Умирающее солнце окрасило город в кровавые тона. Его лучи тягучей багровой волной растеклись по верхушкам деревьев, крышам домов и глади реки, что лениво несла свои воды мимо древнего кремля. Отражаясь от покрытых белой эмалью пластин жалюзи, они алыми полосами легли на светлые стены кабинета, стеклянный стол и белоснежную крышку макбука. Кондиционер не работал, и в кабинете на десятом этаже высотки было жарко, несмотря на открытую форточку. Вечернее совещание затянулось. Остальные участники давно разъехались по объектам, и в кабинете остались только двое: парень лет тридцати и мужчина. Возраст мужчины угадать было сложно: с одной стороны аккуратно закрашенная седина, черная короткая бородка и усы убавляли годы, с другой - загорелое лицо с восточными чертами было покрыто морщинами, словно печеное яблоко. Мужчина был одет в тёмно-серый деловой костюм, сидящий на худощавой фигуре, словно влитой. На парне же была надета белая майка с желтым смайликом и джинсы. Синий пиджак небрежно лежал на стоящем в углу кресле.
- В твоих расчетах ошибка, Булат! - Парень развалился в белом кожаном кресле, и крутил в руках дорогую ручку. На столе перед ним лежал раскрытый кожаный блокнот с каракулями.
- Это исключено, Дмитрий Алексеевич, - парировал собеседник. Мужчина стоял горделиво держа спину, словно восточный визирь. В руках он сжимал кожаную папку с документами и очечник. Лучи заходящего солнца отражались от граней рубина, вставленного в массивную золотую печатку на указательном пальце правой руки. - Вы же знаете, я никогда не ошибаюсь. Мы все перепроверили. Работы займут дополнительно два дня. В докладной записке, которую я отправлял еще в понедельник, есть обоснование. Бригада Усейнова будет работать все выходные, чтобы подготовить котлован под сваи.
- Ты допускаешь отставание от таймлайна уже на ранних этапах строительства. Это никуда не годится.
- Мы включили возможные задержки в план проекта, но Вы сократили сроки, убрав все возможные временные запасы, - спокойно ответил мужчина.
- Настойчивее надо быть, Булат, - усмехнулся парень. - Ты должен был подобрать нужные аргументы и переубедить меня.
- Дмитрий Алексеевич, время - очень ценный ресурс, я предпочитаю его тратить не на споры, а на дело. Вы, как человек занимающий более ответственный пост, чем я, приняли решение урезать сроки. Это Ваше менеджерское решение, и Вам за него отвечать. Я могу с ним согласиться, а могу не соглашаться, но решения на этом участке проекта принимаете Вы, и только Вы несете за них ответственность. Я же, как исполнитель, и как человек, обладающий экспертизой, со своей стороны могу лишь что-то советовать, исходя из своего опыта, но решаете тут Вы, о чем Вы по крайней мере пять раз упомянули на данном совещании.
Оппонент был моложе его. Мальчишка, из поколения 'удащливых'. Окончивший МБА после строительного института, и сразу же получивший первый ответственный пост.
- Похоже, опыт - это единственное, чем можешь похвастаться, - улыбнулся парень, следя за реакцией мужчины.
- Мой опыт подсказывает, что подобные простои на начальном этапе строительства не влияют на конечные сроки, но Вам все-таки стоит пересмотреть свое решение и принять именно мой план проекта. Дмитрий Алексеевич, я могу идти? Хочу успеть еще на вечернюю летучку с ребятами.
Булат Ахметович Гереев был строителем всю свою долгую жизнь. Много веков назад они с отцом ставили кочевые юрты, позже рубили избы, строили деревянные укрепления, возводили каменные крепости. Он строил осадные сооружения, особняки и дворцы, заводы и гидротехнические сооружения. На его глазах куски пергамента превратились в бумажные эскизы, затем в акварельные наброски, планы, чертежи. Он видел как 'Строительный устав' стал сначала 'Строительный кодексом', затем 'Урочными реестрами по части гражданского строительства и по военным работам', чтобы в конце концов превратиться в СНиПы и ГОСТы.
Последней страстью Булата стали вантовые мосты. Впервые попав на строительство северного моста в славном городе Киеве, он был очарован ажурной конструкцией, висящей над Днепром. Его восхищало все: гигантские размеры, новые технологии, изящные, похожие на веер или арфу, формы. Словно влюбленный, тенью следующий за объектом любви, он мотался по стройкам: Октябрьский мост, Горьковский мост в Риге, мост через Обь... Когда Булата позвали строить мост в родных краях, он согласился не раздумывая. Одни древние боги знали, как ему удалось получить дозволение на возвращение, каких даров, обещаний и договоров ему это стоило.
У крыльца офиса Булата ждала серебристая ауди. Вынырнувший из машины шофер, открыл дверь.
- Булат Ахметович, прекрасная Банубика звонила: сказала, что Вас уже заждались.
- Знаю, Ильгизар, - вздохнул мужчина, представляя упреки молодой жены. Банубика была уже двадцатой по счету официальной женой Булата, и, если позволят боги, не последней. Увы, век людской был слишком короток. - Поехали. Как там с пробками?
- А что с пробками? - Улыбнулся Ильгизар запрыгивая на водительское место, словно джигит в седло арабского скакуна. - Свободно все, - он кивнул в сторону лежащего на заднем сиденье кожаного кнута. Хитрая монгольская улыбка заиграла на смуглом лице. - Вы же меня знаете: что коней разогнать, что машины в пробках. Легко ли умеючи.
- Хорошо. Давай только через центр поедем. Кремль красив на закате.
- Как вернулись, всё никак не налюбуетесь.
- Каменный, он красивее, чем деревянный. Прекрасное сооружение: не схалтурили Яковлев с Ширяем.
- Вы бы лучше построили, Герей мурза. Зря он тогда так с Вами, - покачал головой шофер.
Герей мурза лукавил, горделиво заявивюному начльнику, что никогда не ошибается. Был в его жизни поступок, за который он расплачивался до сих пор. Много лет назад оказавшись в водовороте внутрисемейных разборок правителей этого края, он ошибся, выбрав не ту сторону. Политическая сила, к которой примкнул Булат, проиграла. Победившая сторона жестоко расправилась с побежденной: правители - похоронены заживо, а их союзники кто обезглавлен, а кто отправлен в изгнание. Каменный кремль возводили без него, вызвав 'варягов' из Москвы. То, что его спустя много лет позвали строить мост, было чудом или знаком судьбы, решившей исправить многовековую ошибку.
На выезде с территории строительной организации, дорогу им перекрыл пикет. Полная женщина легла на капот, грудью останавливая машину. Рядом пятеро митингующих держали в руках плакаты. 'Не дадим разрушить нашу историю', - скандировали женщины перегораживая дорогу. - 'Варвары, руки прочь от археологического памятника!' Чуть дальше толпа студентов в разрисованных майках давали интервью журналистам с местного телеканала. Студенты рассказывали о добулгарском захоронении на месте строящегося моста, показывали находки, которые им видимо продали ушлые таджики. Миловидная журналистка старательно записывала слова в блокнотик, путая даты и события. Рассказанное с трудом умещалось в ее голове, а писать девушке мешали алые акриловые ногти. Увидев, выезжающую машину, она было бросилась к ней, но поднятое стекло тонированным щитом скрыло пассажиров.
- Я разберусь. - Улыбка превратилась в звериный оскал, делая шофера похожим на монгольского кочевника со страниц учебника истории.
- Усиль охрану на объекте. Скажи Усейнову, чтобы быстрее копали. Мы на правильном пути.
Дождавшись, пока бравые чоповцы уберут с капота сопротивляющуюся женщину, Ильгизар снова притопил педаль газа. Словно ледокол разрезав толпу, машина выехала со двора и, медленно набирая скорость, понеслась в центр города.
Кремль был красив на закате. Последние лучи дневного светила играли на бирюзовых куполах храма, зеленой крыше башни Сююмбике и лазурных иглах Кул-Шариф. Древние, такие как Булат и Ильгизар, помнили мечеть иной, но новому времени нужен был обновленный символ, и возрожденная Кул-Шариф взметнула мраморные минареты в небеса. Возведя заново мечеть, потомки отреставрировали остальные постройки: одели старые стены в белоснежный известняк, восстановили круглые башни, покрыли дранкой крышу галереи и водрузили на шпиль Тайницкой башни символ Юнеско. Кремлевский холм зазеленел изумрудом газона, исчезли сорные кусты канадского клена, появилась булыжная мостовая, которую трудолюбивые таджики перебирали раз в пятилетку. После всех реставрационных работ, кремль стал похож на сказочный замок, мираж из прошлого. В лучах закатного солнца он плыл над городом, словно прекрасное видение, отражаясь в зеркале Казанки.
Упрямая память же рисовала Булату другой кремль: деревянный, обгорелый, с раскуроченными порохом башнями, окруженный рвом и дымящимся посадом. Его стены, вырубленные из дубовых бревен, отстояли от края холма на расстоянии примерно в пятнадцати сажень. За стенами виднелся ханский дворец и минареты 'мурованных' (т.е каменных) мечетей. В тот роковой год ему было позволено вернуться на похороны отца, погибшего после первого штурма города войсками московского царя. Тогда первый и последний раз в жизни Булат встал на колени, моля открыть могилу древних правителей края, дабы спасти столицу казанского ханства от разорения. Ирек Миргазиянович был непреклонен, под угрозой отсечения головы запретив магическим существам вмешиваться в естественный ход истории. Живой московский царь внушал эльтеберу меньший страх, чем погребенная заживо собственная сестра и ее муж дракон. От беды подальше, он тайно перезахоронил непокорную царицу, и снова выслал упрямого Герей мурзу. Поговаривали, что это слуги Ирека Миргазияновича открыли дорогу перед новым властителем, выторговав за предательство теплое место при дворе.
Булат зажмурился, прогоняя призраки прошлого. Тем временем, шофер гнал машину по мосту, оставляя позади белый, словно облако, кремль. Ильгизар так и не полюбил медленную езду. Наоборот, получив вместо одного коня больше сотни, он наслаждался дорогой, словно беркут полетом. Когда серебристая ауди хищной птицей влетела в коттеджный поселок, пугая светом фар выбравшихся на вечернюю охоту кошек, сумерки уже спустились на землю. У кованых ворот машина резко остановилась, оставляя на асфальтовой дороге антрацитовый след. Высадив начальника, Ильгизар лихо развернулся и рванул обратно, выжимая максимум из томящихся под капотом лошадок.
К уютному трехэтажному кирпичному коттеджу вела дорожка, освещенная фонариками. По краям росли низенькие, покрытые мелкими белыми цветами, кусты, из-за которых торчали флоксы. Сад был гордостью супруги Булата, зимой окончившей новомодные курсы. Как только стало известно, что они переезжают, Банубике тут же принялась искать под Казанью домик, дабы проявить открывшийся талант ландшафтного дизайнера. Уютный коттедж был найден весной, и женщина тутже вселилась, забрав из деревни мать. Когда месяц назад в Казань переехал сам Булат, все уже было посажено, прибито и покрашено. Сегодня отмечали новоселье. Идя по дорожке к своему дому, Булат вдруг осознал, что он пришел последним на этот праздник жизни, не захватив даже сладости.
На освещенной газовыми фонарями большой веранде курили мужчины. Чуть дальше, за шпалерой с виноградом, слышался женский смех. Благоухание флоксов смешивалось с ароматом духов, дымом дорогих сигарет и манящим запахом домашних пирогов. Ужин в большой татарской семье подходил к концу. На пороге коттеджа Булата встречал сам Ирек Миргазиянович, бывший любимым 'многоюродным' дядей Банубике. Сама женитьбе на родственнице, было одним из условием возвращения Булата.
- Опаздываешь, Герей мурза?
В серой толстовке и джинсах, он меньше всего был похож на старого правителя, в железном кулаке державшего судьбы всех магических существ края. Стакан с виски стоял на увитых плетистой розой перилах.
- Димочка чудит? - Хитро прищурился мужчина. Дьявольский огонь плясал в глубине карих глаз, на мгновенье ставших янтарными.
- Просто молодость. 'Налетается' на объекте, - пожал плечами Булат.
Подозрение, что Дмитрий Алексеевич не просто так занимал свой пост, мерзкой змеей заползло в душу. Ирек Миргазиянович, разрешив вернуться, не забыл приставить кербера к другу своего врага. Булата спасало то, что кребер был молод и ленив. Он не разбирался в деталях, откровенно не интересуясь строительной 'матчастью' и брезговал лазать по котлованам, пачкая белые 'конверсы' в глине. Работяги вовсе отказывались общаться с юным дарованием. Не понимая 'МБА-шной' лексики, работающие на стройке крючились от терминов 'KPI' и 'таймлайн', прося Булата привести заграничные слова на русский, татарский, или, на худой конец, на таджикский. Паренек же отказывался понимать язык, на котором общались рабочие, состоящий из строительной номенклатуры и матерных слов.
- Как успехи Ваших сыновей? - Вежливо осведомился Булат.
- Прекрасно. В историки подались, - засмеялся мужчина. - Копают. Выкапывают всё, что мы с тобой закопали. Я уж не вмешиваюсь: что найдут, то найдут. Ничего, даст бог, и у вас с Банубикой будут дети. Какие ваши годы! Сколько, кстати, у вас разница? Восемьсот лет? Восемьсот пятьдесят?
- Около девятиста... - Поджал губы Булат.
От дальнейших расспросов его спасла теща. Прекрасная татарская женщина, осыпая опоздавшего зятька упреками, увела Булата за стол. По старой доброй традиции женщины еще неделю назад начали закупки к празднику, оккупировав все время Ильгизара под поездки на рынок. Булат лишь вздыхал и добирался до работы на такси. Труды не прошли даром: праздничный стол ломился от пирогов, нарезки, салатов и солений. Среди тарелок Булат обнаружил даже вакбалиш и домашний чак-чак, переданный агрызскими родственниками через третьи руки. Пока теща накладывала в тарелку, его обступила многочисленная родня Банубике. Став на время Юлием Цезарем, Булат одновременно закусывал домашнюю лапшу с треугольником, вел светские беседы с шуриным, успокаивал ворчащую тещу, следил за Иреком Мигразьяновичем, развлекающего старыми байками женщин, краем глаза поглядывая на темный экран сотового. Упрямый гаджет молчал. Время медленно ползло к полуночи. Гости уже начинали расходиться, когда телефон Булата завибрировал от входящей смски.
- Ты куда на ночь глядя? - Всполошилась молодая жена.
- Проблемы на объекте, матурым, - проговорил Булат вставая. Спиной он почувствовал заинтересованный взгляд Ирека Миргазияновича. Почувствовал каждым заросшим шрамом, каждым рубцом от плети, белой полосой уродовашим смуглую кожу.
Пока он прощался с женой и гостями, теща собрала гостинцев для Ильгизара, всыпав зятьку за то, что не докармливает помощника. Булат уже выходил, как до него донесся мурлыкающий голос Ирека Миргазияновича: 'Не волнуйся, Банубика. Булата стройка всегда волновала больше, чем женщины. Он у нас вечно строит: иногда что-то, а иногда из себя.'
Через полчаса Булат был уже на объекте. Прожекторы десятком солнц освещали распаханную рыжую грязь, в которой беспокойными жуками копошилась строительная техника; раскопанные под сваи ямы и строительные вагончики. Уже врытые сваи белыми надгробиями торчали посреди стройки. Когда-то здесь была граница между старым кладбищем и городским парком. Полная луна плыла над деревьями, выглядывавшими из-за новой кирпичной стены, ограждающей живых от мертвых... или мертвых от живых.
У ворот стройки его с Ильгизаром встречали. Худой бледный парень вежливо поздоровался, сняв с непропорционально большой головы каску, чтобы утереть слипшиеся черные волосы. На ходу отчитываясь о работе бригады, он повел их в глубь площадки, к самой кладбищенской стене. У спрятанной за строительными материалами ямы, копошилось еще десяток таких же бледных и темноволосых строителей. Они синхронно работали лопатами, косясь на серебрёные луной кресты кладбищенской церкви. С каждым копком, из рыжей земли все яснее проступала украшенная рунической вязью могильная плита.
- Людей отпустил? - Спросил Булат спутника.
- Обижаете, - облизнул тонкие губы паренек. - У сторожей пересменок, так что у нас есть по крайне мере час. Мы тут крайнюю плиту убрали у ограды стройки. Ильгизар может припарковаться там. Если будут спрашивать, скажем, что воровали арматуру.
- Ну тогда, с богом.
При упоминании бога, парнишка съежился и бросил полный ненависти взгляд на церковные купола. Взяв лом, лежащий в куче сложенных на брезенте инструментов, он прыгнул в яму. Вслед за ним прыгнул и Булат. Грязь мерзко чавкнула под подошвой кожаных туфель, и брызги осели на брючных штанинах. Приказав бригаде перестать копать, парнишка поудобнее перехватил лом и, словно рычагом поддел украшенную рунической вязью крышку саркофага. Голубые искры прошлись по выбитым буквам. Крышка медленно приподнялась. Где-то вдалеке раздались громовые раскаты. Тучи стремительно заволокли бывшее еще пять минут назад чистым небо. Забарабанил мелкий дождь, превращая глину в грязь. Булат схватил лом и принялся помогать парнишке. Наконец каменная плита поддалась и медленно отошла в сторону, открывая лежащую молодую женщина. Ткань истлела по прошествии веков и потемневшие от грунтовых вод серебряные нити паутинкой лежали на смуглой коже. Лоб женщины украшал богатый серебряный налобник. Толстая коса черной гадюкой покоилась на груди. Капли дождя стекали по лицу, смачивая высохшие губы. Женщина открыла янтарные глаза. Молния разрезав небо, отразилась в них, превращая зрачок в вертикальный.
- Ну здравствуй, Сандугач, - улыбнулся Булат.
Герей мурза всего лишь раз ошибся в этой жизни. Но его ошибка была не в том, что много лет назад выбрал не того господина, а в том, что позволил своему господину проиграть. Покидая родной край, он поклялся исправить ту досадную ошибку.