Я увидел Саркиса, когда оформлялся в стационар диспансера. Сижу в холле рядом с сестринским постом в ожидании, пока освободится палата. Смотрю, по коридору идёт человек примерно моего возраста, невысокий, в очках, кого-то напоминающий. Откуда же я его знаю? Порылся в заулках памяти. Есть, вспомнил!
После окончания института инженеров гражданской авиации попал я по распределению в Печорское авиапредприятие. Дело в начале 80-ых годов было. Моя коллега по работе чуть не каждый день в разговоре упоминала некого Манаса - "Манас то", "Манас сё", "что за умница этот Манас". Из её речей было понятно, с помянутым Манасом и его женой она частенько общалась вместе со своим супругом. Как говорят, они дружили семьями.
Чуть позднее выяснилось, Манас - сокращение от фамилии Манасарянц, а зовут человека Саркис Виленович. Довольно длительный период времени я только слышал о нём; знал же весьма немного - только то, что он преподаёт в Печорском речном училище и одновременно является его комсоргом. Мало того, слышать слышал, но видеть никогда не видел.
А потом мы пересеклись в большой компании, впрочем, очень опосредованно - на уровне "привет, меня зовут, как дела". И на том наше знакомство увяло, собственно, и не состоявшись. Позднее Саркис уехал в Сыктывкар, работал сначала по комсомольской линии, а когда изящный кованый сапог мирового капитала ступил на благословенную землю народа коми, возглавил торгово-промышленную палату республики.
Итак, я увидел Саркиса ещё перед операцией. Отметил про себя сей факт и почти тут же выпустил из виду. Здороваться с Манасом мне не пришло в голову. Действительно, приветствовать человека, которого встречал лишь однажды в большой компании более тридцати лет назад, не слишком удачная идея. Зачем ставить визави в неловкое положение, если он вдруг не узнает тебя, верно?
Через несколько дней меня прооперировали и сразу перевели в двухместную палату. Вот здесь-то мне посчастливилось оказаться соседом Саркиса в первый раз. Нам пришлось заново представляться друг другу, а потом и вспомнить общих знакомых по Печоре.
- Знаешь, когда я несколько лет назад услышал свой диагноз "онкология", то особо не психовал, не впал в депрессию, не начал паниковать. Воспринял известие как-то уж очень обыденно. Даже сам себе удивился, - рассказывал сосед по палате. - Нет, в глубине души понимал - вероятность скорого ухода крайне высока, но это обстоятельство лишь понуждает форсировать то, к чему подспудно стремился, но не прилагал надлежащих усилий для воплощения мечты. И сейчас самое время ускорить темп жизни, чтобы попытаться нагнать и исполнить то, что бесконечно откладывал из-за постоянной суеты и текучки.
Лежал я тогда первый раз под капельницей с "химией" и вспоминал все свои пятьдесят с лишним лет. Анализировал: что успел сделать, а что оставил на потом. И вот пришло то самое "потом" и требует отдать долги самому себе, своим детским, юношеским мечтам.
Родился я в Ереване. Отец армянин, мать русская из Ставрополья. Дед был районным прокурором, коммунистом по убеждению, а не из соображений карьерных. Впрочем, в те времена карьеристов в партии встречалось не так и много. В общем, ты понимаешь, почему от деда отцу досталось знаковое имя Вилен.
Во времена больших "Сталинских чисток" дед попал в ГУЛАГ по чьему-то доносу. В конце войны его освободили и почти сразу реабилитировали с восстановлением в должности. Никакой обиды из-за несправедливого осуждения не затаил. Наоборот, ещё больше проникся идеями классовой борьбы.
Школьные годы мои можно назвать насыщенными и интересными без какой-либо натяжки. Занимался музыкой, акробатикой, футболом. Футболом постольку поскольку, музыкой вполне серьёзно. А по акробатике даже получил первый разряд и готовился стать кандидатом в мастера спорта. Но на тех соревнованиях, где должно было произойти это событие, случилось неудачное приземление, в результате которого я получил компрессионный перелом позвоночника: три поясничных позвонка оказались разрушены - из-за динамического удара собрались вместе. В общем, позвонки всмятку. Именно из-за той давнишней травмы здешние доктора не рискнули вводить мне эпидуральную анестезию в позвоночник во время полостного вмешательства.
А тогда - в детстве - врачи думали, что останусь инвалидом, но ежедневные изнурительные тренировки помогли подняться на ноги, и травма впоследствии не помешала пройти призывную комиссию в военкомате.
Желание взлетать над землёй у меня осталось, несмотря ни на какие препятствия, и я начал посещать аэроклуб. Тайком от отца, который страшно переживал за моё здоровье после того неудачного приземления на соревнованиях. Меня едва взяли. Мало того, что по возрасту в учебной лётной группе самый младший, так ещё и ростом не вышел. Однако желание управлять самолётом самостоятельно победило всё. Через два года я уже имел пятьдесят восемь часов налёта, знал основы аэродинамики и принципы построения аппаратов тяжелее воздуха.
В детстве меня на лето отправляли в Ставропольский край к бабушке. Огромные пшеничные поля и бескрайнее голубое небо сделали своё дело - мне непременно захотелось подняться к облакам в этих местах. И не рейсовым лайнером, а на летательном аппарате, сделанном своими руками. А иначе, как доказать местным пацанам, что я самостоятельно могу управлять воздушным судном? "Корочки" аэроклубовские для них же ничего не значат.
Весь учебный год я изучал журнал "Моделист-конструктор", где печаталась серия статей с чертежами и схемами, позволяющими собрать автожир1 в кустарных условиях. А летом в Ставрополье мы с пацанами собственными силами соорудили такой гирокоптер из фанеры, перкали, алюминиевых трубок. Недоставало только несущего винта, маршевого пропеллера и двигателя. С последним разобрались быстро: у одного из местных пацанов в гараже стоял старенький мотороллер, оставшийся от бросившего семью отца. Мотор, конечно, большое дело, но без обеспечения подъёмной силы куда?! Пришлось оставить наш аппарат до лучших времён, то есть - до будущего лета в сарае у одного из парней.
Через год я привёз маршевый пропеллер, который подарил мне механик аэроклуба; настоящую авиационную фанеру, стеклоткань и эпоксидную смолу - чтобы изготовить несущий винт. А вот пенопласт для заполнения пространства между лонжероном - главным нагрузочным элементом, и нервюрами - поперечными деталями лопасти, нашли на месте. Первоначальный же вариант с изготовлением несущего винта из длинных бамбуковых удилищ был забракован из-за его вопиющей архаичности.
И вот - пробный полёт. На матчасти, сделанной своими руками, об этом я и мечтал! Вывели мы с ребятами автожир на хорошо наезженную просёлочную дорогу, где ходили машины с зерном в пору сбора урожая. А пока страда не началась, дорога та обычно пустовала - никто нам помешать не мог. Надел я на голову мотоциклетный шлем, запустил двигатель с ручника и начал разгоняться. Думал, не взлечу, мотороллерной тяги не хватало, но потом вдруг автожир мой подпрыгнул на кочке, угодил в восходящий поток и взлетел над пшеничным полем метров на пятнадцать. Состояние удивительное: тут и страх, и восхищение, и дрожь в руках, и невероятное счастье. Чуть шевельнул рычагом управления (аналог вертолётного шаг-газа), совершил поворот. Внизу бежала вся наша мальчишеская орава с криками восторга. Тут и я не удержался - заорал что-то громко и нечленораздельно.
Не больше пяти минут продолжался мой полёт. Бензина было полно, и ничего не предвещало беды, но сильный порыв ветра потащил гироплан влево и вниз. Я попытался противиться силам природы, но не сумел их перебороть. К тому же внезапно заглох двигатель. Аппарат начал стремительно падать. Вообще-то, не совсем стремительно, это просто мне так показалось. На самом деле автожир спускался в режиме вертолёта на авторотации, опираясь на воздушный поток, создаваемый свободно вращающимся несущим винтом. Не могу сказать точно, с какой высоты я навернулся, но ничего особенного при соприкосновении с поверхностью земли не почувствовал и сознание не терял - просто вывалился из завалившегося набок, но уцелевшего аппарата. Лежал на спине среди пшеничных колосьев, смотрел в голубое бездонное небо и пытался уложить в голове все недавние события, будто понимал - теперь очень долго не смогу подняться в воздух, если путь в небо ни будет заказан навсегда. И не потому, что побился, а по причине очень вероятного родительского запрета. Не удастся утаить от бабушки происходящее, а стало быть - от мамы и отца. Если с мамой ещё как-то можно было договориться, то с отцом - точно нельзя. Он пошёл по стопам своего родителя, моего деда, став после войны прокурором: строгое воспитание - залог успешного будущего.
Так оно, собственно, и вышло - как я предполагал. Кто-то из пацанов ко мне побежал на помощь, а кто-то в станицу с криками "Саркис расшибся! Саркис расшибся!". Через два дня приехал отец. Устроил мне воспитательную процедуру с суровым мужским молчанием, прерываемым краткими строгими нотациями, и показательным уничтожением дела рук человеческих, гироплана - виновника падения возомнившего о себе Икара и Дедала в одном лице.
Уже будучи взрослым, я спросил отца, отчего он настолько радикально поступил с моим летающим детищем. Тот ответил, мол, очень боялся, что я захочу стать лётчиком-испытателем в тот момент, когда отлёживался у бабушки после недавнего "авиационного инцидента", обошедшегося без членовредительства, не считая множественных гематом на конечностях. Мой характер он знал хорошо и потому был уверен - необходимо пресекать на корню все нездоровые фантазии сына, желающего доводить всё до логического конца. Профессия испытателя летательных аппаратов, да и просто пилотов - очень опасна. Знал отец об опасности профессии не понаслышке, поскольку успел послужить военным лётчиком в конце войны. Вернее, не совсем лётчиком - бортстрелком на штурмовике ИЛ-2.
И ещё отец мне сказал, что испытал невероятное чувство гордости за меня тем летом, поскольку собрать настоящий летающий автожир в школьном возрасте - дорогого стоит. Тут не всякий взрослый с техническим образованием справится. Правда, озвучивать это папа тогда не стал, видимо, из педагогических соображений.
Пересеклись мы с Саркисом в той же самой палате ещё раз. Оба проходили очередные курсы химиотерапии. Скажу вам, без утайки, более приятного собеседника сложно себе представить. Говорили обо всём на свете, но чаще всего о гримасах истории, которую готов прогнуть в свою пользу всякий недобросовестный политик. Мой собеседник не просто получил гуманитарное образование - закончил исторический курс университета, а и глубоко разбирался в давних событиях и их подоплёке... Интересны мне были и его впечатлении от личности Евгения Примакова, с которым Саркис пересекался по роду своей основной деятельности - работе в торгово-промышленной палате республики. А Евгений Максимович, как известно, почти десять лет возглавлял торгово-промышленную палату Российской Федерации. Именно он учил своих коллег с периферии, что человек, который занимается торговлей на международном уровне и называет себя патриотом, просто обязан иметь навыки разведчика, ибо купцы, такие, как Марко Поло и Афанасий Никитин, издревле считались добытчиками тайн иноземных, иначе говоря - апологетами промышленного шпионажа.
Саркис был старше меня на целую вечность, поскольку к двадцати годам прошёл через столько испытаний, что мне едва ли могло пригрезиться...
- - На срочную службу я был призван, получив заключением медкомиссии "годен с ограничениями". Ну, да, ты прав - разумеется из-за травмы позвоночника в детстве. Думаю, в рядах Советской армии меня бы никто никогда не увидел, если бы не одно обстоятельство, как сейчас говорят, непреодолимой силы. Что я имею в виду? А то, что - без вмешательства папы явно не обошлось. Он очень хотел, чтобы из меня повыбили всю юношескую дурь и потому надавил своим прокурорским авторитетом на военкома. Вот так я и попал в Печору - во внутренние войска.
Сначала долго не мог привыкнуть к Северу, а к концу службы как-то внезапно всё изменилось, настолько, что меня посетила одна замечательная идея - остаться в здешних краях на постоянное жительство. Во-первых, подальше от родительской опеки, во-вторых, понять для себя, чего я стою как мужчина, как самостоятельная личность, наконец - в достаточно непростых бытовых обстоятельствах.
После армии учился, работал преподавателем истории в Печорском речном училище. Практически каждое лето возил курсантов на производственную практику то вверх, то вниз по реке. И сам-то ещё пацан по нынешним меркам, но волею руководства в ответе за целый коллектив - за жильё, питание, за производственные отношения с капитанами и командами речных судов.
В конце 80-ых перебрался с семьёй - женой и детьми - в Сыктывкар, работал там в молодёжном движении. По комсомольской линии, конечно же. После наступления "героических девяностых" ударился в предпринимательство - опыт-то кое-какой уже был.
Когда начались события в Карабахе, посчитал нужным туда поехать. Оформился добровольцем через посольство Армении. Потом провёл на огневых позициях больше года. Вернулся целым и невредимым. Немного покуролесил, в себя пришёл и снова бизнесом занялся. Дела шли ни шатко ни валко, поскольку не перепродажей занимался, а производством, а в 1998-ом и вовсе дефолтом накрыло, будто медным тазом. Думал, всё - приплыли. Но тут мне предложение сделали - возглавить торгово-промышленную палату республики Коми. С тех пор и тяну эту лямку.
Я спросил, почему Саркис принял решение отправиться в зону боевых действий - в Нагорный Карабах, раз уж - гражданство российское, и нет надобности ввязываться в драку добровольно. Он ответил просто и бесхитростно: "Если бы не поехал туда, перестал бы себя уважать. Как армянина, как мужчину, как отца своих детей". И это было сказано серьёзно настолько, что мне и в голову не пришло усомниться в искренности слов моего соседа. Есть такой тип людей, которые умеют говорить в ироничной манере, поддержать беседу с юмором. Им не свойственна патетика. Но уж если они заговорили серьёзно, будьте уверены - в их словах не обнаружить ни грана лукавства.
- Году в 2005-ом оказался я в составе делегации, выезжающей в Будапешт по делам торговой палаты, - вспоминал Саркис одно из знаковых событий своей жизни. - Последний вечер пребывания, назавтра вылет в Москву. Свободное время каждый в делегации использует по-своему. Я решил прогуляться в магазин музыкальных инструментов.
Облюбовал электроакустическую красавицу от фирмы "Taylor Guitars". Сказочная "девчушка": верхняя дека из высокогорной ели, гриф из красного дерева, накладка на гриф - чёрное дерево. Чаровница, одно слово. А ещё и кейс фирменный. Удовольствие, правда, не из дешёвых, но очень уж она хорошо вписывалась в мою коллекцию из шести гитар. Теперь будет "неделька".
По дороге в отель появилось желание обновить приобретение. Сесть на скамейку и сыграть где-нибудь в парке? Нет, не в том я уже возрасте. Вспомнил, что мне друзья говорили - будто в Будапеште есть "Gödör Klub", куда можно приходить со своим инструментом, а если повезёт, то и попасть на джем-сейшн с какой-нибудь блюзовой, рок или джаз звездой местного разлива. Покопался в смартфоне - вот он адресок. Подъехать на такси - дело десяти минут.
Зашёл внутрь. Довольно просторное помещение, сцена с аппаратурой и пультом диджея, танцпол, десятка три столиков, чуть меньше посетителей. Сцена пуста, музыка звучит негромко, словно нехотя, и явно в записи. Приглядел себе местечко за двухместным столиком, посадил рядом с собой гитару в качестве дамы, кофе заказал. Сижу, присматриваюсь. То ли я слишком рано зашёл, то ли не в тот день. Подозвал официанта и побеседовал с ним на неважном английском, помогая себе жестикуляцией, а то и крепким словцом.
Выяснилось, что сегодня ждут довольно известную группу из Калифорнии, играющую в стиле не то альтернативного металла, не то - экспериментального рока. Поэтому DJ сегодня взял выходной. А когда появятся американские звёзды - официант всё никак не мог вспомнить названия группы - моему собеседнику известно не было.
Та-а-а-к. Рок. Очень хорошо. Но зачем мне ждать появления приглашённых гостей - вдруг не дадут и музыкального слова на новеньком "Тейлоре" вставить. Попробую сыграть что-нибудь тихонько в акустическом варианте, раз уж сцена пустая. Взял гитару и бегом на ту сцену. Ого! Да тут крутая аппаратура и даже подключенная. Неплохо живут венгерские братья, если отменный гитарный усилитель от MESA BOOGIE могут установить в рядовом, условно говоря, клубе для общего пользования. Или всё-таки не для общего? В любом случае любопытно будет послушать, как моя как моя новая "боевая подруга" с этим комбиком2 станет звучать. Авось не выгонят... была, не была. Выдернул штекер из постороннего инструмента и свой к усилителю приобщил. Пробежался по струнам - колонки ответили дружно в диапазоне Hi-End. Тут я совсем повеселел, устроился поудобней на стуле с высокой спинкой и сыграл что-то из рок-классики для разогрева. Акустика оказалась прекрасной. Получил огромное наслаждение от собственных пассажей.
Не успел прийти в себя и передохнуть, как был привечен аплодисментами с ближнего столика, за которым сидело четверо довольно молодых людей, очень похожих на жителей Закавказья. Чёрт, неужели и здесь наши?! Угадал я и не угадал одновременно.
Один из славного квартета, по-видимому, старший - и по возрасту, и по табели о рангах - подошёл ко мне и движением руки пригласил к столу, сопроводив свой жест английской речью. Представился:
- Serj, - а потом добавил: - You know music pretty well3.
- Саркис, - говорю и перехожу на армянский: - Барев дзез4! - Затем добиваю английским: - We are namesakes. Serge-Sergey-Sarkis5.
Из-за стола вскакивает экзотичного вида парень, выбритый наголо и с заплетённой в виде упитанного дреда бородой, бросается ко мне на шею и кричит:
- Анунс э Шаво! Вортехицэс? Айастан6?
- I'm from Russia, - отвечаю.
- А родился где? - перешёл на русский Шаварш.
- В Ереване.
- Вах! Да мы с вами... тобой... земляки! С Сержем ты тёзка, а со мной - земляк.
- А остальные не армяне?
- Нет, они армяне, но родились в Ливане. Я один из СССР, школу в Ереване закончил, потом родители в штаты к бабушке вывезли. А живём мы теперь в Лос-Анджелесе.
И тут до меня начало доходить - передо мной та самая звёздная американская группа, которую так ждут в клубе.
- Вы же музыканты? - спросил я на всякий случай.
- Точно. "System of a down". Катаемся по Европе. На большой тур пока не претендуем...
- А что ж вы тогда сидите? Может быть, сыграем вместе?
Шаво быстро переговорил с группой на плохо понятном мне калифорнийско-армянском диалекте английского и ответил:
- Мы просто целый день на ногах. Настроили аппаратуру и решили перекусить. Сейчас вот уже закончили. Давайте мы с часок поиграем своей музыки, а потом вместе будем... как это по-русски...
- Лабать?
- Точно - лабать. А ты не обиделся, что я на "ты"? Просто в Америке уже отвык от слишком вежливого обращения: ни по-армянски, ни по-русски почти не общаюсь ни с кем.
- А у рокеров на "вы" не принято, так что всё по кайфу, чувак!
- Чувак! Вспомнил. Какое классное слово! В общем, мы сейчас программу сыграем, а потом можем хоть до утра с тобой лабать... Из нашего репертуара ничего не знаешь? Тогда пройдёмся по классике рока.
Шаварш сделал небольшую паузу и спросил:
- Как там сейчас в Армении?
- Да не очень, - отвечаю. - Бывало и лучше. Зато в Карабахе тихо.
- Не представляю, из-за чего там война... Ерунда какая. Жили же все мирно... - Шаво снова сделал паузу и продолжил: - Хотим в Ереван с концертом как-нибудь приехать. Я бы ребятам свои заветные места показал. И вообще - надо историческую родину знать в лицо. Только пока не получается7.
Зато джем-сейшн удался на славу: пели, пили коньяк и виски, болтали на смеси нескольких языков. В гостиницу я вернулся только под утро.
Воистину, если в любой стране встретится несколько армян, обязательно получится шикарное застолье. Да ещё и с музыкой.
- Знаешь, когда я пять лет назад услышал свой диагноз... - вернулся Саркис к давешнему нашему разговору, - И вот лежал я тогда под капельницей и вспоминал прожитые годы. Анализировал: что успел сделать, а что оставил на потом. И вот пришло то самое "потом" и требует отдать долги самому себе, своим детским, юношеским мечтам. И словно кто-то мудрый вложил мне в голову мысль: "А что тебе мешает сейчас собраться и склепать аппарат тяжелее воздуха, а потом взлететь на нём, как когда-то в детстве?" И в самом деле, ничего не мешает. Главное - успеть, чтобы времени хватило.
Стал заниматься изучением предмета подробно. Начал с автожира. Только теперь схемы брал не в журнале "Моделист-конструктор", а со специализированных ресурсов и форумов в Интернете. Там же, кстати, и консультации получал. Сначала думал, ничего из моих стараний не выйдет, поскольку образование высшее, но гуманитарное, а математика с физикой из школьной программы давно и начисто забыты. Однако нашлись в Сети люди, которые не дали плюнуть на мечту. Объясняли мне терпеливо, доходчиво, буквально - на пальцах, что называется авиастроение для "чайников".
И вот второй по счёту мой летательный аппарат - автожир - собран. Уже из достойных материалов и со специализированным двигателем. Испытания проходили прошлым летом. Первый отрыв от земли задокументирован - снят видеоролик на мобильный телефон. Поднимался в воздух и сам тоже. Как же я мог упустить такую возможность. Больше сорока лет прошло со времени учёбы в аэроклубе, но руки, что называется, вспомнили. Ощущения непередаваемые. Наверное, то же самое чувствовал Икар, поднимаясь к солнцу. Дальше - больше: устроил праздник не только для себя. В конце лета удалось организовать авиационное шоу малой авиации для всех желающих. Больше десяти тысяч человек его посетило.
Но на этом мои авиационные мечты не закончились. Следом за первым собрал гироплан немного другой конструкции. А теперь вот заканчиваю двухместный самолёт. Не один, конечно, над ним работаю. А стоит моя разношёрстная эскадрилья не абы как, а в специально построенном ангаре.
Мы расстались в феврале 2018-го, накануне шестидесятилетия Саркиса. Пару раз потом созванивались, узнавали друг у друга, как дела. В конце июля он отвечал мне уставшим голосом, но с признаками оптимизма. Мол, лежит в московской клинике, ему сделали сложную реконструктивно-пластическую операцию, и дела пошли на поправку. 11 сентября Саркис прилетел домой на самолёте, а на следующий день ушёл из жизни.
'System of a down' - переводится как система падения. И это знаково, мне представляется. Для Саркиса всё началось в детстве - с неудачного приземления на соревнованиях и падения на гирокоптере. А затем ровный набор высоты: армия, Север, семья, работа, насыщенная событиями жизнь бизнесмена и музыканта. И потом - будто предупреждение - встреча с рокменами из Калифорнии в виде знака об ещё одном предстоящем ударе судьбы - онкологии. Редко кто смог бы выдержать такой ряд потрясений достойно, а он сумел Не раскис, не опустил руки, продолжал жить полной жизнью, даря радость не только родным и близким, но и всем окружающим его людям. Вновь взмыл к облакам и в прямом и в творческом смысле этого слова. Воплотил свою детскую мечту о собственном самолёте, сыграл на разогреве у Джо Линн Тёрнера в составе группы "Felix Krool" во время концерта экс-солиста "Deep purple" и "Rainbow" в Сыктывкаре.
Иногда вечерами я вспоминаю наши с Саркисом разговоры на какие-то глобальные и житейские темы, приходят на ум начавшие забываться нюансы.
Например, один из эпизодов его жизни. Внук спросил у Саркиса:
- Дедушка, ты говорил, что мы тёзки, но у нас разные имена. Почему так?
- Потому, Серёжа, что Сергей по-армянски - это Саркис.
- Дедушка, а когда я вырасту, тоже стану Саркисом Виленовичем, как ты?
Чтобы стать настоящим Саркисом Виленовичем, нужно обладать несгибаемым характером, силой духа и уметь подниматься после падений и, невзирая на обстоятельства непреодолимой силы, взлетать в небо.
Он был старше меня на целый месяц и десять дней, но так случилось - теперь младше на всю оставшуюся жизнь.
1 - автожир (от греч. αύτός -- сам и γύρος -- круг) -- винтокрылый летательный аппарат, использующий для создания подъемной силы свободновращающийся в режиме авторотациинесущий винт. Другие названия автожира -- гироплан, гирокоптер;
2 - комбик (комбоусилитель) - устройство, которое сочетает в себе гитарный усилитель и динамик. Так же, распространён вариант с встроенным процессором эффектов. В 'комбик' подключается электрогитара (или другие инструменты), благодаря чему и звучат;
3 - (англ.) Вы неплохо знаете музыку;
4 - (арм.) Здравствуйте;
5 - (англ.) Мы с вами тёзки. Серж - Сергей - Саркис;
6 - (арм.) Меня зовут Шаво. А вы откуда? Из Армении?
