Капли дождя стучали по жестяному подоконнику, отбивая похоронный марш. Разбиваясь, они грязными дорожками стекали по стеклу, брызгами оседая на белых пластиковых рамах, рваной паутине и рано пожелтевшим листьям, прилипшим к карнизу. Август с грозами, мокрой малиной, холодными ночами, ароматом яблок и прелой травы всегда считался осенним в этих местах.
Сквозь открытую форточку в больничную палату тянуло сыростью. Запах грибов и прелых кленовых листьев смешивался с запахом хлорки и лекарств. Поежившись от холода, сидящий на стуле мужчина встал и подошел к окну. Черные вороны, траурной стаей, облепили верхушки окрестных кленов. Птицы молчали, буравя бусинками глаз больничное окно. Дождь скатывался по черным, словно сажа, перьям.
Захлопнув форточку, мужчина с шумом зашторил окно и буркнул под нос проклятие. На кровати посреди палаты, освещенная мерцающей галогеновой лампой, лежала прикрытая простыней девушка. Фосфорический свет голубым сиянием отражался от бледной, покрытой венками, кожи. Трубки медицинских приборов, прозрачными водорослями, опутывали худенькое тело. Из вены торчала игла капельницы. Капля медленно, словно сонная змея, тянулась по трубке, отсчитывая секунды уходящей жизни. Лишенная волос голова девушки была замотана в белый платок, расшитый золотыми нитями. На прикроватной тумбочке стояли косметичка, из которой выглядывал костяной гребень, и букетик лесных фиалок в банке из-под детского питания. У постели девушки, на кривоногом офисном табурете сидела женщина. Она что-то шепотом рассказывала, показывая фотографии на экране сотового. Голос ее мягкий тихий, словно журчание лесного ручья, сливался с шумом ливня. От ее слов жизнь зажигалась в темно-зеленых, словно болотная водица, глазах девушки, и улыбка озаряла измученное, болезненное лицо. Эта улыбка, ускользающим лучом закатного солнца, освещала палату, отражалась на лице женщины и искрами вспыхивая в глубине ее нефритовых глаз. От улыбки на душе мужчины становилось на мгновение светлее. Увы, стоило только лучику радости исчезнуть, как отчаяние снова смыкало костлявые лапы, впивая сотни ядовитых коготков в дэвово сердце.
Дэв смотрел на умирающую дочь, но перед глазами стояла иная картина. Он видел молодого себя, несущего на руках связанную женщину. Изодранный подол зеленого платья волочился по земле, цепляясь за сгоревшую траву. Карие, полные ненависти, глаза пленницы горели огнем. Женщина гадюкой извивалась, пытаясь высвободить опутанные черной косой руки. Дэв подошел к свежей яме на краю кургана. Рядом опустив голову стояли лучники. Осеннее солнце, пробиваясь сквозь низкие облака, золотило шлемы, колечки кольчуг, играло бликами на пряжках ремней, пластинках доспеха и круглых, украшенных чеканкой щитах. Мужчины перешептывались, отводя карие глаза. Услышав голоса, женщина извернулась. Взгляд ее, скользнув по выжженному холму, упал на покоящийся в яме саркофаг, на дне которого под темно-зеленым полотнищем флага угадывалась мужская фигура.
- Пощади меня, дэв, - прошептала женщина. - Я не смогу жить без него. У меня в поясе коричневый пузырек с ядом.
-
Я дэв, а не убийца, - ответил мужчина. - Я могу исправлять судьбу или выполнять желания.
- Так выполни же мое последние желание.
- Нет, я меняю слова в предложениях человеческих жизней. Не в моих силах поставить вместо запятой точку.
Девушка закрыла глаза.
- Ты вечен, дэв, как земля и солнце. У тебя бессмертная и молодая жена. Вы здоровы и счастливы, вот только вот детей у вас нет. Тебе же детей пообещал за предательство мой брат? Ведь так, дэв?
Дэв промолчал. Он бережно положил женщину рядом с воином и кивнул, стоящим у ямы мужчинам. Подхваченная десятком рук известняковая плита саркофага медленно поползла, скрепя.
-
Так пусть твой ребенок почувствует то, через что пройду я, - засмеялась женщина. - Пощади себя, дэв.
Сквозь щель было видно как сверкнули карие очи женщины. Покрытая рунами крышка с глухим щелчком встала на место. Сверху на могилу полетели куски земли. Смех набатом звучал в дэвовых ушах.
-Езжай домой, матурым, я посижу с дочкой. Тебе выспаться надо, -проговорила шепотом женщина, вырывая дэва из ада воспоминаний. - Я тебе позвоню.
Мужчина мотнул головой, отгоняя наваждение. Вновь перед глазами была палата и освещенная голубоватым светом кровать. Он на прощанье обнял жену и, поправив одеяло, вышел. В коридоре он поймал лечащего врача.
- Я очень хотел бы Вас чем-то обрадовать, но увы, - медицина бессильна. Неделя, не больше, - пожилой доктор опустил глаза, извиняясь за то, что прогресс не смог отбить у смерти одну единственную душу. - Крепитесь, Хаким Алимович, и готовьтесь к худшему.
-А если заграница? Клиники в Германии и Израиле... - Настаивал мужчина, нависая волной цунами над низким доктором. - Вы же знаете: деньги никогда не были проблемой в нашей семье.
-Метастазы в легких. Ваша дочь задыхается. Ее жизнь поддерживает только искусственная вентиляция. - Вздохнул врач.
Словно волна, разбившаяся о волнорез, мужчина осел, съежился и поплелся к выходу. Он не помнил, как спустился на первый этаж, как взял в гардеробе куртку, как добрел до стоящего на парковке джипа. Мужчина очнулся, лишь когда сигналка взревела при попытке открыть машину ключом. Ворон, сидящий на правом зеркале, взлетел с мерзким карканьем. Сделав круг, птица села на фонарь. Бросив взгляд на пернатого вестника смерти, дэв плюхнулся на водительское сиденье, заполняя собой весь салон. Вытерев ладонью мокрое лицо, он закрыл глаза. Всю свою жизнь Хаким Алимович Дэвов занимался человеческими судьбами: поправлял неудачный "язмыш", на тот, что пришедший к нему считал более удачным. Единственное, что было неподвластно старому дэву - это жизнь и смерть. У каждого существа, пришедшего в этот мир, были дата рождения и дата смерти, поменять которую дэв был не в силе. Да, злодейка судьба вдоволь посмеялась над всесильным девом. Много веков, выполнявший чужие желания, он не мог выполнить одно единственное, свое.
Мужчина вздохнул. Достав сотовый, он стал набирать номера. Мир магических существ маленький. Здесь каждый брат, сват или дальний родственник. Вести о дэвовом горе давно разлетелись, словно ветер над степью. Слова сочувствия и поддержки лились из трубки, но что было их сочувствие для убитого горем отца. Дэв вдохнул и по памяти набрал последний номер.
-
Добрый вечер, - зазвучал в трубке приятный мужской голос.
-
Миляуша... - Выдохнул мужчина. Мысли путались в лысой голове, на которой в полумраке автомобильного салона, освещенного лишь уличным фонарем, явно виднелись рога.
- До меня дошли слухи... Сочувствую...
- Герей мурза, помоги. Что хочешь проси, только помоги.
- Дэв, мне жаль твою дочь, но ты что-то путаешь. Я строитель, а не врач.
- Люди сказали, ее может спасти только чудо.
- Обратись к своим. Многие, кто владеет древними знаниями, еще живы. Они с радостью помогут правой руке нашего эльтебера.
- Они бессильны. Проклятая болезнь вытягивает силы из тела. У нас давно ходят слухи, что хранители края живы. На них одна надежда. Ты их первый визирь, ты должен знать.
- Бывший первый визирь, - сухо поправил его человек из телефона. - С тех пор как твой господин, убил моего господина и его жену, мне пришлось покинуть этот край.
- Но ты же вернулся.
- Твой господин был настолько добр, что позволил мне вернуться на родину. Всего-то восемьсот лет прошло, многим не позволили даже этого. Передай Иреку Миргазияновичу, что моя семья очень благодарна ему за оказанную милость.
- Слухи...
- Этим слухам больше лет, чем Казань стоит. Я понимаю, Миляуша больна, но есть судьба. Ее судьба закончена, и бог вот-вот поставить точку.
- Герей мурза, я все сделаю, передай ей. Все... - Дэв сорвался на крик, его слова тонули в шуме дождя, барабанящего по лобовому стеклу.
- Ты отказался сотрудничать со мной и моими людьми, Дэв.
- Миляуша...
- Дэв, это всего лишь сказки.
- Миляуша...
- Хорошо,- дрогнул голос собеседника. - Через двадцать минут на выезде из города.
Ливень стучал по жестяным крышам придорожных кафе, сиротливо жались к друг другу на стоянке дальнобойщиков, огороженной сосновым бором, словно частоколом. Стоянка была пуста, лишь на пластиковых стульях под навесом сидели трое: кареглазая девушка в кожаной куртке, наброшенной поверх длинного зеленого платья, мужчина, похожий на кочевника, и Дэв. Дождь стекал по невидимому куполу, что коконом укрывал их от влаги. Гром грохотал, освещая молнией площадку. С каждым его раскатом, дэв оглядывался, словно нашкодивший мальчишка.
- Стоит ли новое предательство старой человеческой жизни? Первым - ты купил человеческую жизнь, а вторым хочешь - ее продолжение. Сегодня полная луна, в такие ночи "язмыш" - судьба, не сильно отличается от "язык" - грех. - Женщина отпила кофе из бумажного стаканчика. - Твой эльтебер, Ирек Миргазиянович, оторвет тебе голову за такое.Ты же это понимаешь? - Спросила она, переходя на язык звучавший в этих местах более тысячи лет назад.
-
Миляуша тяжело больна. - Ответил мужчина. Слова древнего наречия давались тяжело, но еще тяжелее был взгляд желтых немигающих глаз. - Врачи отказались ей помогать.
- Радуйся. Часа три не больше и ее мучения закончатся, а с ним уйдет в небытие проклятье. Пытаясь продлить ее жизнь, ты лишь продолжаешь агонию. Имей же мужество, дэв.
- Пощади ее, Сандугач. - прошептал мужчина, поднимая взгляд. - Да я ошибся и поверь уже тысячу раз пожалел что предал твоего мужа. Так не наказывай за мои ошибки дитя.
- И теперь ты снова готов предать, исправляя старую ошибку. Хорошо, я попытаюсь обойти проклятие. Найди другое тело и с помощью ритуала перенеси душу. Тот, чье тело займет Миляуша умрет, - девушка смотрела в карие глаза дэва. Зрачок разделял янтарную радужку. - Умрет от твоих рук, Дэв.
Взгляд змеиных глаз ядом проникал в душу, пробирался в самые темные ее уголки, будя природную, звериную сущность, что жила в каждом магическом существе. Не выдержав взгляда, мужчина вновь опустил глаза.
- Как только Миляуша получит новое тело, ей придется спрятаться. Надолго спрятаться. Лет на 30-25. Ты же знаешь, как нынешний эльтебер относится к подобной магии.
Дэв молчал.
- Это не все, Дэв, - покачало головой женщина. Ее богатые серебрянные серьги звякнули о монистовое ожерелье рядами спускающееся до пояса.т- В положенный срок ты снова придешь ко мне за ядом, а затем снова заберешь чью-то жизнь. И так ближайшие восемьсот лет. Предательство - дорогое удовольствие.
- Мы справимся, - прошептал Дэв, едва шевеля губами.
Женщина вытащила из лежащего на пластиковом стуле рюкзака коричневый пузырек и положила на стол перед дэвом. Молния змеей прорезала облака, освещая верхушки сосен. Раскаты грома прокатились над обступившими кафе соснами. Рядом женщина положила маленький, с половину дэвовой ладони, обсидиановый нож.
- Ты можешь отказаться.
Дэв мотнул головой и сгреб большой ладонью предметы. На негнущихся ногах он поплелся к припаркованному у края площадки джипу, закрывая голову курткой. Наконец он нырнул в машину и плотно закрыл за собой дверь. Разрезая фарами пелену дождя джип пополз прочь.
- Он не сможет, Ильгизар, - покачала головой женщина, провожая взглядом исчезающую на трассе машину.
- Почему Вы так думаете, уважаемая эльтебер? - Спросил ее спутник, грея загорелые пальцы о горячий стаканчик.
- Ты когда нибудь убивал?
Мужчина усмехнулся, хитро прищурив карие глаза, и отхлебнул кофе.
- Помнишь, что ты чувствовал, когда ставил точку в чьей-то жизни. Чувствовал, что делаешь что-то, что не сможет отменить.
- Дэв каждый день меняет судьбу,- пожал плечами Ильгизар. - У него работа такая: менять куски человеческих жизней местами, исполняя бредовые желания.
- Он меняет чужую судьбу, а в своей плывет по течению, обходя острые углы. Он и тогда отказался принимать решение, не смог поставить точку на страницах моей книги судьбы, а сейчас отказался ставить точку в жизни Миляуши.
- Отказ от решения - тоже решение. Дэв, наверное, единственный, кто за долгую жизнь не чувствовал вкуса крови.
- Пусть так, Ильгизар. Поехали в город, Герей мурза нас заждался. И не гони сильно. Дорога скользкая.
Дворники не справлялись с потоками воды, отсчитывая уходящее время. На подъезде к городу дэв застрял в пробке. Из-за ремонта дорогу сузили, и машины плотной колонной ползли, словно большая гусеница. Краем глаза мужчина заметил рыжий мотоцикл, на долю секунды показавшийся в боковом зеркале. Мот обходил машины одну за другой, выпрыгивая на встречку. Мелькнув рядом с джипом, он пропал в пелене дождя. Через несколько минут колонна встала окончательно. Внезапно по стеклу постучали. В потеках воды, дэв рассмотрел худое мальчишечье лицо.
- Есть врач? - Послышалось, когда дэв опустил стекло.
- Я... Я могу помочь... - Зачем-то ответил он.
Дэв выбрался из машины и побежал за худым парнишкой, придерживая на голове тюбетейку. Посреди полосы движения, под камазом распласталась девушка лет двадцати. Покореженный мотоцикл, мертвой лошадью, лежал на встречке у припаркованной на обочине нексии. Дождь хлестал по соловым бокам, слизывая масло с развороченной морды, детали которой антрацитовыми костьми валялись на дороге. Торопясь девушка не заметила знаки дорожных работ. На съезде с асфальта, ее занесло.
- Скорую вызвали? - Спросил дэв, опускаясь на колени перед стонущую от боли девушку. Правая нога ее была вывернута и сложена коленом назад, словно у кузнечика.
Мужчина закрыл глаза и принялся водить пальцами по кожаной куртке. Едва заметные фиолетовые нити протянулись от кончиков его пальцев, исчезая под мотоциклетной курткой. Дэв медленно читал книгу жизни лежащей, проверяя что написала судьба на пергаментных страницах.
- Она будет жить? - Почему-то спросил позвавший дэва мальчишка.
- Ничего серьезного, - ответил дэв, открывая глаза. Дождинки свисали с косматых бровей. - Скорее всего сотрясение и перелом. Не трогайте ее до приезда медиков. "Язмыш" хороший. Считай, родилась в рубашке.
Он поправил мокрую тюбетейку на лысой голове и собирался было встать, как телефон завибрировал в кармане, ударяясь о лежащий рядом пузырек.
- Этием... - Прошептал девичий голос. - Этием...
Голос закашлял переходя в хрип. Связь оборвалась.
- Кызым... - Выдохнул дэв.
Он пытался перезвонить, но проклятая трубка не реагировала на мокрые пальцы. Наконец аппарат сдался, но лишь гудки были ответом, а с экрана улыбалась девушка. Сквозь шум дождя, послышался вой сирены скорой помощи.
Стиснув зубы, дэв вытащил нож и коснулся шеи фиолетовым лезвием. Перерезав вену, нож обратился в черную змейку и, скольнув по мотоциклетной куртке, исчез в луже. Зубами открыв пузырек, дэв приложил его к ране. Тонкая струйка потекла по коже, исчезая в разрезе. Девушка застонала. Голубые радужки медленно превращались в нефритовые.
Мимо по встречке медленно проплыла, разрезая потоки воды, серебристая ауди. Сквозь поднятое тонированное стекло дэв разглядел янтарные глаза.
Тело Миляуши было предано земле на следующий день, а через месяц в особняке дэва появилась девушка с нефритовыми глазами. Да, дэв не был убийцей, но глядя в глаза возрожденной дочери, он был уверен, что в назначенный час снова пойдет за ядом.