Однажды в дождливое, серое утро Семен Семеныч решил стать писателем. А что? Он может! Грамоте обучен, жизненный опыт кой-какой имеется. И даже не кой-какой, а очень и очень.
Поэтому однажды в дождливое, серое утро Семен Семеныч нашел тетрадку в клеточку, нет, в линейку, нет, блокнот - удобно в любой момент взять с собой, - отыскал ручку шариковую и написал: "Выглянуло солнце, запели птички".
Вмиг тучи раздвинулись, вытолкнули светило в самую середину неба, а пролетавшая мимо окна ворона глянула на Семена Семеныча черным зрачком и выругалась: "Кра-кар!" "Ух-ты!" - присвистнул новоиспеченный писатель и почесал небритую щеку.
Сердце заколотилось так, словно отряд барабанщиков прошел строем по Красной площади, и Семена Семеныча осенило: это знак свыше. А потому направился он в ближайший магазин "Канцтовары" и купил пять амбарных книг для домашнего пользования, двенадцать блокнотов карманных и дюжину ручек шариковых, синих.
День пролетел в приятных хлопотах. Для начала Семен Семеныч обустроил настоящее писательское место: подвинул стол к окну, убрал кружевную салфетку и вазу, положил рыхлой стопкой несколько книг, достал с антресолей запылившийся портрет Некрасова в рамочке. Потом он принялся создавать особый писательский имидж: ставил на дыбы свои немногочисленные волосы и превращал шарфик жены во взаправдашний шейный платок.
Вечером пришла с работы Муза, застала своего благоверного в позе Роденовского мыслителя, вздохнула и принялась готовить ужин. Последние два года ее Сема, попав под сокращение, никак не мог найти себе достойную работу. А увлекшись чтением эзотерической литературы, ожидал, что однажды на него снизойдет озарение. "Почему бы этому не случиться сегодня?" - подумала женщина, не очень-то доверяя собственным мыслям.
Минут через сорок, наворачивая макароны с сыром, Семен Семеныч изливал душу жене:
- Мусик, я наконец-то осознал свое предназначенье. Мне был знак. Да-а-а, не перебивай... Знак - это не абы что. Это откровение, с которым не поспоришь. Знаешь, я должен писать, ибо от этого зависит судьба мира.
Жена кивала, подкладывая в тарелку макароны, а потом ушла мыть посуду, ибо от нее зависела не судьба мира, а чистота их шестиметровой кухни.
До полуночи Семен Семеныч сидел перед раскрытой амбарной книгой с ручкой наизготове, но ничего значительного в голову не приходило, вспоминались какие-то мелочи, житейские нелепицы, и ни с того ни с сего крутилась в памяти странная фраза: "В начале июля, в чрезвычайно жаркое время..." Полистав книжки из рассыпавшейся стопки, восходящая звезда русской литературы вспомнил школу и надолго задумался.
А потом вдруг прорвало...
"В конце сентября, в ужасно слякотное время, на рассвете одна молодая особа вошла в подъезд пятиэтажного дома, где она проживала с родителями с самого рождения, и, стараясь не цокать каблучками, стала подниматься в свою квартиру.
Ей удалось беззвучно открыть, а потом затворить входную дверь и незаметно проскользнуть в свою комнату. Каждый раз девушка, возвращаясь домой в столь поздний или, вернее, ранний час, чувствовала себя виноватой, отчего на душе делалось тоскливо и гадко. Она знала, что мучает своих родителей, которые не в пример ей были очень хорошими и порядочными людьми.
Не то чтоб она была так труслива, просто ей не хотелось никого видеть в то утро. В сущности, она не боялась родителей, но выслушивать нотации отца и причитания матери, и при этом самой лгать и оправдываться - нет, лучше уж мышкой проскользнуть в свою комнату и залезть с головой под одеяло.
Впрочем, сегодняшний страх встречи с родителями неприятно удивил ее. "Я такое собираюсь совершить, вернее, совершила уже, и в то же время опасаюсь пустяков, - подумала она, хмуро улыбаясь себе в зеркало. - Все зависит от самого человека. Новое часто кажется страшным, однако... Смешно, я стала разговаривать сама с собой. А пора бы принимать серьезное решение. Пора действовать".
В комнате было тепло, с кухни доносился запах маминых пирожков, а у стены призывно белела расправленная постель. Чувство легкой грусти мелькнуло на лице девушки. Кстати, она не была красавицей, но обладала миловидным личиком: мягкие серые глаза, светло-русые волосы, полудетская улыбка пухлых губ..."
В какой-то момент Семен Семеныч понял, что создает портрет собственной дочери.
Хлопнула входная дверь, послышался звук расстегиваемой молнии, потом дочь на цыпочках пробежала в свою комнату, не заметив или не пожелав заметить его. Завершающим аккордом последовал глубокий вздох жены. А шариковая ручка уже летала по недописанной странице.
Изо дня в день Семен Семеныч выстраивал историю многострадальной Регины, ее жалких родителей, вплетая в повествование кучу воображаемых персонажей.
Жена и дочь не отвлекали его от сочинительства, однако Семен Семеныч и сам уловил напряженность атмосферы в доме. Оказалось, ночные прогулки дочери не прошли даром. Она, как и героиня романа - Регина, уже была на сносях и проходила свидетельницей по одному запутанному делу. Узнав о таком казусе, Семен Семеныч долго бился головой об амбарную книгу, потом, тщательно перечеркнув каждую страницу, открыл новую тетрадь.
История некоторым образом повторилась. Правда, теперь героем стал отставной адмирал, похожий на соседа сверху. Не успев закончить этот труд, Семен Семеныч вынужден был взяться за ремонт квартиры, потому что сосед, любивший устраивать заплывы миниатюрных яхт собственного изготовления, забыл однажды выключить воду в ванной. Тогда же горе-писателю первый раз пришла в голову мысль, что не всякий знак бывает свыше, хоть и кажется таковым.
Поделился он своими думами с женой. Она, как обычно, покачала головой, поцеловала мужа в лысину и заискивающе проговорила:
- Бросил бы ты все это, Сема, занялся бы делом каким. В ЖЭКе сантехник нужен, а у тебя ведь руки золотые.
Ну, что возьмешь с дуры-бабы, с ней советоваться, все равно что против ветра плевать. И Семен Семеныч решил не сдаваться. Коли судьба так распорядилась, что под его пером сама жизнь рождалась, то отчего бы не написать что-то особенное, например, как он, Семен, становится министром, или начальником попроще для начала. Попытался. Только ничего из этого не вышло. Так все извернулось, что пост министра дали заезжему франту, а герой, с которым Семен Семеныч ассоциировал себя, чуть квартиры не лишился. Тут снова шальная мысль в голову стукнула, что и не сам он вовсе пишет, а всемогущий рок его рукой водит. А потому истории получаются грустными до трагизма.
Много еще бумаги извел Семен Семеныч, честно, до последнего, пытаясь стать заправским беллетристом, но все его романы остались неоконченными, так как приходилось справляться с какими-нибудь срочными проблемами, сильно смахивающими на коллизии со страниц многострадальных амбарных книг.
Прошло полгода. Весна не задалась, уж очень она походила на осень: та же слякоть, тот же моросящий дождь. Семену Семенычу подумалось: "Однажды в дождливое, серое утро..." Рука привычно нащупала в кармане блокнот и ручку, но вдруг кольнуло: "Где-то я уже слышал это... или читал... или что-то похожее..." Отмахиваясь от навязчивого дежавю, Семен Семеныч подошел к мусорному контейнеру, бросил в него увесистый пакет, потом секунду подумал и отправил туда же блокнот и ручку, завсегдатаев глубокого кармана. Сидевшая у мусорки бездомная собака громко чихнула.