Аннотация: В первый год видеоблогер Мириам Саладин чувствовала себя несчастной настолько, что почти отправила сообщение Союзу с просьбой отозвать ее от миссии
"Внимай их пенью - и молчи!..".
Ф.И. Тютчев "Silentium!"
В первый год видеоблогер Мириам Саладин чувствовала себя несчастной настолько, что почти отправила сообщение Союзу с просьбой отозвать ее от миссии.
В Ти-хо царила изнуряющая летняя жара, сдобренная пыльными вихрями и душными облаками грибных спор. Саладин поправила сбившийся платок и вытерла выступившие на глазах слезы, заливающие консоль блогодатчика. Ее зареванное лицо транслировась на десяток планет Союза с задержкой в полтора года, но прошлые выпуски собрали достаточно большое количество просмотров, чтобы продолжать. Вокруг гипербайка сновала торопящаяся на рынок молчаливая толпа, потирающая татуировки на горле при виде Наблюдателя Союза, не исповедующего религию Хо. Саладин сама вызвалась в экзомир, обозначенный на звездных картах каким-то шутником как Ти-хо. Засушливый спутник газового гиганта давно привлекали внимание аудитории и обеспечивали стабильный прирост подписчиков таким жаждущим славы блогерам как Саладин. Она уже и не упомнит, сколько взяток дала, чтобы добыть все необходимые документы и разрешение на съемку.
Осложняло блогинг только то, что жители Ти-хо ни смеялись от шуток, ни плакали от горя, ни стонали от боли или страсти, ни вскрикивали от неожиданности. Они могли, но не говорили, ибо такова религия Хо. Находясь в толпе, Мириам остро чувствовала неприкаянное одиночество. Поначалу она пыталась завести разговор, думая, что слухи о Хо сильно преувеличены, но вскоре оставила попытки, ибо стоило ей открыть рот, как человек начинал молча плакать, бить себя по ушам, словно звуки голоса причиняли нестерпимые страдания.
Тщательно спрятав капсулу Союза от песка и дождей, Саладин вынула из уха вечно бормочущий передатчик и ушла в пустыню, вглубь единственного континента с единственным глазным имплантом. Она скиталась по раскиданным в беспорядке деревням, подрабатывала за еду, изучала и наблюдала и передавала видео-послания. Второй год был труднее - забарахлил имплант и она перестала получит интерактивные сообщения от подписчиков - казалось, что под тяжестью мыслей она сходит с ума. Только наставники Хо - худая смуглая девочка и сморщенная от солнца, крепкая старуха - были рядом, помогали, учили как избежать чуткого пустынного хищника, который улавливал слишком частое биение сердца жертвы. Теперь Саладин начинала понимать, почему религия Хо так укрепилась в сознании бывших земных колонистов. Молчи, слушай или умрешь, разорванный на части. Когда началась зима и на Ти-хо пролились хлесткие упругие дожди, они неделями сидели втроем в узкой пещере над обрывом, слушая лишь собственное дыхание и рокот яростной воды. Но это не значило, что они не общались.
Каждый день раньше всех вставала старуха. Она вылезала из пещеры, раздевалась догола, оставляя только стальные наручи, и стояла под холодными струями в лучах зимнего солнца. На рассвете дожди обычно стихали, будто уставили барабанить и задремывали. Старуха дожидалась этого момента и начинала стучать наручами друг о друга, сбивая равномерный стук капель. Так она сообщала подруге, живущей в пещере к югу, что все в порядке. Вскоре сквозь дождь раздавался такой же стук. Саладин уже понимала, что он значит радость, довольство вчерашним обедом, восхищение рассветом, предупреждение о миграции хищников.
Потом вставала девочка и разводила костер. Старуха заходила внутрь, отряхивалась как мокрая собака и они завтракали. Девочка отводила Саладин вглубь пещер, где со стен на нее смотрели тысячи рисунков, состоящих из линий, точек, треугольников, волн. Она наблюдала как девочка добавляет то, что случилось вчера и училась понимать эту странную азбуку. Она снимала, но не знала, доходят ли сообщения. Встреча с раненой самкой пустынного хищника: треугольник и перечеркнутые волны. Ее разоренное гнездо - десять точек. Вкус яичницы - девочка сбегала в пещеру за ярко-синей краской - так сияют купола главного города на Ти-хо - цвет великолепия, обилия, сытости. Саладин читала надписи других лет: не всегда точно, но главное было в их гармонии, их сплетении, даже в чувстве юмора. Особенно ее повеселила переписка двух художников: они явно соревновались, кто изощреннее изобразит гибель соперника.
На шестой год Саладин удалось увидеть главную жрицу Ти-хо. Столетняя старуха в синем благословляла детишек, только что получивших татуировки на горле. Два часа назад они вышли из Детского сада, где болтали и смеялись, как и подобает детям. Теперь же они замолчали, потому что стали взрослыми. Саладин удалось на краткий месяц попасть в Детский сад, чтобы немного изучить язык Ти-хо. Составив краткий лексический и грамматический словарик, она подумала и выбросила его. Зачем слова, если все равно никто не отзовется? Она думала, что звуки человеческой речи ее обрадуют, но вместо этого стало почти больно. Она практически возненавидела этих детей и поняла события пятнадцатилетней давности, откопанные в архивах перед экспедицией. Фанатики Ти-хо пробрались в Детский рад и устроили резню. Город умылся в слезах и крови, город беззвучно стенал, в городе горели свечи целый год и еще год музыканты исполняли "Три ноты печали", произведение такой мощи и горя, чтобы Саладин не выдерживала и трех минут его исполнения. Музыка была вторым после рисунков способом общения и только на десятый год Саладин смогла воспроизвести всю картину музыкальной жизни. В каждой поселении был "бард", который играл на простой свирельке или дудке, но в крупных городах, конечно, существовали целые общины музыкантов. Однажды Саладин стала свидетелем поединка двух флейтистов. Один задавал тему, второй выводил вариацию, пока прохожие отстукивали ритм наручами. Это была красивая медноволосая девушка и черноглазый юноша. О, эта ярость тишины, когда смолкали инструменты, и только двое под выгоревшим солнцем и ярко-синим боком гиганта, стояли друг напротив друга! Неделю они сражались в искусствах, проживая настоящую подростковую драму, а в конце поженились, потому что юноша победил и таким образом смог доказать девушке, что имеет право стать отцом ее детей.
Через двадцать пять лет Саладин простилась с мужем, тремя дочерьми и двумя внуками. Она отыскала передатчик и отправила сообщение Союзу с просьбой забрать ее, так как срок использования искусственных легких, присвободленных для атмосферы Ти-хо, подходил к концу. Она знала, что сообщение достигнет Союза через полтора года, она знала, что, скорее всего ее никто не ждет и не прислушается к просьбе оставить самобытную культуру Ти-хо в покое, пытаясь навязать шум и ярость цивилизации. Она знала, что как Наблюдатель теперь наверняка получит кучу денег и приглашения на телешоу. Потому что те, кто все время болтают, никогда не услышат шум песчинок под лапами хищники, не различат приветственный стук среди дождевых капель, не обрадуются удачно сыгранной ноте.
Мириам Саладин села на обжигающий песок, вдохнула пыльный горячий воздух и прислушалась к биению сердца хищника, дневавшего в паре миль на юге. У нее было целых три года, чтобы научиться говорить. И пятнадцать миллиардов подписчиков.