Полковник Варанов сидел за столом, положив руки на дубовую поверхность и откинувшись на спинку старого кресла. Глаза его были закрыты. Электронные часы показывали 18:58, в железной пепельнице тлел сигаретный окурок. Варанов медленно и глубоко дышал, казалось, что кабинет тоже дышит спокойствием и умиротворенностью, казалось, полковник спит, казалось...
Да мало ли что может казаться?
В дверь постучали.
Варанов открыл глаза, осмотрел кабинет мутным взглядом, но мгновение спустя четким голосом проговорил:
- Войдите.
Этого мгновения было достаточно, чтобы убрать со стола пепельницу и сесть ровнее. В комнату вошел молодой лейтенант, в руках он нес черную лакированную шкатулку.
Гробик.
Так называли шкатулку штабные служащие. Шесть букв. И маленькое условие... гробик не бывает пуст. Никогда. И полковнику казалось, что верхнего предела, предела наполняемости не существует. Братская могила.
- Здравия...
- Оставь, сколько на этот раз?
- 86, товарищ полковник.
Лейтенант подошел к столу и поставил шкатулку. Варанов не спеша, подвинул ее поближе и провел пальцем по лакированной поверхности.
- Нелегкая выдалась неделька, а, лейтенант?
- Так точно товарищ полковник.
В кабинете повисла тишина. Полковник поглаживал гробик, а лейтенант зачарованно смотрел на движения пальцев.
- Ну, иди... Иди.
Лейтенант вышел из кабинета, тихо закрыв дверь. Варанов достал из-под стола пепельницу и пачку сигарет. Затрепетал огонек, и в кабинете запахло дешевым, крепким табаком. Кабинет погружался во мрак и Варанов щелкнул выключателем. Темнота отступила в дальние углы, оставив стол назойливой лампе. Варанов слышал, как закрываются двери кабинетов, поворачиваются ключи, день окончился, все спешили домой. И пусть домом были бараки и школьный спортзал, никто не хотел оставаться на лишний час в штабе.
Голоса становились тише, шаги удалялись, и вот снова тишина. Полковник и гробик. Один на один. Погас огонек, - последний союзник сдался. Помощи ждать не от кого, открывай полковник, открывай. Времени до утра много. Не тяни, открывай...
Зазвонил телефон.
Варанов перевел взгляд на телефон. Медленно протянул руку, снял трубку.
Варанов посмотрел на гробик. Правильные, рубленые линии, безупречный лак. Казалось, сам вид гробика говорил - ничего, я подожду.
- Значит так, слушай Егор... В среду тебя сменят.
- Не нужно.
- Нужно, нужно. Говорят, ты опять закурил?
- Всякое говорят, товарищ генерал...
- Значит так, подбивай там свои дела и в среду обратно. Отдохнешь на гражданке, в санаторий съездишь. Жену повидаешь.
- По контракту еще месяц...
- К черту контракт! Короче собирайся. Все! Отбой.
Короткие гудки. Варанов посмотрел на трубку и положил на место. Значит в среду... Выходит это последний гробик. В следующую субботу кто-то другой будет рассматривать тебя. Кто-то другой...
Варанов грохнул кулаком по столу. Гробик подпрыгнул на месте, хищно щелкнула приоткрывшаяся крышка.
Значит так?!
Это что значит получается? Что проклятая деревяшка сводит с ума полковников? Варанов опустил глаза. Именно так и получается. Уголки губ слегка искривились. Ну а на что ты рассчитывал? На что?
Думал, что другие просто бегут? Трусы? Пороху не пробовали? Нет, тут кое-что пострашнее. Вдалеке, на пределе слышимости грохнуло, полковник вздрогнул и покосился на шкатулку, по черной поверхности пробежали еле заметные сполохи, под лаком что-то сверкнуло, полковнику послышались крики. Варанов ощерился.
Значит пополнение? Ну, ведь это уже не мои! Уже суббота, отчетный день!
Разве имеет значение, чьи они? Двумя-тремя больше, какая разница?
Варанов стиснул кулаки. Сколько раз он обещал себе не медлить... Удалось это лишь дважды - в первый и второй раз. А потом... А потом бессонные ночи, горы табака, водка, кошмары. Потом пришли беспокойные сны, чуть позже бессонница, еще позже два обморока, Варанов благодарил бога, что оба случились в кабинете, без посторонних. После ему удалось взять себя в руки, лекарства сделали свое дело, полковник спал как убитый, без снов.
Но он понимал, так нельзя - это нечестно. Совестно, перед солдатами совестно...
Он отказался от лекарств, и сны вернулись. Просыпаясь в поту он жалел, что он не на передовой, что не солдат, что не может травит байки в перерывах между артиллерийскими залпами, не может уснуть прислонившись к плечу товарища.
Варанов встал и прошелся по кабинету, разминая затекшую спину. За окном давно стемнело, поднялся ветер. Просигналили часы - 20.00. Полковник не стал удивляться, это было не в первый раз. Прошел уже час, а гробик оставался закрытым. Ждать дольше было бессмысленно. Полковник вернулся к столу и достал из внутреннего кармана авторучку. Поднеся ее к глазам, Варанов всмотрелся в коричневую гладь, там искаженный отражался гробик.
Ну же, я жду. Давай! Открой меня!
Медленно, стараясь не дышать, полковник положил авторучку рядом со шкатулкой. Он поступал так всегда, и ему это казалось правильным.
Старые знакомые, давно не виделись. Поговорите, поговорите, а я отойду.
Варанов поднялся и подошел к шкафу, присев на корточки он достал ключик и открыл дверцу. Рука исчезла в темноте, и вернулась через секунду. Варанов замкнул шкаф и вернулся к столу, неся в руке полупустую бутылку водки. Поставив ее на стол, он достал складной стакан.
Вот и вся компания в сборе. Можно начинать.
Варанов наполнил стакан до половины и одним глотком осушил его. Слава богу, это последний раз. В среду смена! И черт с контрактом, черт со всем! Вернусь на гражданку...
- Ты победил. - тихо проговорил Варанов.
Гробик оставался неподвижен.
- Да, да ты победил. Я уезжаю, в среду. Будешь теперь воевать с кем-нибудь другим. Пугать, угрожать... А я на море поеду. В Сочи. Там я с Аленой познакомился. Дождемся Мишку и махнем... Не долго ему осталось, месяц. Думал вместе "дембельнемся", в один день. Мать рада будет, знаю ведь Аленку, точно знаю, не спит сейчас, за Мишку переживает.
Варанов замолчал, осмотрел кабинет.
- А ты тут оставайся... Тварь.
По телу полковника прошла приятная волна легкой истомы, стало легко говорить. Даже с гробиком. Слова бежали сами, еще немного, и можно открывать гробик. Пока рано, нужно заговорить, задобрить. Глядишь и ошибся лейтенант - не 86, а 80... Бывало и такое, гробик прощал. Как заговоришь...
Полковник достал сигарету, закурил. Легкие кольца дыма закружили в полутьме, цепляясь за лампу, исчезая во мраке.
- А ты оставайся. Другой придет, может покрепче будет, сдюжит. Поймет, что самое трудное не командование, не координирование, а право первой подписи. Поймет, приноровится. Глядишь, и с тобой поладит. Подружитесь может... Хотя вряд ли. Текст наизусть запомнит. Только фамилии смотреть научится, а текст пропускать, не думать ни о чем, не представлять, не догадываться. А просто ставить подпись и печать... А, ты гляди, а про тебя забыл... Забыл.
Полковник открыл верхний шкафчик стола и достал круглую печать.
Ну вот, теперь точно все в сборе, можно и приступать. Полковник дотронулся до гробика, подтянул поближе.
- Ну как, приготовил старому вояке подарок? А? Давай, я открою, а там пусто? А? Последний раз ведь видимся. Всю ночь говорить буду. Про жизнь расскажу, про Аленку, про Миху? Как в горы ездили, как на свадьбе Мишкиной подрался... А хочешь про Турцию расскажу, я там был. Про школу могу, про футбол... Интересно ведь? Баш на баш, давай? Молчишь... Согласен, стало быть?
Полковник закрыл глаза и, затаив дыхание, открыл крышку, рука скользнула в пасть гробика. Бумаги были там. Не получилось, стало быть... Не вышло.
- Ну ничего, ничего, не хочешь не надо... Так я и думал. - Зашептал полковник не открывая глаз. - Ну ведь... мог ведь, мог! Не подружились видно, не сошлись...
Варанов открыл глаза и вытащил первый листок, потянулся за авторучкой, щелкнул.
Ну что же, не в первый раз.
Похоронка.
Пропустив привычный текст, полковник посмотрел фамилию. Буквы плясали перед глазами, теряли очертания, двоились. Он посмотрел в окно, попытался сосредоточиться, глубоко вздохнул и, посмотрев на лист, прочел: