Жизнь начата среди самых пыльных дорог Второй Мировой Войны. Жизнь начата среди горя и ужасов и принята таковой. Считал, что это обычная жизнь, сразу сориентировался и настроился на неё таковую.
Видно, по этой причине не видел в жизни трудностей, и жизнь казалась легче, чем ожидал.
Люди, уходившие на моих глазах на смерть, родили во мне священный трепет перед словом "надо".
"Надо" выше смерти, выше горя матери.
Я видел этих людей, думал о них. Я боялся, что не смогу быть таким.
Конечно, многих "гнали", но многие "шли". Однако, странно, что "гнали" и "шли" становятся неотличимыми друг от друга, хотя совершенно противоположны по сути. В этом, возможно, высшая несправедливость жизни.
Мы не хотим различать "гнали" от "шли". И власти с радостью выдают "гнали" за "шли". В этом, скорее всего, причина гибели советской власти. Господи, как страшно звучат эти слова!
Довольно крупное частное хозяйство, легшее на плечи моей матери в конце и после войны, наполнило мою шестилетнюю жизнь и жизнь брата, старшего на пять лет, длительным крестьянским трудом.
Очевидные результаты этого труда сделали понятия о необходимости труда несомненными. Приучили к физической терпимости.
Суровая сталинская дисциплина с колыбели родила сознание преклонения перед государственными интересами. Закон превыше всего! Кара за его любое нарушение безгранична! "Низзя!" - и всё тут!..
Все они - кирпичики, из которых складывается характер.
Врождённая страсть вызывать у людей различные эмоции (чаще - дурные) и наблюдать их приводит к систематическим хулиганским поступкам и вызывает подозрение у ближайших людей - родных, односельчан.
И только в 13 лет эта страсть выплеснулась в художественную самодеятельность.
Может это был талант артиста? Умерший? Может и была такая мечта. Но мечта была столь высока, что я не смел и коснуться её на деле.
Но артистом я стал. Стал им надолго и много сыграл ролей. Но играл не на сцене, а в жизни. Доигрался до того, что всплыл вопрос: "Кто же я на самом деле?"
Стало быть, надо обдумать всё сначала. Сделать со всего выводы...
Кстати, почему пишу печатными буквами? Чтобы освободиться от лишних слов. Ненависть к "словоблудию" нашей системы.
Не смел стать артистом из-за двух причин.
Первая - это комплекс неполноценности.
Чем он вызван? Был младшим в семье, и каждый член семьи считал своим долгом делать указания мне, подчеркивая то, что он старший, и, стало быть, умный, а я - младший, и, следовательно, дурак. Постепенно я к этому привык. Поступки старших всегда считал правильными и повиновался им беспрекословно. И это, между прочим, примета дураков. Мне почти всегда встречалась в характеристиках на умственно отсталых фраза "Не отказывается ни от какой работы".
В городских школах я был "из дярёвни". Среди рабочих я был "колхозник". В комсомоле я был "шестёркой" для партаппаратчиков. Будучи солдатом, был таковым для сержантов. Будучи сержантом, был тем же для офицеров.
Вторая причина - рано начал читать. Увлекался пионерской прессой. Видел, что все дети мечтают быть артистами, что это общее детское заблуждение, страсть. И я туда же. Да ещё придурок! И чувство уничтожал в себе, как нереальное.
А всё же... Сидя на спектаклях - и самодеятельных, и профессиональных артистов - так и хотел крикнуть: "Разве так нужно говорить эту фразу?!"
Откуда знал? Ни "телеков", ни радио не было. Учиться не у кого было...
Любая моя мысль резко высмеивалась братьями. Любой мой поступок подвергался суровой критической оценке.
И действительно - мои мысли исключительным образом противоречили мыслям братьев. Мои поступки не укладывались ни в какие рамки сельского жителя.
Конечно же, какой нормальный ребенок в 10 лет будет выписывать в тетрадь мысли Ромена Роллана? Другое дело, если бы Евангелие, да и то - это дело попов, а наше дело - крестьянское.
И даже в наши дни мне одна учительница ответила: "Да ведь это же философия! Терпеть её не могу!"
Как жалок человек! Что же нужно для того, чтобы это слово зазвучало гордо?
Откуда же я мог взять свои взгляды на вещи, столь отличные от других?
Попадая в неприятности со своими мыслями, я не отказался от них, а принял решение скрывать их. И играть роль того, кого хотели бы видеть во мне.
Так я стал артистом в жизни. Например, я никогда не был прапорщиком. Я играл эту роль долгие годы.
Играл роли разные. Много их сыграл.
Почему же я играл, а не жил так, как считал нужным?
В 50-летнем возрасте я снял с себя частично маску, и люди шарахнулись от меня. Я чужд, непонятен, неудобен, груб и опасен. Еще немного и люди будут остерегаться моего "сглазу".
Оставаться мне таким или полностью опять закрыться маской?
Зачем я всю жизнь ходил в маске?
Хотел продвинуться в жизни? Нет!
Я трижды попадал в номенклатуру и трижды отказался от выгодной карьеры.
Зачем это сделал? Не знаю. Сделано было подспудно.
Я начинал жизнь снова и снова...
Менял сцены и роли. Зачем? Что искал? Надо разобраться...
Почему, какой есть, я неприемлем для людей, но явно устраиваю животных? Среди свиней, собак, кроликов я явно свой...
Бесконечные вереницы беженцев, нищих, бродяг в 45-46 годах внушили мне уважение к тому материальному положению, в котором находилась семья. Какая-то крыша над головой и постоянное наличие грубой крестьянской пищи поднимали меня высоко над тысячами детей сожжённой и разрушенной Белоруссии.
По сей причине я по настоящий день ориентируюсь в материальном плане не на лиц, живущих в роскошных условиях, а на того мальчика из 45 года, который потряс меня своей "обувью".
Нищенствуя, он от деревни к деревне пробирался по сугробам, оставляя за собой следы от ног, замотанных вместо сапог в грязные лохмотья каких-то тряпок, прикрученных к ногам колючей проволокой.
В наше время есть много хороших людей, живущих хуже, чем я. И от этого я чувствую неудобство. Какое же зло в таком случае должно жить в роскошных домах?!
Первые сапоги у меня появились на шестом году жизни. Их сшил мне вернувшийся с фронта солдат. Передки и голенища сшил он со своей брезентовой накидки, а подмётки вырезал из дерева.
До этого я обуви не имел и в нелетнее время сидел в хате, наблюдая мир из окна. За это я благодарен судьбе. Я научился многое видеть в мире за окном. Огромный мир умещался в клочке сада, и - ни одной похожей минуты в природе на другую!
Обладая неугомонной натурой, за зиму, сидя в хате, я был бедствием для домочадцев. Чтобы привести меня в состояние покоя хоть на какое-то время, меня в пятилетнем возрасте уже начали "сажать за книжки" - учебники старшего брата.
Сажали жёстко и "прочно". Лозунг - "Москва слезам не верит". Методы обучения - крестьянские, с учетом опыта Второй Мировой войны и сталинского режима.
Было очень трудно. Это были самые тяжёлые месяцы в моей жизни. Я завидовал детям, у которых не было старших братьев.
Учёба давалась с невероятным трудом, но лежащий рядом армейский ремень и берёзовая розга под "палицей" вдохновляли на подвиги.
Но постепенно прошли трудности. Я овладел быстрым чтением на русском и белорусском языках, письмом на грифельной доске и счётом в пределах начальной школы.
В 6-летнем возрасте я освоил все учебники брата. Открылась дверь в удивительный мир литературы. Обуяла огромная жажда к чтению.
Но художественной литературы в доме не было, и я набросился на оставшуюся от отца религиозную литературу. Старинные книги в чеканных металлических окладах, закрывающиеся на внутренние и навесные замки, с богатыми цветными иллюстрациями, с хитросплетёнными роскошными гравюрами, вызывали у меня таинственные, непонятные чувства.
Я читал всё подряд. Евангелия от Луки и Матфея выучены почти наизусть. Как много непонятных чувств! Теперь - бедные мои домочадцы!..
Половина отцовских книг на польском языке. Безуспешная попытка их прочесть. А вот здесь зря не помогли. Самый старший брат ведь учился в польской школе.
Вот в дом начинают поступать газеты. С яростью набрасываюсь на них. Действия Трумэна, последствия бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, восстановление разрушенной войной страны - всё это входит в мой мир. Многое непонятно, но стоит читать даже ради того малого, что было понятно.
Какие смешные карикатуры на капиталистов! Как хочется так же нарисовать!..
А вот свинья с поросятами в учебнике брата как прекрасна! Я хочу такую же нарисовать...
Карандаш в руках. Но тщетно. Но нужно! И никак... Всё равно - надо! Осторожно, по одной линии в день, внимательно буду, терпеливо, по крошечкам, сегодня глаз, завтра - ухо. Но рука не послушна. Кто бы мне сказал, что нужно учить не меня, а руку?..
Учить руку, глаз, тело. Никто этого не знал, не знал и я.
Чтение библейских книг поощряется матерью. Она верует в Бога, хотя чтит заповедь: "На Бога надейся, но сам не плошай".
Мать считает своим долгом воспитать меня хотя бы минимально верующим человеком. Заставляет три раза читать в день короткие три молитвы: "Отче наш", "Десять заповедей" и "Верую".
По праздникам она не пускает нас с братом за праздничный стол, пока мы на коленях не прочитаем молитвы и не отобьём нужное количество поклонов.
Непонятное чувство стыда и унижения чувствую от необходимости покланяться (откуда эти чувства?). Но мать требовательна, и я, превозмогая себя, с такой силой луплю лбом об пол, что мать закатывается от смеха, тем нарушая святость момента и молитвы.
Отец, инвалид первой группы, редко встает с постели. Две мировые войны основательно свалили его с ног. От газов до вражеских прикладов - всё изведал.
Но у меня нет сострадания к нему. Он бессилен и, следовательно, безопасен для меня. Я обрушиваю на него все свои хулиганские выходки. Нагло, жестоко, длительно я издеваюсь над ним. Он жалуется. Меня порет мать. Но это только больше зажигает меня. К моим дрянным желаниям прибавляется зло и месть: "Подожди, тата!"
Вскоре отец умирает. Мне шестой год. Скоро вернутся с войск братья и заменят мне отца. Займутся моей учёбой (о которой я уже говорил) и воспитанием в соответствии с европейскими стандартами.
Но на меня навалилась тут же огромная тяжесть неимоверного стыда и вины перед отцом. Играя на каменных крушнях, я вдруг заливался горькими слезами раскаяния.
Эта боль осталась и по сей день. С потерей отца я, кажется, потерял что-то большое и важное.
Медленно ползут дни детства. Огромный окружающий мир будто замер, позволяя себя не спеша рассмотреть и изучить.
Но всё же время движется. Вот позади толпы беженцев, вот опустел дом от солдат, двигающихся на Запад и обратно. Вот всё чаще слышится страшное слово "школа".
Уже семь лет...
ВЫВОДЫ:
1.Некоторые качества, такие как чувство долга, возможно, не врождённые, а выработаны в этом периоде жизни, благодаря исторической обстановке.
2.Этот период жизни, обстановка были очень благоприятными для развития личности:
- война дала мощную психологическую нагрузку, и личность адаптировалась к этой нагрузке;
- единоличное хозяйство при отсутствии мужчин в доме приучило к обязательному непосильному труду, настойчивости, терпению, выносливости;
- отсутствие кино, телевизоров, радио дало мощный толчок к развитию мышления, воображения, фантазии, любви к книгам;
- ограниченность в нелетнее время окном, отсутствие детских воспитательных учреждений помогли увидеть мир в первозданной красоте, научили видеть красоту в обычном;
- отсутствие медикаментов и непризнание врачей односельчанами укрепило организм, выработан иммунитет к болезням.
3. Изучена программа 4-х классов начальной школы.
4. Обучен чтению на двух языках.
5. Общение (наблюдение) с большим количеством людей (солдаты, беженцы, нищие) позволило получить первые сведения (в драматических ситуациях) о характерах людей и их поступках. Получены первые уроки психологии.
6. Получены первые представления о мире и стране. Всё делится на плохое и хорошее. В том мире - Бог и Дьявол, в этом - большевики и капиталисты.
7.Обучен многим крестьянским работам:
- управлять лошадью, ездить верхом;
- жать серпом, вязать снопы;
- убирать лён, картофель;
- полоть, выращивать рассады;
- оказывать помощь подавившимся коровам;
- пасти скот;
- производить волокно, чинить перья;
- прясть нити, ткать холст;
- изготавливать колбасу, сыр, масло;
- варить простейшие крестьянские блюда и другое...
НЕДОСТАТКИ:
1. Не изучен польский язык, хотя имелись возможности.
2. Не приучен к самостоятельным решениям. Всё обязан был согласовывать со старшими.
3. Фраза "Не умрёшь своей смертью!", постоянная критика моих действий рождают неуверенность в себе, подозрение в неправильности своих действий.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
Первые годы жизни (1941-1948) быти очень благоприятными для развития личности. Взят чудесный старт в жизнь. Заложен прочный фундамент для созидания великолепного человека. Многие возможности были использованы (вынужденно) сверхмаксимально.
Почему же не были достигнуты в жизни большие результаты?