Избора Сергей : другие произведения.

Разноцветные камешки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этом рассказе нет точных исторических соответствий. Всё, о чём вы будете читать, происходило много столетий назад, когда Русь ещё не была единым государством и не освободилась от ордынского гнёта, хотя и обошла все края молва о Куликовской битве. Думаю, что нам важно знать не только жизненный уклад наших далёких предков, но и ощущать свет, идущий из глубины веков, свет, помогающий сохранять и приумножать духовное богатство, наследниками которого мы являемся.

   Толстый рыжий кот уютно устроился на ступеньке крыльца. Ласковое июньское солнышко грело длинную шёрстку, кот был сыт и доволен. Сладко зажмурив глаза, он уже было погрузился в привычную дневную дрёму, как вдруг ощущение опасности заставило его резко поднять голову. Прямо напротив крыльца, за забором, кот увидел своего заклятого врага. Враг занёс над головой руку, и старый, видавший виды кот понял, что в этой руке камень, что выгибать спину, поднимать хвост и грозно шипеть, чтобы напугать противника, - бесполезно. Необходимо спасаться бегством.
   А враг, прицелившись, уже был готов метнуть свое грозное оружие, но в этот момент чья-то рука перехватила его запястье.
   - Эй, малец! Ты зачем животное пугаешь? Что тебе этот кот плохого сделал?
   Тот, кого назвали мальцом, - мальчишка лет семи от роду по имени Никитка - хлюпнул носом и обиженно сказал:
   - А чего он сам первый нападает?
   Мальчик показал двоим стоявшим перед ним мужчинам правую руку, на которой темнела длинная запёкшаяся царапина.
   - Так уж и первый? - спросил один из спасителей рыжего кота - длинноволосый бородач в выцветшей монашеской рясе.
   - Небось, сам какую-нибудь пакость над ним сотворил? - нахмурив брови, строго глянул на Никитку второй - тоже монах.
   Мальчик прислонился спиной к забору и внимательно посмотрел на непрошенных свидетелей его несостоявшегося злодеяния. В другой раз он бы с пронзительным криком "Ой, отпустите, дяденьки, больше не буду!" кинулся бежать к дому, да еще попутно и укусил бы которого-нибудь из них за руку, но сейчас ему почему-то не было страшно, а, наоборот, захотелось поделиться с этими людьми своей обидой.
   - Ну, это... - замялся Никитка, почертил по песку большим пальцем босой ноги, набрал побольше воздуха и скороговоркой выпалил:
   - А чего он разлегся и хвостом размахивает? Ну, и...
   Мальчик еще не успел договорить, как его слова прервал дружный смех.
   - Ты, парень, молодец! Да разве можно кота за хвост?
   А если бы тебя за ухо? Небось, батька-то тягает?
   Никитка потупился и сказал:
   - Нет у меня батьки. Погиб.
   Монахи сразу стали серьезными.
   - Не во время ли битвы?
   - Тогда. Я-то не помню, про это маманька сказывала.
   - А кто был твой батька? - спросил высокий монах, тот, который схватил Никитку за руку.
   - Гончар. Теперь вместо него старший брат.
   - А знаешь, малец, - тряхнул черной кудрявой головой второй монах. - Хочешь, я тебе что-то покажу?
   Он отвязал от пояса небольшой мешочек и высыпал в ладонь пригоршню разноцветных камешков.
   - Видишь, у нас тоже каменья есть.
   - Кидаться? - загорелись глаза у Никитки.
   Монахи снова рассмеялись. Смех у них получался какой-то слаженный и необидный. Было видно, что их связывает настоящая дружба. Внешне они были совсем разными: один - высокий, худощавый, с тонкими чертами лица и мягким взглядом, другой - коренастый, чернявый, с синими смешливыми глазами, над которыми нависали густые брови.
   - Нет, брат, - сказал чернявый. - Из этих камешков мы будем делать краски.
   - А красками, - добавил высокий, - мы будем писать образа. Иконы.
   - Иконы... - протянул Никитка и уже с опаской покосился на своих собеседников. Иконы Никитку пугали: и те, что висели в их доме, и те, которые он видел в церкви. Уж больно суровыми были их темные лики. К тому же и мать, и сестра, и крёстный, когда ругали Никитку за проказы, всегда указывали на грозного Спаса и говорили: "Ужо Бог-то тебя накажет!" И глядя в строгие белые глаза Спаса, мальчик ощущал таинственный трепет: "Уж лучше б выпороли!" Впрочем, последнее случалось с ним довольно часто.
   Заметив Никиткино смущение, чернявый монах потрепал его по плечу, выбрал самый красивый камень - синий-синий - и показал его мальчику:
   - Нравится?
   - А то! - ответил Никитка и подумал, что хорошо бы такими камешками украсить горшки, которые так ловко на гончарном круге делает старший брат. - А где вы их насобирали?
   - Таких здесь нет, - чернявый бережно сложил камни в мешочек. - Приходи к нам в монастырь. Спроси иноков Матфея, - он показал на себя, - да Арсения. - И он указал на своего спутника.
   - В монастырь? Через поле? Далёко. Мамка не пустит.
   - А ты с мамкой приходи. Покажем тебе как краски творить. Может, и нам чем поможешь. Тебя как кличут?
   - Никиткой.
   - Хорошее имя! - произнес черноволосый весельчак Матфей. - Это имя носил святой, которого бесы боялись.
   - Приходи, Никитка! - улыбнулся Арсений. - А камнями в кота кидаться - последнее дело. Каменья для другого дела нужны.
  
   * * *
   Небольшая деревенская церквушка была заполнена народом. Несмотря на раскрытые настежь двери, было душно - очень жаркое утро выдалось в Троицын день. Никитка стоял между матерью и сестрой, изнывая от долгой праздничной службы.
   - Мам, а мам!
   - Чего тебе?
   - Пусти на хоры!
   - Нечего тебе там делать! Опять напроказничаешь!
   - Ну, мам, пусти! Там тётка Варвара поёт. Я с ней рядышком тихо-о-о-хонько, на корточках посижу.
   - Да пусть идёт, - прошептала, крестясь, сестра. - Ведь не даст спокойно обедню отстоять.
   Никитка, больше не спрашиваясь, пригнулся и побежал к деревянным ступенькам. Поднявшись на хоры, он подошёл к резным перилам и оглянулся на певчих. Увидев Никитку, тётка Варвара - родная сестра матери - округлила глаза и поднесла палец к губам. Никитка понимающе кивнул, что означало - буду стоять у перил и не шуметь.
   Посмотрев вниз, Никитка увидел множество голов: мужских, непокрытых, и женских, укутанных в чистые праздничные платочки. А прямо под собой увидел знакомую лысину. Лысина эта принадлежала крёстному - сгорбленному пожилому человеку со скрипучим голосом. Нрава он был строгого и, наставляя Никитку, любил повторять слова: <
   "А баловней да неслухов ждет гиена огненна!". И грозил крючковатым пальцем.
   Что-то дрогнуло у Никитки внутри, и рот наполнился густой слюной. Наклонившись, он бессознательно сплюнул на блестящую, похожую на отполированный камень голову.
   Крестный вздрогнул, утёрся рукавом длинной рубахи и загрозил присевшему от страха озорнику.
   А потом... Никитка не помнил, как сбежал с хоров, протолкнулся между плотно стоявшими людьми, домчался до дому и спрятался в сарае. В надежде, что пока не кончится служба, искать его не будут, а там, ради праздника, может, и простят, Никитка уже было задремал под старыми рогожами, как вдруг услышал ехидный и какой-то торжествующий голос сестры: "Вот он где!" А другой голос добавил: "Гиена огненна!".
   Невзирая на праздник, досталось ему сполна. Лёжа на печи и всхлипывая, он слышал мамин плач и слова тётки Варвары: "Своди-ка ты его в монастырь! Поговори с Димитрием - он же нам родня. Может, и возьмут мальчонку на время в услужение. Ведь муж твой покойный столько для монастыря сделал! А сейчас старший твой? Монахи им не нахвалятся".
   "В монастырь, - подумал лежащий на печи Никитка и вспомнил двух иноков. - А что бы они сказали мне сегодня? Поверили бы, что я не нарочно?" Никитке вдруг стало очень спокойно, он хотел было повернуться на спину, но вовремя сообразил, что после сегодняшней порки этого делать не следует, остался лежать на животе и быстро заснул.
  
   * * *
   Никитка не раз бывал в монастыре вместе со старшим братом, но тогда они ездили на подводах с гончарной утварью, а теперь шли с мамой пешком, и поэтому казалось,что монастырь находится гораздо дальше. Они миновали поле, небольшую рощу и вошли в соседнее селение. За заборами зашлись в лае собаки. Никитка крепче ухватил мать за руку и спросил:
   - Не закусают?
   - А чего им нас кусать, - ответила одетая нарядно, как в праздник, мама. - Мы им ничего плохого не делаем. А что лают - так служба у них такая.
   - Мам, - продолжал Никитка. - А мы зайдём к Матфею и Арсению? Помнишь, я тебе о них рассказывал?
   - А чего же. Будет время, и зайдём.
   Вскоре показался небольшой, обнесённый высоким деревянным частоколом монастырь.
   Смотритель, стоявший у ворот, послал толстого, вспотевшего мальчишку-прислужника за Димитрием. Мальчишка вскоре вернулся вместе с высоким молодым человеком. Он немного сутулился, глаза его были задумчивыми и печальными, а негустые волосы - бесцветными. Он тепло поздоровался с мамой и Никиткой и затем, взяв маму за локоть, отвел её сторону.
   Никитка, оставшись один, заскучал и, чтобы как-то скоротать время, стал рисовать прутиком на песке сказочных зверей. А мама о чём-то взволнованно говорила с Димитрием, утирая наворачивающиеся слёзы кончиком платка. Через некоторое время они подошли к мальчику.
   - Ну, что, "отче", - улыбнулся Димитрий, - хочешь пожить в монастыре?
   - А чего бы и нет, - Никитка старался выглядеть очень серьёзным. - Только я бы хотел повидать иноков Арсения с Матфеем - они меня звали к себе.
   - Арсения с Матфеем? - удивился Димитрий. - Ты их знаешь? Это хорошо - И, обращаясь к матери, сказал: - Настасья, я ведь здесь человек маленький, вряд ли тебе помогу, а эти иноки пользуются уважением в обители. Пусть они и поговорят с настоятелем.
   Затем, посмотрев на рисунки на песке, добавил:
   - Да, паря, видно, прямая дорога тебе к Арсению с Матфеем. Рисуешь ты - загляденье!
   А Никитка, уцепившись за подол маминой юбки, вдруг, неожиданно для себя, хлюпнул носом.
  
   * * *
   Из глубины сарая медленно и величаво, как из Царских врат, выдвигался четырехлетний мальчишка. Он держал перед собой небольшую дощечку и грозно поглядывал на стоящих по бокам сестёр. Мальчишку звали Прошка. Потрясённый церковной службой, и особенно выносом Евангелия из Святых врат, он изображал этот торжественный момент.
   - Ивангенье! - громко произнес он.
   Сёстры прыснули со смеха. Прошке это показалось весьма неблагочестивым, и он, чтобы привести сестёр в должное благоговейное состояние, начал гоняться за ними, угрожающе размахивая дощечкой. В самый разгар погони Прошка неожиданно со всего размаху врезался в плотного, коренастого мальчика и упал. А мальчик, по-взрослому насупив брови, сказал:
   - Прошка, что ты делаешь?
   - В дьякона играет! - звонко и насмешливо ответила одна из сёстер, Ольга.
   Мальчик - а это был Никитка - рассмеялся.
   - До дьякона тебе еще далеко. Отдавай-ка дощечку, "честный отче".
   Посмотрев на Никиткину светлую летнюю рясу, Прошка безоговорочно подчинился. А Ольга, сощурив светлые глаза, лукаво спросила:
   - Ты, Никита, что, уже богомазом стал? Говорят, ты в монастыре у иконников прислуживаешь.
   - Да. - Солидно пробасил Никитка, не замечая подвоха. - Я уже там почти год. И мне нравится.
   - А что ты там делаешь? Полы моешь? - не унималась Ольга.
   - Ну уж и полы! Я камни перетираю, помогаю краски творить. А мыть полы надо постоянно, чтобы пыль на олифу не ложилась. Да чего тебе говорить - ты же не поймёшь, курица.
   - Так уж и курица, - обиделась Ольга. - Ты бы лучше рассказал мне об иконах.
   - Иконы! - Никитка вдруг почувствовал себя повзрослевшим:
   - Иконы - это, это... - тут он вдруг растерялся и промямлил:
   - Ну, это...
   В памяти его возник образ Спаса, который он увидел, когда впервые пришел в келью иконописцев. Мягкий, всепрощающий Лик Христа так был не похож на все ранее виденные им иконы, что Никитка, отбросив стеснение, спросил тогда у Арсения: "А это... Бог?". "Да, это наш Бог. Иконы в зримых образах передают Благую Весть, которую принёс нам Воплощенный Бог, - Слово". И, посмотрев на удивленно вытянутое лицо Никитки, Арсений добавил: "Потом поймёшь. Когда станешь мастером. А пока научись самому простому: мыть полы и подметать келью".
   - Эх! - раздосадованный Никитка поднял с земли камень и, не глядя на заалевшее личико Ольги, в сердцах швырнул его в кусты соседской бузины.
   Кусты зашевелились, из них вдруг показалась голова крёстного и послышался недовольный голос: "Вред те в ухо! Гиена... Чуть не пришиб!".
  
   * * *
   По просьбе матери Никитку на несколько дней отпустили из монастыря, и сейчас он тихо посапывал на своем излюбленном месте - на печи. Сквозь дрёму он слышал негромкий разговор матери с крёстным.
   - Вот я тебе и говорю, Настасья, - оставь его в монастыре. У тебя помощников хватает: и старшой твой, и другие сыны, и дочь, а Никитке именно там место. Человека из него сделают. Тем более, что так всё хорошо устроилось - взяли. Не каждого возьмут - это дело серьёзное, да и заплатить надо немало. Так что соглашайся.
   - Да я понимаю, Харитон. Всё понимаю, но ведь жалко.
   - Жалко ей, - крестный резко встал, заходил кругами по избе. - Настя, для Никитки же лучше будет. Я говорил с Димитрием. Он передавал слова богомазов, что из Никиты будет толк. А там, глядишь, и тебе какую помощь окажет. Гончарство - хорошее дело, а писать образа - это и прибыльно, и... - Харитон поднял корявый палец и покачал им перед носом матери. - И спасительно!
   - Да, наверное, ты прав. Парень так изменился! Жалко только, что у него деток не будет.
   - Да брось ты! Старшие дети и дочь тебе столько наплодят - только держись! А олуха этого лучше при обители оставь. А то ведь, не ровён час, по большой дороге пойдет. Он всегда у тебя неслухом был. А сегодня вон опять камнями швырялся.
   - Господь с тобой, Харитон. Не такой уж он и плохой. А теперь...
   Никитка почувствовал лёгкое качание и стал погружаться в спокойный, летний сон. Перед его глазами проплыло улыбчивое лицо Ольги, но он, раздосадованно крякнув, отогнал воспоминание о своём "позоре", о том, что он так и не смог объяснить этой девочке, какой "важной особой" в монастыре он является.
  
   * * *
   Никитка проснулся ночью от резкого толчка в плечо. Открыв глаза, он увидел горящую лучину и яркие всполохи за окном.
   - Никитка, вставай и быстро с матерью и сестрой огородами в лес!
   Мальчик поначалу не узнал изменившийся до сипоты, взволнованный голос старшего брата.
   - Ой, Никитушка, набег! Орда! - причитала мама, в спешке собирая какие-то вещи.
   - Да бросьте это тряпье! - Старший брат был резок, деловит и внутренне напряжён. - Я сейчас к Харитону, мы попробуем их отвлечь, а вы, - он показал на мать, сестру, Никитку и троих средних братьев, - бегом, куда я сказал!
   Брат распахнул дверь, и все выбежали во двор. В ноздри Никитке ударил едкий запах дыма. Топот копыт, пронзительные женские крики, свист кнутов, языки пламени, незнакомые и потому страшные гортанные возгласы... Всё это вызвало у Никитки странное чувство: будто его спокойный сон вдруг разом превратился в тягостный болезненный бред.
   - Бегите, детушки, бегите! Они мимо пройдут! Им ведь в город нужно! - Мать торопливо помогала детям перелезать через забор. - Лес рядом. Там и отсидимся. Глядишь, в полон и не уведут.
   Никитка обернулся и увидел невдалеке, рядом с пылающим соседским сараем, брата и сгорбленную фигуру крёстного, который, размахивая цепом, с хриплым выкриком "Ах, ты, сатано! Гиена!.." бежал навстречу ордынскому коннику...
  
   * * *
   По разбитой копытами дороге медленно - кто пешим, кто на подводах - тянулись к своим пепелищам разрозненные кучки людей. Служивый люд, крестьяне, монахи разоренных обителей, жители сожжённого и разграбленного великокняжеского града - все, объединенные общей бедой, как могли старались поддержать друг друга в этом скорбном шествии.
   Никитка понуро брёл, крепко держась за руку старшего брата Николы, и молча слушал его тихий говорок:
   - Ну, зачем тебе нужно в этот монастырь? Ведь нет его. Сожгли. И никого ты там не найдёшь! Я же ходил туда - одни головешки. И не видел я там твоих богомазов. Погубили их, видно. Лучше учись гончарному делу. Нам сейчас нужны помощники: вон, сколько сельчане просят! Вырастешь, женишься - вот хоть на соседской Ольге. Она теперь тоже без отца растёт.
   - Никола! - не выдержал Никитка. - Мне надо туда. Очень надо.
   - Ладно. Уже подходим.
   От высокого частокола, окружавшего обитель, ничего не осталось. Но, к удивлению и Николы и Никитки, жизнь в монастыре продолжалась. Постукивали топоры, голосистые плотники дружно укладывали бревна в срубы, между ними, занятые своими делами, сновали послушники и монахи. Уже был готов четверик для будущей церкви, хозяйственные постройки, возводилось несколько келий, и почти полностью была закончена маленькая часовня. Но следы разорения всё же оставались велики. Еще чернели обширные пепелища на месте старых строений, и первое, что бросилось в глаза Никитке, - торчащие, обугленные бревна на месте кельи иконописцев.
   Никола сразу завёл разговор с седобородым монахом-экономом, а Никитка медленно подошёл к сожжённой келье. Он побродил между брёвен и вдруг на припорошённой пеплом земле увидел камень. Синий-синий. Один из тех, которые он перетирал в цветной порошок.
   Никитка вспомнил, как однажды в разговоре с Матфеем выставил вперед ногу и, уперев руки в бока, заявил, что устал перетирать эти камни и что он "может не хуже любого иконника закрасить доску, а лепить из глины - тут уж ему нет равных!" И еще добавил, как однажды вылепил лешего и пугал им соседских девок.
   Матфей долго-долго смеялся, а потом усадил Никитку рядом с собой на скамью и стал рассказывать о своей жизни.
   Никитка закрыл глаза и явственно услышал звонкий голос Матфея.
   "Я, брат, - говорил Матфей, - рано остался один, без батьки и матери. Много странствовал. Много повидал, пока не оказался в этой обители. А на камни ты не сердись. Они плохо поддаются тебе, потому что ты еще мал. Камень - основа нашей жизни. Построй дом на жидкой глине - он и сосклизнёт, когда ливень начнется. А на песке - повалится, когда ветер подует. А построй на камне - веками стоять будет. И вера наша должна быть как камень. Вот, если захочешь принять постриг - может, и дадут тебе имя Пётр. А что значит Пётр? Камень. Основа. Твердь. Я, Никитушка, когда странствовал, какие храмы видел! Каменные. А иконы в них из цветных каменьев. Не из тех, что ты трёшь, а из самых твёрдых. И такие иконы - вечные".
   Никитка шумно вздохнул, подобрал камешек и хотел было вернуться к брату, как вдруг кто-то окликнул его: "Никита!"
   Никитка обернулся и увидел Димитрия.
   - Димитрий! - обрадовался Никитка. - Ты откуда? Все думали, что тебя убили.
   - Жив, как видишь. И уже не Димитрий, а Захар. Недавно принял постриг в Троице, а теперь направили сюда. Только что видел твоего брата Николая. Он мне всё рассказал: и про то, как вы в лесу скрывались, и про то, как твой крёстный Харитон, спасая вас, погиб.
   Никитка посмотрел на своего родственника и заметил, как сильно тот изменился. Прежняя сутулость осталась, но во взгляде и в интонациях появилась несвойственная ему ранее уверенность.
   - Димит... - начал, было, Никитка, но тут же поправился: - Захар, расскажи, что тут было.
   - Пойдём-ка. - Захар потрепал Никитку по плечу. - Сядем вон там, на брёвнышке... Меня и часть братии не тронули, потому что спасли нас Арсений и Матфей. Ордынцы искали золото. Ну, это для них золото. Для братии же - священные сосуды, и отдать их на поругание - совершить великий грех. Как только пошли слухи о набеге, настоятель с ключарём сокрыли заранее всё самое ценное. Долго их мучили, но они ничего не сказали. Тогда их зарубили и принялись за братию. Был бы нам всем конец, но тут Арсений с Матфеем сказали их главному, что золото зарыто не в монастыре, а дальше, у реки, и вызвались показать это место в обмен на то, что ордынцы тотчас же отпустят оставшихся монахов и послушников. Нас развязали, а иноки повели ордынцев в сторону Гнилого Лога. Это там, где болото. Как только они скрылись из виду, мы начали расходиться. А те не противились: гоготали что-то по-своему, да иногда кого-нибудь, кто замешкался, плетью огревали. Вот и всё. А что с Арсением и Матфеем - не знаю. Или потонули вместе с ордынцами в болоте, или убили их.
   Захар шумно вздохнул и сказал:
   - Не тужи, Никитка. Они не только жизни наши спасли. Мы тут недавно розыск учинили и нашли всё, что было спрятано: и святыни, и монастырскую казну. Вот теперь, - Захар широко, от груди повел рукой, - обитель и восстанавливаем. А ты, если надумаешь, приходи. Скоро призовём новых иконников - будешь у них учиться. Теперь я и сам за тебя похлопотать смогу.
   - Не знаю, Захар, - ответил Никитка. - Брат Николай говорит, что мне гончарным делом надо заниматься.
   - Ну, смотри. - Захар встал, прижал к себе мальчика, и только сейчас Никитка почувствовал слёзы на своих щеках.
  
   * * *
   Один - два - три... Плоский камешек легко отскакивал от поверхности воды.
   - Оля, смотри, три раза! Четыре! - припрыгнул от радости Никитка.
   - Ловко у тебя получается. - Оля с лёгкой усмешкой посматривала на восторженного Никитку, который старательно показывал ей своё умение метать камешки. И не просто метать, а так, чтобы они летели, отталкиваясь от водґной глади, выделывая "блинчики".
   - Сейчас будет пять. Или семь. - Никитка взвесил на ладони длинный и плоский кусочек гальки. - Загадывай желание.
   - Уже загадала. А сумеешь кинуть?
   - Ещё как! - Мальчик прищурил левый глаз, наклонился и занёс руку для броска.
   - Никита-а-а! - раздался вдруг далекий истошный детский крик.
   Рука Никитки дрогнула, и камешек, не сделав ни одного "блинчика", плюхнулся в воду.
   А с пригорка, размахивая руками и спотыкаясь, сбежал соседский мальчишка Прошка.
   - Никита... Там... к тебе... пришли... - запыхавшись, проговорил он.
   Никитка замер. Всё вокруг стало иным. И растерянный Прошка, и потупившаяся Оля, и лес, поднимающийся тёмной стеной на другом берегу реки, - всё застыло в каком-то длинном, тягучем ожидании. И мальчик понял, что наступило другое время его жизни: время, которое потребует от него бесповоротных и взрослых решений.
   - Кто там меня ждет? Идем! - резко, с непривычными металлическими нотками в голосе, сказал Никитка, и все трое торопливо стали подниматься по пригорку к деревне.
   Войдя во двор, Никитка увидел всю свою семью, Захара и незнакомого высокого монаха с тонкими одухотворёнными чертами лица.
   Захар и Никитка обнялись.
   - Никита, - начал Захар, - нашли мы тела Арсения и Матфея. Там, куда они ордынцев завели: в Гнилом Логе. Когда те поняли, что их обманули, то зарубили иноков и в гневе кинулись назад, в обитель. А там уже никого из братии не было. Тогда и сожгли монастырь. А тела наших иконописцев мы обрели недавно - третьего дня. Болотина у Гнилого Лога пересохла - тут послушники, шедшие из Дальнего Бора, их и увидели. Завтра будем отпевать как мучеников за веру. Приходите всей семьёй. А это, - Захар показал на монаха, - иконописец Андрей из Спасского монастыря. Он будет помогать нам в иконном деле. Поговори с ним.
   Андрей положил руку на плечо Никитки и сказал:
   - Никита, Арсений с Матфеем были моими давними друзьями и много рассказывали о тебе. Говорили, что будет из тебя толк, что выйдет из тебя хороший иконописец. Вот только много тебе ещё учиться надо. Мы с Захаром уже поговорили с твоими родными - они не против. Решать только тебе: или остаешься в семье, или возвращайся в монастырь.
   Никитка посмотрел на нахмурившегося старшего брата, на заплаканную маму, на растерянную, поникшую Оленьку и, сглотнув горькую слюну, сказал:
   - Я... не знаю...
   И тут в памяти Никитки всплыли синие, смешливые глаза Матфея, мягкое, доброе лицо Арсения, в ушах зазвучали их неторопливые поучения и советы. Сердце мальчика сильно забилось - он будто наяву почувствовал их незримое присутствие.
   И Никитка, посмотрев на вечереющее небо, повернулся к Андрею и твердо произнес:
   - Я вернусь. Вот только закончу здешние дела и обязательно вернусь.
  
   Толстый рыжий кот уютно устроился на ступеньке крыльца. Ласковое июньское солнышко грело длинную шёрстку, кот был сыт и доволен. Сладко зажмурив глаза, он уже было погрузился в привычную дневную дрёму, как вдруг ощущение опасности заставило его резко поднять голову. Прямо напротив крыльца, за забором, кот увидел своего заклятого врага. Враг занёс над головой руку, и старый, видавший виды кот понял, что в этой руке камень, что выгибать спину, поднимать хвост и грозно шипеть, чтобы напугать противника, - бесполезно. Необходимо спасаться бегством.
   А враг, прицелившись, уже был готов метнуть свое грозное оружие, но в этот момент чья-то рука перехватила его запястье.
   - Эй, малец! Ты зачем животное пугаешь? Что тебе этот кот плохого сделал?
   Тот, кого назвали мальцом, - мальчишка лет семи от роду по имени Никитка - хлюпнул носом и обиженно сказал:
   - А чего он сам первый нападает?
   Мальчик показал двоим стоявшим перед ним мужчинам правую руку, на которой темнела длинная запёкшаяся царапина.
   - Так уж и первый? - спросил один из спасителей рыжего кота - длинноволосый бородач в выцветшей монашеской рясе.
   - Небось, сам какую-нибудь пакость над ним сотворил? - нахмурив брови, строго глянул на Никитку второй - тоже монах.
   Мальчик прислонился спиной к забору и внимательно посмотрел на непрошенных свидетелей его несостоявшегося злодеяния. В другой раз он бы с пронзительным криком "Ой, отпустите, дяденьки, больше не буду!" кинулся бежать к дому, да еще попутно и укусил бы которого-нибудь из них за руку, но сейчас ему почему-то не было страшно, а, наоборот, захотелось поделиться с этими людьми своей обидой.
   - Ну, это... - замялся Никитка, почертил по песку большим пальцем босой ноги, набрал побольше воздуха и скороговоркой выпалил:
   - А чего он разлегся и хвостом размахивает? Ну, и...
   Мальчик еще не успел договорить, как его слова прервал дружный смех.
   - Ты, парень, молодец! Да разве можно кота за хвост?
   А если бы тебя за ухо? Небось, батька-то тягает?
   Никитка потупился и сказал:
   - Нет у меня батьки. Погиб.
   Монахи сразу стали серьезными.
   - Не во время ли битвы?
   - Тогда. Я-то не помню, про это маманька сказывала.
   - А кто был твой батька? - спросил высокий монах, тот, который схватил Никитку за руку.
   - Гончар. Теперь вместо него старший брат.
   - А знаешь, малец, - тряхнул черной кудрявой головой второй монах. - Хочешь, я тебе что-то покажу?
   Он отвязал от пояса небольшой мешочек и высыпал в ладонь пригоршню разноцветных камешков.
   - Видишь, у нас тоже каменья есть.
   - Кидаться? - загорелись глаза у Никитки.
   Монахи снова рассмеялись. Смех у них получался какой-то слаженный и необидный. Было видно, что их связывает настоящая дружба. Внешне они были совсем разными: один - высокий, худощавый, с тонкими чертами лица и мягким взглядом, другой - коренастый, чернявый, с синими смешливыми глазами, над которыми нависали густые брови.
   - Нет, брат, - сказал чернявый. - Из этих камешков мы будем делать краски.
   - А красками, - добавил высокий, - мы будем писать образа. Иконы.
   - Иконы... - протянул Никитка и уже с опаской покосился на своих собеседников. Иконы Никитку пугали: и те, что висели в их доме, и те, которые он видел в церкви. Уж больно суровыми были их темные лики. К тому же и мать, и сестра, и крёстный, когда ругали Никитку за проказы, всегда указывали на грозного Спаса и говорили: "Ужо Бог-то тебя накажет!" И глядя в строгие белые глаза Спаса, мальчик ощущал таинственный трепет: "Уж лучше б выпороли!" Впрочем, последнее случалось с ним довольно часто.
   Заметив Никиткино смущение, чернявый монах потрепал его по плечу, выбрал самый красивый камень - синий-синий - и показал его мальчику:
   - Нравится?
   - А то! - ответил Никитка и подумал, что хорошо бы такими камешками украсить горшки, которые так ловко на гончарном круге делает старший брат. - А где вы их насобирали?
   - Таких здесь нет, - чернявый бережно сложил камни в мешочек. - Приходи к нам в монастырь. Спроси иноков Матфея, - он показал на себя, - да Арсения. - И он указал на своего спутника.
   - В монастырь? Через поле? Далёко. Мамка не пустит.
   - А ты с мамкой приходи. Покажем тебе как краски творить. Может, и нам чем поможешь. Тебя как кличут?
   - Никиткой.
   - Хорошее имя! - произнес черноволосый весельчак Матфей. - Это имя носил святой, которого бесы боялись.
   - Приходи, Никитка! - улыбнулся Арсений. - А камнями в кота кидаться - последнее дело. Каменья для другого дела нужны.
  
   * * *
   Небольшая деревенская церквушка была заполнена народом. Несмотря на раскрытые настежь двери, было душно - очень жаркое утро выдалось в Троицын день. Никитка стоял между матерью и сестрой, изнывая от долгой праздничной службы.
   - Мам, а мам!
   - Чего тебе?
   - Пусти на хоры!
   - Нечего тебе там делать! Опять напроказничаешь!
   - Ну, мам, пусти! Там тётка Варвара поёт. Я с ней рядышком тихо-о-о-хонько, на корточках посижу.
   - Да пусть идёт, - прошептала, крестясь, сестра. - Ведь не даст спокойно обедню отстоять.
   Никитка, больше не спрашиваясь, пригнулся и побежал к деревянным ступенькам. Поднявшись на хоры, он подошёл к резным перилам и оглянулся на певчих. Увидев Никитку, тётка Варвара - родная сестра матери - округлила глаза и поднесла палец к губам. Никитка понимающе кивнул, что означало - буду стоять у перил и не шуметь.
   Посмотрев вниз, Никитка увидел множество голов: мужских, непокрытых, и женских, укутанных в чистые праздничные платочки. А прямо под собой увидел знакомую лысину. Лысина эта принадлежала крёстному - сгорбленному пожилому человеку со скрипучим голосом. Нрава он был строгого и, наставляя Никитку, любил повторять слова: <
   "А баловней да неслухов ждет гиена огненна!". И грозил крючковатым пальцем.
   Что-то дрогнуло у Никитки внутри, и рот наполнился густой слюной. Наклонившись, он бессознательно сплюнул на блестящую, похожую на отполированный камень голову.
   Крестный вздрогнул, утёрся рукавом длинной рубахи и загрозил присевшему от страха озорнику.
   А потом... Никитка не помнил, как сбежал с хоров, протолкнулся между плотно стоявшими людьми, домчался до дому и спрятался в сарае. В надежде, что пока не кончится служба, искать его не будут, а там, ради праздника, может, и простят, Никитка уже было задремал под старыми рогожами, как вдруг услышал ехидный и какой-то торжествующий голос сестры: "Вот он где!" А другой голос добавил: "Гиена огненна!".
   Невзирая на праздник, досталось ему сполна. Лёжа на печи и всхлипывая, он слышал мамин плач и слова тётки Варвары: "Своди-ка ты его в монастырь! Поговори с Димитрием - он же нам родня. Может, и возьмут мальчонку на время в услужение. Ведь муж твой покойный столько для монастыря сделал! А сейчас старший твой? Монахи им не нахвалятся".
   "В монастырь, - подумал лежащий на печи Никитка и вспомнил двух иноков. - А что бы они сказали мне сегодня? Поверили бы, что я не нарочно?" Никитке вдруг стало очень спокойно, он хотел было повернуться на спину, но вовремя сообразил, что после сегодняшней порки этого делать не следует, остался лежать на животе и быстро заснул.
  
   * * *
   Никитка не раз бывал в монастыре вместе со старшим братом, но тогда они ездили на подводах с гончарной утварью, а теперь шли с мамой пешком, и поэтому казалось,что монастырь находится гораздо дальше. Они миновали поле, небольшую рощу и вошли в соседнее селение. За заборами зашлись в лае собаки. Никитка крепче ухватил мать за руку и спросил:
   - Не закусают?
   - А чего им нас кусать, - ответила одетая нарядно, как в праздник, мама. - Мы им ничего плохого не делаем. А что лают - так служба у них такая.
   - Мам, - продолжал Никитка. - А мы зайдём к Матфею и Арсению? Помнишь, я тебе о них рассказывал?
   - А чего же. Будет время, и зайдём.
   Вскоре показался небольшой, обнесённый высоким деревянным частоколом монастырь.
   Смотритель, стоявший у ворот, послал толстого, вспотевшего мальчишку-прислужника за Димитрием. Мальчишка вскоре вернулся вместе с высоким молодым человеком. Он немного сутулился, глаза его были задумчивыми и печальными, а негустые волосы - бесцветными. Он тепло поздоровался с мамой и Никиткой и затем, взяв маму за локоть, отвел её сторону.
   Никитка, оставшись один, заскучал и, чтобы как-то скоротать время, стал рисовать прутиком на песке сказочных зверей. А мама о чём-то взволнованно говорила с Димитрием, утирая наворачивающиеся слёзы кончиком платка. Через некоторое время они подошли к мальчику.
   - Ну, что, "отче", - улыбнулся Димитрий, - хочешь пожить в монастыре?
   - А чего бы и нет, - Никитка старался выглядеть очень серьёзным. - Только я бы хотел повидать иноков Арсения с Матфеем - они меня звали к себе.
   - Арсения с Матфеем? - удивился Димитрий. - Ты их знаешь? Это хорошо - И, обращаясь к матери, сказал: - Настасья, я ведь здесь человек маленький, вряд ли тебе помогу, а эти иноки пользуются уважением в обители. Пусть они и поговорят с настоятелем.
   Затем, посмотрев на рисунки на песке, добавил:
   - Да, паря, видно, прямая дорога тебе к Арсению с Матфеем. Рисуешь ты - загляденье!
   А Никитка, уцепившись за подол маминой юбки, вдруг, неожиданно для себя, хлюпнул носом.
  
   * * *
   Из глубины сарая медленно и величаво, как из Царских врат, выдвигался четырехлетний мальчишка. Он держал перед собой небольшую дощечку и грозно поглядывал на стоящих по бокам сестёр. Мальчишку звали Прошка. Потрясённый церковной службой, и особенно выносом Евангелия из Святых врат, он изображал этот торжественный момент.
   - Ивангенье! - громко произнес он.
   Сёстры прыснули со смеха. Прошке это показалось весьма неблагочестивым, и он, чтобы привести сестёр в должное благоговейное состояние, начал гоняться за ними, угрожающе размахивая дощечкой. В самый разгар погони Прошка неожиданно со всего размаху врезался в плотного, коренастого мальчика и упал. А мальчик, по-взрослому насупив брови, сказал:
   - Прошка, что ты делаешь?
   - В дьякона играет! - звонко и насмешливо ответила одна из сёстер, Ольга.
   Мальчик - а это был Никитка - рассмеялся.
   - До дьякона тебе еще далеко. Отдавай-ка дощечку, "честный отче".
   Посмотрев на Никиткину светлую летнюю рясу, Прошка безоговорочно подчинился. А Ольга, сощурив светлые глаза, лукаво спросила:
   - Ты, Никита, что, уже богомазом стал? Говорят, ты в монастыре у иконников прислуживаешь.
   - Да. - Солидно пробасил Никитка, не замечая подвоха. - Я уже там почти год. И мне нравится.
   - А что ты там делаешь? Полы моешь? - не унималась Ольга.
   - Ну уж и полы! Я камни перетираю, помогаю краски творить. А мыть полы надо постоянно, чтобы пыль на олифу не ложилась. Да чего тебе говорить - ты же не поймёшь, курица.
   - Так уж и курица, - обиделась Ольга. - Ты бы лучше рассказал мне об иконах.
   - Иконы! - Никитка вдруг почувствовал себя повзрослевшим:
   - Иконы - это, это... - тут он вдруг растерялся и промямлил:
   - Ну, это...
   В памяти его возник образ Спаса, который он увидел, когда впервые пришел в келью иконописцев. Мягкий, всепрощающий Лик Христа так был не похож на все ранее виденные им иконы, что Никитка, отбросив стеснение, спросил тогда у Арсения: "А это... Бог?". "Да, это наш Бог. Иконы в зримых образах передают Благую Весть, которую принёс нам Воплощенный Бог, - Слово". И, посмотрев на удивленно вытянутое лицо Никитки, Арсений добавил: "Потом поймёшь. Когда станешь мастером. А пока научись самому простому: мыть полы и подметать келью".
   - Эх! - раздосадованный Никитка поднял с земли камень и, не глядя на заалевшее личико Ольги, в сердцах швырнул его в кусты соседской бузины.
   Кусты зашевелились, из них вдруг показалась голова крёстного и послышался недовольный голос: "Вред те в ухо! Гиена... Чуть не пришиб!".
  
   * * *
   По просьбе матери Никитку на несколько дней отпустили из монастыря, и сейчас он тихо посапывал на своем излюбленном месте - на печи. Сквозь дрёму он слышал негромкий разговор матери с крёстным.
   - Вот я тебе и говорю, Настасья, - оставь его в монастыре. У тебя помощников хватает: и старшой твой, и другие сыны, и дочь, а Никитке именно там место. Человека из него сделают. Тем более, что так всё хорошо устроилось - взяли. Не каждого возьмут - это дело серьёзное, да и заплатить надо немало. Так что соглашайся.
   - Да я понимаю, Харитон. Всё понимаю, но ведь жалко.
   - Жалко ей, - крестный резко встал, заходил кругами по избе. - Настя, для Никитки же лучше будет. Я говорил с Димитрием. Он передавал слова богомазов, что из Никиты будет толк. А там, глядишь, и тебе какую помощь окажет. Гончарство - хорошее дело, а писать образа - это и прибыльно, и... - Харитон поднял корявый палец и покачал им перед носом матери. - И спасительно!
   - Да, наверное, ты прав. Парень так изменился! Жалко только, что у него деток не будет.
   - Да брось ты! Старшие дети и дочь тебе столько наплодят - только держись! А олуха этого лучше при обители оставь. А то ведь, не ровён час, по большой дороге пойдет. Он всегда у тебя неслухом был. А сегодня вон опять камнями швырялся.
   - Господь с тобой, Харитон. Не такой уж он и плохой. А теперь...
   Никитка почувствовал лёгкое качание и стал погружаться в спокойный, летний сон. Перед его глазами проплыло улыбчивое лицо Ольги, но он, раздосадованно крякнув, отогнал воспоминание о своём "позоре", о том, что он так и не смог объяснить этой девочке, какой "важной особой" в монастыре он является.
  
   * * *
   Никитка проснулся ночью от резкого толчка в плечо. Открыв глаза, он увидел горящую лучину и яркие всполохи за окном.
   - Никитка, вставай и быстро с матерью и сестрой огородами в лес!
   Мальчик поначалу не узнал изменившийся до сипоты, взволнованный голос старшего брата.
   - Ой, Никитушка, набег! Орда! - причитала мама, в спешке собирая какие-то вещи.
   - Да бросьте это тряпье! - Старший брат был резок, деловит и внутренне напряжён. - Я сейчас к Харитону, мы попробуем их отвлечь, а вы, - он показал на мать, сестру, Никитку и троих средних братьев, - бегом, куда я сказал!
   Брат распахнул дверь, и все выбежали во двор. В ноздри Никитке ударил едкий запах дыма. Топот копыт, пронзительные женские крики, свист кнутов, языки пламени, незнакомые и потому страшные гортанные возгласы... Всё это вызвало у Никитки странное чувство: будто его спокойный сон вдруг разом превратился в тягостный болезненный бред.
   - Бегите, детушки, бегите! Они мимо пройдут! Им ведь в город нужно! - Мать торопливо помогала детям перелезать через забор. - Лес рядом. Там и отсидимся. Глядишь, в полон и не уведут.
   Никитка обернулся и увидел невдалеке, рядом с пылающим соседским сараем, брата и сгорбленную фигуру крёстного, который, размахивая цепом, с хриплым выкриком "Ах, ты, сатано! Гиена!.." бежал навстречу ордынскому коннику...
  
   * * *
   По разбитой копытами дороге медленно - кто пешим, кто на подводах - тянулись к своим пепелищам разрозненные кучки людей. Служивый люд, крестьяне, монахи разоренных обителей, жители сожжённого и разграбленного великокняжеского града - все, объединенные общей бедой, как могли старались поддержать друг друга в этом скорбном шествии.
   Никитка понуро брёл, крепко держась за руку старшего брата Николы, и молча слушал его тихий говорок:
   - Ну, зачем тебе нужно в этот монастырь? Ведь нет его. Сожгли. И никого ты там не найдёшь! Я же ходил туда - одни головешки. И не видел я там твоих богомазов. Погубили их, видно. Лучше учись гончарному делу. Нам сейчас нужны помощники: вон, сколько сельчане просят! Вырастешь, женишься - вот хоть на соседской Ольге. Она теперь тоже без отца растёт.
   - Никола! - не выдержал Никитка. - Мне надо туда. Очень надо.
   - Ладно. Уже подходим.
   От высокого частокола, окружавшего обитель, ничего не осталось. Но, к удивлению и Николы и Никитки, жизнь в монастыре продолжалась. Постукивали топоры, голосистые плотники дружно укладывали бревна в срубы, между ними, занятые своими делами, сновали послушники и монахи. Уже был готов четверик для будущей церкви, хозяйственные постройки, возводилось несколько келий, и почти полностью была закончена маленькая часовня. Но следы разорения всё же оставались велики. Еще чернели обширные пепелища на месте старых строений, и первое, что бросилось в глаза Никитке, - торчащие, обугленные бревна на месте кельи иконописцев.
   Никола сразу завёл разговор с седобородым монахом-экономом, а Никитка медленно подошёл к сожжённой келье. Он побродил между брёвен и вдруг на припорошённой пеплом земле увидел камень. Синий-синий. Один из тех, которые он перетирал в цветной порошок.
   Никитка вспомнил, как однажды в разговоре с Матфеем выставил вперед ногу и, уперев руки в бока, заявил, что устал перетирать эти камни и что он "может не хуже любого иконника закрасить доску, а лепить из глины - тут уж ему нет равных!" И еще добавил, как однажды вылепил лешего и пугал им соседских девок.
   Матфей долго-долго смеялся, а потом усадил Никитку рядом с собой на скамью и стал рассказывать о своей жизни.
   Никитка закрыл глаза и явственно услышал звонкий голос Матфея.
   "Я, брат, - говорил Матфей, - рано остался один, без батьки и матери. Много странствовал. Много повидал, пока не оказался в этой обители. А на камни ты не сердись. Они плохо поддаются тебе, потому что ты еще мал. Камень - основа нашей жизни. Построй дом на жидкой глине - он и сосклизнёт, когда ливень начнется. А на песке - повалится, когда ветер подует. А построй на камне - веками стоять будет. И вера наша должна быть как камень. Вот, если захочешь принять постриг - может, и дадут тебе имя Пётр. А что значит Пётр? Камень. Основа. Твердь. Я, Никитушка, когда странствовал, какие храмы видел! Каменные. А иконы в них из цветных каменьев. Не из тех, что ты трёшь, а из самых твёрдых. И такие иконы - вечные".
   Никитка шумно вздохнул, подобрал камешек и хотел было вернуться к брату, как вдруг кто-то окликнул его: "Никита!"
   Никитка обернулся и увидел Димитрия.
   - Димитрий! - обрадовался Никитка. - Ты откуда? Все думали, что тебя убили.
   - Жив, как видишь. И уже не Димитрий, а Захар. Недавно принял постриг в Троице, а теперь направили сюда. Только что видел твоего брата Николая. Он мне всё рассказал: и про то, как вы в лесу скрывались, и про то, как твой крёстный Харитон, спасая вас, погиб.
   Никитка посмотрел на своего родственника и заметил, как сильно тот изменился. Прежняя сутулость осталась, но во взгляде и в интонациях появилась несвойственная ему ранее уверенность.
   - Димит... - начал, было, Никитка, но тут же поправился: - Захар, расскажи, что тут было.
   - Пойдём-ка. - Захар потрепал Никитку по плечу. - Сядем вон там, на брёвнышке... Меня и часть братии не тронули, потому что спасли нас Арсений и Матфей. Ордынцы искали золото. Ну, это для них золото. Для братии же - священные сосуды, и отдать их на поругание - совершить великий грех. Как только пошли слухи о набеге, настоятель с ключарём сокрыли заранее всё самое ценное. Долго их мучили, но они ничего не сказали. Тогда их зарубили и принялись за братию. Был бы нам всем конец, но тут Арсений с Матфеем сказали их главному, что золото зарыто не в монастыре, а дальше, у реки, и вызвались показать это место в обмен на то, что ордынцы тотчас же отпустят оставшихся монахов и послушников. Нас развязали, а иноки повели ордынцев в сторону Гнилого Лога. Это там, где болото. Как только они скрылись из виду, мы начали расходиться. А те не противились: гоготали что-то по-своему, да иногда кого-нибудь, кто замешкался, плетью огревали. Вот и всё. А что с Арсением и Матфеем - не знаю. Или потонули вместе с ордынцами в болоте, или убили их.
   Захар шумно вздохнул и сказал:
   - Не тужи, Никитка. Они не только жизни наши спасли. Мы тут недавно розыск учинили и нашли всё, что было спрятано: и святыни, и монастырскую казну. Вот теперь, - Захар широко, от груди повел рукой, - обитель и восстанавливаем. А ты, если надумаешь, приходи. Скоро призовём новых иконников - будешь у них учиться. Теперь я и сам за тебя похлопотать смогу.
   - Не знаю, Захар, - ответил Никитка. - Брат Николай говорит, что мне гончарным делом надо заниматься.
   - Ну, смотри. - Захар встал, прижал к себе мальчика, и только сейчас Никитка почувствовал слёзы на своих щеках.
  
   * * *
   Один - два - три... Плоский камешек легко отскакивал от поверхности воды.
   - Оля, смотри, три раза! Четыре! - припрыгнул от радости Никитка.
   - Ловко у тебя получается. - Оля с лёгкой усмешкой посматривала на восторженного Никитку, который старательно показывал ей своё умение метать камешки. И не просто метать, а так, чтобы они летели, отталкиваясь от водґной глади, выделывая "блинчики".
   - Сейчас будет пять. Или семь. - Никитка взвесил на ладони длинный и плоский кусочек гальки. - Загадывай желание.
   - Уже загадала. А сумеешь кинуть?
   - Ещё как! - Мальчик прищурил левый глаз, наклонился и занёс руку для броска.
   - Никита-а-а! - раздался вдруг далекий истошный детский крик.
   Рука Никитки дрогнула, и камешек, не сделав ни одного "блинчика", плюхнулся в воду.
   А с пригорка, размахивая руками и спотыкаясь, сбежал соседский мальчишка Прошка.
   - Никита... Там... к тебе... пришли... - запыхавшись, проговорил он.
   Никитка замер. Всё вокруг стало иным. И растерянный Прошка, и потупившаяся Оля, и лес, поднимающийся тёмной стеной на другом берегу реки, - всё застыло в каком-то длинном, тягучем ожидании. И мальчик понял, что наступило другое время его жизни: время, которое потребует от него бесповоротных и взрослых решений.
   - Кто там меня ждет? Идем! - резко, с непривычными металлическими нотками в голосе, сказал Никитка, и все трое торопливо стали подниматься по пригорку к деревне.
   Войдя во двор, Никитка увидел всю свою семью, Захара и незнакомого высокого монаха с тонкими одухотворёнными чертами лица.
   Захар и Никитка обнялись.
   - Никита, - начал Захар, - нашли мы тела Арсения и Матфея. Там, куда они ордынцев завели: в Гнилом Логе. Когда те поняли, что их обманули, то зарубили иноков и в гневе кинулись назад, в обитель. А там уже никого из братии не было. Тогда и сожгли монастырь. А тела наших иконописцев мы обрели недавно - третьего дня. Болотина у Гнилого Лога пересохла - тут послушники, шедшие из Дальнего Бора, их и увидели. Завтра будем отпевать как мучеников за веру. Приходите всей семьёй. А это, - Захар показал на монаха, - иконописец Андрей из Спасского монастыря. Он будет помогать нам в иконном деле. Поговори с ним.
   Андрей положил руку на плечо Никитки и сказал:
   - Никита, Арсений с Матфеем были моими давними друзьями и много рассказывали о тебе. Говорили, что будет из тебя толк, что выйдет из тебя хороший иконописец. Вот только много тебе ещё учиться надо. Мы с Захаром уже поговорили с твоими родными - они не против. Решать только тебе: или остаешься в семье, или возвращайся в монастырь.
   Никитка посмотрел на нахмурившегося старшего брата, на заплаканную маму, на растерянную, поникшую Оленьку и, сглотнув горькую слюну, сказал:
   - Я... не знаю...
   И тут в памяти Никитки всплыли синие, смешливые глаза Матфея, мягкое, доброе лицо Арсения, в ушах зазвучали их неторопливые поучения и советы. Сердце мальчика сильно забилось - он будто наяву почувствовал их незримое присутствие.
   И Никитка, посмотрев на вечереющее небо, повернулся к Андрею и твердо произнес:
   - Я вернусь. Вот только закончу здешние дела и обязательно вернусь.
  
   2012
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"