Аннотация: Приложение к литературно-художественному журналу "Эдита"
UnzenSiert N33
приложение к журналу"Эдита"
В альманахе напечатана повесть "Потерянная рукопись", другое название: "Забытая рукопись, пятая глава".
"Забытая рукопись, пятая глава"
"Искали все. Почтовая станция блистала великолепием свечного арсенал, как, наверное, никогда прежде. Искали там, где Пушкин перекусывал, ожидая, покуда меняют лошадей. Впереди носился почтмейстер в заляпанном восковыми пятнами и следами работы личинок платяной моли гарусовом сюртуке. Он бестолково суетился и подгонял своих людишек визгливым базарным голосом прожжённого фарисея. Похоже, господину сему Господь назначил в храме негоцией заниматься, однако вот подзадержал его на скамейке запасных почти на два тысячелетия с одной ему понятной неисповедимой для смертных целью. Впрочем, в категориях Вечности двадцать веков - совсем даже недолго. Сущие пустяки для Вечности.
Искали и там, где сидел за трапезой ухарь-ямщик, привёзший Александра Сергеевича из Москвы. Не этот ли, каналья, уворовал? Да вот же он спит на лавке. Ему с утра обратно ехать. Разбудили парня. Оказалось, ничего тот не знает. И видно было по его выпученным, как у попавшего в кипяток рака, глазам, не врёт бестия!
- Мы этта, таво... батюшка, не видывали ничё. Святыми угодниками клянусь! - жидкая бородёнка заспанного молодого мужика напоминала Пушкину старинное мочало, с подобного толку чуть, а выбросить жалко. Обрить бы сжечь - но не своё, нельзя!
Так-так-так, получается - если никто бумаги не трогал, они должны оставаться именно там, где им и до'лжно - на столе, на котором давеча трапезничали. Но видно, посуду убрали недавно и столешницу тряпицей влажной протирали - ещё и просохнуть не успело толком. А бумаг-то нет...
- Где мои записки, черти?! Сознавайтесь! Вернёте - прощу, не стану наказывать и хозяину вашему не дам. Да мало того - на полтину бумаги обменяю. Говорите, коли знаете!
- Не погубите-с, барин! Отец родной, не погубите-с! - кричал начальник станции, тренированно прикрывая рот изнанкой ладони. Но это не особо помогало, поскольку тяжкий дух браги, кизлярки (не возлюби "ерша", печоночный прелюбодей сивушный!) и перекисшей капусты, годной лишь на корм свиньям, не обходил стороной никого, с кем чинуше приходилось общаться. - Не видали мы вашей-с рукописи, как Бог свят, истинный крест православный-с!
- Кто со стола убирал? Прикажите позвать, любезный!
Прибежала неопрятная старуха в кацавейке, обильно линяющей не то кроликом, не то кошкой.
- Отвечай их благородию, старая, не видала ль бумаг каких?
- Ой, Святые угодники, были тута какие-то записи. Только я их собрать решила да в контору отнесть, тут уж их офицерское превосходительство, господин фельдъегерь ко мне подошли. Говорят, мол, давай, старая перечница, немедля все доку'менты, забытые путником. Вдруг в них крамола, какая не то, таится. Я ему, дескать, нельзя - господин вернуться могут. А они мне строго так - дескать, не тваво ума дело, дурища чухонская! Сам, де, с уса'м и предписанием от государя ампиратора.
Почтмейстер, заправляющий на перегоне, сообразив, что искать боле ничего не надобно, быстро заметался меж столами, гася свечи, покуда освещать унылость пространства ни остался один лишь огарок, напоминающий сточенный фаллический символ народов крайнего севера. И даже не сточенный, а переломленный возле основания.
У Пушкина всё внутри опустилось - эх, чёрт, не судьба. Где теперь того офицера искать? Его и след давно простыл, пока они по станции обыск учиняли всем миром, а в журнале гостевом - никаких записей: ни фамилии, ни чина, ни звания. Этим господам всё дозволено. Им и лошадей в первую очередь меняют, и комнаты самые лучшие для отдыха в пути... Хотя, постойте, судари мои. У него же усы были. И не просто усы, а усищи. Получается, кто-то из господ улан или гусаров - другим-то растительность на лице иметь не дозволено. Означенное обстоятельство сужает круг поисков. Какая-то надежда! Не столь и много офицерской формы с аксельбантами. Друзья сыскать помогут.
В каждом полку военных нерядового звания явно не сотни числится. Если отбросить штаб-офицеров (они в качестве курьеров не особо-то ездят), квартирмейстеров, адъютантов и казначеев, останется человек пятьдесят от силы. А ведь кто-то из них безвыездно в Москве сидел, службу государеву изо всех сил неся. Если уж и это в расчёт принять, то и получится... Только вот сколько тех полков-то? А почему из Москвы, кстати? Мог вполне и столичным офицер оказаться - навстречу не попался, так в пурге да тьмище тмураканской мог его и не приметить. Да к тому же, все гусары на окраинах империи служат, поближе к рубежам. Тогда улан? Кабы точно знать... Господи, помоги мне! А вдруг выбросит он рукопись по дороге как малозначимую? Нет, о подобном исходе лучше даже не думать".
