Месяцев восемь назад ко мне позвонили из консерватории.
- Есть абонемент на год, - стали меня завлекать прелестями классической музыки, - Гайдн, Паганини, Мусоргский, Моцарт, Шуман... Всего двенадцать вечеров. По одному в месяц. Недорого. Вы любите классическую музыку?
Музыку, тем более классическую, ужасть как я обожаю. Особливо Гайдна. Без него и жизнь кажется пустой.
Я согласно кивнул головой, чего там, на другом конце провода, конечно, не видели, но от честного ответа стал увиливать, проблеяв жалобно:
- У меня характер работы такой... Сверхурочные на сверхурочных сидят и сверхурочными погоняют. Жизнь ужалась до пяти свободных часов в день. Какой там, товарищ, к черту Гайдн, когда засыпаешь на одной и той же строчке вот уже который вечер. Книга второй месяц мерзнет у моего изголовья, требуя к себя теплого внимания. Хотя есть и польза: зря не тратится время на просмотр идиотских программ и фильмов.
- Неужели вы не можете, - не унималась трубка, - у своего хозяина выпросить свободный вечер, чтобы посвятить его Гайдну? Попробуйте поговорить с ним.
- С Гайдном? - мрачно пошутил я. - Я вообще мало что могу. Вот жена, для которой семья не дом, а родное предприятие - тоже, предлагает мне во временном лабиринте выискать заветный тупичок, чтобы в нем отдохнуть всласть и отоспаться. Хотя у нее своя мечтательная заморочка: выучив пасодобль и танец тамбовских мичуринцев, блеснуть на каком-нибудь конкурсе бальных танцев.
Трубка пообещала перезвонить - в надежде, что я каким-то образом пойду наперекор хозяину. Тем более, что на послезавтра был назначен уже первый абонементный концерт, на котором собирались порадовать выжимками из симфоний вышеозначенного композитора.
Самое удивительное, что я решился пойти к ставленнику хозяина - директору. Я не хотел врать, выдумывать всякие истории про больных родственников или накатывающие свадьбы близких людей. Все это детский сад. В Союзе у меня был рабочий, который, каждый раз отпрашиваясь, перехоронил необдуманно всю семью. В какой-то момент его заклинило, и он, запутавшись в воспоминаниях, обливаясь слезами, доложил про смерть дорогой его сердцу матушки, что как год в живых и не должна была уже присутствовать
Выслушав меня, босс посмотрел на потолок, словно призывал в свидетели самого Господа, чтобы он убедился, с кем ему приходится иметь дело, и сказал:
- Пожалуйста, нет проблем. Я не могу запретить тебе слушать всяких обер-поцев...
Директор, ашкеназ, родители которого эмигрировали в Израиль лет сорок назад из Одессы, здесь выросший и однажды резко ушедший религию, тем не менее в критические минуты своей жизни прибегал к жаргону старой Молдаванки.
Я пытался доказать ему, что Гайдн никакой не обер-поц, а великий композитор, и даже надудел мотивчик из "Ласкового мая", выдавая его за отрывок из 92 симфонии.
И вот тут директор вытащил козырного туза: кризис отнюдь не закончился, а у меня, насколько он видит, есть рот, работающий на желудок. Но у меня, сказал, остроумный одессит, очевидно, организм работает в обратном порядке: ему достаточно для поддержания жизненных сил этих вот высранных звуков. Словом, выбирай, друг: Гайдн, который, как ему кажется, на хер не нужен, или работа. Новое поколение выбирает "Пепси", чтобы не загнуться от жажды, а я - работу.
Все это - предыстория. А сама повесть такова. Знакомый с грустью в голосе сообщил, что их предприятие переводят с 8-часового рабочего дня на 12-часовый. 5 раз в неделю. Итого - 60 часов. В месяц при 22 рабочих днях - 264 часа. Естественно, что на таком предприятии почти 90% - "русские". Естественно, что переводят не просто так, предприятие, на котором работает знакомый, видит в этом выгоду: будет сокращено число людей. Отчего и расходы самого предприятия сократятся. Но! Уловка, что при этом вырастет зарплата, не работает уже потому, что вырастут и отчисления с зарплаты - подоходного налога, медицинского, страхового. Выгода для рабочего попросту невелика - при том, что никакого просвета он не увидит, пиздяча с утра до вечера и с вечера до утра. О чем я сам могу свидетельствовать. Но у меня хотя бы гипотетически есть шанс отказаться от сверхурочных. У него такого шанса не будет. Потому что 12-часовый день будет законодательно закреплен. А вернее, специальным распоряжением регионального инспектора Министерства Труда. Есть очень тяжелое подозрение, что за всем этим стоит государство. Число предприятий, переходящих на 12-часовый день, с каждым годом растет. Соответственно, будут расти и доходы в казну - от налоговых поступлений, которые, как я сказал, тоже возрастут.
У меня, конечно, напрашивается вопрос к тем сволочным чиновникам, что проталкивают подобные соглашения: они сами готовы за добавочные 300-500 долларов в месяц посылать умирать своих детей на производства? Вот что эти люди, олицетворяющие власть в стране, могут мне или знакомому, или соседу, такому же трудяге, предложить? Гайдна? Для них он очередной фраер, обер-поц. Какой-нибудь заманчивый вариант сионизма? Эта вещь пропахла нафталином. Нет, лишь только - коррумпированных политиков, чувство незащищенности от возможных обстрелов, криминализацию общества, дурное образование для детей, хамское отношение, как к быдлу, на работе. А то и вовсе - напротив, отсутствие даже самой примитивной работы. Небыдло работает строго по закону 43 часа в неделю, в кондиционированных помещениях, имея при том все привилегии, бонусы и, несмотря на плаксивые слова о кризисе, два-три раза в год поездки за границу. Небыдло считает своим долгом пиздеть с трибуны время от времени в трудные минуты о единстве народа. Но оно вовсе не собирается - и не умеет - делать выводы, устанавливать причины явления и предвидеть его последствия. 12-часовый рабочий день дает малюсенькую денежную выгоду для основной массы "русских", "сидящих" на минимуме (или чуть больше). А в приходную статью следует занести: перманентную усталость, основу многих заболеваний, оставленных без родительского присмотра детей, неполноценные семейные отношения - в том плане, что семья типа "здравствуй - до свидания" подобна плохо просмоленной лодке: не тонет, однако и не плывет. И самое главное: отвращение, которое заслужила эта власть, но которое по ошибке проецируется на саму страну.
Мы - большинство, приговоренное к смерти через каторжный труд. И, правда, на кой хуй нам нужен Гайдн?