Аннотация: Рассказ печатался лет 5-6 тому назад местной газетой абсолютно иной местности
АДРЕНАЛИН
У меня сейчас глаза, как у кролика, - красные. А ведь прошлую ночь посчастливилось поспать. Да и сейчас я ко сну готовлюсь, самой себе завидую.
А этот... что там говорить, меня уже этим не проберешь. Я со сна по-аглицки еще хуже говорила, а беседа через два акцента - это обмен международными нотами, не более. Однако же (спасибо пришельцу) весь день я помнила, что человек я - ну о-очень хороший. Почти весь день... Под вечер же бес (не иначе) дернул меня сокрыть часть дохода. Другими словами, заработала я дополнительно, а тут ведь все считается "ихним".
Это было какое-то наваждение. Вот представьте себе. Живет на свете человек, всю жизнь старается быть примерным пионером (-кой), или там инженером (-кой?), в общем-то, честный, открытый человек. Вдруг (вдруг!) - плюх! - желание рискнуть, - сойдет мне "номер" или нет? И это сейчас, когда все образовывается, чуть-чуть пережить, и можно...
А что - можно? "Пахать" день и ночь. Две "выходные ночи" и один выходной день в неделю не всегда "прилегают" одно к другому. Уйдешь утром, день проспишь и явишься, на ночь глядя, на работу - на целую неделю.
Да не в этом дело, нет.
Я в то время, как те двое пришли, как раз обдумывала фразочку: "А ты знаешь, что стирка двух простыней и наволочки нам в один евро обходится?" Так и хотелось спросить: "А ты знаешь, что у нас по документам только четверть клиентов "проходит"?" А он цены повысил, клиенты уходят, мой заработок падает. "Темпорада"-то (сезон) золотая закончилась, пора уже ценам падать. Ну и дорассуждалась я так до пункта, что у каждого свой "подбизнес", и, кто не рискует...
Да, кстати, пора и пивка выпить.
Я его раньше, до "здесь", на дух не переносила.
А Лерка - да, Лерка пиво любила. И ведь заявится, и: "Ой, как жарко! Пить хочу!" "Воды попей". "Нет, давай пополам, я за пивом сбегаю".
Вот разливаем мы с Леркой холодное пиво (а на улице - жара в сорок пять градусов), а ей без повода пить неловко. "Погоди, - говорю, - ЩАЗ найдем". Смотрю в календарь. Сегодня - день святого Такого-то. "Вот, Лера, выпьем за День Святого Такого-то и за него самого, всяческих ему благ". Прямо так, без молитвы, и выпили. Зря, может быть, - без?
Потому как - грешили. Тут отпираться не могу. Скажем, по условиям хозяина, я уходить из дома не имела права (тогда, еще при старике, я спала еженощно, и с одиннадцати вечера до девяти утра была, можно сказать, свободна). Звонить по телефону не имела права я, и мне лично никто звонить не должен был. Так я порастеряла своих хороших новых знакомых. ( А выходных было - два раза в неделю по полдня до обеда. Но! - бабку поднять-помыть-уколоть-накормить-дать таблетки и - гуляй, потом успеть обед приготовить).
Но на Лерке дед споткнулся. Лерку спровадить не так просто. Поэтому на меня тогда работали две головы - моя и Леркина.
Итак, дед велел не отлучаться и знакомых не заводить ("Увижу - зарежу!" - больше - жестами. Я испанским почти не владела, а ладонью - по горлу очень доходчиво получается). Было решено приучать деда к моим прогулкам постепенно. Т.е. погулять до двенадцати ночи, в другой раз - до двух и т.д. К работе я добросовестно приступала в девять тридцать утра, а по ночам тогда работал брат хозяина.
Вот как-то думаю: чего это дед с утра ерепенится? А это братец доложил, что мы с подружкой явились к четырем утра. (Лерку тоже пришлось взять с собой, в гостиницу, уж очень поздно было. Или "очень рано"?) Это уже когда братец перестал на меня виды иметь (для чего пришлось объявить деду, что замуж за братца я не собираюсь и гуляю, так сказать, из чистого протеста). Братцу было под семьдесят, и он уже несколько лет как невесту искал после развода. Ну, потом он две недели Леркиным женихом считался. А с нее - как с гуся вода.
Помню, приходит братец к ночи на работу. В доме - гость, престарелый старый знакомый Пепе. Сидят, телевизор смотрят. Бабка - за тем же столиком, но больше слушает, чем смотрит, потому как уже практически ослепла. Идет передача о знаменитостях из мира искусств.
Пепе: Какой голос! А? Какой голос!
Хуан: Да, болеро лучше, чем он, никто не споет.
Бабка: Es guapo? (Красивый?)
Хуан: Guapo.
Бабка: А он уже умер?
Пепе: Умер, умер.
Хуан: А ведь NN умер в нищете. Такие деньги зарабатывал, а умер нищим!
Бабка: Давно умер?
Пепе: Да лет десять, считай.
Хуан: Вот это - артистка! Какая артистка!
Бабка: Guapa?
Хуан: Guapa.
Бабка: Давно умерла?
Хуан: Еще жива, да уж больно стара теперь.
Пепе: Ну, это - отец фламенко. Это, считай, основатель.
Бабка: Гуапо?
Пепе: Нет, этот - маленький и уродливый, зато как он пел!
Бабка: Давно помер?
Или вот является клиентка из Южной Америки. Бабка слушает, как я через пень-колоду с ней общаюсь, и спрашивает:
- Ты живешь далеко от Испании?
- Далеко.
- Дальше, чем эта женщина?
- Нет, намного ближе.
- А почему она по-испански говорит лучше, чем ты?
Дед был неграмотным. Я спросила:
- Как же ты, такой разумный человек, а читать не научился?
- Каждый чего-нибудь не знает: ты - испанского, а я - грамоты. Зато я испанский знаю.
Иногда бабке хотелось попеть. Могла спеть о том, что я сейчас по телефону разговариваю, к примеру. А голос - хриплый, низкий.
Как-то раз в патио (внутренний двор) громко так завела:
- А-ай!
На верхних этажах гостиницы смолкли голоса. Она - еще раз:
- А-ай!
Тут народ повыскакивал из номеров: что такое и с кем случилось?
- Фламенко, - говорю.
Бабуля издала еще одно "А-ай!" уже на публику и стихла.
А потом еще это горе свалилось - переход на новые деньги. То, что раньше было "два плюс два", теперь давало двадцать четыре. Уж мы с дедом считали-считали, трудно ему было. Я калькулятор подсовываю. "А если я не на то нажму?" Тут он прав абсолютно: если нажать не на то...
А бабка в это время спит, сидя за столом. Причем - глубоким сном, и рот открыла. Да вдруг ка-ак выдаст:
- Сто сорок четыре!
И продолжает спать. Я чуть было под стол не свалилась. Правильно! Так это она в уме во сне считает, а рот открыла от усердия!
Тот, кто видел ее впервые, думал, что старуха уже совсем не владеет ситуацией. Но однажды дед ушел покупать простыни, а ему позвонили из какой-то конторы. И когда вернется? Я не знаю, когда...
И тут за моей спиной совершенно неожиданно - скрипучий голос:
- Когда простыни купит.
А и в самом деле! Так я узнала, что это разрушенное тело имеет хорошо работающую голову, да еще - с завидным чувством юмора.
Слух у нее был замечательный, зато дед был очень туг на ухо, приходилось кричать постоянно. Но это еще - полбеды. По причине тугоухости он и сам разговаривал очень громко. А дому-то - без малого двести лет, о звукоизоляции при постройке не беспокоились. А улицы-то - шириной метр двадцать, а соседи, те ведь - не глухие! Вот и была для них мыльная опера, когда дед решил со мной, так сказать, "подружиться потеснее". Потому как - "я тебя люблю" плюс его слезы, плюс все слышащая бабка (и хоть бы раз слово сказала, - нет!), плюс до двадцати постояльцев на верхних этажах и плюс патио сквозное. Там и шорох из туалета всему дому слышен, не то, что дедово "я тебя люблю".
И вот смотрела я на придурка семидесятипятилетнего и думала: "Что делать? Дать по морде? Принять "предложение"? Уйти с работы?"
Куда? В какое еще дерьмо вляпаться? В одной семье я была недостаточно жесткой с детьми (там их от самой мамаши защищать надо бы)... В другой - не сюсюкала, когда дети дрались, не хватало словарного запаса. А там, далеко-далеко, у меня дома - долги, долги, долги...
Итак, моя голова была в ступоре. А Леркина-то - работала. "Да ладно тебе! - советует, - Подыграй ты старику!" Подыграла.
Вот дед и говорит: "Я тебе платье хочу подарить. Иди, купи, а я оплачу".
Ну, я пошла, как говорится, "справила" себе платьице с во-от таким декольте (жарища-то!) Дед глянул и ахнул: "Это никому показывать нельзя! Это место только мне видеть разрешается!"
Ладно. Однажды старик купил духи - подарок мне к какому-то дню (да тут каждый день - какого-нибудь Santo, святого то-есть, а они их всех помнят). И вот держу в руках духи заморские. Запах - омерзительнейший! "Дед, - говорю, - ты мне мужские духи купил. Отдай их обратно". Пошел он снова в магазин и принес те же духи, но уже с запиской от продавщицы: так, мол, и так - духи по всем статьям и документам проходят как женские. Ну, не гонять же деда обменивать духи! Подарок пришлось принять, но употребить такой дух я не решилась ни разу. И куда этот пузырь потом подевался?
Случилось однажды, что дед заболел. Простыл, ослабел...
А тут как раз "налетели" наследницы. Хищными птицами налетели - узнали, что отец и дедушка не ночует дома. Слышу, старик говорит: "Плохо мне, простудился я". "А ты ночуй с моей матерью, не шастай по ночам, не будешь простужаться!" Все как заверещат хором! И даже внучка, шмакодявка, - туда же! Дед с бабами не спорил.
А где ночевал? Да у подруги. У "гражданской жены" давно уже жил. Там его накормят, напоят, постирают-выгладят и домой на работу с утра отправят. И так - ежедневно. Все мне работы поменьше!
Так что ж он плакал, когда я уходила? У него же подруга была уже заготовлена на многие годы вперед. На случай, если бабка помрет.
"Нет, - говорил дед, - Мне - семьдесят пять, подруге - почти семьдесят. На что она годится? Вон жена моя сидит в подгузниках, считай, десять лет, а если и я сяду так же? Кто за мной ухаживать будет?"
Ого, как спланировано было: на многие годы вперед! Они же - долгожители! Дед давал мне заработать, но боялся, что появится у меня "друг", и деньги мои уплывут на сторону. А деньги-то в его понятии - его, кровные! "Все должно быть в одном доме!" - его слова. И любовница, и доход, и уход.
А детки? Их шестеро.
Сидит мать в "паньялесах" (подгузниках) до сих пор, и в том же доходном доме. Иногда приговаривает: "Вот те деньги, что ты держишь, они ведь - мои. А я ничего не имею". Формально хозяйкой является она.
Я вернулась сюда уже после смерти старого хозяина. Кабальеро умер как истинный джентльмен: хватил удар от "виагры".
И вот один из шестерых сказал мне: "Да живет ли мать? Жизнь ли это? Наверное, лучше умереть, как отец".
Да... Как споткнулся человек - умер на бегу, на пиру, в любви и желаниях. Весь - в адреналине. Царство ему небесное. А мне бы - земного немножко.
Лерка вышла замуж и укатила далеко-далеко. В "другую жизнь" (ее фразочка).
А тут... Они - мои благодетели? Нет, я свое отрабатываю. Недруги? Да нет же, нет! Работодатели и работовзятели.
А вот дали бы мне еще и отоспаться!
...А глаза и впрямь - красные, только что в темноте не светятся. А завтра - работать. И целую долгую неделю. И выкручиваться.
Господи! Дай мне немножко покоя, чтоб не тянуло на дурной риск.