Армейский генерал Грег Степсон, руководитель секретного проекта по изучению внеземных цивилизаций "Мискавери", ехал на торжества по случаю сорокалетнего юбилея своей службы. Короткая стрижка, парадный мундир, строгое лицо много в жизни повидавшего человека. Весь его вид как будто говорил: "Что нового под луной вы можете мне сообщить?"
У Восьмой авеню они попали в пробку. Генерал напрягся, не выдавая эмоций, не в его характере было опаздывать куда-либо. Можно было, конечно, вызвать вертолёт для эвакуации, но для этого не было особой экстренности.
Нестройно гудели клаксоны кругом, издали слышались полицейские сирены. Водитель то и дело нервно хватался за рычаг переключения скоростей, безнадёжно сигналил. Он знал строгий нрав своего босса. Непрерывно оглядываясь, пролавировал сквозь гущу машин парень с крашеными в ядовито-голубой цвет волосами. За ним шли две розововолосые девушки, следом бежал ещё один юноша, волоча за собой окровавленный радужный флаг.
- Прости, господи! - водитель невольно перекрестился. - Совсем обнаглели: по улицам открыто бегают. Передушить бы их, как щенков! А правительство либеральничает.
Генерал молчал с непроницаемым лицом. Водитель виновато посмотрел на него: понимаю ваше раздражение, не успеваем. Но не моя ведь вина.
Прибыли с пятнадцатиминутным опозданием. Впрочем, не они одни. Многие опоздали. По всему городу шли манифестации.
Офицеры с почтением расступились, пропуская руководителя. В зале было много гостей, один другого титулованнее. Но с легендарным Грегом Степсоном мало кто мог сравниться даже в высшем руководстве армии. От наград на его груди свободного места не было. По случаю праздника он надел их все. Фраза генерала: "Мы пасынки Вселенной, у нас нет родни за пределами нашей колыбели", - стояла эпиграфом в учебниках даже гуманитарных университетов.
Грегу дали слово вторым, после штабиста, курирующего их проект.
Генерал был лаконичен и точен. Сорок лет работы института он уместил в двадцатиминутный доклад.
После выступления задавали вопросы.
Особенно старался один длинноволосый юноша. Таких Грег не переносил, но ситуация обязывала отвечать.
- Когда я изучал ваши работы, меня не покидало ощущение, что вы скрупулёзно отбирали только материалы, отвечающие вашим взглядам. Мы одиноки, мы пасынки - и точка! Но ведь другие учёные находят аргументы и в пользу наличия жизни вне Земли. Конечно, ваш авторитет непререкаем. Но мне иногда кажется, что вы могли быть субъективны. Влияют ли личные воззрения и жизнь затворника на результаты ваших исследований?
- Как вы это себе представляете? - задал встречный вопрос Грег. - Вы прислушиваетесь к мнению невежественных людей, с трудом связывающих пару фактов друг с другом, и пытаетесь с этим приходить к серьёзным людям. Не очень достойно так делать, я вам скажу. Без малого сорок лет мы работаем в тесном контакте с НАСА и Пентагоном. Насколько досконально изучены все материалы и артефакты Зоны пятьдесят один, вы даже представить себе не можете. Наши сотрудники выезжали на тысячи случаев за рубеж. Все мало-мальски значимые подозрительные инциденты по всему миру нами исследованы. Проанализировано несколько миллионов единиц материала с космических зондов и радиотелескопов дальнего действия. Мы одни во Вселенной. У таких перфекционистов и педантов, как я, к счастью, не бывает ошибок. Канонические законы Вселенной потому и канонические, что не опровергаются любым последующим развитием науки. Правильное - всегда правильное, как бы кому-либо, может, не хотелось отменить правду в угоду собственным желаниям.
- И всё же ответьте на мой вопрос, - не унимался парень.
Грег не сдержался.
- Юноша, я понимаю, в вас говорит бунтарский дух. Но это проходит, молодость недолговечна. Обратиться к канонам вы успеете, впереди уйма времени. Может, пока вам лучше розовый бант в волосы и на улицу, к бунтарям, чем просиживать штаны на учёных советах?
Коллеги засмеялись и зааплодировали. Парень обиженно замолчал и сел на место.
А Грег помрачнел. У него заходили желваки.
...Неглубокая вода ещё какое-то время шевелилась. Потом почти успокоилась - только продолжала тихо пузыриться: воздух из мешка, удерживаемого под водой большим привязанным камнем, уходил сквозь ткань медленнее, чем воздух из маленьких лёгких щенка.
Грег шёл домой и плакал.
- Я его любил! - с яростью крикнул он, войдя в дом.
Отчим насмешливо скривил рот. Он умел гасить эмоции Грега одним взглядом.
- Любовь - это не аргумент, запомни! Голова тебе на что дана? Ещё раз принесёшь животное в дом, сам пойдёшь вслед за ним. И убери сопли. Иначе я куплю тебе розовый бант и повяжу на голову, чтобы все видели, какой ты мужчина!..
На банкете, последовавшем за торжественной частью, пили виски и шампанское и много говорили здравиц.
Несмотря на выпитое, Грег в какой-то момент спиной почувствовал, что к нему сзади подошли. Он обернулся.
- Выпью с вами, не возражаете?
Грег молча подвинулся, освобождая место рядом с собой для подошедшего полковника.
- Вот мне тоже интересно, вы были искренни, безоговорочно канонизируя результаты ваших исследований?
- Что простительно волосатому юнцу, непростительно офицеру штаба армии Соединённых Штатов. - Грег неодобрительно сжал губы. Казалось, его даже обидело недоверие. - Надеюсь, вы не пытаетесь выведать у меня государственную тайну? Публичную версию я озвучил, отталкивайтесь от неё. Что мы накопали в реальности, это уже дело нашей службы.
- Да, это не моё дело, - внезапно легко согласился полковник. - По правде сказать, я просто искал повода заговорить с вами. Вы не узнали меня?
- Почему же, узнал, - сухо сказал Грег.
Он заметил подошедшего к нему офицера давно, ещё на заседании, в зале. Полковник был сед, лицо его было изъедено морщинами. Грег, сидя в президиуме, не решился надевать линзы, чтобы лучше разглядеть знакомые черты.
- Как обстоят дела у вашей сестры?
- Вы её помните? - собеседник обрадовался. - Так и не вышла замуж, - сокрушённо сказал он. - Сейчас живёт в Майями, как истинная американская пенсионерка.
- Сочувствую.
- Да вы ведь и сами всю жизнь один!
- Увы, у меня слишком серьёзная работа, - глухо сказал Грег.
- Как разъехались по гарнизонам после училища, я вас больше и не видел. Но часто вспоминал. Помните, как мы смотрели с причала на океан? Взошла луна, и вода была чертовски красива с расчерченной волнами лунной дорожкой. Моя сестра восхищённо сказала: "Как прекрасен штормовой океан!" А вы с неожиданной холодностью ответили: "Не дай бог оказаться посреди этой красоты!"
- Представьте себе, помню, - сказал Грег.
- Она ведь не о шторме тогда говорила, она говорила о том, что происходило в её сердце. - Собеседник внезапно сорвался с официального тона на эмоциональный. - Чёрт возьми, Грег, почему ты не женился на ней? Вы же любили друг друга. У меня бы сейчас бегали племянники и их дети, похожие на вас, тогдашних. Это была бы совсем другая история! Ну почему?
- Потому что я не был в неё влюблён, - сказал Грег. - Это для тебя достаточный аргумент?
- Ты мелешь чепуху: ты двух минут без нас провести не мог. Это ты пригласил нас к себе на каникулы, не мы же сами приехали! Я до сих пор вспоминаю те две недели как самые счастливые. В моём сердце тогда бушевал шторм, не меньший, чем у Сильвии. Это было настоящее, самое настоящее, что было в моей жизни! Может, мощь океана создавала праздник, не знаю. Мы ведь с сестрой равнинные люди, нам океан был в новинку. Это для тебя он привычен. Ты был неистощим, каждый день что-нибудь новое невероятное для нас придумывал. Сорок лет прошло, дети, внуки, а такого чуда больше не повторилось!
- Комфорт, он в чём-то похож на содержимое сообщающихся сосудов, - проговорил Грег сухо. - Когда один отдаёт себя, а другой принимает, как должное, получающему легче, чем отдающему. - Он неожиданно отвернулся и закашлялся. - Я отлучусь ненадолго. Простата пошаливает. У безбрачной жизни свои сложности.
Он торопливо вышел из банкетного зала, прошагал к клозету.
Зайдя, запер дверь изнутри. Посмотрел с тоской в зеркало на своё состарившееся лицо и морщины.
Виски размягчил его сердце. Губы предательски задрожали. Грег закусил губу.
"Розовый бантик мне на макушку, - подумал он. - Хорошо, что никто не видит... И хорошо, что он тогда ничего не понял..."
Да, Грег мог рассказать другую историю. Совершенно другую. Точнее, мог бы рассказать. В каком-то другом мире, не в этом. История не имеет сослагательного наклонения, увы. Всё происходит так, как только и могло случиться.
А другие миры что? Да, они есть, их много. Гуманные и очень чужие. Но нас там нет.
У нас наш жестокий мир. Другого нет и не будет.
У этих, с голубыми волосами, может, и будет. А у нас уже нет. Поздно.