, для примера достаточно взять хотя бы Литву. Вспоминаю, что время от времени у нас проходят настоящие акции в защиту животных на государственном уровне. Люди с транспарантами "Руки прочь от меньших братьев!" выстраиваются шеренгами возле президентуры и зданий городских самоуправлений. Месяцами после этих митингов по городу на всех видных местах красуются тысячи огромных плакатов с изображением избиваемых и мучимых собак и кошек, которые снабжены надписью "Мы имеем право на вашу человечность!" Тысячи заголовков сотен газет пестрят подобными названиями, которые снабжены массой фотографий и подробно излагающих ситуацию репортажей о насилии над животными.
   Почему у нас такие деяния имеют место? Почему шестнадцатилетние юноши на кресте распинают беременную кошку, а тринадцатилетние - обливают собаку бензином и поджигают, с радостью (!) наблюдая за её агонией? Что происходит с психикой и сознанием людей, которые занимаются подобными вещами? Самое страшное то, что закон почти не занимается рассмотрением этих - не побоюсь этого опредления - преступлений. Животные страдают и умирают; у человека появляются и успешно реализуются (!) садистские наклонности - а закон только разводит руками и провозглашает: "Да ведь это ребёнок! Ну, подумаешь, замучил животное - ничего: вырастет, поумнеет - и всё станет на свои места!"
   Может быть... А если не станет? К тому ведь животного уже не вернёшь. А у него точно такое же право на существование, как у его мучителя и убийцы.
   Следовательно, нам необходимо постоянно напоминать хулиганам о правах животных, устраивать митинги и увешивать города плакатами, проводя те или иные акции - вдруг ещё какая-нибудь кошка будет спасена? Но сам факт этих акций говорит о том, что у нас, в Европе, на этот счёт совершенно неспокойно и вопрос защиты животных до сих пор актуален в обществе.
   Ситуацию на тему отношений животных и человека в Ливане мне довелось наблюдать в первые же дни после приезда в Триполи. Я вышел погулять на левый берег Абу-Али, где случайно познакомился с шестидесятипятилетним Абу-Хасаном, который преспокойным образом выгуливал по центру города овцу! Меня это несказанно поразило - и мы разговорились.
   Сперва я предположил, что он ведёт овцу на рынок, но нет - старик снял с её шеи верёвочку и пустил животное пастись на небольшую клумбу. Сам он закурил и облокотился на оградительный металлический забор по всему берегу Абу-Али.
   Мы познакомились, разговорились... Тогда-то я и предположил, что он ведёт овечку на рынок. Абу-Хасан поморщился и ответил дрожащим голосом:
   - Кого, Цветочка? Да какой-такой рынок?! Ведь Цветочек - это мой друг; мы с ним уже несколько лет неразлучны. Живёт он со мной, прямо в доме...
   Как я убедился, Цветочек отлично понимал своего хозяина - у нас бы его назвали за это цирковым дрессированным бараном. Он откликался на своё имя, на свист, на щёлканье пальцев... Сознаюсь, что такое поведение человека по отношению к животному оставило серьёзный след в моей памяти.
   Несколько слов хотелось бы сказать о ливанских уличных кошках - то есть о тех животных, которые особенно страдают у нас от рук хулиганов и садистов. Здесь, в Ливане, они чувствуют себя настолько спокойно, что иной раз человеку легче перешагнуть через лежащее животное, нежели тому придёт в голову подвинуться с дороги.
   Один из моих друзей-таксистов был постоянно терроризируем некой кошкой. Вот что она вытворяла - приходила, когда ей вздумается, и через открытое окно или дверь автомобиля забиралась в салон. Там она устраивалась - неизменно! - на правом от шофёра кресле и дремала. Я был свидетелем того, как клиенты моего друга, увидев на сиденье кошку, садились на заднее сиденье, но ни в коем случае не тревожили её. Бывало, как рассказывал мой друг, что кошка каталась с ним по городу целый день - и уходила тогда, когда ей было надо. А поутру появлялась снова. И никто никогда не прогонял её и не обижал.
   О том, что происходит в мясных лавках, лучше не рассказывать - это просто выше предела нашего терпения: здесь не кошки терпят притеснение от людей, а скорее наоборот. Животные снуют по столам и под столами, лежат и сидят где попало, постоянно получая при этом свою порцию мяса - и никогда не бывают обижены.
   То же самое можно сказать и о мечетях, где коты разгуливают, как у себя дома. Вспоминаю ат-Тайналь, где мой друг муэдзин мог играть с кошками на коврах мечети всё свободное время. Даже во время молитвы кошки мечети не покидали, а чинно сидели или лежали вразвалочку позади рядов молящихся.
   Когда я поделился с ливанцами своими наблюдениями, сравнивая такое их отношение к животным с отношением к ним у нас, то они меня не поняли:
   - То есть как это - мучить? Как это понять - акции в защиту прав животных?
   И мне пришлось поведать им о нашей печальной европейской действительности. Они не могли понять, как можно издеваться над животным; и тем более не могли уяснить себе - за что? А когда я пояснял, что единственная причина этого лежит в садистких наклонностях и проблеме ничегонеделания, так они просто закрывали лицо руками.
   Отношения к животным у мусульман строго регламентированы Кораном и хадисами. Мусульманин никогда не обидит животного; ему такое никак не придёт в голову - зачем же обижать Божье творение? Тем более, что за это всегда полагается наказание.
   Как известно, любое действие мусульманина не остаётся безответным - ни плохое, ни хорошее - воздаяние будет за всё. И, наверное, именно в таком постулате надо искать причину столь гуманного отношения людей к животным. Скажем, кошки. Это любимое животное Пророка (МЕИБ!). Из этого вполне разумен вывод, что обижать их не рекомендуется. Арабу такое, повторяю, и в голову не придёт: менталитет у него, хвала Аллаху (СОИВ!), не европейский. Мусульмане не обожествляют животных, как, например, индусы, - что было бы равно идолопоклонничеству, - а уважают в тварях их Создателя. Любой нанесённый вред животному рассматривается как преступление перед Всевышним. Даже праздная охота запрещается Шариатом.
   К собакам, которых не очень часто увидишь на ливанских улицах, отношение тоже неплохое, хотя слюна животного считается наджасой. Впрочем, любое отношение к животным на Востоке строится на одном из хадисов. Некто рассказал Пророку (МЕИБ!) следущее: "Один человек шёл по пустыне и наткнулся на глубокий колодец. Он напился, отправился дальше - и вдруг увидел умирающую от жажды собаку, которая от усталости даже не могда передвигаться. Человек тогда вернулся к колодцу, зачерпнул воды - и напоил животное из своих ладоней... Что ему будет за это в Судный День?" Пророк (МЕИБ!) ответил ему: "В Раю его ожидает особая милость от Аллаха, Свят Он и Велик!" "А у одной женщины была кошка, - продолжил рассказчик, - которую она морила голодом. В конце-концов эта кошка сдохла... Что случится с этой женщиной?" Пророк (МЕИБ!) ответил: "Она будет в Аду."
   Вот и всё - коротко и ясно. Шариат запрещает плохое отношение к животным. И люди подчиняются Закону Аллаха (СОИВ!), так как доброе к ним отношение несёт в себе награду. И тогда не надо никаких гуманистических акций. Не надо ничего, кроме доброты... То есть ничего, кроме Бога.
  
   За здоровый образ жизни
  
   Мне уже давно хотелось рассказать читателю, какое огромное значение ливанцы придают спорту - он составляет едва ли не важнейшую часть их жизни. Если в Германии, Франции, Литве и других европейских странах этим серьёзно занимаются лишь профессиональные клубы или сообщества, то в Ливане до сих пор не изжили себя маленькие спорткомплексы, заниматься в которых может любой человек. И они себя не только не изжили, доведённые до ручки конкуренцией - наоборот: они даже процветают.
   Мне довелось побывать не в одном из таких трипольских заведений; я видел, что даже в рабочее время люди разных возрастов посещают клубы тяжёлой атлетики, восточных единоборств, гимнастики... Особенно на меня произвело впечатление, насколько неравнодушно к спорту молодое поколение ливанских граждан. Возьмём, например, секцию восточных единоборств, находящуюся при мечети аль-Иман. Основная специализация этого клуба - преподавание нескольких стилей каратэ, в частности, шотокан. Руководитель и устаз клуба - известный и уважаемый мастер. Его ученики разделены на несколько групп по возрастам и весовым категориям. Возраст посещающих клуб колеблется от 10 до 26 лет; по крайней мере, так было при мне. Удивительно то, что на занятия каратэ ходит очень много девочек, которые в боевых искусствах Востока преуспели ничуть не хуже мальчиков. Цены за обучение здесь совсем не большие, что позволяет детям заниматься любимым делом с пользой для себя и общества.
   Я получил приглашение на показательные выступления этого клуба - и никак не ожидал, что зрителей наберётся полный зал. Отношение ливанцев к спорту, как я уже упоминал, неоднозначно, но чтобы спорт был настолько массовым явлением...
   Сначала прошли показательные детские выступления - одиночные выходы, ката, показательные спаринги. Затем - средние весовые и возрастные категории. И, наконец, на сцене появились, что называется, профессионалы, которые традиционно разбивали кирпичи, выбивали с завязанными глазами сигарету изо рта стоящего напротив человека, сражались шестами и на мечах - словом, уровень ливанских бойцов достаточно высок, тут было на что посмотреть.
   На этом дело не закончилось. В зале погасили свет - и собравшиеся люди просмотрели несколько короткометражных фильмов о достижениях клуба за год: это было словно видеоотчётом секции перед обществом за свою деятельность. Мы увидели соревнования каратистов в Бейруте, Триполи и Сайде; увидели победы и поражения детей и молодёжи на различных рингах страны - увидели на экране тех, кто недавно всходил перед нами на сцену!
   Всё мероприятия продолжалось более полутора часов - и нельзя было сказать, что мы скучали. Под конец на сцене появились несколько самых значительных людей города - мэр, городские политики, шейхи, - которые вручали наиболее отличившимся за год спортсменам призовые кубки и другие ценные награды. Самым последним моментом мероприятия стала - по-видимому, тоже традиционная, - невинная шутка: по знаку одного из спортсменов все награждённые участники клуба бросились к своему устазу, схватили его на руки - и давай качать под аплодисменты всего зала!
   То же самое можно сказать и о клубах тяжёлой атлетики. Я случайно познакомился с устазом одного из тяжелоатлетических клубов, который показал мне своё помещение рядом с мечетью аль-Кабир на берегу Абу-Али. Народу там тоже было немало; среди многих там занимался даже чемпион Ливана по тяжёлой атлетике, с которым устаз познакомил меня после занятий.
   На клиентуру свою устаз не жаловался - людей сюда приходило много, особенно после работы. Его зал никогда не пустовал. Он сказал мне, что таких помещений, как у него - больше, чем достаточно и преподают в них настоящие профессионалы. Сам мой собеседник - профессиональный боксёр; много лет назад он даже был в России и на Украине, где обучался боксу у своих коллег. Теперь ему более семидесяти лет, но на старых фотографиях, которые развешаны по стенам всего клуба, ещё вполне можно узнать устаза заведения в обнимку с российскими и украинскими наставниками...
   А что мог сказать я ему в ответ, когда он поинтересовался, как относятся к спорту в моей стране? Что молодёжи нет до него никакого дела, и что они предпочитают изучать не профессиональный бокс в клубах, а дешёвое искусство уличного мордобоя - в подворотнях? Что в нашем городе на 250 000 человек действуют всего несколько спортклубов, но цены там такие высокие, что молодёжь предпочитает сброситься на пиво или водку - и провести время за распитием этих чудесных напитков? Что вместо спортивной литературы и журналов наша молодёжь предпочитает наркотики и галлюциногены? И что Министерство Культуры и Спорта фактически никак не поддерживает финансовых программ, которые время от времени им подают те или иные спортивные заведения?
   Поэтому я ответил ему, что награды нашим спортсменам ежегодно не вручаются, а самим спортом занимается гораздо меньше народу, чем в Ливане. Он покачал головой:
   - Тогда, значит, в вашей стране очень больное общество, - вздохнул старый устаз даже не понимая, насколько точно он попал в цель. - Ведь если люди не занимаются спортом хотя бы по мере своих возможностей - то они уже нездоровы. Они не хотят использовать тот маленький шанс, который им даёт Всевышний... Аллаху ведомо, какое может быть потомство у таких ленивых людей.
   Старый учитель был прав - ленивое и тупое потомство. Прости мне Бог, но только я не побоюсь такого определения. Хвала Аллаху (СОИВ!), что в Исламе спорт - это не развлечение и не времяпровождение, а Сунна. Известен хадис Пророка Мухаммада (МЕИБ!), в котором он одобряет и поощряет людей заниматься тремя вещами: скачками на лошади, стрельбой из лука и, если не ошибаюсь, борьбой. Поэтому в Исламе спорт не является только спортом в самом себе, а возведён в добродетель, за которую полагается награда и в этой жизни, и на Небесах.
   У нас, в Литве, я не раз был свидетелем того, когда люди, бросившие занятия спортом, спивались и скуривались. Спорт - это и стимул, и профилактика. В Ливане курящих, пожалуй, столько же, сколько в Литве - спортсменов. И я не преувеличиваю. Пьяных, за исключением жителей Сгарты, я не видел вообще. Какие выводы? А если ещё вспомнить, какое количество уродства и человеческого убожества появляется на свет в европейских родильных клиниках, то всё сразу становиться ясно. Не хотелось бы, чтобы мои слова звучали наподобие старой и всем надоевшей советской пропаганды, типа "Спорт - это здоровье", "В здоровом теле - здоровый дух" и т.д. Однако, признаем правду, от этого всё равно никуда не деться: Советский Союз выбрал в этом отношении наилучшую позицию. Осталось только, чтобы эта в прошлом страна, наподобие Исламу, объявила спорт вознаграждаемой добродетелью на Небесах - ведь вознаграждение за спорт в этой жизни очевидно...
   Наградой за спорт необязательно должно быть признание, медали и золотые кубки. Пусть человек проживёт свою жизнь здоровым, родит здоровых детей и, вопреки народной пословице, пусть здоровеньким помрёт. А там, в ином мире, его будет благодарно ожидать Бог. И не будет этому человеку наградой ничего, кроме Бога.
  
   Мои ливанские зарисовки
  
   Цветы Ливана
  
   Присмотрись: маленькие
   Жёлтые цветочки
   На пустыре у мечети -
   Это цветы Ливана...
   Играющие на улицах
   Дети -
   Это цветы Ливана.
   Мужчин и женщин улыбающихся-
   Это цветы Ливана.
   Города, весной благоухающие -
   Это цветы Ливана.
   Цивилизация
   Благородства, любви и силы -
   Это цветы Ливана...
   Эй вы, западные шайтаны! -
   Оставьте в покое
   Цветы Ливана!
  
   Молящиеся
  
   Плечом к плечу! -
   Бог превыше всего!
  
   Седобородые старцы и
   Ещё безусые юнцы;
   В одной шеренге
   Братья по вере:
   Красный, чёрный, жёлтый и белый...
  
   Плечом к плечу! -
   Бог превыше всего!
  
   Мусульманка
  
   Под платком
   Скрывается тайна:
   И она будет тайной
   Для всех, кроме мужа.
   Мужчины!
   Закройте глаза,
   Если тайна
   Не сокрыта
   Под платком -
   Ведь без него
   Не может быть
   Тайны.
  
   На смерть Рафика Харири
  
   Раньше или позже -
   Всё в руках Божьих.
  
   Шахид Хасан аль-Банна
  
   Комья земли
   Падают вверх;
   Пустота (от взрыва)
   Глубиною в три метра
   Нарушила
   Земное равновесие...
  
   Жил да был
   Человек -
   Любил Бога,
   Других и себя;
  
   Никому не
   Причинял зла,
   Только благо -
   Да вот только
   Америке он
   Не нравился...
  
   Поэтому
   Комья земли
   Падают вниз:
  
   Могила,
   Цветы,
   Свечи,
  
   Траур
   В родном Ливане...
  
   Мой Траблос
  
   Счастливые люди
   Живут в домах,
   Стены которых носят
   Следы
   Пулевых ранений.
  
   Дети (счастливые)
   Учаться в школах
   Со следами
   Пулевых ранений
   На стенах.
  
   Вместо окурков
   На улицах
   Валяются
   Гильзы.
  
   О, мой Траблос!
   Плачут безмолвно
   Твои стены -
   И я
   Плачу вместе
   С ними...
  
   Если завтра начнётся война...
  
   Если завтра
   Начнётся
   Война...
  
   Что изменится
   В мире этом,
   Если завтра
   Начнётся
   Война?!
  
   Ветер качает
   Ветви
   Ливанского кедра -
   Злой
   Западный ветер.
  
   Я засыпаю
   Спокойно,
   Без страха -
   Но всё же:
  
   Что будет с кедром,
   Если завтра
   Начнётся
   Война?..
  
   Эль-Мина
   (взгляд с моря на меня)
  
   Море
   Корабли
   Острова
   Лодки
   Пляж
   Пальмы
   Люди
   Отель
   Ресторан
   Терраса
   Кресло
   Кока-кола
   Я
  
   Бабочки
  
   Над
   Могилой Харири
   Кружат бабочки.
  
   Над прекрасным
   Бейрутом
   Кружат бабочки.
  
   Над
   Старыми и малыми
   Кружат бабочки.
  
   Разве не красиво? -
  
   Нет.
   Ведь эти бабочки -
   Пепельные...
  
   Всего лишь несколько стихотворений, которые были мной написаны в Ливане. Я пообещал моим друзьям, что об их жизни должны знать правду у нас - и прочитать эти стихи на творческих вечерах и поэтических фестивалях в Литве. Слово своё я сдержал. Помоги мне, о Всевышний, держать данное слово всегда! И да не будет мне помощью в этом ничего, кроме Тебя... Ничего, кроме Бога.
  
   Прощание
  
   Вот я и подошёл к тому моменту, когда над сказанным надо поставить точку и сказать: "Finis". В один из прекрасных последних дней весны моему пребыванию в Ливане наступил конец. С раннего утра я собрал вещи, чтобы не бегать с ними в последнюю минуту - и отправился к знакомым прощаться.
   - К знакомым? - удивится читатель. - Да ведь этих знакомых у него - целый город!
   Именно так. И чтобы успеть обойти их всех до семи вечера (из Триполи надо было выехать в Бейрут не позже восьми, пока туда ходят микроавтобусы), я начал свои прощальные визиты с раннего утра.
   Первым я встретил продавца кофе Мухаммада с его женой. Мы выпили кофе на одном из углов Площади Звезды - и когда я сказал, что сегодняшней ночью улетаю в Литву, женщина расплакалась! Можете ли вы представить себе моё состояние: она никогда меня в жизни не видела - и плакала оттого, что ей не хотелось со мной расставаться!
   - Муж очень много рассказывал мне о тебе, шейх Абдур-рахман, - с улыбкой сквозь слёзы говорила она, - он рассказывал мне о тебе с момента вашей первой встречи на этом углу. Постоянно вспоминал тебя... И поэтому я, даже не не видев тебя до этой минуты, полюбила тебя за глаза, как если бы ты был моим сыном...
   Она достала из сумочки Коран и прочитала из него несколько аятов для готовящихся к путешествию. А потом подарила Книгу мне:
   - Я не хочу, чтобы ты забыл о нас. Когда, Иншааллах, ты будешь в Ливане следующий раз, то обязательно навести нас! И запомни, - она глубоко вздохнула и нежно посмотрела на меня своими тёмными глазами, - что мы всегда ждём твоего возвращения и надеемся, по воле Всевышнего, на следущую встречу с тобой.
   В течении четырёх часов - то есть до одиннадцати утра - я успел обойти многие места на трипольском базаре. Я был у Кати и Мухаммада в Хан Эль-Сабун; навестил Ахмада... Ой, этот Ахмад!.. Когда я сказал ему, что сегодня уезжаю, то он пригласил меня выпить кофе и... насыпал мне всевозможных подарков для моей семьи - женских платков, сумочек, даже часов! На мой вопрос, зачем же так много, он ответил:
   - Чтобы, когда ты вернёшься сюда в следующий раз, получить ещё больше!
   Часам к двенадцати от выпитого во всех местах кофе у меня начала дуреть голова, а обойти оставалось ещё немало друзей. Писатель Мухаммад Рашид Зок; ювелиры Мухаммад и Халид; весь состав издательского дома "Дар Имам Аби-Ханифа", многие и многие друзья, кого я не перечисляю - все очень тепло и дружески провожали меня в Литву. Каждый из них обязательно старался мне что-нибудь подарить на память, сказать самые сердечные и добрые слова... Омар Бейрути подарил мне серебрянный герб Ливана - кедр; и я пообещал ему, что как только мой самолёт оторвётся от ливанской земли, то повешу его на шею и никогда небуду снимать. Слово своё, данное другу, я сдержал - однако, как увидит читатель, несколько позже...
   Особенно тяжело было прощаться с теми людьми, которые окружали меня каждый день: студенты Джинаньского университета. Я простился со своими друзьями разных национальностей, говорящих на разных языках; на прощальный чай собрались студенты нашего общежития и желали мне хорошего полёта.
   Было уже семь вечера - и я стал подумывать о сборах для поездки в Бейрут. Взяв вещи, мы с Махди дошли до автобусной стоянки - и каким же было моё негодование, когда выяснилось, что сегодня в Бейрут автобуса уже не будет! Бесполезно было спорить с шофёрами, что ещё должен быть один рейс - это было ясно написано в графике движения автобусов, - никто не хотел ничего слушать. Что ж, проколы бывают даже у самых лучших людей - ливанцев... Кончилось тем, что мы договорились с Бассемом, который должен был в девять вечера отвезти меня в бейрутский аэропорт. Это было надёжным вариантом и опоздать на самолёт - который взлетал лишь в половину четвёртого утра - я не боялся.
   Однако этот день явно решил запомниться мне своими неприятностями - и главной из них была та, что я должен был покинуть Ливан, который успел стать моей родиной и домом. Ровно в девять вечера появился Бассем и, мило улыбаясь, поведал нам с Махди в нескольких словах, что машина его удивительным образом не заводится. Мне, как я это себе уяснял, оставался последний выход - связаться с Омаром Бейрути и попросить его отвезти меня в Бейрут на своей машине.
   Омар был непротив, но неожиданно вмешался его отец:
   - Мы, конечно, понимаем твоё положение, - печально сказал он. - Но я ни за что не отпущу своего сына в город, где ежедневно происходят ужасные взрывы и гибнут люди... Если хочешь, я могу дать тебе денег на такси, но Омара в Бейрут я не пущу.
   Такси! Я поразился, что мне самому не могла придти в голову подобная идея. К тому же в спешке я совсем забыл попрощаться с Айманом и остальными друзьями-таксистами с Площади Звезды.
   Мы с Махди уже в десятый раз подхватили вещи и потащились к месту стоянки такси; благо, что это было совсем рядом.
   - Сейчас ты увидишь, настоящие тебе друзья эти ребята или нет, - говорил Махди по пути. - До Бейрута и назад - дорога длинная, и стоит такое удовольствие, уж поверь мне, тоже немало... Ну, да ничего! Тебе бы главное - вовремя добраться до аэропорта. Ну да не переживай! Всё будет нормально, Иншааллах!
   Ровно в десять вечера мы были на Площади Звезды. Аймана нет, сказали мне другие ребята, он уехал по вызову. Однако, добавили они, он обещал в скором времени появиться. И верно - через несколько минут я увидел ехавший по улице знакомый мне автомобиль - и Айман радостно махал мне рукой через открытое окно.
   Не медля ни минуты, я изложил ему свою проблему; таксист внимательно слушал меня и ни разу не перебил. Когда я закончил, то он просто ответил мне:
   - Помочь другу - это большое дело! Тоже мне проблема - нет автобуса на Бейрут... Ничего страшного - вот только попьём кофе - и поехали! - А сколько мне это будет стоить? - неуверенно спросил я.
   - Много! - улыбнулся Айман. - Но для моего друга шейха Абдур-рахмана - ничего!
   Его ответ свалил гору с моих плеч. Мы простились с Махди - и он пошёл домой; а я задержался в Триполи на Площади Звезды ещё на полчаса, если не на час. Прощался с ребятами; "повелитель кофе" Абу эль-Абед тоже не сдержал своих чувств и расплакался, когда узнал о моём сегодняшнем отъезде. Эти люди - таксисты - были последними трипольцами, которые дружески провожали меня в Бейрут.
   Дорога до ливанской столицы, до самого аэропорта, прошла у меня в компании Аймана и Мухаммада - первого из таксистов с Площади Звезды, с которым я познакомился. Мы вспоминали прошедшие месяцы, говорили о дне насущном - и, конечно же! - о моём следующем возвращении.
   Обнимаясь на прощание в аэропорту перед таможенным досмотром и паспортным контролем, Айман сказал мне:
   - Никогда не забывай, шейх Абдур-рахман, что нет ничего, кроме Бога, и Мухаммад - Его Пророк!
   С этой фразой мы расстались... Бог, который привёл мой путь в Ливан, надеюсь, приведёт меня сюда ещё не раз. Потому, что я молю Его об этом. Он - со мной; и я не желаю около себя ничего, кроме Бога.
  
   Неожиданная задержка
  
   Как только чёрный "мерседес" Аймана скрылся с моих глаз, я направился прямиком через зал ожидания к багажному досмотру. Скажу только, что прошёл я его без особых приключений - никто не заинтересовался двумя подаренными мне мечами; видимо, здесь холодное оружие очень часто провозят как сувениры.
   То же самое случилось и с моими документами... Когда служитель аэропорта рассматривал мой паспорт, я уже отыскивал глазами свободное место в зале ожидания - однако спокойно присесть мне так и не пришлось.
   Чиновник внимательно посмотрел на меня, словно собирался составлять мой фоторобот, извинился - и исчез в помещении, откуда вышел через минуту в сопровождении двух вооружённых ливанских солдат. Они начали очень быстро между собой переговариваться - и под конец дружно заявили мне, что сегодня ночью я не могу покинуть Ливан.
   Конечно, от такого заявления у любого глаза на лоб полезут. Я освободил место в очереди и перешёл с солдатами в кабинет для дальнейшего выяснения отношений. Служащий аэропорта остался на своём месте и продолжал ведение досмотра очереди.
   - Не понимаю, в чём дело? - первый раз за время моего нахождения в Ливане я повысил голос. - Вам, что - не нравится борода, которая у меня появилась здесь и которая отсутствует в моей паспортной фотографии?
   - Нет, - спокойно ответил один из них, - дело в том, что ваша виза закончилась более двух месяцев назад.
   - То есть как это - закончилась? - неподдельно изумился я. - Ведь я открывал её на три месяца с возможностью продлевать её каждый месяц!
   - Всё верно, - ответил он, - но получается так, что вы как раз и не продлили её с момента въезда в нашу страну.
   - Подойдите, пожалуйста, - пригласил меня другой солдат и я, приблизившись к столу, взял в руки свой паспорт со штампом ливанской визы. - Посмотрите внимательно: что тут написано - 1 или 3?
   Я недоумённо воззрился на штамп в паспорте. Действительно, на нём ясно был виден знак единицы. Странно, но ведь я делал визу не на один, а на три месяца... И тут до меня дошло:
   - Послушайте, теперь я всё понимаю! Работник аэропорта, который ставил мне штамп в паспорт, ошибся - вместо трёх месяцев он поставил всего один! Видите - даже уплаченные за визу деньги своим количеством говорят о трёх, а не об одном месяце!
   Солдаты молча переглянулись и снова уставились в мой паспорт.
   - Странно, - сказал наконец один из них, - уплачено за три месяца, а проставлена единица...
   - Неужели вы не понимаете, что это простая ошибка? - не успокаивался я. - Человек перепутал печати - вот и всё!..
   - ...И тем не менее вы не можете покинуть Ливан сегодня ночью, - всё тем же спокойным голосом повторил первый солдат. - Завтра вы должны сходить в Департамент Охраны и получить печать с продлённой визой на разрешение покинуть страну. Тогда - счастливого пути.
   - А как же мой самолёт? - выдавил я.
   - Извините, но тут мы вам ничем не поможем, - сочувственно заметил второй солдат.
   Тогда я где-то даже внутренне обрадовался, что хоть немного ещё задержусь в Ливане и испытаю массу приключений путешественника, отставшего от своего поезда; мне даже пришла в голову дикая мысль немного пошалить. Прекрасно зная о том, что в Ливане нет Литовского Посольства, я тем не менее нахально заявил:
   - Я - гражданин европейского государства!
   Они переглянулись и один из них вежливо ответил:
   - Мы это ценим... Что же вам угодно?
   - Мне угодно позвонить в Литовское Посольство - и заварить небольшую кашу по поводу того, что по ошибке местных чиновников я не могу улететь запланированным рейсом! Ведь меня уже ждут в Литве!
   - Это ваше право, - так же вежливо откликнулся второй солдат. - Мы даже можем дать вам телефон!
   Итак, минуту спустя я опять оказался в зале ожидания с вещами, количество которых благодаря многочисленным подаркам за этот последний день даже очень увеличилось. Единственным выходом напрашивалось следующее - поехать в какую-нибудь гостиницу неподалёку от аэропорта, сложить там вещи и как следует выспаться после пережитой драмы; наутро устроить все свои дела, получить разрешение покинуть страну - и ожидать следующего самолёта, который неизвестно когда будет.
   Я решил поступить соответственно своим мыслям. Выйдя на улицу, я осмотрелся по сторонам в поисках такси. Одна-единственная машина стояла возле здания аэровокзала и её водитель приветственно помахал мне рукой. Я ему ответил; мужчина помог мне погрузить вещи в багажник, сел за руль - и с улыбкой спросил меня, куда мне нужно ехать.
   - В гостиницу, - только и мог ответить я.
   - В какую? - снова спросил он.
   - Не знаю, - честно признался я, - в любую. Главное, чтобы она находилась недалеко от аэропорта и была не особенно дорогой.
   - Понял, - улыбнулся мужчина и завёл двигатель.
   Покуда мы ехали до гостиницы, то, конечно же, разговорились. Я рассказал о себе и своих приключениях; он сказал, что зовут его Осман и работает он в Бейруте и его пригородах.
   Минут через десять после езды по многочисленным мостам и виадукам он привёз меня в отель, который сразу показался мне довольно дорогим. И я попросил Османа подыскать мне что-нибудь подешевле. Он долго перелистывал информационный каталог бейрутских гостиниц, пока, наконец, не нашёл того, что мне было нужно.
   - Это хорошая гостиница и недорогая, - говорил мне Осман, когда мы к ней направлялись. - Находится в приморском квартале... Не понимаю, как я раньше не мог вспомнить о ней?
   Гостиница называлась "Версаль". Действительно, цены за проживание и сервис здесь были вдвое ниже, чем в той, первой. Я сказал рецепшионисту, что остаюсь здесь на сутки, а если потребует ситуация - то и больше. Конечно, я не стал скрывать от служителя отеля - парня моего возраста - своих приключений и попросил его дать мне адрес Департамента Охраны. Осман простился с нами и уехал, оставив свой номер телефона - мол, когда я ещё буду в Бейруте, то всегда смогу воспользоваться его помощью. Меня отлично разместили на четвёртом этаже гостиницы, в просторном номере с балконом под номером 401.
   Мне совершенно не спалось, поэтому я спустился вниз и заказал себе кофе; к тому же мне хотелось узнать подробнее множество вещей: как добраться до Департамента Охраны, как найти офис авиакомпании CZECH AIRLINES, сколько будет стоить добраться туда на такси, и т. д. Мой собеседник, вооружившись справочником, подробно ответил мне на все заданные вопросы; кроме того, он попутно поведал мне о многих достопримечательностях Бейрута, находящихся в нашем районе и представляющих интерес для туриста...
   В эту ночь мне так и не удалось сомкнуть глаз. Дожидаясь восьми утра, чтобы начать свой день, я провёл время за телевизором, по которому шли один за другим российские фильмы. Хорошая же, всё-таки, эта штука - саттелит...
   Потом я смотрел местные телеканалы. Странно, но я почему-то не чувствовал себя здесь тревожно. Жители Бейрута, как говорилось во всех теленовостях, даже боялись приближаться к многоэтажным строениям из опасений, что здания заминированы... Страшное время переживает Ливан, но с Божьей помощью - я уверен в этом - он это время переживёт. Закончится кошмар, посеянный в стране приспешниками западного образа жизни и лживыми, продажными политиками - и наступит мир и процветание. Ливан - это страна энергичных, честных и смелых людей. Они вынесут всё - такие люди готовы к любым тяготам и невзгодам. И светлое будущее страны - за ними. Они ещё покажут себя. Потому, что с ними - сам Бог. И ничего, кроме Бога.
  
   Ливанские Вооружённые Силы
  
   Эти написнные строки мне хотелось бы посвятить доброте и отзывчивости представителей Вооружённых Сил Ливана, поскольку после случившегося я считаю себя им обязанным. Благодаря их помощи мне удалось сэкономить большое количество средств и времени. Доброе слово, которое я говорю Вооружённым Силам Ливана, навеяно также и сравнением их с сирийской армией, которое напрашивается само по себе - читатель, вероятно, ещё помнит, насколько отрицательно относились ко мне сирийские солдаты.
   Начну с того момента, когда я очухался утром в гостинице и был решительно настроен продлить себе визу для того, чтобы покинуть страну. Служитель отеля вызвал мне такси и сказал шофёру адрес Департамента Охраны.
   Минут десять-пятнадцать я ехал по проспектам центрального Бейрута, рассматривая город - кстати, могу сказать, что это одна из красивейших столиц мира, в которых мне довелось побывать. Возле комплекса зданий с гербами Ливана и ливанских Вооружённых Сил я вышел из такси - и прямиком направился к центральному входу.
   Двое вооружённых солдат с улыбкой попросили меня сдать все металлические предметы и пройти через детектор - наподобие тех, что находятся в любом аэропорту. Дежурный, после того, как я изложил ему свою просьбу, отправил меня в бюро миграции на третьем этаже, предварительно созвонившись с находящимся там работником о моём появлении. Я поднялся по лестнице до нужного мне кабинета в сопровождении молодого вооружённого охранника.
   Принимавший меня пожилой офицер был очень любезен. Несколько минут он что-то проверял по компьютеру, куда-то звонил - а потом сказал мне, что я ошибся зданиями. Оказалось, что в Бейруте существует два офиса Департамента Охраны - главный и вспомогательный. По своему незнанию я пришёл не в то учреждение.
   Однако он не пожалел времени тут же пояснить мне на листке бумаги, где находится этот вспомогательный офис и как его найти. Мол, его здание находится на этой же улице, лишь надо дойти до перекрёстка, потом спуститься с горы до следующего перекрёстка, и т.д. Не могу утверждать, что я видел всё так же просто, как он мне нарисовал, поэтому пообещал себе мысленно останавливать на улице каждого прохожего с целью расспросить у него дорогу подробнее.
   Выйдя из здания Департамента, я тут же спросил патрульного солдата, как мне найти нужный адрес. Он улыбнулся мне, отвечая, что это очень легко - и описал мне дорогу гораздо проще и понятнее без моих лишних расспросов.
   Я прошёлся по проспекту метров пятьсот, где встретил ещё одного солдата, идущего мне навстречу - и прицепился к нему с вопросами.
   - Хорошо, устаз, я вам помогу! - ни секунды не задумываясь ответил он - и проводил меня до самых дверей вспомогательного отдела Департамента Охраны. Довёл до дверей, пожал мне на прощание руку:
   - Ну, ладно, я пойду домой отсыпаться после службы!
   Представьте себе: человек после ночной смены, не спавший, ведёт невиданного ему доселе незнакомца до нужного ему места - и лишь потом идёт домой... Это и есть истинное исполнение гражданского, военного и гуманистического долга - так и нам следует вести себя по отношению друг к другу. Впридачу он оказался настолько скромным, что отказался от чашки кофе в солдатском кафе рядом с Департаментом; просто попрощался - и пошёл восвояси.
   После проверки документов и регистрации я попал в нужный мне кабинет - опять-таки на третьем этаже, - где изложил свои беды дежурному солдату, сидевшему за столом. Он кивнул мне, забрал мой паспорт - и вышел, попросив меня минутку обождать.
   Когда он вернулся, то сообщил, что с продлением визы и вылетом из Ливана у меня проблем не будет, однако есть небольшой нюанс - прежде, чем я получу печать в паспорт, я должен предоставить ему билет на самолёт с забронированным местом. Для этого я должен съездить в представительство чешской авиакомпании и получить новую регистрацию на свой рейс; после чего мне следует вернуться сюда. На этом дело, по его словам, и будет закончено.
   Что ж, мне ничего не оставалось, как поступить согласно его совету. Я взял такси и поехал в приморский район, где располагался офис чешской авиакомпании. Оказалось, что ближайшие рейсы на Прагу, а оттуда - на Вильнюс полностью забронированы. Тогда я сказал, что согласен вылететь из Бейрута самым ближайшим рейсом, на котором найдётся свободное место. Служащая компании посмотрела в компьютер - и занялсь оформлением документов.
   Итак, по воле Всевышнего, до своего рейса мне предстояло оставаться в Ливане ещё пять суток! Сначала я подумал о своём возвращении в Триполи, но потом сам задвинул эту мысль подальше - чего ради возвращаться туда, где я уже со всеми простился? Не лучше ли провести это время в городе, который я совсем не знаю и познакомиться с новыми людьми? Такое решение напрашивалось само по себе - и я остался в Бейруте, о чём теперь не жалею ни секунды.
   После получения новых билетов на самолёт и необходимых документов я вернулся в Департамент и подал свои бумаги дежурному. Он тут же проставил все штампы в мой паспорт; даже удлиннил мой срок пребывания в Ливане больше, чем на неделю.
   - Зачем это? - спросил я. - Ведь у меня самолёт через пять дней!
   - Мало ли что, - улыбнулся он. - Мы - ливанцы - народ предусмотрительный.
   Мы разговорились с этим солдатом; очереди за мной не было, поэтому от работы я его не отвлекал. Хасан - так его звали - очень жалел, что в ближайшие дни он не сможет послужить мне гидом по Бейруту, поскольку будет находиться на службе.
   - ...Но вот если устаз появился бы здесь через несколько дней или позвонил мне - то я провёл бы ему настоящую экскурсию по городу, - откровенно сказал он мне на прощание.
   Вообще, у меня сложилось впечатление, что солдаты ливанской армии - одни из лучших и наиболее отзывчивых людей своей страны. Поэтому если мне надо было спросить куда-нибудь дорогу или найти то или иное место - то я незамедлительно обращался на улице к патрульным солдатам. И ни разу мне не довелось ошибиться в правильности выбора - они мне и дорогу показывали, и провожали иногда до нужного места. Никогда не смотрели на меня с подозрением, как на иностранного шпиона - они просто исполняли свой человеческий долг. Поэтому я не хочу скрывать им своей благодарности за это.
   А шпионом - хоть и невольным - мне всё-таки пришлось побыть... Я решил искупаться в море на второй или на третий день своего нахождения в Бейруте. На пляж соваться мне было нельзя - согласно шариатскому регламенту у меня не было плавок до колен, а в более короткой одежде в публичных местах мужчинам показываться запрещено. Поэтому я забрался гораздо дальше пляжа, где, как мне казалось, меня никто не сможет обнаружить. Однако я сильно ошибался. Стоило мне выбраться из воды и растянуться на солнышке, как возле меня - будто из-под земли! - выросли здоровенные фигуры двух ливанских солдат, вооружённых "калашниками". Ребята спросили, кто я таков и что здесь делаю. Я подал им паспорт, билеты на самолёт; объяснил, откуда я и т.д. С минуту они молча изучали меня и мою сложенную на песке одежду, а затем один из них строго произнёс:
   - Вы нарушили границу объекта Вооружённых Сил Ливана. Надеюсь, что это получилось у вас без злого умысла. Одевайтесь, мы проводим вас.
   Поначалу у меня не было сомнений, что меня ведут на допрос или прямиком в каталажку, однако мне крупно повезло: ребята всего лишь вывели меня к воротам (на которых была крупная надпись по-арабски, по-английски и по-французски о том, что это место - объект Вооружённых Сил Ливана), каких я вовсе не заметил при спуске на пляж. Неудивительно - ведь я пришёл с противоположной стороны! Там солдаты отпустили меня на все четыре стороны.
   Эх, добрые ливанские солдаты! Попади я в лапы американских - или хотя бы сирийских - военных, что бы они со мной, интересно, сделали за проникновение на их объект? Как минимум, я был бы задержан и "основательно" допрошен. А эти - помиловали и отпустили... С милостивыми - Бог. И ничего, кроме Бога.
  
   Бейрутский таксист
  
   Я уже упоминал раньше, как хорошо меня встретили коллеги в Союзе ливанских писателей. Об одном только забыл сказать - встреча была такой задушевной, что количество подаренных мне книг было тяжело нести в руках. Мне ничего не оставалось, как обратиться за помощью к таксистам на углу, чтобы хоть таким образом попасть к себе в гостиницу.
   Один из парней-таксистов немедленно сел за руль и попросил меня садиться рядом. Я устроился на сидении и назвал адрес; машина плавно двигалась по улице - и пока мы добрались до гостиницы, я успел познакомиться с хорошим человеком, которого очень часто вспоминаю в молитвах. Надеюсь, что он тоже вспоминает меня в своих дуа.
   С самого начала нашей беседы он представился - зовут его Мухаммад; ему тридцать три года, последние три года из которых он женат. Я тоже назвал себя; поведал о своём житии-бытии; рассказал о проблеме, которая задержла меня в Бейруте на несколько дней сверх положенного времени... Он сказал мне:
   - Не стоит отчаиваться, брат! Бейрут - удивительный город, и Бог даст - я тебе покажу его!
   Пока мы ехали в отель, у нас сложился приблизительный план действий на сегодня: я положу книги в номер - и мы съездим на море. Потом поедем на зухр в его любимую мечеть - а дальше будет видно. Я мысленно прикинул, во сколько мне обойдётся такая экскурсия, но промолчал - общение с Мухаммадом, его открытое лицо и дободушие пришлось мне очень по сердцу.
   Итак, я заскочил к себе в номер и оставил книги на тумбочке. Это заняло у меня считанные минуты - и я снова появился в вестибюле, где меня поджидал Мухаммад, болтая о чём-то с рецепшионистом. Мы снова сели в автомобиль - и поехали к морю.
   Приморский квартал Бейрута - особенно красивое место. На побережье находится много ресторанов и кафе, в которых всегда хватает посетителей. Мухаммад предложил остановить машину и немного прогуляться пешком. Я немедленно согласился.
   Мы прогулялись по берегу моря; я со смехом рассказал ему о своём "шпионском" приключении, увидев знакомые ворота ливанского военного объекта. Мухаммад тоже посмеялся над этим, но только, как мне показалось, не особенно весело... Проходя мимо одного из кафе, я предложил ему дилемму - кофе или мороженое? Однако ливанцам не свойственна проблема Буриданова осла - он радостно посмотрел на меня и, хлопнув по плечу, воскликнул:
   - Зачем же выбирать? Давай возьмём и мороженого, и кофе!
   С полчаса мы сидели на веранде кафе, поглощая кофе с мороженым; Мухаммад рассказывал о себе и своей семье. Таксистом он начал работать лишь с момента своей женитьбы - раньше он работал продавцом канцтоваров; я позволил себе пошутить, что именно жена стала причиной того, что он сменил работу. Он только рассмеялся и ответил, что, дескать, так оно и было.
   У меня ушло очень много времени на то, чтобы объяснить ему, где находится эта пресловутая Литва; затем он научился здороваться и прощаться по-литовски.
   - А что, - говорил он, - мне это вполне может пригодиться! Почём знать - может ко мне в такси уже завтра сядет другой литовец - и ему будет радостно видеть, что я знаю о его стране и даже немного говорю на его языке. Человеку это всегда приятно - и дружба между народами наших стран будет укрепляться.
   Он был несказанно удивлён, когда узнал, что его сегодняшний клиент из Литвы - мусульманин. Мне пришлось немного ввести его в курс дела; рассказать, что Литва - страна преимущественно христианская и что литовских мусульман практически можно сосчитать на пальцах обеих рук. Он посетовал на такое положение дел:
   - Что поделать! Иншааллах, когда-нибудь в Литве будет больше мусульман, больше мечетей... Мир неуклонно движется к своему спасению и наказанию; и только Аллаху ведомо, каким образом будет устроено будущее того или другого народа... Вполне вероятно, что литовские мусульмане в глазах Всевышнего значат больше, чем традиционные - ведь очень часто количество проигрывает качеству. Например, - продолжал он, - мне весьма удивительно видеть литовского мусульманина, который в погоне за знаниями о своей религии бросает родину - и уезжает за этим в далёкий Ливан. В то же время многие ливанцы, особенно из жителей Бейрута, предпочитают изучать всё, что угодно, но только не исламские науки. Разве это нормально? Ведь шариатские университеты и прочие учебные заведения находятся у них прямо под носом - ан нет: их несёт в Оксфорды и Гарварды, чтобы изучать искусство обмана других - то есть так называемый бизнес.
   После кафе мы поехали в ту самую мечеть, о которой говорил Мухаммад - приближалось время зухр и нам очень не хотелось оказаться в числе опоздавших на молитву. От кафе до неё расстояние не было большим, однако азан застал нас уже на полпути. Мы оставили машину на стоянке перед мечетью (называется она, по-моему, аль-Морис), вошли в зал омовения и быстренько взяли вуду. Ко времени второго азана - непосредственно перед молитвой - мы уже стояли рядом друг с другом в первой шеренге молящихся.
   Слова Мухаммада подтвердились ещё в этой мечети - особенно большого количества народу на молитву не собралось. Меня поразил тот факт, что в числе молящихся почти отсутствовала молодёжь. И я тут же вспомнил его слова об этих "оксфордах" и "гарвардах", которые соблазнили молодых ливанцев своим образом жизни - лёгким образом, позволяющим быстро забыть священные аяты Корана и быстро разбогатеть за чей-то счёт. Печально, но в этом отношении Бейрут сильно проигрывает Триполи - там именно молодёжь особенно активно посещает мечети и мусульманские учебные заведения. И никаких вам "оксфордов" и "гарвардов". Я даже слышал ранее о том, что бейрутцы именуют Триполи не иначе, как "рассадником терроризма", поскольку даже совершение юношей пятикратной молитвы уже расценивается неучами как "терроризм"...
   Эти мои невесёлые мысли полностью подтвердил имам мечети аль-Морис. Он был хорошим другом Мухаммада; тот сразу после молитвы представил меня имаму и муэдзину мечети.
   - То, что ты говоришь - правильно, сказал мне имам. - Но есть ещё одна простая причина - люди боятся заходить в мечеть, поскольку им страшно и они опасаются... Чего опасаются? Да того, что здание может быть заминировано! А средства массовой информации этим пользуются и нагоняют страху на верующих стократно. Подумать только - взрывы происходят в мечетях, а СМИ утверждают, что в них "виноваты исламские экстремисты"! Ну, не может ли быть большего абсурда?! Кто, считающий себя мусульманином, позволит себе взорвать дом Божий?
   Действительно, если сторонники американского образа жизни и их приспешники взрывают мечети, то последствия за это падают на "мусульманских радикалов" - старый миф, который те же сторонники западного образа жизни придумали и до сих пор весьма успешно им спекулируют. Истина этого очевидна...
   После мечети я попросил Мухаммада съездить со мной пообедать; он согласился, но очень нехотя: чересчур уж он скромен. Мы всё-таки пообедали в ресторане неподалёку от гостиницы и я спросил у него, сколько я ему должен за сегодняшний день. Он честно ответил:
   - Если ты дашь мне десять тысяч лир - Альхамдулиллях, если - сто тысяч - тоже Альхамдулиллях! Я рад тому, что тебе понравилась наша маленькая экскурсия и моё общество. Мы ведь с тобой - братья в Исламе!
   Он на мгновение замолчал, глядя куда-то вдаль через открытое окно автомобиля. Затем продолжил:
   - Завтра утром, если хочешь, я вновь заеду за тобой в гостиницу, потому что я тебе должен... А я не люблю долгов. Аллах запрещает нам иметь долги. Я хочу быть с Ним в мире. Пусть же моим долгом другим будет только Бог... И ничего, кроме Бога.
  
   Под вывеской "Абу-Султан"
  
   Последний день своего пребывания в Ливане я решил провести в совершенном одиночестве. Я заранее простился с Мухаммадом; надеюсь, что он не сильно обиделся на моё желание дожидаться самолёта одному - я даже отказался от его услуг добираться ночью в аэропорт. Действительно, это очень эгоистично - отказывать человеку в последнем дне, но ведь и у меня могут быть свои замашки - да и у кого их не бывает! А провести последний день одному - это моя привычка, которая, кстати, сорвалась ещё в Триполи. Видимо, в Бейруте я решил её восстановить и наверстать упущенное одиночество.
   Не могу утверждать, что за такой короткий срок - меньше недели - я хорошо стал ориентироваться в Бейруте; мне было достаточно центральной части и приморского района. Поэтому после полудня, несмотря на сильную жару, я отправился в свою последнюю прогулку по городу.
   Я шёл по приморскому району в поисках какого-либо спокойного места на берегу: небольшого ресторана или кафе. Везде было полно народу, поскольку было воскресенье - а мне так хотелось одиночества и ностальгии по недавнему прошлому! Наконец, после часового блуждания по берегу я наткнулся-таки на одно местечко, о котором хотелось бы рассказать поподробнее.
   Всему миру известен знаменитый Голубиный Грот, находящийся на бейрутском побережье. Это несколько живописных скал, которые были созданы лишь архитектором-природой; человек даже руки не прикладывал к такой красоте. И слава Богу - неизвестно, во что бы могло превратиться это дивное место после прикосновения человека. Скалы эти находятся прямо в море, но к ним можно подъехать на лодках, если вы пожелаете. Общая панорама, повторяю, просто поразительна. Вспоминаю, что ещё в детстве, смотря телепередачи (то ли "В мире животных", то ли "Клуб кинопутешественников") я уже видел Голубиный Грот и прекрасно запомнил его. Никогда не мог бы предположить, что смогу увидеть эту красоту живьём; что буду стоять прямо под гротами, охватывая взглядом всю их красоту с горной бейрутской дороги.
   С высоты города я мог заметить, что почти рядом с гротами находится небольшой полуостров, сильно выдающийся в море; мой глаз заприметил на нём небольшой ресторанчик или кафе - по счастью, возле него стояло только два автомобиля. Я решил сделать себе последнее удовольствие - спуститься прямо со скалы до этого места, а не обходить пару-тройку километров по специально проложенной на полуостров дороге.
   Спуск со скалы не представлялся мне особенно опасным и долгим, хотя, пока я добрался до кафе, прошло не менее двадцати минут. Земля и камни так и сыпались у меня из-под каблуков, но я тем не менее одолел спуск - и оказался на ровной площадке перед рестораном.
   Я обошёл его, захотев сначала побродить по берегу полуострова - здесь была только скальная порода и ни малейшего намёка на песок. Сделать в этом месте пляж не было никакой возможности - камни накалились от Солнца до такой степени, что сидеть на них даже в одежде было можно с большим трудом. В этот день волнение на море было особенно сильным - огромные буруны налетали на прибрежные скалы, с шумом разбиваясь о них - и поэтому радуга постоянно висела над полуостровом.
   Обойдя весь полуостров я появился на территории кафе. Собственно, назвать даже кафе это заведение (по бейрутским меркам) можно было с огромной натяжкой: всего лишь около десятка столиков с распахнутыми над ними зонтами от Солнца стояли рядом с жилым домом, где, по-видимости, находился склад продуктов и кухня. Вся территория, на которой располагалось кафе, была огорожена старым деревянным забором в человеческий рост. Здание было построено из брёвен, наподобие русской избушки-сруба.
   Я уселся за один из столов и стал смотреть на море. Неподалёку от меня на берегу лежала старая лодка, днищем вверх - судя по всему (по дыре в днище, в частности) она проледала здесь уже немало лет и служила детям надёжным местом при игре в прятки. Хоть город находился буквально у меня за спиной, его совершенно не было слышно - все звуки его тонули в громком шуме Средиземного моря.
   Моё спокойствие и одиночество продолжались несколько минут - ко мне подошёл парень в тельняшке и сказал, что сидеть за столиком можно лишь в том случае, если что-нибудь заказываешь. Я спросил его, что сегодня в меню - и заказал бутылку пепси-колы и тарелку своего любимого фуля. Место было очень красивым и спокойным, поэтому я рассчитывал задержаться тут подольше.
   Свой заказ я получил минут через десять - и со вкусом пообедал, понимая, что это мой такой последний обед в Ливане. И когда мне ещё доведёться поесть настоящий ливанский фуль, запивая его пепси-колой - одному Богу ведомо...
   Не знаю, что на меня так подействовало - или шум моря и чудесный вид прибрежных скал, или валяющаяся на берегу старая лодка, или вид хозяина кафе в морской тельняшке, - но только очень живо перед моими глазами предстал в далёком детстве прочитанный "Остров сокровищ" Стивенсона. Скорее всего, что это воспоминание было вызвано всеми перечисленными факторами вместе, потому что напомнило о пиратах. Дальнейшие события, благодаря воображению, стали развиваться ещё быстрее: дом из брёвен немедленно стал для меня фортом капитана Флинта, а окружающий его высокий забор только усилял такое впечатление. Я даже представил себя Джимом Гокинсом, наблюдающим за врагами через бойницу в заборе... А ещё мгновение спустя я разглядел далеко в море белую трёхмачтовую яхту: несомненно, это была знаменитая "Испаньола", которая медленно шла под всеми развёрнытыми парусами. Мне почудилось, будто я вижу на её палубе работающих матросов, которые покорно исполняли громкий приказ боцмана Джоба Эндерсона: "Поворачивай на другой галс!" То на яхте (прошу прощения - шхуне!) я видел собравшуюся компанию во главе с доктором Ливси, капитаном Смоллетом и сквайром Трелони, то созерцал совещание пиратов во главе с Долговязым Джоном Сильвером совсем неподалёку от себя - в бревенчатом форте капитана Флинта на берегу бушующего океана...
   Странное это было ощущение: пропал Бейрут, пропали все его звуки и виды - я действительно находился в чудесном романе знаменитого писателя. Я даже приблизительно не могу сказать, сколько времени продолжалось моё видение, навеянное детскими воспоминаниями и упомянутой книгой - но только оно также неожиданно исчезло, как и появилось. Я снова сидел за столиком кафе и в руке у меня - вместо старинного двуствольного пистолета - была недопитая жестянка пепси-колы.
   Я расплатился с хозяином за еду - и стал медленно взбираться наверх, в город. После каждого шага я оборачивался, надеясь навсегда запечатлеть в памяти это место. Называется это кафе, кстати, "Абу-Султан". Почему? Наверное, это имя владельца; а может, так себе название - ведь в переводе с арабского это означает "сын султана". Однако почему же это кафе не называется "Фортом Флинта" или "Островом сокровищ"?!
   Я часто замедлял ход, прощаясь с этим местом. А когда я забрался на гору - и снова увидел и услышал современный Бейрут, то понял, что это моё прощание, сдобренное воспоминаниями детства, останется со мной навсегда. Мне просто не удасться этого забыть! Как и всё, что только было хорошего в моей жизни. О, Ливан!.. Хвала Аллаху, Господу миров, за то, что мне довелось побывать здесь - может, ничего больше и не надо? То есть ничего, кроме Бога?..
  
   Размышление о будущем Европы вне Ислама
  
   Глядя на теперешнее экономическое и социальное положение всех европейских стран, их житие-бытие внешне можно признать вполне удовлетворительным. В связи с вступлением почти всех этих стран в Европейский союз у людей отпала проблема передвижения по Европе, несколько улучшились отношения между государствами, начались массовые обмены культурно-туристическими группами. Кое-какие вопросы, на первый взгляд, кажутся решёнными. Чего же ещё нужно для жизни? Отвечу - Европе не хватает Ислама. Лишь после этого у Европы не останется проблем, на которые главы государств и политики просто закрывают глаза. Поднятая экономика - это хорошо, но ещё не всё.
   - Почему же, - могут возразить мне оппоненты, - вы считаете, что именно Ислам в состоянии спасти Европу и чем он может помочь её населению?
   Есть в Исламе несколько нюансов, которые свойственны лишь этой - последней - религии, которая значительно изменила бы структуру европейского общества и повлияла на взаимоотношения людей. Экономика, повторюсь - это хорошо, Ислам не против честного заработка, но давайте делать эту экономику в рамках Шариата. Судите сами: в одном из популярных российских телесериалов показан диалог двух крупных сутенёров, один из которых, после какого-то нечестного дела своего друга, бросает ему упрёк: "Слушай, ведь мы с тобой христиане - как же ты мог меня обмануть на тысячу долларов?" Представляете: христиане вовсю занимаются работорговлей и проституцией, но совсем не упоминают об этом - с течением времени евангельские религиозные нормы Европы значительно уступили свои позиции чудовищу "бизнеса любыми путями". Поэтому у этих "бизнесменов" и речь ведётся лишь об обмане в тысячу долларов - и только в этом случае один из них апеллирует к другому и его христианской совести, которой у того нет ни на йоту.
   Ислам же с течением времени ничуть не утерял значения любого из аятов Корана, любого хадиса или шариатского положения. И чуть ли не основным из них является то, что человек не имеет права угнетать себе подобного. Вот и всё - вопрос решён. Именно этим Ислам превосходит любую религию - угнетение одного человека другим в нём никогда не имело места.
   С массовым появлением Ислама в Европе, то есть если Европа станет мусульманской, с плеч её народов свалится огромное количество проблем, к которым общество давно привыкло и смирилось с ними: проституция, наркомания, алкоголизм, малолетнее хулиганство, бандитизм, разжигание национальной розни, самоубийство, нищенство... Все эти проблемы может решить Ислам.
   Проституция отпадает сама по себе - в Исламе мужчине нельзя быть неженатым, что под корень подрубает указанную проблему. А если человеку мало одной жены - так пусть берёт до четырёх включительно, если он в состоянии содержать их.
   Что касается наркомании, то арабам о ней вообще ничего не известно; и это - тоже несомненное влияние Ислама. Зато хорошо о ней известно европейцам, особенно молодому поколению. В каждой седьмой литовской семье существует проблема, по меньшей мере, одного наркомана - и если от этого у вас не встают волосы дыбом, значит вы успели изрядно привыкнуть к этому факту и смирились с положением в стране.
   Согласно статистике, в России ежегодно 40000 людей (в основном мужчины) умирают от отравления алкоголем. Представьте себе эту цифру; да и не все отравляющиеся - мужчины. Среди них есть и женский процент. Так чему же удивляться, какое у таких проспиртованных из оставшихся в живых алкоголиков будет потомство? Да сам факт ненужных семейных конфликтов отойдёт в прошлое, если убрать наиболее частую его причину - алкоголь. Поэтому только Ислам и в этом случае сыграет роль благородного спасителя. Тот, кто произнёс шахаду и стал мусульманином - тот улучшил жизнь. И, причём, не только личную. Все окружающие его немедленно замечают, что тот человек изменился. Добрый пример всегда воспринимается - и окружающие часто начинают следовать этому примеру.
   Представьте себе целое общество - без конфликтов, без драк, без ссор. Человек не выпил алкоголя - и поэтому его не тянет переспать с чужой женой или побить своего ребёнка, который просто попался ему под горячую руку; не наговорит грубостей знакомым и не совершит никакого преступления - и всё это оттого, что он перестал пить. Выгода принятия Ислама для человека наглядна и очевидна.
   Ещё одной из отличительных черт Ислама является братское отношение мусульман к людям других национальностей. Коран говорит, что все мусульмане - братья, и это далеко не пустые слова. Ислам никогда не был причиной возвышения одной нации над другой, поскольку национализм - опасен в любом своём проявлении. Европе достаточно будет вспомнить хотя бы Первую и Вторую Мировые войны, когда национализм и шовинизм выплеснулись через край. А ведь именно в Европе до сих пор кое-какие силы ожидают появления нового Гитлера или Сталина; ещё много недоумков носятся со своими "немецкими" или "русскими" идеями... Ислам вполне способен предотвратить любую попытку проявления нетерпимости одного народа к другому.
   Очень немаловажную проблему представляет нищенство и самоубийство - я умышленно поставил эти две темы вместе, поскольку часто одна из этих проблем порождает другую. Если же человек произнёс шахаду и, следовательно, признал истинными все положения Ислама - то вопрос о том, жить или не жить (вернее будет сказать словами Шекспира: "Быть - или не быть?") никогда не потревожит его души. Ислам даже думать запрещает о самоубийстве, поскольку лишь сама мысль об этом является греховной. А что в Европе? - там самоубийство почти официально признано выходом из положения, потому что никто об этом серьёзно не говорит и ничего не предпринимается, Астагфируллах. А с проблемой нищенства у религии Аллаха (СОИВ!) есть свой, совершенный метод борьбы - закят. Чаще всего человек опускается до нищенства потому, что он пил, однако мы уже говорили о проблеме алкоголизма: не будет пьющего - не будет и нищего. Но если всё-таки человек пострадал по от него не зависящим причинам - то шариатское государство никогда не оставит его на произвол судьбы. Тысячи людей будут с радостью готовы помочь своему нуждающемуся брату или сестре. А почему? Потому, что так хочет Аллах (СОИВ!) - и за многие тысячи лет Его законы и желания остались без изменения. Миллионы и миллионы мусульман на протяжении всей своей жизни выплачивают закят - и эти деньги ежедневно спасают многих их братьев.
   Как вполне ясно видно из сказанного, Ислам - это настоящая милость для людей. Стоит человеку принять Ислам - как на него нисходят и обязанности Шариата, и права мусульманина. Вспоминаю проповедь одного из литовских священников, который сказал:
   - Когда я стал христианином, то думал, что весь мир перевернётся. Но ни за следующий день, ни за всю мою жизнь ничего не произошло...
   Очень показательное признание, хочу обратить на это внимание читателя. Почему же ничего не произошло? Да потому, что современное христианство своего последователя ни к чему не обязывает. Если ты пил - так пей дальше, прелюбодействовал - так занимайся тем же; главное - хоть раз в год сходи на исповедь. А грешить ты, мол, будешь и дальше - и ничего с этим не поделаешь... Ислам же настаивает на обязанностях человека перед Божественным Законом и, как следствие, он побуждает мусульманина меняться в лучшую сторону по отношению к себе и другим. Именно поэтому, когда речь идёт о духовном росте личности, надо понимать, что говорится это лишь об Исламе и мусульманине. Все остальные религии мира с точки зрения истинной духовности либо остыли, либо окончательно выдохлись.
   Тысячу раз подписываясь под вышесказанным, я обращаюсь к тем людям, которые уже находятся на пути к Исламу - братья, не медлите! Времени мало, да и последний час никому неизвестен. Отбросте своё тщеславие, страх и сомнение - ибо мусульманам такие качества несвойственны. Вы видите, куда зашла Европа - да и весь мир - в поисках благ лишь этой жизни; видите, как один человек угнетает сотню других и при этом стоит выше всех законов; видите, как люди не находят себе места посреди разврата, пьянства и прочих пороков. Ислам предлагает выход из этого затянувшегося на столетия кошмара - но только не медлите с подчинением своих душ и тел Божественному Шариату! Судьбы Европы - в ваших руках, сегодня! Хвала Аллаху, Господу миров, за ниспослание людям Шариата! В каждом его положении - истинная свобода верующему и награда за выбор этой свободы. То есть от начала и до конца предлагаемого выбора - ничего, кроме Бога.
  
   До скорой встречи, Ливан!
  
   За два часа до вылета из Ливана за мной приехало такси. Я сердечно распрощался с рецепшионистом гостиницы, к которому успел привыкнуть как к брату за такой короткий срок; я даже пообещал ему, что если ещё когда-нибудь буду в Бейруте, то поселюсь именно в "Версале", а ни в каком другом месте. Мы обнялись на прощание - и такси понеслось в аэропорт.
   На этот раз ни с досмотром багажа, ни с моими документами никаких проблем не возникло - я спокойно прошёл контрольный пост и очутился в большом зале, где люди ожидали каждый своего самолёта. Сорентировавшись, я пошёл по коридору в поисках ворот своего рейса.
   Оказалось, что я пришёл одним из первых: в зале ожидания на рейс в Прагу было всего два человека помимо меня. Я поставил на одно из кресел свои чемоданы и стал медленно прогуливаться взад-вперёд по залу.
   Мысленно я подводил итоги своему путешествию. Чего же мне удалось или неудалось достигнуть в Ливане? Во-первых, я познакомился со множеством замечательных людей разных социальных прослоек: с шейхами, учёными, торговцами, таксистами, студентами... Не могу даже приблизительно описать словами, какую огромную выгоду давало мне общение с ними. Да, от разговоров с каждым из них я очень многое для себя усвоил.
   Во-вторых - мои профессиональные интересы: установлены контакты с Союзом ливанских писателей и секцией молодых поэтов Триполи. Иншааллах, начнутся общие международные проекты, обоюдные переводы литовских и ливанских авторов... А главное - в-третьих - это то, что всё, о чём я только мог помыслить до поездки в Ливан, всё, что я только мог предположить об этой стране - всё это подтвердилось по всем пунктам, если даже не превысило степень того подтверждения. Я представлял себе, что ливанцы - замечательный народ - ещё по рассказам Махди, - но не мог даже вообразить себе, что этот народ настолько замечателен в действительности. Никогда и нигде мне не доводилось видеть таких добрых и отзывчивых людей. Повторяю - ни одного плохого слова не могу сказать в их адрес.
   Далее, посмотрев на жизнь мусульман Ливана я могу смело поставить её себе в пример для жизни в Литве. Я вывез с собой много ценных книг по Исламу и его доктрине - и теперь передо мной лежит задача дауа*; эти книги надо переводить на литовский и русский языки - редактировать, издавать, доводить до читателей... То, чему я научился и что узнал, надо применять на практике в своей стране.
   Я поймал себя на мысли, что хоть я пока и стою на ливанской земле, но в мою голову уже начала просачиваться Литва. Да, на носу несколько фестивалей и презентаций; сразу по возвращению надо издать несколько книг, провести творческие вечера... Я мотался туда-сюда по залу ожидания - то вспоминая прошедшие месяцы в Ливане, то строя планы после своего прибытия в Литву, когда произошла неожиданная - и последняя - приятная встреча.
   Внезапно кто-то хлопнул меня по плечу со спины; я вздрогнул от неожиданности - и обернувшись, увидел своих старых знакомых: это были Омар и его жена Инесса. Несколько слов пояснения: Омар - ливанец; несколько лет тому назад он женился на литовке Инессе и теперь живёт в Каунасе - втором по величине городе Литвы. Инесса - традиционная мусульманка из литовских татар; она присматривает за каунасской мечетью и ведёт активную культурную деятельность среди мусульман. Не могу выразить словами, как я был рад этой встрече! Оказалось, что эта семья приезжала в Триполи погостить у родных Омара, и в гостях они пробыли три недели. Они, помнится, ещё провожали меня в Ливан; однако то, что они через некоторое время поедут вслед за мной - было для меня новостью. Литовские мусульмане ничего не писали мне об этом и не сообщали по телефону... Одним словом, наша встреча была неожиданной и замечательной; мысленно я назвал её "последним ливанским поцелуем".
   Мы сидели в зале ожидания, куда прибывало всё больше и больше народу. До вылета самолёта оставалось немногим более получаса; началась проверка билетов - и мы поднялись со своих мест. Ещё один короткий миг - и мы сидели в салоне самолёта чешской авиакомпании в ожидании полёта. Всего три с половиной часа - и мы будем в Праге. Затем несколько часов проведём в чешском столичном аэропорту в ожидании самолёта на Вильнюс; потом снова полтора часа в воздухе - и мы дома, в Литве... А пока я сидел в кресле и считал последние "минуты Ливана" - как и всякие минуты прощания эти были для меня особенно горьки.
   Наконец по бортовой связи передали на нескольких языках, что начинается полёт "Бейрут-Прага" с традиционной просьбой пассажиров пристегнуться ремнями безопасности и прочими предупреждениями на этот счёт. Самолёт неуверенно дрогнул - и развернувшись на взлётной полосе стал набирать скорость. Ещё короткое мгновение - и он оторвался от земли, устремляясь всё выше и выше...
   Всё это время я сидел прижавшись лицом к иллюминатору; на моё счастье, небо было ясное, звёздное. Я только успел увидеть стремительно промелькнуышие под нами огни бейрутского аэропорта; огромным костром полыхнул сам город - а после этого наступила непроглядная тьма.
   Было такое состояние, как будто я покидаю родину, а вовсе не возвращаюсь на неё. Верно: без всякого лукавства могу заявить, что за считанные несколько месяцев Ливан стал моим домом и моей найденной родиной, обретённой заново, так сказать.
   И тогда ко мне явилась мысль написать об этом. Написать правду. Написать об этой стране и её жителях; беспристрастно дать оценку их занятиям, их религии и менталитету. Написать об этом без искажения фактов и недомолвок, быть совершенно непредвзятым. Не могу утверждать, что мысль написать книгу о своём знакомстве с Ливаном посетила меня только в этот момент, когда самолёт уносил меня обратно в Литву. Она приходила ко мне и ранее: когда я проводил время берегу Абу-Али, при посещении красот крепости Синжиль или прогулок по взморью района Эль-Мина в Триполи. Просто тогда я наслаждался окружающим и не хотел думать даже о написании нескольких статей для отчёта о своём путешествии. Теперь же эта моя мысль начала воплощаться в заглавия; заглавия эти тут же обрастали теми или иными сюжетами, которые память услужливо выдавала из своих глубин...
   Я, по-видимому, несколько задремал в кресле - и мне приснился удивительный сон: как будто фильм был прокручен перед моими глазами - вся моя жизнь в Ливане пронеслсь передо мной за считанные секунды этого сна. По-прежнему было слышно мерное гудение самолёта, в иллюминаторе - ничего, кроме темноты... А я, вжимаясь в кресло каждый раз, когда самолёт попадал в воздушную яму, всё думал и думал об этой своей будущей книге.
   В Ливане я ничего особенного не нашёл - то есть ничего такого, чего не знал до этого. Внешнее осталось прежним, но значительно изменилось внутреннее, скрытое от глаз. Например, "ля иляха илля ллах" - с этим я сюда приехал, однако уезжал отсюда уже с новым пониманием шахады. Священная формула веры, которую я часто повторял автоматически, обрела для меня совершенно живой смысл и значение. И теперь она стала живым символом веры: веры в Бога, веры в Его предопределение... и даже моей веры в то, что я когда-нибудь ещё появлюсь в Ливане. Иншааллах, эту веру поддерживает во мне только Бог. И ничего, кроме Бога.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * Во имя Аллаха! - обязательная формула перед началом любого дела (прим. авт.)
   * Призыв на молитву (прим. авт.)
   * Первая из пяти обязательных молитв (прим. авт.)
   * Свят Аллах! - одна из наиболее употребляемых формул, выражающая как одобрение, так и осуждение (прим. авт.)
   * Решение какого-нибудь мусульманского учёного по тому или иному вопросу (прим. авт.)
   * То есть чётки (прим. авт.)
   * То есть строка (прим. авт.)
   * Арабское название коранических глав (прим. авт.)
   * Просительная молитва (прим. авт.)
   * Четвёртая по счёту обязательная молитва (прим. авт.)
   * Доброе деяние, за которое полагается награда (прим. авт.)
   * То есть путь или метод (прим. авт.)
   * Практика поминания Аллаха (СОИВ!) (прим. авт.)
   * Последняя из обязательных молитв (прим. авт.)
   * То есть общины (прим. авт.)
   * Одно из четырёх направлений в Исламе, наряду с шафиитами, маликитами и ханбалитами (прим. авт.)
   * Человек, который призывает на молитву своим голосом (прим. авт.)
   * Да будет воля Аллаха (прим. авт.)
   * Вторая и третья обязательные молитвы (прим. авт.)
   * Пожалуйста, господин Друг! (англ.) (прим. авт.)
   * То есть учёных (прим. авт.)
   * Специальный термин, означающий призыв людей к Исламу (прим. авт.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   219
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"