Тварь сорвала маску за мгновение. Да, разряд ей не понравился. Поэтому сейчас в ответ я получил несколько быстрых ударов. Потерял часть защиты и экран. Почувствовал кожей когти, прошедшие в миллиметре от лица. В один миг. Бугристые крюки вырвали вязкие ткани и твёрдые слои шлема с характерным треском. Прилегающая часть брони смялась от удара. Повредилась аппаратная часть костюма. Последнее, что я получил от его части сети.
Ожидаемо, такая рваная рана на живых латах не сулила ничего хорошего и не спешила затягиваться. Я принялся отступать от орущего зверя, уязвимый, растерянный, сбитый с толку. Без части шлема. Едва успел зажмуриться от ярких голубых лучей местной звезды, как в тот же миг затылок, шею и спину что-то сдавило. Я весь пошатнулся. Лапы вжали внутрь внешние панели? Оставшиеся элементы погасили удар? Точно судить без маски, без данных от костюма и с закрытыми глазами я не брался. Разум потерялся внутри слепой и повреждённой брони. Тело раскачивались и пятилось. Мысли спутались и крутились. Словно ветер завертел в вихре местные листья и мелких существ, напоминавших наших насекомых.
Время замедлилось после активных инъекций и поддержки сети умного доспехах. Я её еле слышал, но она уже пыталась мне помочь. Костюм восстанавливался, как мог. Главное, информация снова собиралась. За секунды я перебрал все мышцы, все целые элементы, пересчитал варианты развития событий и сравнил вероятности. Для анализа постарался чётко понять и продумать происходящие. В панике показалось, что зверь проигнорировал электрический разряд костюма и сохранил все конечности. Скорее всего, нужен был удар посильнее, но без маски уже не получалось запустить второй. А без сильной атаки шансов на успех оставалось совсем мало. Последствия ошибки могли стать фатальными.
В секунды слепого отступления мой разум на мгновение сковал ужас. Тело сжалось, обнаружив внутри инстинкты-пружины. Восприятие других чувств сделалось более отчётливым, вырывая меня из состояния ступора вместе с поступившими в тело медикаментами. Жар от твари исходил волнами и доставал до моего лица. Страх ещё перехватывал дыхание и сгибал тело зигзагом, отдаваясь в каждом ударе сердца, в висках и в ушах. Безумными барабанами сердцебиение прогоняло кровь.
Секунды растягивались. Дыхание успокаивалось медленно. Разум защищался. Организм восстанавливался благодаря введённому костюмом коктейлю из препаратов. Я приходил в себя, но недостаточно быстро. Отступая наугад, пошатнулся слишком сильно и с хлопком оказался на земле. Как получивший щелчок жук, оглушённый и беспомощный в хитиновой броне. Осаливалось только поболтать лапками для полного сходства.
Ослеплённый и растерянный, я моргал и отползал назад. Старался убраться побыстрее и не попасть под раздачу. Пятился, сопровождаемый дрожью от ударов по земле, рядом с ногами. Откашливался от смрада орущей в лицо пасти. Пока капли слюны, или чего-то схожего, летели на кожу лица, по обонянию ударил запах запёкшейся плоти. Чувства обострились, но только упёршись спиной в корпус корабля я смог полноценно открыть на миг уже привыкшие глаза. Успел открыть, чтобы тут же зажмуриться снова, заслоняя лицо левой рукой.
Моя сеть уже связалась с сетью корабля, когда существо добралось до него и настигло меня. Намного позже пришло понимание, что неприятную тяжесть нервной системы, заторможенность и ощущение давления вызвал перенос нагрузки на нейронный интерфейс. Я не успел принять все необходимые данные, не успел воспользоваться всем оставшимся вооружением, не проверил настройки до последнего выстрела. Поэтому сейчас пришлось обходиться урезанным и тяжёлым ручным управлением.
Сказалась усталость и вся внезапная нервотрёпка. Позже я понял, что у жилистой и лысой псевдо-обезьяны с такими человеческими чертами в тот момент значительно вырос хвост. У громадины было какое-то подобие придатка с самого начала. Покрытое шерстью и малозаметное на фоне клыков, мускулистых рук и ног, затерявшееся из-за громоподобного ора. В самом моменте всё происходило быстро и неожиданно. Времени на наблюдения ждать не стоило.
Уже в процессе я начал догадываться, что существо, за которым шла охота, менялось. Адаптировало тело, готовилось защищать свои владения, боролось до полного уничтожения угрозы. На глазах увеличивались мышечные ткани, разрастались прочные наросты. Видимо, огромный запас информации в геноме позволял не только эффективно накапливать энергию, но и взрывным образом менять собственный организм. Может и просчитывать какие-то ситуации оно умело, точно не скажу. Активность мозга можно было считать, но не расшифровать за минуты. Иначе бы охота прошла бы без проблем. Охота вообще не предполагала безопасный учёт всех рисков и последствий. Она и случилась из-за особо ценного материала.
До нападения, после предварительного исследования, я спустился на корабле на самую границу зоны обитания зверя. Хотя, 'исследование' - слишком громкое слово. Честно говоря, я на скорую руку собрал данные с орбиты. Не исключал необходимость постоянной готовности, пристальной слежки или быстрого отступления. Но на нападение в ста метрах от ещё остывающей ревущей громадины корабля не рассчитывал, это уж точно. Системы выдавали мизерные шансы подобного расклада событий. Нападение не являлось типичным поведением известных ранее существ. Не входило в рамки их моделей мышления. Всегда есть неучтённые случаи, не случавшиеся ранее, приводившие к смерти всех возможных свидетелей или обработанные не совсем верно.
Малые вероятности нужно умножить на огромные последствия. Я зря не придал значения такому варианту, но и предусмотреть всё не мог. Существо подавило страх и ринулось в атаку, даже не принюхиваясь к непрошенному гостю. Собирая информацию по ходу действа, оно бросилось в нападение с вершины своей пищевой цепочки. Все косвенные меры не сработали из-за спешности проведения работ. Потому что я мечтал всё закончить и вернуться побыстрее, как только перешагну последнее препятствие на пути.
Теперь же по моим следам наступало взбешённое подобие обезьяны, пережившее удар током. Сильный удар, надо сказать. Мощный разряд костюма не оставлял шанса животным размером с земного слона. А толстокожая тварь раскачивалась и носилась, словно насекомое на лапках, а не мохнатая махина. Бодро, расторопно.
Может удар пришёлся в хитиновые наросты, может под кожей скрывалась какая-то защита. Не знаю. Опалённые участки я разглядел позже, после запуска двигателей. А в тот момент события не оставляли много времени. Мысли, пробежавшие за миг, сместили внимание на заботу о защите костюма и тела. Удар слева охватил бок на уровне поясницы, часть спины и живота. Что-то твёрдое подняло меня в воздух, сжав с трёх точек, словно кулачки дрели. Тело невольно покачнулось и полетело от сильного импульса броска. Через секунду я собрал спиной часть обшивки корабля с жутким треском. От удара и скомканного приземления завертелся. Шлёпнулся так, что желудок скрутился и постарался вывернуться наизнанку. Я даже не пожалел, что не ел обычную еду последние сутки. Всё внутри оказалось на грани срыва.
Проходили считанные секунды. Но они снова растягивались от шока и медикаментозной обработки. Костюм поглощал повреждения и обрабатывал тело обезболивающими. Вгонял ударные дозы наборов для регенерации и львиные дозы общего питания в кровь. Даже с ними всё равно чувствовались сильные отголоски боли и усталости. Тело слушалось хуже, откликаясь не сразу. Заторможенное, словно обшитое ватой, оно поддерживалось экзоскелетом костюма. И всё равно быстро угасало. Сеть удерживала сознание, но мысли всё же терялись перед большой опасностью. В замешательстве и усталости только стук сердца прояснял положение, оставляя какие-то шансы, отсчитывая время.
Когда паника начала проходить, мысли ещё немного прояснились. Я принялся отползать от звука ударов бегущего существа. Судя по вибрации земли, оно приближалось достаточно быстро. Чтобы успеть развернуться с оружием, я подключил к обороне корабля. Объединил и запустил все мощности нейросетей против настигающего меня зверя. Страх перенести агрессию и часть разума на единственный доступный транспорт с дикой планеты испарился - мертвецу корабль ни к чему. Я только и успел проверить амуницию, как услышал позади рёв твари. Монстр попал под выбросы системы маневровых двигателей и двигателей системы приземления. Крик, полный боли и злости, даже заглушил рёв систем. Последовавшие удары позади казались хаотичными, потому собственная паника отступала совсем быстро. Появилась возможность на мгновение обернуться и перевести дыхание.
Я прекратил попытки отползти подальше и повернулся вполоборота. Тварь, раза в полтора выше и больше меня вместе с костюмом, каталась кубарем по земле. Она потеряла цель и наугад молотила обгорелыми руками и ногами вокруг. Доставалось и обшивке корабля, особенно от ударов обугленных наростов на теле, похожих на проступающие части чешуи. Невидящие повреждённые глаза и гортанные крики значительно уменьшали общее сходство с человекообразными обезьянами. Сочувствие отторгали непривычные изгибы в сочленениях и хвост с тремя зубцами на конце, жилистый и мускулистый, как и израненные конечности. Сейчас существо напоминало смесь обезьяны с членистоногим, формой туловища походя на паука или скорпиона с хвостом. Или мне просто так показалось.
Жалости места не нашлось. Что странно, потому что сомнения мне привычны. Или так было раньше, с прежним мной, не знаю. Сейчас действия сами находились. Будто под рукой всегда оказывались привычные инструменты, каждый на своём месте. Времени для переживаний не оставалось.
Левой рукой я отцепил от поясницы восьмилапого дрона-камикадзе. Бросил на невысокую примятую траву и посмотрел, как биомеханизм резво засеменил к зверю. Той же рукой в миг поддержал правую, прицелился и выпустил снаряд. Задал целью голову существа, чуть выше глаз, и выдохнул. Там, по моему предположению, должен был оказаться мозг монстра. Так, как мне казалось, всё плохое должно было закончиться.
Снаряд подправил траекторию и поразил цель за секунду до самоуничтожения паука со взрывчаткой, точно под самым брюхом существа. Тандем ударов последовал друг за другом и прекратил метания твари. А ещё выстрел оторвал часть головы. Шлем уже успел восстановиться и смягчил звуки падения трупа на землю. Конечности подёрнулись и сложились, словно у убитого паука. Я закрыл глаза, опустил руки и выдохнул с огромным облегчением. Ощущение времени и сознательные мысли покинули моё местоположение, стараясь не зацепиться за очередное убийство. Отсутствие жалости я не мотивировал алчностью. И низкий уровень разумности по внешнему анализу не снимал вопрос обоснованности убийства, не снимал требования честности перед собой. Да, за милосердие не платят. Нет, никому не хочется выполнять грязную работу. Лицемерно не только получать деньги, но и оплачивать и покупать результаты.
Флора и фауна вокруг замерла, не издавая ни звука, не проявляя себя ни движением, ни лишними запахами. Пока я начинал забирать образцы, мысли сами констатировали факты. Время в одиночестве научило признаваться себе в правде. Стало легче избавляться от иллюзий. Кому мне оставалось врать?
Если быть честным, я чаще смотрел на себя в последние перелёты. Экран на корабле в выключенном состоянии оставался зеркалом. Из него в минуты бодрствования в меня вглядывался наёмный рабочий средней руки. Один из многих. По конкурсу прошедший на особенно рискованную работу, слишком дорогую и новую для качественных машин. Знающий, что только ради оптимизации расходов наймит рискует жизнью. Только поэтому с умной сетью в пути я, обученный и отправленный искать, убивать и собирать. Конечно, ради выживания дома, далёкого и привычного: от скрипучей двери до общих бионических сетей, от пыльных рассветов и закатов до ночей, наполненных шумом. От монстров корпораций до небольших тихих полисов. От плотной тесной жизни до пропасти на пути к социальным верхам.
По договору я уничтожаю и соскабливаю с подошв части чужих планет ради собственной. Но за кого я в действительности делаю грязную работу? Ради чьего спасения учёные восстанавливают биосферу? Я догадывался и ничего не мог сделать, как и остальные.
Виной тому был мой нищий мир, в котором проблемы с финансами, с нормальной едой, с приемлемым воздухом и водой не касались только уровня моих работодателей. Ценности в нём существовали выборочно. Новые виды для расширения и регенерации для верхов собирали из других миров. Такие охотники, как я. Большой риск - осознанный выбор, но не работа мечты. Даже не близко. Стоило осмотреться, чтобы напомнить себе о цене и последствиях.
Мысли возвращались к происходящему вокруг неохотно. Мне всегда было особенно неприятно смотреть на чужую смерть, битву угасающего разума с предстоящей темнотой, на потрёпанную тушку в крови. Своя тёплая и солёная, с привкусом железа. Чужой навидался разной, даже не буду вспоминать. Наследил много где, а теперь и здесь этого добра хватало.
Мой костюм отмечал последние отголоски активности в теле, пока сбор материала не закончился. В самом конце в нервной системе обречённая борьба за жизнь продолжалась какую-то пару минут. Но мне и их с лихвой хватило. Усталости накопилось на все церемонии поиска информации и на весь обратный путь. Поэтому я поторопился поскорее покончить с констатацией смерти. После, с парой восьмилапых роботов, принялся снимать генетический код убитого, ещё несколько раз, на всякий случай.
Не все замеры оставались простыми, попадались и мерзейшие инструкции. Требовалось забрать не только жизнь, но и множество анализов. С ещё тёплого умирающего животного соскребались биоматериалы тела и всей микрофлоры, внутри и снаружи гиганта. Поэтому мы, я и роботы-помощники, возились в остывающей смердящей туше дольше обычного. Местные мелкие существа, похожие на насекомых, заполонили пространство вокруг, напоминая мне о характере собственного копошения. И я утешался хоть таким участием в спасении собственного мира. В нетерпении завершал сбор данных, не отвлекаясь. Торопился успеть, пока кто-нибудь из собратьев или пока какой-нибудь другой хищник планеты не успел прибыть к пахнущей плоти и к опустевшим угодьям ради плотного обеда.
Под нарастающий гомон насекомых я быстро настроил автоматическую часть забора материала и внешних проб. Пару раз включил динамики костюма и запустил химическую обработку, отпугивая мелькающих над головой крупных навязчивых членистоногих. Или других тварей, похожих на них, точно не знаю. Почти сразу запустил с корабля зонды в воздух, ещё без указания всех необходимых инструкций.
Общая сеть из мозга корабля и личной системы ещё не выдала результаты диагностики. В нетерпении я повернулся, бегло осмотрел аппарат и понял, что повреждения критичные. Махина лежала до перевода в положение взлёта, покрытая тёмными чешуйками обшивки. Они же скрывали двигатели, датчики и механизмы, вроде захватов или опор для запуска. Они же собирали энергию, служили бронёй и обеспечивали минимальную маскировку. Всё бионическое покрытие служило внешним органом корабля. А сейчас часть пластин лежала на земле, оторванная, разломанная и разбросанная вокруг. Осколки рассыпались по траве, чужеродные и лишние, как и кровь среди зелени. Ну, или местный аналог, вытекший наружу.
Восстановление чешуи, сбор и обратный крепёж или переработку осколков сеть определила малоэффективными вариантами. После консервации данных с последнего джекпота, остывающего позади, мне предстояла долгая дорога домой. На таком пути обычно можно повстречать и помощь, и ресурсы, и случайных попутчиков. Только кинь сигнал наверху, когда запущенный здесь он же едва выйдет из атмосферы. На планете из-за повышенного радиационного фона, из-за гравитации выше средней, благодаря значительным рискам богатой биологической активности, нельзя было долго оставаться и рассчитывать на помощь. Сбор осколков без полной очистки считался особо опасным. Нельзя было полагаться на чудо на поверхности. А наверху можно было отправить сигнал, осмотреться и встретить хоть кого-нибудь. Если всё сложится. Поэтому с решением я определился быстро.
Сбрасывая с ноги то ли ящерицу, то ли крупное насекомое, я ещё раз проверил броню. Здесь похожие с виду животные могли представлять неизвестное царство и необычным образом взламывать латы или сети. Поэтому я обрадовался отчёту и выводу, что личная защита оказалась относительно целой. Доспех тут же выдал результаты сети, и я выдохнул, перекинув на него часть нагрузки с мышц.
Шансов для успешного и полного ремонта обшивки корабля на месте не представлялось. Прогноз по множеству моделей говорил о возможных критичных повреждениях содержимого, всего живого и записанного на неживые носители. И о минимальных последствиях при максимально быстром допустимом заборе материалов здесь и при сборе полезных минералов с вероятных астероидов в космосе, по пути домой. Не говоря уже о возможности найти помощь наверху, особенно у порталов. Для возвращения мне требовалось везение. И отсутствие разноса заразы по борту на текущий момент. Целостность, контроль над ситуацией и хорошие мысли сошлись на компромиссе: оставалось надеяться и работать.
Я сжал кулаки и постарался дышать ровнее. Все системы уже подчинились нейросетям, запустились и работали по плану. Настырную маленькую чертовщину, вновь стучащую хвостом-жалом по броне на уровне икроножных мышц, я оглушил током и приказал забрать на борт. Это животное прощалось с шелестом травы и с голубыми лучами солнца, пополняя мою маленькую коллекцию настырных приставучих существ. В космосе у него будет отличная компания для прослушивания тишины и блаженства под искусственной имитацией местного освещения. Если, конечно, не потребуется постоянный уход в глубокий сон. И если корабль удастся восстановить. Если не наберётся слишком много критичных 'если'.
Сеть корабля решила меня поддержать. Сообщение о выполненной программе сбора проступило на экране. Моя часть работы по накоплению биоинформации с дюжины планет и спутников подошла к концу. Как и всегда, ощущение большого свершения не пришло. Я не особенно обрадовался и только вглядывался в деревья вдалеке. Пережитое смазывало нематериальные цели. Ветви гнул довольно сильный ветер, над листвой пролетали местные птицы. Или, опять же, что-то похожее.
Здесь всё встречалось и становилось не тем, чем кажется. Неизвестный мир смотрел на меня множеством невидимых глаз. Вглядывался, пока в него всматривался первый и, вполне возможно, последний человек, посетивший планету. Спустившийся с оружием, а не с мирной целью. Захвативший с собой часть данных, выделенных для анализа зондами-разведчиками задолго до пилотируемой части проекта. Унёсший жизни и не принёсший ничего взамен.
Мои глаза видели красоту миров. Видели жизнь, которой я искал аналогии, но о которой никто и не догадывался прежде. И только потому, что работа рук, идущих в одном комплекте с хоть каким-то мозгом, оказалась дешевле и эффективнее автоматизированных систем для сбора материала. Путешествие человека оказалось дешевле миссии роботов. Потому десятки таких же купленных жизней оказались раскиданы по галактике, словно точки звёзд среди темноты. Ради спасения собственного дома в угоду экономическому укладу собственного мира.
Мои глаза видели чудеса. Но исподволь, ради надуманных и вынужденных глупостей. От таких мыслей мне снова и снова становилось не по себе. Я и в десятый раз не мог уложить их в голове, отчего становилось неуютно и неспокойно. Словно алчному неблагодарному гостю, обманувшему доверие. И в этот раз, встряхнув головой, я осмотрелся и вывел последние данные на экран. Поспешил внутрь корабля, на обработку костюма и подготовку ко взлёту. Собирался, уже не оборачиваясь на полный, чистый и непонятый мир, на частично разобранный труп зверя. Меня ждал долгий полёт в пустоте через ближайший автоматический портал. Полёт на повреждённом корабле, после хорошей трёпки, с изрядно помятым самомнение. К пыли, к заработку и к сложностям. Но к семье и к дому, полёт в пустоте ради близких. В обстановке, из которой нужно было искать выход.
Я не мог смириться с поражением.
2.1.
Дураки и остолопы. Пред глазами мелькают испуганные лица, перекошенные растерянные рожи. Кони сами несутся на местное городское отрепье, достаточно быстро. Сытое и сильное животное подо мной словно не чувствует вес доспехов, оружия и, собственно, меня. Нас хватило. Жители в ужасе бегут от наших копий, мешая отступать и защищаться собственному гарнизону, внося путаницу в ряды немногочисленных воинов. Остальные уже не успеют спуститься со стен. Удары, крики, топот множества ног и копыт. Суматоха, одним словом. Наполненная злобой и болью.
Я убиваю, чтобы двигаться дальше. Хотя улицы впереди быстро пустеют. Ржание лошадей, ругань и удары, всюду вокруг. Тел становится больше, а может просто мне так хочется видеть, хочется замечать убитых. Мы врываемся в город под крики и паническое бегство жителей, а от азарта взгляд постоянно переключается, мечется. От ужаса горожане бегут и прячутся, бессмысленно и глупо. Что может их спасти?
Мы входим в церкви, потому что местным уже не отделаться парой сотен еретиков. Сами виноваты, сами долго тянули и старались переждать за стенами. Нашими теперь будут и земли, и богатства, и власть. Чтобы облегчить дальнейший поход, будет много жертв. Чтобы люди почувствовали страх, поняли всю безвыходность сами, поняли, что лучше сдаваться и открывать ворота.
Отчётливо вижу яркие одежды и много металла. А будет и много огня, такая уж практика. Ради лучших целей, ради добрых людей, мы разожжём костры. Простые решения по простым правилам. Нельзя давать свиньям понять что-либо самим, нельзя сопоставлять факты. Папа заставит поверить в нужное кого угодно. Аутодафе отрезвит оставшихся жителей. Примерный план, достаточно эффективный, требующий нагнать страху на всю последующую кампанию. Да, рыцари попробуют договориться, будут обсуждать условия и искать выходы. Пить и жрать вместе могут, но я пошлю переговорщиков к чертям. Пока я в игре, буду подталкивать события и побеждать. Оставшийся срок похода пролетит быстро, маятник качнётся в обратную сторону. Знаю и тороплюсь.
После преследования пары воинов, я осматриваюсь. Улица почти пустая. Рядом спешно пробегают наёмники в сторону криков. Я же смотрю на орущего во всю глотку кота. Жёлтые глаза животного не открываются от меня. Завывающее мяуканье заставляло поморщиться, но моральных сил ударить животное я в себе не нашёл.
А потом понял, что всё изменилось. Тревога звучала снаружи, вне игры. Я любил играть в полусне из-за восстановления работы мозга, из-за яркости красок и свежести чувств. Ощущения здесь такие, словно я снова целую девушку в первый раз, когда внутри всё замирает и искрится. Будто я впервые дышу, тороплюсь и выигрываю так, что перехватывает дыхание. Да и сейчас, в целом, внутри всё замолкает. Пока отмирает оставшаяся часть.
Уже чувствовалась боль под потускневшими доспехами и одеждой. В грёзах её немного перекрывала дополненная часть нервной системы, а наяву началось лечение. Поэтому после игры тяжесть навалилась, стало трудно дышать, закружилась и налилась свинцом голова. Личная сеть выдала сигнал тревоги, расчётное время до приезда врачей и меры по смягчению критического состояния. Вентиляция заработала сильнее, почти помогая дышать. Под её шум я почувствовал, как лекарства, гормоны и психостимуляторы улучшают кровообращение и дыхание, как блокируются ферменты. Мозг начинал соображать, муть перед глазами оседала, словно поднятый в детстве ил под ногами в водорослях у берега озера. Мне также мерзко проваливаться, боль скользкая и противная.
Запахи проступали, кожа чувствовала работу вентиляции, но воздуха будто бы не было. Кровать чуть приподняла меня, перевела в почти сидячее положение. Сухие узловатые руки передо мной покачивались, стали чужими старыми ветками. Мысли путались, боль уходила медленно.
- Где? Не могу. Где? Не могу. Где? Не могу.
Собственный голос жил отдельно. Повторял ритмично чушь, какое-то заклинание вуду. Я старался почувствовать, становится ли лучше от введённых лекарств. Мысли внутри бились на части, неприятные и мелкие. Осколки, с острыми, больно режущими краями. Ругань вперемешку с просьбами. Чтобы прекратилось. Чтобы цеплялся. Что не станет лучше. Что страшно. Мутно. Перед глазами.
- Ну, когда? Когда же? Боже, страшно. Страшно. Когда?
Воздух врывался и вырывался. Шумно и бессмысленно. Будто через ржавые железные трубы, изорванные напрочь. Я шатался со скрежетом, выставив скрюченные руки вперёд. Снова и снова. Как маятник, полусидя, с трудом отталкивался. Бормотал явную чушь. Смотрел в одну точку. Дышал с трудом. Не надеялся дождаться, не мог надышаться.
- Как долго. Как долго. Долго.
Гласные с хрипом растягивались. Время перестало что-либо значить, растянувшись в долгое полотно. Когда пришёл врач и разрешил домашней аппаратуре сделать дополнительные уколы, секунды побежали быстрее. Голова становилась чище, но слишком медленно. Она плохо осознавала происходящее, словно в шестерёнки внутри постоянно попадал песок. Дышал я трудно, почти сидел на кровати, но никак не мог найти силы встать. Врач увидел мои попытки и сказал довольно громко:
- Не вставайте, ещё слишком рано. Успокойтесь, сейчас станет лучше.
- Не станет, - прохрипел я в ответ.
Доктор посмотрел на меня с секунду с застывшим выражением лица. Нормы приличия словно прикрывали настоящие мысли под замершими мимическими мышцами. Но под этим камнем в земле копошились премерзкие жуки. Мне показалось, что он запросил ещё часть данных обо мне. А потом врач сказал заметно тише:
- Не переживайте, всё хорошо. Основные части нервной системы целы, состояние не сильно ухудшилось. Вы восстановитесь достаточно быстро
- Фиговое успокоение. Радоваться, что сдохло не всё, очень сложно.
Голос прозвучал совсем иначе. Я даже засомневался, что это сказал сам. Скорее из-за усталости, не из-за звуков. Но эффект необычного разделения тела и сознания остался. Всё вокруг ещё казалось чужим, периодически мутнело и уносилось прочь.
- Я дал разрешения сети на применение увеличенных доз, - донёсся издалека голос врача.
Доктор отошёл на шаг и продолжил:
- Этого хватит при повторном инциденте. В следующий раз обойдёмся без вызова человека на место. Мы не приедем.
Я повернулся, сменил фигуру напротив взглядом и спросил:
- С моим статусом? Не будет живых людей?
Вентиляция сменила режим работы. Врач на секунду перевёл взгляд на неё, осмотрел стены и ответил с прежним дежурный выражением лица:
- Поверьте, домашней сети и системы достаточно. Мы тратим много времени на вызовы, а дистанционно поможем так же. Ваш статус всё-таки не бесконечный.
- На кой ляд, вы мне, - я проругался и добавил. - Всё просрали. На меня уже нет ресурсов, как только выпал из обоймы
Врач покачал головой, переступил с ноги на ногу, промотал ещё раз мои данные и добавил:
- Нет, дело в другом. Вам нельзя играть. Вы нарушаете предписания, а мы не можем бессмысленно потворствовать нарушению программы лечения.
Несколько кубов данных доктор передал напрямую. Я только отмахнулся, вяло и нелепо. И без них предельно ясным и унылым казалось моё положение. Поэтому на движения уходящего специалиста я ответил уже тихо:
- Я не могу. Это единственное, что мне оставили. Никакого общения больше нет. Нет дела до меня.
Звуки прекратились. Я не поднимал глаз, упираясь взглядом в оживающие, ещё лёгких руки. Секунд двадцать врач переступал с ноги на ногу перед выходом. Пока не сказал:
- Да, ваши родственники не ответили. Знаете, такие люди, как вы, трудно сживаются с ограничениями или одиночеством. Попробуйте комиссию по работе после. Там могут улучшить положение. И найти какое-то предложение, выход.
Ещё через пару секунд я остался один. С мыслями и записями. Только погружаюсь в сон, разжал стиснутые зубы. Отпуская надоевшие страхи и опостылевшие мысли.
1.2.
- Ты должен вернуться, - сказала Лиза и потянулась ко мне, почти ложась на стол напротив. - Дочери нужен отец, а мне муж. Иначе мы не продержимся. Ты меня слышишь?
Её руки словно вырывали меня вспышками обратно. Я выдохнул и перевёл взгляд. Смотрел, как утренние лучи выхватывают пыль, пробиваясь сквозь воздух и грязные окна. Воздух, которым нельзя надышаться, который магический превращает умные стёкла в непрозрачные шершавые поверхности. Как часто их не мой, серость покрывает всё снаружи за считанные часы. Сколько не очищай воздух в квартире, вонь проникает внутрь. Она с рождения забивается в нос, в рот, в лёгкие, всё глубже. В этом районе не бывает иначе. Не так сложилось, а множество нас, всех живущих и живших, адаптировали среду под себя. Успели потерять чистый воздух и не смогли накопить на его остатки. Успели привыкнуть к техногенному пейзажу, но не вынесли его дурно пахнущую монотонность. В болте остаётся хвататься лишь друг за другом.
От постоянного копошения в сжатом пространстве становится невыносимо душно и скучно. Слабо утешает, что по ту сторону есть вещи пострашнее. Поэтому наружу я обычно смотрю, когда нервничаю. Когда мне дурно смотреть в себя, перевожу взгляд на пыль снаружи. В окне дома напротив всё равно можно различить силуэты людей. В переборках и паутине из вывернутой изнанкой жизни. В трущобах машины, трубы и пролёты, ярус за ярусом, раскинулись вокруг без конца и края. Транспорт и коммуникации спускались сетью кабелей и туннелей под землю и врезались в небо над редкими деревьями на крышах, стрелами запусков кораблей и нитями лифтов. И я должен был уйти из малой части моего мира в одинокое неизвестное чудо по одной из паутинок. Оторваться от привычного. Улететь в пустоту, подхваченным и затерянным в высоте. Унесённым листом, плеснувшей вдалеке волной.
Лиза не отводила глаз. Поправила ворот футболки, чуть сменила причёску и посмотрела на меня из-под спутанных тёмных локонов. Ореховые радужки глаз оттеняли синие круги под ними. Кожа местами краснела. Усталость бледностью проступала на лице. Вряд ли после этой ночи я сам выглядел лучше жены. Но старался действовать так, как предполагал сотню раз. Как прокручивал в своей голове. С чётким планом легче не становилось, но и теряться перед женой не стоило. Когда она на секунду отвлеклась и посмотрела на часы, я потянулся к полупустому рюкзаку. Список разрешённых вещей оказался очень коротким. Всё функционально необходимое предусматривало снаряжение корабля. Но личные вещи могли смирить меня с одиночеством нескольких лет без излишнего применения медикаментозных средств. Я цеплялся за любую возможность сохранить себя. Поэтому забрал пару вещей. И задумался, смогу ли вернуть их?
В любом случае рюкзак был собран. Только документы оставалось вытащить. Достав руками рамку-папку, я перелистнул содержимое на страховку и повернул к Лизе. Ретрограды не просто отправляли нас за материалом для спасения себя, биосферы и экономики на одноместных кораблях экономкласса. Воротилы обставляли дело с точки зрения пропаганды, раздавая нам знаки и спецодежду. Побольше символов в семьи, рассказов в школы, обещаний электорату и текста в хроники. Мы обретали статус части общей легенды. Рассчитывали на ореол героев. Особенно, если сгинем в пустоте вечной неизвестности. Ведь тогда для оправдания понадобятся выплаты семьям и яркие идеи в массы. Для этого старомодные папки и выдавались.
- Здесь хватит на всё, - сказал я, не смотря на Лизу и ещё хрипя с утра. - На образование дочери, на терапию сверх страховки, на жизнь без меня, на все необходимые вещи. Всё входит в стандартный пакет и покрывает даже мою реплику с поддержанием. Восстановление без последствий вроде вспышки онкологии по слепку сознания до полёта или с посмертного снимка. Если вернётся один корабль...
- Чёрт, ты хочешь меня довести? - перебила Лиза, втянув носом воздух и растирая лицо ладонями. - На прощание? Ты же знаешь. Я боюсь клонирования. Официального, анонимного, профессионального - любого. Я понимаю, какое это исключение. Но боюсь.
- Это может помочь. Тогда я буду рядом для тебя...
- Точно? - снова перебила Лиза. - Твоя душа будет в этой реплике? А что переживёт старт на корабле и умрёт в пустоте или на другой планете. Что будет с тобой по ту сторону портала? Меня бросает в дрожь от таких мыслей.
- Перестань, - я откинулся назад и вздрогнул. - Ты думаешь, что я не боюсь вечной пустоты? Паника сразу затягивает. Гложет, стоит только задуматься о необратимости. Особенно, когда граница безопасности сотрётся и я постоянно буду в шаге от старухи с косой. Меня настигнут панические атаки, я понимаю. Да, сказали, что вряд ли нас что-то поубивает. Но предупредили о неизвестности. Уверенность среди неточных прогнозов.
Я поморщился и продолжил уже тише:
- Нечему удивляться, это не простенькая командировка. Потому нас и научили выживать, убивать и возвращаться со всем необходимым. Подготовиться до конца невозможно, но общий курс пройден. Смириться с идущей вплотную смертью невозможно. И ты слишком нагнетаешь в этом разговоре, милая. Мне не легче.
- Прости, - сказала Лиза, посмотрев на меня и тут же опустив глаза. - Ты говорил, что у всех разные корабли, но в целом оборудование хорошее и проверенное. Что ничего похожего на самоубийство, невыполнимых задач нет. А сейчас говоришь, что будешь постоянно рисковать жизнью. Скажи честно, всё действительно настолько плохо?
Мы оба потянулись к воде. Обхватили стаканы, словно держали стекло в пальцах в первый раз в жизни. Выпили по глотку и вздрогнули. Напоминание завибрировало на моей руке. Дрожь отдалась в стакан, пустив рябь по воде. Лиза встрепенулась и замерла передо мной, бледная и часто моргающая. Волна беспокойства прошла по телу, его вес словно удвоился. Я должен был подыматься, чтобы суметь уйти. Подтолкнул себя, помотал головой и молча поднялся. Через пару секунд уже стоял на дрожащих ногах. Покачнулся и чуть придержал рюкзак. Мы оба смотрели в разные стороны, сквозь предметы, спасая и теряя друг друга. Избегая сами себя, неприятных минут и неудобных слов. Мы с Лизой наполняли комнату одним сгустком тишины.
- Нет, никто толком не знает, - сказал я наконец. - Для нас это работа...
- Перестань, - перебила Лиза. - Ты отправлялся в обжитые миры. Искать золотоносные месторождения по листьям растений, составу грибниц и жилищ насекомых. Руду на живых, на обитаемых и на освоенных планетах. Полезные виды, изредка опасные. Близкие и понятные поездки.
- Но по своей сути работа прежняя, - ответил я, стараясь говорить спокойно. - Только теперь я ищу организмы не со следами ценных металлов. А аккумулирующие знания, впитавшие опыт далёких жизней. Да, поездка в три-четыре раза длиннее привычных вахт. Да, не командная работа в заповедниках или на станциях поиска. Тут будет другая обстановка, другая по сложности задача. За которую платят на порядок больше. В которой мы можем столкнуться с чем угодно, с какой угодно вероятностью. Это новые миры, только разведанные. Вот и всё отличие. Прости, но это единственный шанс на лучшее будущее для вас. Для нас. Я не хочу копаться в мусоре за еду и смысл. Мы не нашли других вариантов. Значит мне пора. Закроешь за мной, пока она не проснулась?
Не вспомню, как я очутился за дверью. Ноги не слушались, но вынесли меня каким-то чудом. Думаю, что помог костюм. Я отчётливо осознавал, что не услышал ни шагов за дверью, ни сработавшего замка. Дверь притворилась, но не закрылась. Пальцы сами зацепились за ручку. Рука оказалась заведённой за спину. Всё тело замерло, не желая потерять тонкое, словно волос, ощущение дома. От такого незначительного холода металла веяло привычной ежедневной жизнью. Казалось, что одновременно так легко и так невозможно повернуть ручку и вернуться. Тоска сносила меня потоками, захватывая, как сильные порывы ветра. В смятении я запомнил, как шагнул прочь, разделяя себя. Отрывая часть 'до' от жизни 'после'.
Струна с опасным звуком оборвалась в доли секунды, проходя по мне. Сон переключился на игру на гитаре. В другом дне и в другом мне. Разрыв оставил ощущение жажды и неприятного резкого чувства. Сон мыслей стёрся.
2.2.
Почему она выбрала катар? Вот, может и я знаю. Кроме чести играть за проигравших, нашлись бы причины. Ганнибал Барка вызывает симпатии не только способностью бросить вызов чему-то большому и несокрушимому. Берёт за душу искренний порыв. На контрасте с натренированным пластиком, загнанными в рамки лидерами мнений, одинаковыми искусственными сюжетами.
Есть ещё и некоторые моральные принципы у части проигравших. Со временем хорошие следы обрастают легендами, когда от живых людей, из плоти и крови, можно найти только останки, старые стены и такие же старые легенды. Катары сейчас выглядят лучше католической церкви, даже по здешним меркам. Я, например, так и не понял, чего люди боятся больше. Быть отлучёнными от церкви, так уничтожающей конкурентов? Или оказаться не на одной стороне с Папой?
Мы уже повторили историю, начали считать показатели. Да, я взял немного меньше замков, сохранил больше людей. Она лучше оборонялась и выстраивала что-то среднее между средневековой дипломатией и подобием институтов. Я лучше решал задачи, она интереснее опрокидывала мои конструкции. Умная девочка, добрая и сложная. Какие бы плоды это ей не приносило, основное сражение мы давали сейчас.
Бой уже начался, по прежнему сценарию, ожидаемо. Русло истории сложно перекопать и сдвинуть. Хотя в игре оттянутые войска альбигойцев, первыми вступившие в схватку, не ушли достаточно далеко, мне на удар с тыла и с флангов хитрости хватило. Авангард не перестал существовать, но я всё ещё готовился к победе. Прикидывал, что пошло не так и как поправить положение дел.
Вот я переключаюсь. В доспехах жарко, даже натренированное тело устало. Поверх отвлекающей вони и криков, удаётся перекинуться парой фраз. Мы уже в гуще боя, но пробиваемся к цели. Я нападаю, сбивают, крошу и пронзаю людей. Скрежет вокруг стоит такой, словно под крики рубят металлический лес. Пара ударов попадает и по мне, довольно ощутимо, но доспех в порядке. Я стараюсь переключаться и задействовать несколько рыцарей, чтобы внести сумятицу в ряды противника и одновременно отыскать среди врагов рыцаря в королевских доспехах. Только смерть короля Арагона решит исход битвы в мою пользу.
Вот только по ощущениям альбигойцы продолжают давить, а не обороняются. Проносится слух, что в битве видели графа Тулузского. Что заставляет меня нервничать, потому что сражение начинает идти по новому сценарию. Несколько рыцарей вместе со мной с трудом, долго пробиваются к цели. Много смертей вокруг, слишком много времени трачу я на поиски. В итоге я сбиваю шлем с самозванца и вижу настоящего короля, Педро Католики, слишком поздно.
Пока под выкрики французов рыцари оттесняли короля от свиты, часть войска уже перестала существовать. Я наношу и отражаю удары, стараюсь измотать Католика. В какой-то момент несколько атак почти оглушают меня. Вступает другой рыцарь, в сумятице удаётся выбить оружие и пронзить короля.
Но это уже не панические бегство. От обеих армий осталось намного меньше людей. Моя ведь при этом меньше, размен с ней провален. Сражение переходит в очаги, в небольшие стычки, которые становятся всё меньше и меньше. Я перехожу на роль наблюдателя и время ускоряется. Оставшиеся в живых отступают. История в игре переписывается.
Несколько раз, уже вне дома в кресле-костюме, я пытался понять, что изменило ход нашей игры. Крестовый поход уже выходил другим. Его исход никогда не был предрешён, мы не переживали в точности учебник истории в игре, но всё же часть уверенности оставалась на моей стороне. Потому что я должен был победить. Я смотрел на мелькавшие здания, на отдыхающих людей, и не стал дремать в дороге. Путь казался очень длинным, но я не мог вспомнить, когда в последний раз выбирался в незнакомое место. История менялась, намного быстрее моих способностей меняться. Мне не хватало сил, ясности ума и власти. Постоянно бесила ущербность, словно с каждой ошибкой памяти или дыхания уходила часть меня. Растворялись в потоке, терялась.
Тогда здания и их зелень становились горами. Транспорт заменяли всадники. Слава богу, мои ветряные мельницы были по-настоящему великими и стоящим. В последние годы правила дожития вытесняли ограничения игры с правнучкой. Каждая потраченная секунда того стоила. Со мной могла не общаться остальная часть родственников, все представители других поколений, но здесь я хоть что-то сохранял.
Держась за эту мысль, я сидел в приёмной. Много хуже моего прежнего кабинета, о котором, правда, давно уж стоило забыть. Стояла новая техника, какую по соц. программам мне не могли достать. Но всё убранство смотрелось каким-то старым, морально устаревшим. Настолько убогим, что хорошие встроенные решения казались чужими, вкраплениями жизни среди обветшалой музейности. Людей внутри вообще встретилось мало. Все до единого смотрели на меня старого с удивлением, нагло так округляя глаза и останавливаясь. Даже назначенный мне заместитель, с пучком этим динамическим и страшным на голове, долго меня рассматривала, пристально.
- Вы первый из посетителей, кто выбрал очный формат встречи, - сказала она наконец, простояв несколько секунд молча. - За долгие годы. Я точно помню.
- Думаю, лучше посмотреть и договориться, - ответил я и закашлялся. - Мне хочется познакомиться. И получить работу.
Слова с трудом выдавливаясь в промежутки между кашлем. Ловя лёгкими воздух и сгибаясь в кресле-костюме, я успел запаниковать. Не хватало дыхания, не было запаса, могло не стать лучше сразу. Поэтому я проклял про себя всё происходящее и собственный организм, как назло, с самого начала выдавший слабость. Я знал, что при личной встрече поводов затянуть или отказать в приёме почти не оставалось. И всё равно не хотел демонстрировать бреши в собственной обороне. Женщина села передо мной, дождалась тишины, вежливо улыбнулась и продолжила:
- Не волнуйтесь, мы с лёгкостью разберёмся. Я удивлена, потому что к нам редко попадают такие люди...
- Какие? - переспросил я. - Вы сейчас опытнее, верно. Мне интересно, есть ли ещё люди, как я.
Так и урвал секунду спокойного дыхания и внёс смуту. Женщина напротив меня заморгала и улыбнулась. Я постарался ответить тем же, по лицу собеседницы тут же понял, что выгляжу болезненно. После чего она продолжила:
- С богатым прошлым. Такие люди попадают редко, понятно почему. Вы - воплощение перемен. При изменении процессов в обществе возникло несколько разрывов, из-за Вас в том числе. Законы и их применение не бесшовные.
Здесь уже я замялся, осмотрел я и нахмурился. Пока женщина не объяснила:
- Теперь вы не попадаете под программу сохранения. Все сервисы продления применяются больше к следующим поколениями, в том числе к вашим детям и внукам. И нет среди ваших современников сети с максимальными возможностями. Расширение нервной системы старое, но очень хорошее. Сейчас таких не делают. Таких долгожителей с расширенными возможностями совсем немного, но наша комиссия и связанные проекты создавались для закрытия бреши. Поиска исполнителей, решений, разрыва во времени и технологиях.
- Ближе к делу, - сказал я чуть громче. - Вы дадите мне работу? Найдётся что-то соответствующее?
За стенами приёмной послышался механический шум. Я силился вспомнить, что именно шумело так. Сеть смягчила освещение и усилила работу вентиляции. Голос заместителя зазвучал громче:
- Если быть честной, то да. Но риск просто огромный. Я попробую организовать принудительно перевод при возможности.
Я только пожал плечами. Идеи застревали где-то в глубине, даже рябью не проступая на поверхности. Лицо прежнее, дыхание ровно, никаких действий. Так в тишине и дождался продолжения.
- Слишком много ответственности. Когда неплохо бы обеспечить спокойную работу, забыть о многочисленных полномочиях и неограниченной силе. За ваше отсутствие принципы работы повсюду уже перестроились несколько раз, не осталось почти ничего старого. Нельзя не замечать изменения и ломиться в заколоченные двери. Вам же больно? К нам редко обращаются люди без личных старых проблем. Меня попросили приехать лично только по этой причине.
Системы перешли на более тихую работу, гул снаружи стих. Я только дышал чаще, пытаясь собрать мысли во что-то более цепкое. А построения в голове, ватные и уставшие, никак не желали слушаться.
- Знаете, бывают ситуации, когда нужно резко происходящее остановить, - аккуратно сказал я. - Не то всё погибнет. Из-за массы угроз, неприятных личностей, вероятных предателей. Из-за преданности делу можно забыть о глупостях. Вы ведь оцениваете всю пользу от меня?
- Будем считать, что я красиво подводила к предложениям в наличии, - ответила женщина. - Мы не отказываем соискателям, даже если не соответствуем ожиданиям, скажем так. Я не предложу социальные или исследовательские проекты, как не совсем подходящие или не требующие нужной активности. Поэтому вы пока подключитесь к программе поиска. Вам же нужны новые вызовы?
- Хорошо, - согласился я и заёрзал на месте.
Суставы и мышцы устали, в ногах и пояснице проступала ломота. Сниженные для разговора уровни медикаментозной поддержки сейчас не закрывали все болевые ощущения. Я постарался прикрыть неудобство нетерпением и тут же спросил:
- Что ещё нужно? Рассказывай!
Женщина немного приподняла брови и поправила причёску. И ничего не случилось, и рваная беседа снова перестроилась.
- Программа поиска разбита на множество уровней. Здесь мы нуждаемся в разборе космического мусора. Сейчас планета практически окружена объектами разной степени опасности и ценности.
Между нами тут же возникла проекция. Данные поступали напрямую и дублировались скорее для красоты. Обитаемые зоны, опасные предметы с оценками вероятностей, информация о полезных составляющих и о возможностях их извлечения. Всё оставалось перед глазами.
- Их нужно обрабатывать. Собирать ценное, безопасно убирать сор, рассматривать сложные случаи. Иногда попадаются уникальные артефакты, почти бесценные. Да, скорее мечты, конечно. Основная работа сложная, мы не можем её доверить полностью сетям и машинам.
- Слишком велика цена ошибки, - согласился и закивал головой я. - Одна погрешность может привести к катастрофе. Может больше репутационной. А можно назначить ответственным человека. Поэтому космические мусорщики будут на мне. Вот великая честь.
Проекция между нами застыла и поблёкла, все данные уже пришли, вместе с условиями работы. Тишина словно заморозила комнату. Моя собеседница только моргала и смотрела на меня. Я старался сдержать кашель и не выдать боль, чуть повышая дозу лекарств, вводимых костюмом. Ещё через несколько минут молчание мне порядком надоело и я сказал:
- Вы знаете, я уже убирал мусор. Своими руками, помогал родным в детстве. Подметал, собирал и выкидывай тухлятину и грязь. Запах и консистенции до сих пор могу вспомнить, липкое и тошнотворное. Ах, как хлюпает под ногами, зато остатки сладких. Тогда мусорщики были живыми, они расчёсывали немытое тело и патлы из-за вшей. Общение шло вербальное, с множеством неизвестных Вам слов. Вам же так удобнее жить?
Я замешкался и с трудом вернул нить разговора в собственные руки:
- Помогая взрослым, я собирал стекло и банки, находил мелочь и отбирал с родными ещё годные в еду продукты. Из остатков всегда можно было отобрать четверть добрых фруктов и овощей. Быстрая и нужная работа всегда со мной. Вас и на свете таком не было.
- Я помню это, - ответила женщина, встала и свернула проекции. - Я хорошо помню ваши изображения и истории, особенно в самом начале. Потом мне было слишком тяжело следить за всем происходящим. Прошло настолько много времени, что даже поверить в некоторые истории трудно. Простите меня. Давайте работать и надеяться, что старые навыки помогут вам, а за ними потянутся и новые.
Стало тихо. Не по себе от последних слов, будто руки случайно наткнулись на старую паутину со всем содержимым.
- Сказали так, словно это я в чём-то виноват. Я мешал вам раньше? Что-то хотели? Не мусорил же я, точно говорю.
Женщина помотала головой, пока не сходя места. Она сжала губы и чуть наклонила голову. Я наконец различил часть возрастных морщин и нахмурился сам. После паузы, собеседница ответила негромко:
- Нет. Но многие проекты оставили столько проблем и мусора, что мне сложно описать. Закупки стали невозможными или изматывающими. А прежняя моя работа попросту перестала существовать. Потому что планы сменились в очередной раз...
- Нельзя списывать все сложности на других, - перебил я и зажмурился на секунду. - Понятно же, что это не я мешал Вам работать и строить карьеру. Есть другие люди, есть правила. Не стоит искать за каждой неудачей и за каждым углом меня. Это глупо.
- Я согласна, - ответила собеседница и подняла перед собой руки. - Вы же здесь. Снова с собственными справедливыми правилами, снова будете влиять на звёзды и судьбы людей, снова множество возможностей приложить силу. Очень большую. А значит и ответственность в большей части. Верно?
Я только пожал плечами и развёл руками. Мой костюм уже выезжал, и я опередил застывшую женщину. Действие лекарств заканчивалось, я не хотел позволять застать себя таким. Получил работу, закончили разговор и убежал без поражения. Пиррова победа, скорее так.
1.3.
Я очнулся. Сухость в горле заставила прокашляться. Сон и пережитые ощущения непривычно остались в сознании, осели послевкусием. Эхо чувств и проявившие себя воспоминания не спешили уступать место темноте и мерным шорохам внутри скорлупки корабля. Словно царапины на его обшивке продолжались во мне, выбирая вместе с темнотой и последствия.
В сумраке я заморгал. В глазах снова появились две вспышки, яркие и мимолётные среди проступающих предметов вокруг. Первой пришла в голову идея не из числа приятных. Скорее всего, повреждения в обшивке пропускали излучение. Сильнее, чем я рассчитывал. Мониторинг крошился, нарушения в работе оборудования и сбои в очищаемом организме разбудили меня. Снова вырвали из стазиса.
Правая рука задёргалась. Она выдвинулась из капсулы, и уже через минуту я схватил мишку дочери. Запустил техническое обслуживание и прогноз состояния, вдохнул запах игрушки и поставил всё оборудование на подготовку к перезапуску. Мне только и оставалось, что перезагружать системы. Приходилось надеяться, что следующая попытка будет успешнее. Потому что в бодрствующем состоянии, даже с регенерацией внутри костюма, я не мог превысить скорость деградации. Скорее всего, из-за сильного облучения.
Сводные данные уже висели перед глазами. Правда, немного подрагивали, неприятно напоминая о проблемах. Последний сон занял какие-то минуты, а сознание цеплялось за него до сих пор. Хотелось вспоминать дом, думать о родных. Хотелось забыться и отдыхать. Искать выход только не хотелось. Я и мишку то не сразу нашёл. А шагнул вперёд уже скорее по привычке, рефлекторно. Также как там, в безумной дали, неподдающейся осознанию, не размыкая глаз, я расхаживал по ночам. Как в другой жизни.
В темноте, уже стоя внутри маленькой комнаты, я с трудом вспоминал расположение вещей. Память давала сбои. Сны становились значительно сильнее ощущения реальности. Замещали настоящее, перезаписывая прошлое. Состояние ухудшалось и требовало постоянной поддержки. Со вторым шагом ватное тело очутилось перед экраном, и я присел рядом. Закружилась голова и я замер, растирая виски. Давление, вялость и боли по всему телу не нравились. А вслед за ними стоило ждать скачков давления, тошноту и апатию.
Перед глазами сквозь темноту проступало скудное освещение корабля, выхватывая силуэты предметов. Тени оживали и съёживались в нарастающем свете. Режим экономии включился, потому что я снова очнулся. Пока систем хватало на незапланированные пробуждения, но вскоре сеть могла отключить и агрегаты очистки, и искусственную гравитацию. Режим экономии мог сильно ударить по общему состоянию, но всё делалось ради спасения меня и данных. Точнее, тела и груза. Хорошие новости заключались в том, что с высокой вероятностью мы с кораблём добирались до портала и Земли живыми. Плохие новости казались неизбежными: материалов, достаточных для полного ремонта, не нашлось. На маршруте не обнаружено пересечений с траекториями других кораблей. Поэтому до Земли скорее добирались остатки или останки меня и корабля, с минимальным содержанием сознания.
По архивным данным всё складывалось в катастрофу. Другие получить я не смог. Не оставалось шансов что-то изменить, получить точные карты и новую информацию, даже позвать на помощь. Повреждения корпуса позволили атмосфере при взлёте вывести из строя все приборы связи. То, что внизу казалось невозможной потерей, наверху стало реальным кошмаром. Всё складывалось против меня. Связаться с кем-то или установить сигнал бедствия, оставить предупреждение на повторе - всё оказалось невозможным. Спасение могло прийти только от самих утопающих.
В голову ничего не приходило. Гул в ушах от волнения заглушал мысли. Я мог понять, но не принять обречённость. Только поэтому, повинуясь внезапному импульсу, я с криком ударил кулаками по графиками. Только отшиб руки. Прижал ладони к телу и начал раскачиваться. Туда и обратно, под светом диаграмм. Тусклый, он выхватывал только части комнаты. А позже экран и вовсе перешёл в режим зеркала. Уже после того, как я минут пять смотрел сквозь него. А я всё продолжал смотреть насквозь и ничего не понимал, не хотел и не узнавал. Из отражения на меня уставился совершенно незнакомый мужчина. Не удивлял, не отвлекался. Уже не двигался. Только глядел в спутанный сумрак.
Вглядываясь, я понял, насколько осунулся и устал. Лицо побледнело и постарело на десяток лет за последнюю остановку по пути домой. Виски поседели, кожа зашлась разными оттенками, ногти покрылись неровностями. После стазиса перемены казались мгновенными, но я не поддавался ложной панике. Мне не нравилось думать о том, что именно подталкивало к панике. Не было хороших объяснений таким градиентам. Становилось не по себе, кожа чесалась, особенно на руках.
Мне хотелось пить, спокойно дышать и поскорее лечь спать. Сеть запустила очистку, приготовив стакан. Воздух зашумел в системе, раствор с лекарствами приятно охлаждал горло. При этом вода показалась невкусной, а воздух разреженным. Стараясь успокоить частое дыхание, я положил голову на руки и потёр глаза. А затем поднял взгляд, ещё сильнее подгоняя сердце. Потому что отражение подняло голову на мгновение позднее. И так продолжило отстраняться от меня во всём.
Дубликат по ту сторону стекла передо мной поворачивал голову, моргал глазами и махал руками с запозданием в пару секунд. Иногда сменял ритм, застывая в другом положении раньше или позже: чуть сильнее повернувшись, немного по-другому сложив руки или моргая лишний раз. В какой-то момент я повторил движение за двойником, почувствовав себя по ту сторону. Что-то дало сбой: либо дополненная реальность экрана, либо моё сознание. И ни один из вариантов не сулил ничего хорошего. Или мой разум, или сеть корабля истончалась. Голова снова зачесалась, мне померещилось копошение насекомых в волосах. Растормошив обеими руками волосы и растрепав лохмы, я побрёл к костюму. Старался отогнать лишние мысли. Хотел забыться. Разбираться в неполадках собственного разума или систем корабля глубже диагностики сетей бессмысленно. Меня будет проверять и латать личная сеть, мой корабль - собственная система, взаимодействие скорректирует общая. И наоборот. Куда уж надёжней.
В мятежном отражении один лишь мишка дочери всё так же сидел около меня. Спокойно и верно отражаясь в злополучном зеркале. Он якорем остановил поплывшее в панику сознание и вызвал ощущение укачивания. Я поднялся, покачнулся и заспешил к костюму. Пришедшая вскоре тошнота настигла меня на минуту раньше забытья внутри. С трудом удалось отогнать мысли о маятнике стазиса среди неполадок: очень скоро мне предстояло перекочевать обратно, проснуться и постараться отправиться в забытье снова. Я отложил бесполезные переживания о вероятных повреждениях разума и заснул с мечтами. О том, как я очнусь и узнаю, что удалось подобрать необходимые элементы для латания обшивки. О том, что вероятность добраться домой в разумном состоянии станет обнадёживающей.
О доме и семье я себе запрещал мечтать. Они оставались основной целью, пусть пока и далёкой. Мне становилось страшно и невыносимо прикасаться к этой закрытой части души. Я боялся потерять её раньше сознания, при полном разрушении от облучения. Стучать в закрытую дверь или забыть о существовании выхода - достаточно для отчаяния. Страх оставался бесполезным, но безотрывно шёл рядом, всё ближе и ближе. Я терпел, старательно отслеживая вдохи и выдохи. Пока окончательно не провалился в стазис.
2.3.
Чертовщина какая-то. В этой осаде игра выдала по одному заклинанию, мне и правнучке. Я такие вещи не люблю и не пробую. Такие крючки разбрасывают, когда хотят удержать дешёвой фигнёй. Значит, хорошего не жди.
В последней кампании с магией я целую вечность убивал мёртвого дракона. Мертвец оживал снова и снова, стоило только отвлечься на основную битву и выполнение заданий. Только на следующий день я узнал, что охотиться нужно за владельцем монстра, из-за которого восстаёт эта нежить. Из-за такой чертовщины я упустил победу, что с лёгкостью могло повториться. Да мог и себе навредить выдуманной дрянью.
Поэтому я сразу отложил магию в сторону, чтобы проверить преданных мне рыцарей и осмотреться. Лагерь блокирует дорогу из замка, в котором местные феодалы укрывают совершенных. Затаились ткачи, как пауки по тёмным углам, пока воду и еду не покроет плесень. Всё обстреливается, никому не сбежать, запасы должны кончиться. Я смотрю на осаду и понимаю, что за стенами уставшие люди, которым нечего терять. Их ждёт смерть при защите или смерть на костре.
Сколько раз я думал об разобщённых фанатиках, давшим повод грабить и убивать. О глупом стремлении умереть ни за что, никогда не дающим права на настоящую власть. Защитники катар опирались на авторитет и желание сохранить привычную жизнь. Толкни их еретики на открытое сопротивление, я тут же сыграл бы и перетянул бы обещаниями или торговлей местных на свою сторону. Копи катары богатства, соблазнил бы предать и поделить, наградить и присвоить ценности ещё быстрее. А пока совершенных защищают по собственной воле, пока катары готовы умереть, мне остаётся методично выжимать их и убивать.
Я жду дни, которые собираются в недели, неуклонно дающие мне победу. Да, меня беспокоит оставшаяся магия. Может это я куда нажал и активировал бонус? Хотя, вроде бы ничего не трогал. Может быть, игра припасла случайных событий для финала? Или такое разрешение многодневной осады подразумевалось?
Теперь я сижу, подбираю ответы и переживаю. Играю дёрганными движениями, постоянно переключаюсь. Сносящие головы камни, брёвна на верёвках, скинутые со стен, вопли и запахи плоти в огне, забитые благородные дамы и перерезанные в ответ воины - всё приелось и достало. Не вызывало никаких вопросов и сомнений. Зато сейчас я переживаю. Потому что чёртовы идеалы проигравших и выверты игры заставляют нервничать. Поэтому я в очередной раз отправляю своих людей продать еду защитникам замка. Стараюсь договориться, решить вопрос быстрее, не тратить драгоценное время на штурм.
Через пару минут игровое время замедляется до обычного. Я поворачиваюсь на свет и крики. Подсказка выдаёт, что противник провёл обряд и начал вылазку. Консоламентум, если не ошибаюсь. Если совершенные не поддерживают насилие, то рыцари с неимоверными усилиями опрокидывают лагерь и крошат мои войска. Их мало, я переключаюсь между уцелевшими воинам и ничего не могу сделать. Из-за чёртовой магии силы уравнялись, помощь не успевает и нас сметают.
Я слышу удары, крики и смерти своих людей. Которых здесь, в небольшой стычке, убивают не из-за базовых ценностей, веры, магии игры или выбора момента по отдельности. Сработало всё и сразу. Осаждённые уже убегают, вытаскивая победу у меня из-под носа. Остаётся только бежать, и я жестами и криками призываю к себе людей.
В шуме битвы мне мерещится скрип зубов по ту сторону. От азарта и досады я сильно нервничаю, кручу головой и ругаюсь. Подсчитывая потери среди самых ценных рыцарей, хочу побыстрее закончить игру. В спешке внутри что-то перемыкает, мысли мечутся и расталкиваю панику внутри, после чего моя рука сама активирует магию. Поодаль удаётся безопасно спешиться, криками собрать вокруг самых верных всадников. Мне уже всё равно на католическую церковь и последствия, я хочу победить сегодня.
Правая рука сама методично принимается бить по земле. Громко причитая, я повторяю призывы восстать к павшим воинам за святое дело. Свободной левой рукой прошу жестом повторять слова за собой. И вот уже несколько голосов вторят звуки собственному крику, шаги подстраиваются под ритм ударов, несколько лошадей улавливают ритм и присоединяются. Враги оборачиваются и смотрят на нас.
Плывущие по небу тучи начинают разрастаться, становятся плотнее. Они закрывают собой солнце, но дождь не начинается. Вместо капель я слышу громкое ржание лошадей и испуганные вопли. От ритмичного ритуала, раскачивающего людей вокруг, в такт ударам поднимаются павшие воины. Мертвецы даже не осматриваются, только чуть дрожат и покачиваются по оживлении. Сразу после восставшие во всю силу уцелевших конечностей бросаются за катарами и их защитниками. Ожившие не обращают внимания на ранения от мечей, на копья и стрелы. Умершие падают на землю, лишь настигая и поражая жертв.
Все мои воины, и уцелевших и поднятые вновь, двигаются и сражаются в такт моим ударам. Я чувствую, что монотонные призывы прекращать нельзя, поэтому успеваю лишь крутить головой и отдавать редкие команды. Вихрь вокруг ускоряется, панику замещает азарт. Я слышу предупреждения сети, но не хочу останавливаться.
Пока игру не остановила она. Я получил подсказку, что противник сдался, отдав победу в кампании без расчёта результатов. Я выдохнул, отпустил напряжение и почувствовал себя пустым. Такое чувство я испытывал, только выкатываясь на улицы в праздничные вечера. Поэтому тут же запросил соединение с девочкой.
Мне показалось, что пару секунд в комнате со статистикой я слышал плач. А потом, без единого слова, связь закончилась. Я остался один.
1.4.
Мне не верилось, что я уже прилетел домой. Только в мифах оставались там такие места. Желаемое не могло быть действительным. Скорее, это были воспоминания с одной из планет. И хорошо, что мне не привиделось посещение управляемой планеты, контролируемой грибами. Неприятное событие, одной из путешествий, которые оставляют свой след. Тогда я пролежал в костюме на карантине и обработке больше недели, чтобы исключить заражение корабля гигантской разумной грибницей. Ту мёртвую тишину среди управляемых мелких животных, насекомых с наростами-антеннами и деревьев, скрытых под грибами паразитами и симбионтами-водорослями, я уже вспоминал в снах. Но то были кошмары, из которых меня выводила сеть липким от пота, с бешенным стуком сердца в висках, загнанным изнутри воспоминаниями.
Здесь же я купался в море звуков и запахов. Радостный, почти не обращал внимание на другие звёзды над головой или небольшие особенности мира. На полную открытий картину не хватало времени и зоны охвата. Но наполненность зеленью, гомоном, множеством оттенков жизни, заставила меня по-настоящему поверить в прежние времена родной планеты. Какое-то время я вспоминал и сравнивал проекции и воссозданные участки с неприятной тяжестью в груди. Я, мои близкие и все последние поколения словно рассматривали себя в мельчайших осколках зеркала. Удерживали их острые грани из последних сил, всё больше травмируя пальцы. А здесь жизнь не знала катастроф экономики, локальных волн и последствий массовой культуры, такого же потребления и смерти в выбросах. И я пришёл воровать эту мудрость, ради денег и собственного спасения. Ради того, что потеряли люди, разменяв на мелочь или уничтожив ради войн.
Внутри меня хранился код в состоянии покоя, без считывания и обработки. Чтобы обезопасить и продублировать те две копии, хранившиеся на корабле. Теперь по костюму с ног до колен ползали насекомые. Крылатые, хвостатые непривычные и похожие на обычных, из виденных мною на Земле и станциях, под стеклом и на булавках. Невиданные птицы пели и порхали в кронах. Костюм собирал данные об отступивших хищниках и шныряющих неподалёку небольших зверьках. Они вовсю наблюдали за поведением незнакомца с безопасного расстояния, не зная о датчиках костюма и полным контролем сети над окружением.
Классификация оставалась примерной. Я скорее сопоставлял виды с уже знакомыми, чем полноценно изучал. А вокруг мелькало сумасшедшее разнообразие. Или часть генетического кода всё-таки считалась подсознательно, генерируя собранное богатство во сне. Или все воплощения, которые я не мог вспомнить, цепляло подсознание на периферии зрения, краем глаза. Чтобы спустя пару лет напомнить мне о чудесах. Воспоминаний и красот, в которых я был и одинок, и окружён. Я не стал искать ответ на данный вопрос, стараясь расслабиться, отпустить себя с вечного напряжения хотя бы во сне.
Мой костюм в очередной раз ожил, сбросив волнами жил и слоёв особенно рьяных членистоногих. Машины на поверхности пустились собирать пробы и энергию, окрасив себя в оттенки зелёного. Мерные переливы смешали меня с листвой, шептавшей от порывов ветра. Сознание принялось растворяться, рассыпалось в темноте.
За секунды мысли ушли, воспоминания перестали откликаться. Мгла пустоты поглощала сознание, унося разум на глубину воронки. Темнота всё раскручивала отголоски паники, разбрасывая события от меня далёкими и холодными звёздами. Сердце забилось слишком часто. Голосовые уведомления смешивались в невнятные шорохи, аварийное освещение путалось в тенях. Рядом со мной, надёжно зафиксированном в костюме, спокойно летал мишка. Я очнулся, поглощённый сумерками корабля, апатией и головной болью. Скованный паникой и перезапуском основных систем. Требовалась пара минут, но я не мог взять себя в руки и на секунду, борясь с беспомощностью. А игрушка спокойно летала рядом. Я пока не мог вспомнить: сына или дочери? Мы разведены? Если я здесь, то что с моей семьёй? Если их нет, то что осталось от меня?
Слишком много вопросов. Родятся в голове, как пчёлы в улье. Нога болит от удара багажа той милой дамы при посадке? Или меня сжали те раковины, при неудачном погружении? Ох, причудливые медузы, небольшие млекопитающие и разные рыбёшки тогда так и мельтешили вокруг. И ещё были млекопитающие большие и разумные. Что дремали в океане, вроде наших китов. Я плавал среди спящих столбов, висящих под водой громадин. С тоской выбираясь на берег небольшого островка, на котором оставался корабль. Стоял и слушал прибой. Ощущал, как волны смывают лишнее.
Теперь волны смывали меня. Мысли путались. Я вспоминал, что наверняка не вернусь назад. Хотя давно на корабле, а не в океане того спутника. Здесь намного опаснее. Сознание и его физические копии ждут критические повреждения. Возможна полная потеря личности. Возможны непроизвольные считывания переносимых кодов. Возможно полное забвение или критическая деформация. Масса проблем начинала наваливаться.
Последняя находка умела собирать и адаптировать информацию из любого генетического кода, если таковой находился в окружении. Ящик Пандоры я открыл. Букет неприятностей преподносил веер вероятностей по данным сети: от прилёта овоща в моём теле без каких-либо остатков меня до выхода из стазиса монстром, с поломанным сознанием. Спор грибов или мутаций последней твари вполне достаточно, чтобы устроить массовое поражение. В крови и в багаже вокруг, внутри корабля, диковинной заразы ещё больше. А дома остались родные. Страховка утешала, но не уберегла бы их от меня или меня сегодняшнего от разрушения. А что, собственно, оставалось?
Перебор памяти напоминал сбор личности при резком пробуждении. Вот только я больше не просыпался, точнее, не собирался вновь. Тело подёрнулось: меня стошнило в собственный костюм. Никогда не причислял смирение к собственным умениям и навыкам. Но неприятное перемалывало волю. Я побился в вяло реагирующие элементы умных лат. Еле остановился, с перекошенным лицом и отвращением первого вдоха. И получил невыносимую вонь в комплекте с медленным запуском основных систем по обработке костюма. Хорошо, если очистка и реабилитация пройдут быстро и мне удастся поспать. Остатки полёта и так обещали быть впечатляющими.
Свет заморгал и сеть корабля перезапустилась.
- И жили они долго и счастливо
Никогда такому не быть. Мамин голос отзвучал, а я ещё не заснул и не успел представить. Представить его, голос. Мысли путаются, но я почти уверен, что всё не то и всё не так. Надо мной не потолок залы, с побелкой и трещинкой почти параллельной шву между плитами. Над головой свод корабля, пусть и привиделся мне дом. Вспомнился, поэтому мама не гладит мне ножки или живот по часовой стрелке. А осознаю я путаницу, потому что чувствую до сих пор прошедшее во мне - всё сказки. Прошедшее по мне сносит остатки сознания, пока сны цепляются за ядро души.
Параллельно услышанным словам историй я ощущал, как дышу под толщей воды, а по бокам мелькают медузы и редкие пузырьки. Спустя минуты я уже слышу шелест листвы и больше не дышу жабрами. Мои чувства охватывают целый лес. Мною больше опутаны корни и меньше заняты стволы. Я знаю много и разлетаюсь в сезон дождей, под шум одного живого моря над водами и пустынями. И около недостижимой пустоши, в низкой траве, собирая стрекочущих букашек и распугивая хвостатых птиц, я несусь, перебирая четырьмя лапами. Мне встречаются переплетения деревьев, похожие на мой домашний фикус, который причудливо сращивала мама. Но под лапами с твёрдыми наростами совсем иная земля. И хвост раскачивается в такт биению нечеловеческого сердца.
Я думал, что контроль потерян, что на безопасное возвращение меня нет толком никаких шансов. И сомневался, теряя мысли. Сознание не обрывалось окончательно, поддерживаемое сетью. Но нейронное полотно рвало, словно паутину на ветру. Я отлично понимал, что последнюю опору нужно выбивать. Запечатывать в контейнер чёрного ящика и засыпать самому, на самую большую глубину. Разбудить из такого сможет только орбитальная станция или экипаж крупного судна. Если доберётся до моего корабля, плывущего в одиночестве с потёртым боком. Иначе проходить через портал было опасно. Случайное пробуждение при перемещении обещало мучительную гибель сознания.
Когда я искал выход, паническая атака прорвалась в сознание. Я сидел перед экраном, обхватив голову руками. Размышлял над запуском глубокого сна и над консервацией остатков сети. Какое-то время я всё-таки надеялся на обычную посадку, но разброс возможных результатов по моделям сети и последние сны не давали мне покоя. Что откидывало самый простой выбор? Опасность спустить вниз, на густонаселённую планету, уже запущенный внутри ящик Пандоры с неконтролируемой заразой, казалась неоправданно высокой. Если кто-то откроет и выпустит всё там, я мог бы убить множество людей и навредить семье. Честно, волновался я только за родных и близких. Нужно было искать иной выход.
Можно было отправить корабль по касательной. Сбросить на орбите нейросеть и полететь на Солнце, не приходя в себя. Сжечь всю опасность - эффективное средство, но и жестокий билет в один конец. Стоит только допустить мысль, что меня нет - и дрожь по телу от страха. Я умел искать выход, я умел быть собой и идти до конца, но не мог смириться. Не мог лечь спать с билетом в один конец, без шанса проснуться.
План хотелось сменить на что-то безопасное, оставляющее надежду. Пусть и безумное, если иных вариантов не оставалось. По моделям выходило, что была возможность кружить на орбите планеты, среди мусора и автономных спутников. Даже не запросив расчёт вероятности обнаружения меня среди масс обломков и прочего космического мусора, я рассматривал авантюра самой реальной ю. В ней нечего было предсказывать, но за мной оставался выбор. Тяжёлый, если понимать, что руки никогда не поднимут ребёнка и уже не обнимут жену. Невыносимый выбор, с шансом уснуть и никогда больше не проснуться. Не отличаясь белоснежностью во сне, среди мусора, я бы не ждал особого спасения. Но шанс очнуться всё-таки оставался. Как и шанс убить кого-то ещё, открывшего корабль не с человеком, но с монстром.
Экран вывел изображение портала, предупреждая о переходе. Огромное техногенное кольцо ещё не наполнилось ничем, не превратилось в нору. Безжизненный остов в пустоте не успел стать полноценной населённой станцией, потому что только начал свою работу десять лет назад. На освоение перспективных направлений требовалось время: на проработку, на проверки и на подготовку первых переселенцев. Одиночку можно не беречь, но колонисты обязаны оставаться в безопасности. Иначе не найти следующих добровольцев, желающих перейти на ту сторону космоса в поисках светлого будущего. Я силился припомнить чувство перехода, но не мог. Не знал, как перемещался раньше и как нырял в глубину. Но с каждым вдохом и выдохом понимал, что в распадающемся сознании через работающее кольцо проходить небезопасно.
Пока корабль плыл к порталу я занимал себя сомнениями. Что, если все воспоминания - сны? Что, если я уже ниже дна? Если и сейчас сплю? В висках застучало ещё сильнее. Руки задрожали, потянулись к рюкзаку и вытянули из кармашка монету. Осмотрел гурт, лица девушек и знакомые черты. После сбоя в хранилище я не мог ни подсмотреть в сети, ни вспомнить толком свою семью. Но монету и мишку никто у меня не отнял. Потому я загадал решение, подкинул кусочек металла со звоном и проследил глазами полёт до апогея. За секунду какую-то лёгкость обрело всё тело, в противовес мыслям. И я не сразу понял, почему монета продолжила крутиться, зависнув в одной точке. Только оттолкнулся, неожиданно полетев в невесомости, и протянул руку.
Гравитация включилась, когда я уже схватил жребий. Приземлиться пришлось на колени и руки, ожидая серьёзный удар. Но гулкий звук небольшому ушибу не соответствовал. Я сразу ощупал ногу, после чего стали ясны причины: пластины нарастали, довольно хаотично, но часто. Особенно на руках и ногах. Они и закрыли моё тело от ударов. После неудачного приземления и обнаружения неприятной мутации заныла голова и зачесались ноги. Времени не оставалось. Связанности в сознании не доставало, но я запустил алгоритм полного сна, и перехода с последующим выходом на орбиту. С этого момента рассчитывая оставаться в одиночку в сумерках до самого конца.
Я еле добрался от погасшего экрана до кровати, приготовленной к стазису. Никакого яркого финала. Совсем мало надежды. Я чувствовал, как рвутся мысли. Больше нет поддержки. И нет нормальных снов. В мгновение пропала гравитация. Впереди тьма и полёт в пустоту. Может полную, может нет. Может изменения спасут меня, может затрут. Заместят, если сознание не сможет удержаться. В последний момент я сжал в руке плюшевого медведя. Чтобы поверить всем сердцем. Шагнул в пропасть. Ноги подёрнулись. Словно я оступился. Закрыл глаза в полной мгле и вспомнил. Дочь и жену.
2.4.
О, я помнил этот мусор. Мы запускали серию объектов для мониторинга социальных показателей и экологических норм. На самом же деле на этой части заработали люди, а я получил дополнительные мощности к мониторингу происходящего. Сколько воды утекло, я даже не сказал бы точно. Тогда вершились великие дела. Теперь же я оставлял корабли вынимать ценную начинку из хлама, чтобы сжечь дешёвые части устаревших спутников.
Слишком малые меры для огромной проблемы. Никому не интересно долго лечение и восстановление. Нужны деньги в обозримом будущем и показатели сейчас. Нет дела до последствий, если только остатки обшивки не валятся на голову обывателя и не уничтожают ценные спутники на орбите. Рутина всё равно спасала, пока я разбирал всё с частью местной сети. Забывался и не чувствовал собственной слабости. Уже которую неделю.
Из-за полного погружения сознания в какой-то момент показалось, что я даже забыл своё лицо. Растворяясь в системах анализа и спуска, я чувствовал агрегаты частями собственного тела. Пока немощное вместилище сознания поддерживал костюм. Высокопарные мысли скрывали мой страх, ужас, запертый в дряхлом старик, оставленный в бегстве. Вполне может быть, что даже я не чувствовал себя человеком уже давно. А может и меня перестали им считать. Что я запомнил за прошедшее время?
Калейдоскоп разобранного хлама позволял проходить времени бесследно. При этом я легко вспоминал, как на второй неделе увидел военные аппараты стран, которые смело временем карты мира. А эти штуки в активированном состоянии могли уносить массы жизней. Как сейчас их интеллект отреагировали бы на запуск? Хотел бы я этот знать?
Да, большую часть вещей вокруг составлял мусор, почти неразличимый, который собирали и спускали машины. Особенно крупный разбирали, все потенциально опасные части обсчитывали на вероятность столкновения. На мне оставалась лишь проверка безопасности. Плёвое дело, когда рядом проносятся почти вечные системы, поддерживающие огромные массы передачи информации. И как бы их не использовали, я представлял сколько за них сдирали с населения.
Только один раз я оживил научный проект. Мне показалось это странным, из-за большого числа работающих станций и роботов. Казалось бы, обычная рутина: выбрал оптимальную машину, приблизился и приступил к поиску проблем. Но что-то ведь отозвалось во мне, когда безжизненная махина ожила и принялась восстанавливаться на моих глазах. Что это было? Я так и не подумал, не захотел.
Большую часть мыслей занимала моя правнучка, прекратившая играть со мной. Разбирая отчёты и просматривая динамику показателей, я думал о ней. На что она обиделась? Да, она честно защищалась, но большинство её людей не казались лучше или честнее моих. В последней кампании мы прошли и курс истории. Она знала, что окситанцы сами сражались за власть и спорили с церковью ради владений и денег. Испугалась ли она мертвецов? Да, порубленные воины, рыцари с остатками копий и стрел в телах, восставшие и бегущие на людей, вряд ли выглядят приятно в реалистичной игре. Но она же взрослая девочка и должна была давно перестать верить в призраков.
Культура заложила в наши души разные направляющие. Забавно, даже легенды и остатки укреплений катар занимают и подталкивают энтузиастов. Через века артефакты и призраки будто нашёптывают идеи живым. Мусор через множество лет изучается или перерабатывается, стоит только добраться. Идеи, наследие и проекты, злость и ненависть за прежние глупые приказы, направляют нас больше прежнего.
Я получил стены и системы от давно умерших, а сжился с ними. Словно человек, получивший в наследство дом с картинами, книгами и записями прежних жителей, чувствует себя иногда марионеткой на ниточках у призраков. Да, сейчас я сам почти на той стороне, уже поздно меняться. Моя правнучка родилась и почти не видела меня, но впитала с ценностями и языком пропасть между семьёй и мной. Но что-то оставалось недосказанным.
Я разбирал прошлое под светом звёзд, давно погасших, переродившихся, светивших им вечность назад. А маленький человек всё ещё жил под ними, как получалось. Даже самые занятные задачи на фоне переживаний казались мелочами. Новостей не было, время и работа забирали мысли, и я снова втягивался, натыкаясь на новые объекты. До позавчерашнего дня я также считал самыми интересными находки без возможности идентификации. Сутками я находил элементы обшивки, неизвестный хлам, остатки приборов и других конструкций спутников. Сортировал, разбирал, уничтожал или спасал крохи. Удивление от процесса схлынуло ещё в первые недели, но и в последние дни я находил элементы, происхождение которых оставалось загадкой. Я собирал их и искал способ спустить. И не знал, что накопления за прошедшие месяцы будет куда поместить.
Когда нашёлся этот корабль, меня удивило количество повреждений и отсутствие сигналов от его сети. Сначала было трудно сказать, что в нём вообще работало и почему он не открывался. Машины его игнорировали, сигналов не было, но корабль продолжал существовать, облепленный и поцарапанный местным хламом.
Не только местным. Повреждения обшивки явно нанесло нечто живое и сильное. Значит, груз прибыл издалека. Причин для экстренного и неудачного возвращения могло быть сколь угодно много. Поэтому я запустил робота на поиск панели, после чего принялся ждать. Сначала машина нашла остатки сломанной консоли. Намного позже, с помощью запасной, начала запускать сеть корабля.
Уже после машины принялись восстанавливать системы спуска, герметизируя дополнительно всю обшивку. А я сразу отправился на изолированную базу, о которой раньше и не слышал толком. Потому что не участвовал в работе с заражёнными объектами. Не перепроверял множество раз расчёты, не заказывал столько экстренных служб, не проверял постоянно герметичность трёх сверхпрочных слоёв, рассчитанных на спуск корабля. Почему я так легко получил разрешение потратить столько денег? Мне не сказали.
Интеллект спускаемой махины не мог толком ответить, что внутри уцелело. Удивительно, но ни я, ни другие ответственные сотрудники, не понимали сеть корабля. Места и должности не имели никакого значения, значит дело было в повреждениях, а не в допуске. Я сидел на базе в своём костюме, беспрестанно кашлял и ждал тех же сообщений, которые мог увидеть и в офисе, в полной безопасности. Пустые помещения и проекции, ничего более: отчёт о завершении спуска и обратный отсчёт тянулись целую вечность. Непривычно было ждать без дела, когда последние месяцы я только работал и спал, глубоким сном. Без сновидений.
Последний раз я так долго бодрствовал с месяц назад. Сеть предупредила, что ночью будет спуск очень большого объекта, который будет видно даже мне. Тогда я выкатился в костюме, чтобы посмотреть, как падающей звездой в ночном небе сгорает очень большая куча мусора. И сейчас я не собирался ждать, ни закрытия на карантин и ни массы проверок для меня не будет. Именно для этого я аккуратно выкатился, отыскал безопасное место снаружи и смотрел за приземлением махины с помощью группы посадочных модулей.
Моя сеть приблизила картинку посадки, дорисовывая недостающие детали. Я видел, как работала активная система охлаждения. Как обшивка модулей деформировалась, как разрушались от перегрева и физических повреждений части внешней оболочки. Чёрт, такая громадина оставалась лишь точкой в небе для большинства людей, но для меня собиралась целая история. Спускалась и загадка, и возможность в последний раз прикоснуться к чему-то необычайно важному и интересному. Поэтому время потеряло значение, как бы дорого оно не стоило.
Когда я подъехал к запечатанному кораблю, тело тяжело дышало, словно чужое, позволяя мозгам с трудом связывать мысли в цепочки. Связь пришлось отключить из-за сигнала тревоги и множества поступивших приказов. Даже костюм пытались отключить, превратив в замершие кресло. Наивно полагать, что я оставил бы такую возможность.
Внутри меня, разрывая остатки мыслей, играло мнимое и глупое величие. Похожее на порывистый ветер, разносивший песок вокруг. Я потянулся и прикоснулся к покрытию, ещё остывающему внешнему изоляционному слою. Стоило его порушить, вскрыть опасную консервную банку, и в воздух поднялась бы неведомая зараза. Запечатанная, закрытая неведомая сила. Глупо, но люди, машины, вся система замерла, наблюдая за мной. Всё имело смысл только до момента разрешения.
Только я не собирался ждать. Я выбрался наружу: влил в себя оставшиеся запасы лекарств и встал в костюме. Погладил корабль руками и подумал, что ничего уже не сделаю. Ничего не смогу добиться. Да и чего оставалось желать? Я только хотел попросить внимания. Хотел взять на руки правнучку. Хотел ещё раз почувствовать себя кем-то. Но это время прошло, унеслось прочь. Время ветром выметало порывами песок, играя волнами под ногами костюма.
- Простите меня.
Я сел рядом. Опёрся спиной на обшивку. Постарался собрать гаснущее сознание на этой последней мысли. И уснул.