Яхимович Сергей Иванович : другие произведения.

Грехи наши тяжкие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Проходят десятилетия, меняется, казалось бы, всё на свете, даже общественный строй, но российское ћвечно бабьеЋ (по словам Розанова), определяющее почти всё в семье и многое в обществе, остаётся неизменным. По линии Бабушка—Мать--Дети проходит нераскаянный грех, когда дети являются не плодом любви, а лишь средством достижения каких-то, часто химерических целей. На каждое новое поколение этот грех ложится тяжким бременем.


  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Г Р Е Х И Н А Ш И Т Я Ж К И Е
  
  
   Драма в трёх действиях
  
  
  
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  
  
   М а т ь - Вера Васильевна
  
   А н я - дочь Веры Васильевны
  
   Н а д е ж д а - подруга А н и
  
   Р о м а н - старший сын Веры Васильевны
  
   М и ш а - младший сын Веры Васильевны
  
   Б а б у ш к а - мать Веры Васильевны
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Все три действия происходят в квартире Веры Васильевны
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е
  
   Происходит в обычной городской квартире. У телефона А н я.
  
   А н я (говорит по телефону). Нет, не могу...Когда?...Да ты что! А если она придёт и меня дома не застанет? Знаешь, что тогда будет?...Нет, нет, и не проси...Завтра?...Не знаю, может быть...Ну, всякое ведь может случиться...А хотя бы и теракт...Ладно, хватит на меня злиться...Не злишься?...И не обижаешься?...Вот и хорошо...Я знаю, что я права...(Слышен звонок в дверь)...Ты же не знаком с моей матерью. Как познакомишься, так сразу обижаться перестанешь...Ой, кто-то пришёл!...Ладно, я тебе потом позвоню...Потом, потом...Если, конечно, ничего не случится...Говорю тебе, кто-то пришёл...Я тебе сказала, потом!...Ну, ладно, ладно, не злись...Пока...Пока, я тебе говорю!...Слышишь, я тебе потом сама позвоню...Ну, всё, всё...Всё, я сказала...
  
   (А н я кладёт трубку, выходит и возвращается с Н а д е ж д о й)
  
   Н а д е ж д а. Ты почему не открывала? Звоню тебе, звоню, всё без толку. Уже уходить собралась, думала, тебя дома нет.
   А н я. Я не слышала, как ты звонила.
   Н а д е ж д а. Спала, что ли?
   А н я. Нет, не спала.
   Н а д е ж д а. А что?
   А н я. По телефону разговаривала.
   Н а д е ж д а. С матерью?
   А н я. Нет, не с матерью.
   Н а д е ж д а. А с кем?
   А н я. Совсем с другим человеком.
   Н а д е ж д а. С каким человеком?
   А н я. Ты его не знаешь.
   Н а д е ж д а. Анютка! Да ты у нас, никак, бой-френда завела?...Признавайся, завела, или нет?...Ну, чего молчишь?
   А н я. Да ладно тебе.
   Н а д е ж д а. Чего ладно? Ты мне не ладнай! Ты как с ним познакомилась-то?
   А н я (задумчиво). Никак...Так...Случайно.
   Н а д е ж д а. Случайно?...А где?
   А н я. Нигде...Зачем тебе это знать?
   Н а д е ж д а. Ты, что, мне рассказать не хочешь? Своей лучшей подруге?...Это, что, тайна какая-то?
   А н я. Надюха, ну, чего ты ко мне привязалась?
   Н а д е ж д а. Ты, давай, рассказывай, не тяни резину! Он кто?
   А н я. Никто.
   Н а д е ж д а. Как это, никто? Бомж, что ли?
   А н я. Надюха, ну, ты скажешь, тоже! Какой же он бомж, если в он "сталинке" живёт?
   Н а д е ж д а. В "сталинке"? Это хорошо...Ну, дальше давай.
   А н я. Чего давай?
   Н а д е ж д а. Рассказывай, давай! Какой он из себя? Где работает? Сколько зарабатывает?...Ну?...Чего молчишь?
   А н я. Надюха, отвяжись. Ничего я тебе рассказывать не буду.
   Н а д е ж д а. Почему?
   А н я. Я своей матери не рассказываю, а тебе расскажу? А ты потом всем разболтаешь. Знаю я, какая ты болтуша.
   Н а д е ж д а. А ты, Анютка, не болтуша?
   А н я. Нет, я не болтуша. Я никогда никому ничего не болтаю.
   Н а д е ж д а. Так уж и не болтаешь?
   А н я. Нет, не болтаю. Если это чужая тайна, то у меня всегда рот на замке.
   Н а д е ж д а. Неужели? Вот уж ни за что не поверю.
   А н я. Пожалуйста, можешь не верить. Только я никогда, между прочим, тебя не обманываю.
   Н а д е ж д а. Всё равно не верю. Как это так, чужую тайну знать, и никому об этом не рассказывать? Зачем же тогда чужая тайна нужна? Не понимаю...Вот если это твоя собственная тайна, тогда совсем другое дело. Тогда никому эту тайну знать не положено. А если это тайна чужая? Чего ради её в себе держать?
   А н я. Надюха, что за ерунду ты болтаешь! Мне человек доверился, понимаешь? Свою тайну мне доверил, а я по её по всему свету разнести должна, так, что ли, по-твоему?
   Н а д е ж д а. Нет, не так.
   А н я. А как?
   Н а д е ж д а. По-моему, так, что никто никогда никому чужому своих тайн не доверяет. Всякий свои тайны при себе держать должен. Вот так.
   А н я. Ну, знаешь ли, подруга, ты так рассуждаешь, как будто бы ты...
   Н а д е ж д а. А как я рассуждаю? Скажешь, неправильно? Правильно я рассуждаю!
   А н я. Да ладно тебе! Всё одно, да потому же. Ты лучше скажи мне: ты чаю хочешь?
   Н а д е ж д а. Что? Чаю?...Нет, не хочу.
   А н я. А кофе?
   Н а д е ж д а. И кофе не хочу.
   А н я. А чего ты хочешь?
   Н а д е ж д а. Чего я хочу? Из дома от матери уйти, вот чего я точно хочу.
   А н я. Из дома?...Надюха, ты это, что, всерьёз?
   Н а д е ж д а. Очень даже всерьёз.
   А н я. А ты меня не разыгрываешь?...На самом деле, без дураков?
   Н а д е ж д а. Русским языком тебе говорю: ухожу я от матери. Насовсем ухожу.
   А н я. Да чего ради ты уходишь? Тебе, что, с ней плохо жилось, что ли?
   Н а д е ж д а. А мне с ней никак не жилось. Она сама по себе, и я тоже сама по себе. Вот и вся наша с ней жизнь.
   А н я. А разве это плохо?
   Н а д е ж д а. А что хорошего-то?
   А н я. Она, по крайней мере, к тебе не приставала...В твои дела не лезла. Делай, что душа ни пожелает.
   Н а д е ж д а. То, что она ко мне не приставала, это, может быть, и неплохо. Может быть, даже и хорошо. А вот то, что сожитель её ко мне приставать начал...И даже очень.
   А н я. Надюха, да ты что!
   Н а д е ж д а. Вот тебе и что.
   А н я. Слушай, я в это поверить не могу.
   Н а д е ж д а. Ты, что же, думаешь, я на себя зря наговаривать стану? Так, что ли, по-твоему?
   А н я. Нет, ну...А, может быть, тебе это показалось?
   Н а д е ж д а. Да что ты говоришь? Надо же, показалось! Можно подумать, сумасшедшая я...Придурошная, одним словом. Он мне под юбку лезет, а мне это, видите ли, просто кажется! Ручищами своими лапает, а я это от скуки придумываю.
   А н я. Да когда это было-то?
   Н а д е ж д а. Почему, было? Если бы было...Раз, другой, можно было бы и потерпеть. Нет, дорогая, как мать за дверь, так постоянно это происходит.
   А н я. Почему же я об этом раньше от тебя не слышала? Почему ты мне об этом не говорила?
   Н а д е ж д а. Аня, о таком вслух не говорят. О таком молчать нужно.
   А н я. Да как же молчать?...И почему об этом надо молчать, если он такая сволочь?
   Н а д е ж д а. А как ты докажешь, что он сволочь? Да не просто сволочь, а такая сволочь...Ты можешь мне посоветовать, как?
   А н я (растерянно). Ну...Я не знаю.
   Н а д е ж д а. Вот и я не знаю. Попыталась как-то по душам с матерью поговорить, так она после этого на меня, как на врага народа, смотреть стала. Представляешь, до чего дошло? Говорю ей, что её Пашка меня по углам тискает, так она мне в ответ, что, мол-де, я, змея подколодная, у неё мужика увести хочу! Что мне своих малолеток, как она их называет, мало, и что я на её мужика глаз положила. Представляешь, заявочки? Совсем моя старуха рехнулась. И что она в этом Пашке нашла? Смотреть-то на него страшно, не то что ещё, а она ему: "Пашенька, дорогой, Пашенька, милый, Пашенька то, Пашенька сё..." Тьфу!...А ведь, можно сказать, с помойки его подобрала, в пух и прах на последние гроши разодела, колотится целыми днями на него, а он...Сявка подзаборная, ни кола, ни двора...
   А н я (неуверенно). А, может быть, она его полюбила?
   Н а д е ж д а. Что-о? В её-то возрасте? Не смеши людей. Отца моего не любила, а этого вдруг полюбила?
   А н я. Ну, я не знаю...Всякое ведь бывает.
   Н а д е ж д а. Ага, бывает. В кино бывает.
   А н я. Почему только в кино? И в жизни такое случается. Может быть, и с ней это произошло.
   Н а д е ж д а. Ну, если с ней это произошло, так пускай и живёт без меня со своим Пашкой...А я с Гариком жить буду.
   А н я. Ты? С Гариком?
   Н а д е ж д а. А чего ты удивляешься?
   А н я. Так он ведь женатый!
   Н а д е ж д а. Ну и что?
   А н я. А где вы жить будете?...Вместе с его женой, что ли?
   Н а д е ж д а. Почему это с женой? Зачем мне его жена? Сильно мне это надо, с его женой жить. Вот снимет квартиру на Парижской Коммуне, там и будем жить.
   А н я. А жена?
   Н а д е ж д а. Что, жена? Чья жена?...Его жена, что ли? Да какое мне дело до его жены! Его жена - это его проблемы.
   А н я. Ты мне скажи, его жена хоть знает о ваших с ним делах?
   Н а д е ж д а. Конечно, знает...(Задумавшись)...А, может быть, и не знает...Да хоть бы и не знала. Разве это что-нибудь меняет?
   А н я. Надька, ну как же так? Ты сама подумай! Если Гарик о тебе со своей женой даже не заикается, значит для него всё это очень несерьёзно. Смотри, как бы потом не получилось...
   Н а д е ж д а. Что не получилось?
   А н я. Поматросит, да бросит, вот и вся ваша с ним любовь.
   Н а д е ж д а. Подумаешь, вот горе-то какое! Ты за меня не беспокойся, уж я-то одна не останусь. Бросит, так я другого найду, ещё получше этого...А то и побогаче.
   А н я. Надюха, а как же любовь? Ты, что же, выходит, так просто с ним? Без любви?
   Н а д е ж д а. Почему это без любви? Я тебе, что, путана какая-то, уличная? Конечно же, по любви. Только учти, любовь вечной не бывает. Сегодня пришла, завтра уйдёт...Вот так-то, подруга моя.
   А н я (неуверенно). Ну нет...Что-то мне это не очень нравится.
   Н а д е ж д а. Зато мне очень даже нравится.
   А н я. Серьёзно?
   Н а д е ж д а. А что? Так жить проще. Как говорится: с глаз долой, из сердца вон.
   А н я. И что же тогда из всего этого получается?
   Н а д е ж д а. А кому что надо, то и получается. У кого - бублик, а кого - дырка от бублика...Короче, каждому - что надо. Так, кажется, было написано на воротах Бухенвальда?
   А н я. Надюха, а тебе-то самой что надо?
   Н а д е ж д а. Мне? Лично мне срочно надо куда-нибудь приткнуться, хотя бы на время. Сама понимаешь, каждому собственный угол иметь полагается.
   А н я (вздыхая). Я тебя понимаю. Очень хорошо понимаю.
   Н а д е ж д а. Ну, вот. В общем, на Гарика надейся, а сам не плошай...Короче, придётся мне самой как-то квартирный вопрос решать...Квартира нужна.
   А н я. Я тебя понимаю. Только это каких денег-то стоит.
   Н а д е ж д а. Само собой...Но ты, Анютка, сильно за меня не переживай. Половина-то нашей с матерью квартиры на меня приватизирована. Вот я и потребую от неё разменять.
   А н я. Разменять? Вашу полуторку?
   Н а д е ж д а. А что? Думаешь, не получится?...Ну, не получится размен, так пускай продаёт квартиру, а мне половину пусть деньгами вернёт.
   А н я. А мать? Она-то куда без квартиры денется?
   Н а д е ж д а. А мне какое до этого дело? Меня это как-то мало волнует...Да пускай хоть в деревню со своим Пашкой едет.
   А н я. В деревню?
   Н а д е ж д а. А что? Между прочим, ей же лучше там будет. У него в деревне старики остались, вот пускай все вместе там живут, и картошку свою любимую сажают. Ты не представляешь, как она мне со своей картохой надоела!...Да ещё с вечнозелеными помадорами. С марта уже все окна рассадой заставлены...
   А н я. Надюха, твоя мать ни за что в деревню жить не поедет.
   Н а д е ж д а. Анюта, мне абсолютно без разницы, что она без меня делать будет. Пусть только отдаст мне то, что причитается, и знать её не знаю.
   А н я. Надька, как ты можешь так говорить? Она же всё-таки мать тебе!
   Н а д е ж д а. Ты говоришь, мать? А ты можешь мне объяснить, что это такое, мать? Ты думаешь, это та, которая меня родила? Так я же её об этом не просила! Она сама мне рассказывала, что если бы не родила меня, так они бы вовек с моим отцом из общаги не вылезли. Так бы до сих пор там тараканов и кормили...
   А н я. Каких тараканов? О чём ты?
   Н а д е ж д а. Да о том, что никогда ей до меня никакого дела не было. Захотела из общаги в отдельную квартиру перебраться - родила меня. Захотела с мужиком сойтись - отца из квартиры вытурила. Мужик этот вскорости её бросил, так она себе другого завела. Теперь вот уже с третьим, с Пашкой этим, живёт...Ты думаешь, я забыла, как она в детстве, когда я болела, ко мне даже и не подходила? Только всё шипела на меня, шипела. Она всегда на меня шипит, всю жизнь.
   А н я (неуверенно). Ну, я не знаю...Ты такие вещи говоришь...Нехорошо это.
   Н а д е ж д а. Нехорошо? А что, хорошо? Где хорошо-то? У кого хорошо, скажи мне? У тебя, что ли, хорошо?
   А н я. А что - у меня? У меня всё нормально.
   Н а д е ж д а. Ну да, конечно, нормально. Ещё бы...Ты лучше скажи мне, Анюта, где у тебя твой-то отец обретается?
   А н я. Как, где? Будто сама, не знаешь, где. На стажировке он, в Германии, его туда от фирмы послали.
   Н а д е ж д а. На стажировке, говоришь? Знаем мы эти стажировки...(Раздаётся звонок в дверь)...Что-то долго он там стажируется...(Снова нетерпеливый звонок)...Наверное, там же, где и Ромкин отец, и Мишкин, брательников твоих, сводных...
   А н я. Погоди, я сейчас сбегаю, открою...
   (А н я выходит)
  
   Н а д е ж д а. Беги, беги, открывай...Наверное, Мишка пришёл...Он, конечно, моему Гарику в подметки не годится...К тому же ещё с какой-то старой тёткой связался...(Понижая голос)...Придурошный...(Ещё тише)...Как и вся семейка...
   (Входят А н я и М а т ь)
  
   М а т ь. Ты чем тут занималась? В магазин сходила?...(Видит Н а д е ж д у)...А-а, всё понятно! Опять кумушки языки чесали, звонка не слышали? Ну, конечно, что ей родная мать, если подружка под боком? Как же, сходит она в магазин, жди-дожидайся, не до того ей.
   А н я. Ма, ты на меня не ругайся, я как раз собиралась сходить, только не успела. Ты просто раньше времени пришла.
   Н а д е ж д а. Здравствуйте, Вера Васильевна.
   М а т ь. Здравствуй, здравствуй, давно не виделись. Ты опять Аннушку мою с панталыку сбиваешь?
   Н а д е ж д а. Ну, зачем Вы так, Вера Васильевна? Никого я не сбиваю. И вообще я уже ухожу... (Собирается уйти)... Анюта, пока, я тебе потом позвоню.
   А н я. Только ты обязательно позвони!
   М а т ь. Иди, иди, не до тебя нам сейчас.
   Н а д е ж д а. А что такое?...Что-нибудь случилось, Вера Васильевна?
   М а т ь. Ой, Анечка! Послушай, детонька моя, что тебе мама скажет. Я только что почтальона у дверей встретила. Говорит, с утра всё ходит, да только никак попасть к нам не может, дверь в подъезд закрыта...Дядечка твой умер! Брат мой родной...
   А н я. Ой! Дядя Витя умер?
   М а т ь. Умер, доченька, умер. Надо мне ехать, родного брата хоронить.
   Н а д е ж д а. Может, Вам чем помочь, Вера Васильевна?
   М а т ь. Ты бы лучше под ногами не путалась, шла бы своей дорогой, раз собралась.
   Н а д е ж д а. Да я уже ухожу...А, может быть, вам чего-нибудь купить надо? Мне не трудно, я бы сбегала.
   М а т ь. Спасибо, ничего нам не надо. В деревне всё своё, а водка сейчас везде в любое время свободно продаётся.
   Н а д е ж д а. Ну, я тогда пойду.
   М а т ь. Постой-ка...Погоди. Ты мне вот что скажи. Ты, случайно, нашего Михаила не видела? Не знаешь, где он может быть?
   Н а д е ж д а. Знаю.
   М а т ь. Ну, так и сбегала бы тогда за ним, раз такое дело. Сказала бы ему, что его дядя умер, пускай скорее домой идёт.
   Н а д е ж д а. Хорошо, Вера Васильевна, я мигом...Это здесь недалеко. До свидания...
  
   (Н а д е ж д а уходит)
  
   М а т ь (собираясь в дорогу). Опять ты с этой кулёмой разговоры разговариваешь? Всё расстаться с ней не можешь?...Говоришь тебе, говоришь, а всё без толку...Сколько раз можно повторять: "Не дружи с этой Надюхой, не дружи с ней..." Почему ты меня слушаться не хочешь? Разве мать тебе хоть раз чего-нибудь плохого пожелала?
   А н я. Мама, ну почему я не имею права дружить с ней? Скажи, чем она хуже других?
   М а т ь. А чем она лучше других? Почему ты именно её в подруги себе выбрала? Для какой такой цели? Разве ты сама не видишь, какая она?
   А н я. Какая?
   М а т ь. Не учится. Шалается, с кем попало. Курит.
   А н я. Не курит она.
   М а т ь. Ну да, не курит. Я сама, своими глазами, видела, как она на углу стояла, курила.
   А н я. Неправда! Что ты придумываешь? Говорю тебе, Надюха не курит.
   М а т ь. Ты как с матерью разговариваешь? Мать её обманывать станет! Тебе русским языком говорят: курила, значит, курила. Мать говорит: не водись с ней, значит, не водись.
   А н я. Ну почему?
   М а т ь. Потому что эта дружба тебя до добра не доведёт.
   А н я. Тебя послушать, так мне здесь одной, взаперти, в четырёх стенах сидеть придётся. Ни с кем уже, по-твоему, дружить нельзя, все у тебя плохие.
   М а т ь. Почему это все плохие? Я и не говорю, что все плохие...Принеси-ка мне сетку большую из кухни... (А н я выходит)...Кто сказал, что все плохие? Не все плохие...Вон, Леночка из сорок седьмой. Очень хорошая девочка. Прямо куколка, а не девочка. И причёсана всегда, и походка у неё, одно удовольствие поглядеть...А, главное, родители у неё люди приличные.
   А н я (возвращаясь). А тебе лишь бы родители были приличные. Почему же ты тогда сама с ними, с такими приличными, не дружишь? Вот и дружи с ними, если они тебе так нравятся! Взяла бы сама, и подружилась. А я эту Ленку терпеть не могу.
   М а т ь. Чем же тебе Лена не нравится?
   А н я. Противная она. Высокомерная такая...И, вообще, сильно умничать любит...И родители у неё противные. Небось, такую, как ты, и на порог к себе не пустят? Зачем же ты заставляешь меня унижаться перед ними?
   М а т ь. Анечка, милая, запомни: таким, как мы, постоянно приходится унижаться перед такими, как они. Ты пойми, я ведь не о себе, я о тебе беспокоюсь, о твоём будущем. Не хочу, чтобы потом тебе слёзы на кулак мотать пришлось.
   А н я. Ну, вот, опять, началось! Снова старая песня о трудной женской доле, только на новый мотив.
   М а т ь. Зачем ты повторяешь слова брата? Ты о себе подумай! Ему-то что, он мужик, женился, и ушёл. Живёт теперь там - как сыр в масле катается! Ещё бы ему так не жить. Такую жену отхватил, из такой семьи. Дом - полная чаша! Вот и сидит он себе в том доме, кум королю, сват министру. Сидит себе там, и в ус не дует, да ещё и над матерью посмеивается. А тебе, дочка, над матерью смеяться не пристало. Мать есть мать, смеяться над ней не смей...
   А н я (удивлённо). Да я и не смеялась! С чего ты взяла?...Ма, а мы с тобой вместе на похороны поедем?
   М а т ь. Нет, я с Мишей поеду.
   А н я. А я?
   М а т ь. А ты дома останешься. Должен же кто-то дома оставаться? Вдруг, не дай Бог, ещё что случится. Всякое ведь может случиться.
   А н я. А, может быть, Романа на время сюда позвать? Пожил бы пока здесь...
   М а т ь. Ещё чего! Совсем это ни к чему, у него свой дом есть... Да он и сам мог бы на похороны съездить. Как-никак, а Виктор и ему дядькой приходился. Ты бы ему позвонила, сказала бы, что дядя Витя умер.
   А н я (идёт к телефону, набирает номер). Алло...Романа можно?...Нет?...А когда он будет?...Как это, не будет?...(Удивлённо)... Хм...Положили трубку...Мам, они говорят, он там больше не живёт.
   М а т ь. Как так, не живёт? А где же он тогда живёт?...Неужто новую квартиру прикупил, шельмец?...И матери не сказал? Вот сынок вырос!...Ну, да ладно, Бог ему судья. Позвони ещё раз, скажи, пускай ему насчёт похорон передадут.
   А н я (набрав номер). Алло...Извините, а Вы не могли бы передать Роману, что у него дядя умер?...Его родной дядя...Тот, который недалеко от Старых Батогов живёт...Жил, то есть...Как это, какие Батоги? Старые!...Это так райцентр называется...Это сестра его звонит...Сводная сестра...Что?...Нет, я его давно не видела...Ну, месяца два, три...Что ему передать, если увижу?...Что, что?...Я не поняла...(Удивлённо)...Опять трубку повесили...Мам, они говорят, чтобы Ромка им больше звонил. И нас тоже просят не звонить и не тревожить их больше никакими батогами.
   М а т ь. Это что ещё такое? А ты номер правильно набираешь?
   А н я. Да, вроде бы, правильно.
   М а т ь. Значит, телефон, не так, как надо, работает...Ладно, сейчас некогда нам с делом этим разбираться, вот приедем с похорон, тогда уж...Глянь-ка в окно, там Миша ещё не идёт? Времени-то в обрез. Если на вечерний поезд с ним не успеем, то и на похороны можем опоздать. Вот обиды-то будут! Не приведи Господь...
   А н я (выглядывает в окно). Кажется, идёт.
   М а т ь (собираясь). Вот и хорошо, Анечка, а то я уже волноваться начала...А где мой чёрный платок, ты не знаешь?...Посмотри-ка в шкафу...(А н я выходит из комнаты)...Вот горе-то какое...Совсем ведь молодой ещё Виктор...Моложе меня... Ай-яй-яй, что мужики с собой делают? Мрут, как мухи! Совсем не хотят жить, не иначе...И что за напасть такая, не понимаю...(Громко)...Ну, что, нашла?...Нет?... Аня, слышь? Если отец из Гамбурга позвонит, так ты передай ему, чтобы деньги зря не тратил. А то в прошлый раз всего-навсего сто марок перевел, а что это за деньги?...Слёзы, а не деньги...Курам на смех...
  
   (А н я заходит с чёрным платком. Слышен звонок в дверь)
  
   М а т ь. Ну, вот, наконец-то. Иди, открой Мише...Вот молодец какой...Быстро пришёл...Как мама велела...
  
   (А н я выходит и возвращается с Р о м а н о м)
  
   А н я. Рома, ты ещё не знаешь?
   Р о м а н. Чего?
   А н я. Дядя Витя умер!
   Р о м а н. Да?...Ну, что же, все там будем. Только один раньше, а другой позже...Чего смотрите? Умер, так умер. Невелика потеря для общества.
   М а т ь. Ты что такое говоришь? Одумайся! Это же твой родной дядя! Одна с тобой родная кровинушка!
   Ро м а н. Ну и что с того? Мне теперь, что, из-за него голову пеплом посыпать? Или ты думаешь, у меня своих проблем мало? Стану я рыдать над гробом старого алкаша, который месяцами не просыхал...
   М а т ь. Да как тебе не стыдно! Побойся Бога! Как у тебя за такие слова язык не отсохнет!...И в кого только ты такой уродился...
   Р о м а н. Не знаю, не знаю. Тебе лучше знать, в кого. По крайней мере, не в того офицера-подводника, про которого ты мне в детстве сказки рассказывала. Про его вечное плавание...
   А н я. Рома, хватит! Зачем ты маму обижаешь?
   Р о м а н. А ты чего встреваешь, когда старшие разговаривают? Ты кто такая?
   М а т ь. Как это, кто такая? Она - сестра тебе!
   Р о м а н. Ага, сестра...Знаем мы эту сестру. Скажи ещё, родная.
   М а т ь. Конечно, родная! А как же, не родная? Мать у вас одна, значит и вы родные...
  
   (Слышен звонок в дверь)
  
   Р о м а н. Это кто ещё там? Если кто чужой, дверь не открывайте!
   М а т ь. Ишь ты, прыткий какой. Раскомандовался в чужом доме...(Выходя)...У себя дома командуй, сколько тебе вздумается...
   Р о м а н (истерично вслед). Я сказал, не открывай чужим!...Слышишь? Сама потом пожалеешь!
   М а т ь (возвращаясь с М и ш е й). Мишенька, где ты пропадешь? Послушай, что тебе мамочка скажет. Ой-ой-ой, горе-то какое...
   М и ш а. А что такое?
   М а т ь. Дядечка твой умер! Ой-ой-ой, дядя Витя твой родной! Надо нам с тобой, Мишенька, ехать, хоронить его. Собирайся, сыночек, по быстрому, да поедем...Ты кушать-то не сильно хочешь?
   М и ш а. Да нет, мама, я только что поел.
   М а т ь. Вот и хорошо, Мишенька, вот и молодец. Переодевайся, сынок, побыстрее, и поедем, а то на поезд можем опоздать.
   М и ш а (выходя из комнаты). А нас там, в Батогах, встречать будут?
   М а т ь (вслед). Не знаю, Мишенька, ничего не знаю...Навряд ли...Как-нибудь на попутке добираться придётся.
   М и ш а (из другой комнаты). Это сейчас не так просто...Можем на похороны не успеть.
   М а т ь. Ничего, ничего, как-нибудь...Если поспешим, то и успеем.
   Р о м а н. Мать, а мать?...Послушай, что тебе говорят...Слышишь?
   М а т ь. Ну?
   Р о м а н. Мне деньги нужны.
   М а т ь. Ну надо же! Деньги ему нужны...А кому они сейчас не нужны? Всем они нужны, не тебе одному.
   Р о м а н. Мать, я тебе серьёзно говорю. Мне деньги очень нужны.
   М а т ь. Нашёл, у кого деньги просить. У родной матери! Ты сам давно уже должен матери деньги приносить, помогать ей младших на ноги поднимать. Ты подумай, откуда у матери лишние деньги возьмутся?
   Р о м а н. Ты, давай, не прибедняйся! Ты думаешь, я не знаю, чей мужик зарплату на совместном предприятии в валюте получает?
   М а т ь. Ну и получает, ну и что? И ты иди, получай, если тебе на своей фирме не хватает. Тебе никто не запрещает. Чего ты чужие деньги считаешь? Ишь ты, умный какой...
   Р о м а н. Послушай, ты мне мать, или не мать? Я могу у тебя по-родственному попросить? Дай денег, очень нужны!
   М а т ь. Если ты говоришь, у тебя денег нет, то на какие же шиши ты тогда квартиры покупаешь?
   Р о м а н. Чего-о? Какие квартиры? Ты о чём это?
   А н я. Рома, мы только что тебе домой звонили, а там нам сказали, что ты теперь совсем в другом месте живёшь. Вот мама и решила, что ты себе новую квартиру купил, и уже на новое место переехал.
   М и ш а (выглядывая из другой комнаты). Ромка, правда? Вот здорово! Когда новоселье справлять будем?
   М а т ь. Мишенька, ты не отвлекайся, переодевайся побыстрее. Некогда нам болтать, и так опаздываем.
   М и ш а (уходя к себе). Сейчас, мама, я сейчас...
   Р о м а н. Вас кто просил туда названивать? Зачем?
   А н я. Рома, так ведь похороны же!
   Р о м а н. Ну и что? Они-то тут причём? Им-то какое дело до чужого дядьки из-под Батогов? Они, что ли, на похороны ехать должны?
   А н я. Так мы же не им, мы тебе звонили.
   Р о м а н. Я там больше не живу.
   А н я. Правильно, нам так и сказали, что ты там больше не живёшь.
   М а т ь. Ничего не понимаю...Вы, что же, выходит, с Ириной поругались?
   Р о м а н. Не поругались, а расстались. Причём навсегда.
   М а т ь (ахнув). А-а...А где же ты тогда жить собираешься?
   Р о м а н. Это меня как раз меньше всего волнует. Пока что могу здесь, у себя пожить, в родном доме. А там, как всё утрясется, кое с какими делами, там видно будет.
   М а т ь. Да как же так? Где здесь-то? В каком родном доме?...Мы уже и кресло-кровать твоё давным-давно на дачу отвезли.
   Р о м а н. Это тоже не проблема. Как отвезли, так и назад привезти можно...Или новое купить.
   М а т ь. Ох, темнишь ты, Ромка. Надо бы обстоятельно с тобой об этом переговорить, да некогда сейчас... И как это можно было с такой женой разойтись? Не понимаю...Она такая прелесть, и семья у неё очень приличная.
   Р о м а н. Я зато для них не очень приличным оказался.
   А н я. Как это, не очень приличным? А зачем она тогда за тебя замуж выходила?
   Р о м а н. Анька, не приставай! Вырастешь, узнаешь.
   М а т ь. И правда, Анюта, не лезь в серьёзный разговор. Иди, лучше Мишу поторопи...(А н я выходит)... Рома, ты матери прямо скажи: это у вас с Ириной всерьёз?...Или так: милые бранятся, только тешатся?
   Р о м а н. Я же сказал, для меня это сейчас не самая важная проблема. Не об этом у меня голова болит.
   М а т ь. А о чём?
   Р о м а н. Сколько раз тебе можно повторять: мне деньги позарез нужны!
   М а т ь. Да зачем тебе деньги-то?
   Р о м а н. Влип я...Очень серьёзно влип.
   М а т ь. На сколько влип-то?
   Ро м а н. На много.
   М а т ь. Да как же ты влипнуть умудрился?
   Р о м а н. А какая тебе разница? Влип, и влип. Как люди влипают, так и я влип. Сама будто не знаешь, как. Теперь-то чего об этом говорить?
   М а т ь. А где же твоя новая семья была? Как они могли до такого допустить? Тоже мне, родственнички называются! Они-то почему тебе деньгами не помогли?
   Р о м а н. Мать, я же сказал тебе, с ними у меня все покончено...И они меня больше видеть не желают.
   М а т ь. Но почему так?...Неужели всё из-за этого? Неужели для них деньги важнее всего на свете оказались?
   Р о м а н. Дело там не только в деньгах. Говорю же тебе, влип я...Короче говоря, залетел.
   М а т ь. Что значит, залетел?...В чем дело-то? Что там ещё, кроме денег?
   Р о м а н (махнув рукой). А-а, долго рассказывать...Да и всё равно ты не поймёшь.
   М а т ь (рассердившись). Это надо же так, какой сынуля у меня грамотный вырос! Мать родная его, оказывается, не поймёт! Конечно, как же это ей понять? Ей ни в жисть не понять, что с ним такое произошло. А вот как деньги последние ему отдать, так это она сразу понять должна. От себя, от родного брата с сестрой последнее оторвать! Ага, нашёл дурочку из переулочка. Нет уж, дорогой, выкручивайся сам со своими делами. Как залетел, голубок, так и вылетай, а мне сейчас совсем не до тебя...
  
   (Входят М и ш а и А н я)
   М и ш а. Мама, я готов.
   М а т ь. Ой, как долго, Мишенька! Опаздываем...(Берёт сумку)...Бери сумки, да пошли.
   М и ш а. Мама, давай сюда свою. Я лучше всё понесу, а то тебе тяжело будет.
   М а т ь. Нет, Миша, не надо, а то ты устанешь...Ничего, ничего, я сама, ты за меня не беспокойся, мне не тяжело...Ну, пошли, что ли?...А вы тут оставайтесь, за порядком следите! Аня, деньги сразу все не расходуй, а не то голодной сидеть придётся. Только на еду, поняла?...Не забыла, что отцу передать, когда позвонит?...И не шатайся, где попало, не бери с Надюхи пример. А ты, Роман, не валял бы дурака, а шёл бы к Ирине, да помирился, всё-таки жена она тебе.
   Р о м а н. Я тебе уже сказал, не лезь не в свои дела.
   М а т ь. Ну, ладно, ладно, до свидания...
  
   (М а т ь с М и ш е й уходят)
  
   Р о м а н. Анька, где там деньги?
   А н я. А тебе зачем знать?
   Р о м а н. Дай-ка, я себе немного возьму.
   А н я. Ты слышал, что мама сказала? Там только на еду. Да и то, наверное, не хватит.
   Р о м а н. А у тебя своя заначка есть?
   А н я. Немного есть. А тебе-то что?
   Р о м а н. Немного, это сколько?
   А н я. Отец сто марок на день рождения прислал.
   Р о м а н. Давай сюда.
   А н я. Ага, разбежалась! С чего ради я тебе их должна отдать?
   Р о м а н. Я тебе сказал, дай. А не то хуже будет.
   А н я. Хуже будет, если я тебе их отдам. Даже и не проси.
   Р о м а н. Анюта, послушай, будь человеком! Мне деньги очень нужны.
   А н я. А ты думаешь, мне не нужны? Мне скоро за учебу платить надо будет. Нет, нет, и не надейся, всё равно я эти деньги тебе не дам.
   Р о м а н. Анюта, ты мне сестра, или нет?
   А н я. Ты сам сказал, какая я тебе сестра.
   Р о м а н. Какая?
   А н я. Сводная, вот какая! У тебя, Роман, своя жизнь, а у меня своя. Так что денег я тебе не дам, даже и не рассчитывай.
   Р о м а н. Ну и не давай. Ты думаешь, это деньги? Не смеши меня. Слёзы это, а не деньги.
   А н я. Ну, вот и хорошо, вот и договорились. Давай лучше чай пить. Ты будешь?
   Р о м а н. Нет, не буду. Пей сама, а я пойду деньги искать.
   А н я. Ты когда придёшь?...Тебя ждать, или нет?
   Р о м а н. Не надо меня ждать, я ключ возьму...(Уходит)...Пока...
   А н я. Наконец-то, все ушли...Надо бы Валере позвонить...(Идёт к телефону)...Жаль, что Ромка вернулся ...Может быть, ненадолго? Покуражится день-два, пока не надоест, да и слиняет куда-нибудь...(Набирает номер)...Тьфу ты! Срывается...Тоже мне, новая станция...Цифровая называется...(Садится в кресло, продолжает набирать номер)
  
  
  
  
  
   Д Е Й С Т В И Е В Т О Р О Е
  
   Б а б у ш к а (лежит на диване, кряхтит). Кхе, кхе, кхе...Ох! Старость - не радость...Видать, продуло меня, с этими похоронами, да с переездами...Всю грудь заложило...Так и самой помереть недолго... Вера! ... (Громко) ...Верка-а!
   М а т ь (выходя из соседней комнаты). Мама, Вы чего?
   Б а б у ш к а. Как чего? Давно уж рассвело, а ты всё лежишь! Разлежалась, понимаешь, как барыня. Вставать пора, вот чего.
   М а т ь. Рано ещё, мама.
   Б а б у ш к а. Как это, рано? У тебя и квартира не прибрана. Как вчера заехали, так всё и стоит. Небось, и на кухне посуда немытая?
   М а т ь (зевая). Мама, посуду вымыть не долго.
   Б а б у ш к а (ворчит). Недолго, недолго...А вещи?...(Показывает на сумки)...Они, что, так и будут стоять здесь до китайской пасхи?
   М а т ь. И вещи разобрать нетрудно. Давайте, полежим ещё хоть часок, а то я прямо вся разбитая. Как сегодня на работу пойду? Не знаю...
   Б а б у ш к а. Как люди ходят, так и ты пойдёшь. Ножками пойдёшь, не переломишься.
   М а т ь. Вот, как всегда Вы, мама. Вам-то что, Вы у нас, словно двужильная.
   Б а б у ш к а. Ну и что?
   М а т ь. А к другим никакой у Вас жалости нет.
   Б а б у ш к а. Интересно! Уж не тебя ли мне жалеть? Живёшь тут, понимаешь, на этаже, как купчиха какая, со всеми причиндалами, со всеми удобствами. Ты хоть знаешь, как люди живут? А у тебя ни забот, ни хлопот.
   М а т ь. Ну, Вы и скажете тоже - забот у меня нет! Да у кого их сейчас нет?
   Б а б у ш к а. А ты Бога не гневи. Какие такие у тебя заботы могут быть? О ком тебе заботиться-то?
   М а т ь. Как это, о ком? У меня трое детей!
   Б а б у ш к а. Дети у тебя уже взрослые, в целости-сохранности выросли, с руками, с ногами, да и с головой на плечах. Уже сами о себе позаботиться могут. Мужик твой теперешний, сама рассказывала, всё по заграницам шастает, мешки добра, да кучи денег оттуда привозит, а у тебя одна лишь забота - как бы эти деньги побыстрее профукать.
   М а т ь. Да не шастает он! Что за выражения?
   Б а б у ш к а. А что же он там делает?
   М а т ь. В Германии он, на стажировке.
   Б а б у ш к а. Чего-о? А это что ещё за штуковина такая?
   М а т ь. Ну, это как бы...Ну, учится он там. Переучивается, одним словом.
   Б а б у ш к а. Как учится? Неужто он за всю жизнь так ничему и не научился? Неужто на старости лет у немчуры доучиваться приходится?
   М а т ь. Не доучиваться, а переучиваться.
   Б а б у ш к а. Ещё не лучше. Знать, не тому мужик учился...А ведь ты, кажись, говорила, он два института закончил?
   М а т ь. Было дело.
   Б а б у ш к а. Ой, что деется! Двадцать лет, бедный, учился, учился, и всё коту под хвост? Опять переучиваться надо?...И на кого же он там переучивается, в этой самой Германии?
   М а т ь. На менеджера.
   Б а б у ш к а. На менеджера?...Ага, вот и хорошо. Тогда ты мне, старухе, вот что разобъясни. Не пойму я, чего это все вокруг только об энтих самых менеджерах и талдычут? Никак в толк не возьму, к чему бы это? Их послушаешь, так по всему выходит, что без них нам совсем крышка.
   М а т ь. Так и есть, мама, правильно люди говорят. Знаешь, менеджеры, это...Ну, как бы тебе сказать...
   Б а б у ш к а. А ты говори, как есть.
   М а т ь. В общем, это те, которые как бы всем и заправляют.
   Б а б у ш к а. Да ну?...А как это, всем?...А вот если взять, к примеру, наши Вошки? Дак там всё есть, и трактора, и скотина, и народ всякий-разный обретается. В общем, много чего...
   М а т ь. Вот именно, много чего, а менеджер всем и управляет.
   Б а б у ш к а. Вот те раз! Дак, он, выходит, навроде нашего бывшего директора совхоза?
   М а т ь. Ну, мама, Вы и скажете тоже! Сравнили хрен с пальцем, нашли менеджера.
   Б а б у ш к а. Ага, понятно...Значит, этот самый менеджер совхозом управлять не может?
   М а т ь. Почему не может? Кто Вам сказал, не может? Да он хоть чем управлять может!
   Б а б у ш к а. Хоть чем?...И пароходом может?
   М а т ь. Да ну Вас! Причем здесь пароход? Пароходом не менеджер, а капитан управляет.
   Б а б у ш к а. Ага, понятно...А твой-то, когда переучится, чем управлять будет? Когда из Германии вернётся?...Сама, поди, не знаешь?
   М а т ь. Почему не знаю? Знаю. Он, мама, будет менеджером по связям с общественностью. Очень перспективная должность в наше время.
   Б а б у ш к а. Ой, мудрёно, дочка. У кого с кем связи? Чегой-то я разобрать не могу, что он делать-то будет?
   М а т ь. Мама, он с людьми работать будет...Ну, убеждать их там по-всякому. Растолковывать, что фирма ихняя всё, как положено, делает, им же на пользу...Ну, печать там подключать к этому делу, телевидение. В общем, много чего ещё. Это, мама, целая наука такая есть, специально ей наших людей за границей обучают. Вам это, мама, понять будет трудно.
   Б а б у ш к а (обиженно). Ох, уж и трудно! Мать её не поймёт...А знаешь что, дочка, я тебе скажу? Парторгом он у тебя работать будет. Только это сейчас не так называется, не по нашенски...
   М а т ь. Ой, мама, замолчите! Не продолжайте, а то слушать Вас тошно...Это надо же было такое придумать - парторгом.
   Б а б у ш к а. А тошно тебе, так и не слушай. Иди, лучше, детей разбуди. Нечего им без дела валяться. Чай не баре, бока отлежат. Вставать давно пора, да за работу.
   М а т ь (спохватившись). А я и впрямь с Вашей болтовней на работу опоздаю...(Смотрит на часы) ... Ой! Часы-то стоят! Сколько времени-то сейчас?...(Подбегает к столу, смотрит)...Ой! Я так и позавтракать не успею!
  
   (М а т ь выбегает)
  
   Б а б у ш к а. Ну, вот...Как всегда. Натворит делов, а потом ещё и мать у неё виновата.
   М а т ь (из другой комнаты). Миша! Мишенька!...Вставай, сынок, поднимайся скорее, а то на работу опоздаешь. Часы-то остановились! Если бы не бабушка, проспали бы мы с тобой всё на свете.
   М и ш а (выходя из соседней комнаты). Привет, бабуля.
   Б а б у ш к а. Доброе утро, внучек. Иди, умывайся поскорее, а то смотреть на тебя страшно...Ох-хо-хо...И откуда только силы у молодых берутся? Всю ведь ночь где-то шатался, под утро только пришёл.
   М и ш а. А ты откуда знаешь?
   Б а б у ш к а. Бабка-то у тебя вполглаза спит, всё замечает. Не успел с дороги домой заскочить, и сразу к друзьям?... (Лукаво)...А, может, не к друзьям?
   М и ш а. Бабуля, а ты у меня черезчур любопытная бабуля.
   Б а б у ш к а. Иди, иди, внучек. Я тебя не осуждаю. Дело это молодое, стесняться тут нечего. Только смотри, как бы ненароком раньше времени себе ярмо на шею не повесить.
   М и ш а (выходит умываться). Спасибо за совет.
   Б а б у ш к а. Всегда рады советом помочь...А что? Совет не деньги, карман не оттягивает. Чего на советы-то скупиться?
   М а т ь (забегает, кое-как собранная). Кажется, ещё успею...Ладно, мама, Вы тут оставайтесь, а я побежала.
   Б а б у ш к а. Постой, постой! В церковь-то когда пойдём, сорокауст заказывать?
   М а т ь. Я на работу опаздываю, Вы разве не видите?
   Б а б у ш к а. Сегодня не успеем?
   М а т ь. Потом, потом...
   Б а б у ш к а. Я тогда сама пойду...Завтра.
   М а т ь. Пожалуйста, идите сами, хоть завтра, хоть сегодня.
   Б а б у ш к а. Нет, сегодня не пойду, усталая я. Ноги совсем не ходят, отдохнуть надо.
   М а т ь. Ну, всё, убегаю...
   (М а т ь уходит)
  
   Б а б у ш к а. Эх, Верка, Верка...Вот непутёвая выросла! Никакой ей веры нет. На поминках при всём честном народе клялась, божилась, мол, как домой приедем, так сразу в церковь, брата отпеть, как положено, по христианскому обычаю. Ну, вот, приехали, а она про церковь и говорить не желает. Одним словом - балаболка...И всегда балаболкой была, сызмальства...Да и не мудрено, от балабола и родилась...
   М и ш а (входит, уже одетый). Бабуля, ты опять ворчишь? Не надо ворчать.
   Б а б у ш к а. Мишаня, а ты поесть-то успеешь?
   М и ш а. Некогда мне, бабуля, я тороплюсь...
  
   (М и ш а уходит)
  
   Б а б у ш к а. Ну, вот, как же на них не ворчать? Не позавтракают, и работать идут. А много они на голодный желудок наработают?...Ох-хо-хо...Не так в наше время было. Работника сначала за стол садили, а уж потом...
   А н я (входя из другой комнаты). Ба, ты уже встала?
   Б а б у ш к а. А ты как думала? Неужто до обеда буду лежать, пролежней дожидаться? И тебе, внученька, давно уже подниматься пора. Иди, умойся, да оденься, а я пока чайку вскипячу. Завтракать с тобой будем...И не забудь, Романа разбуди.
   А н я. Не стану я его будить.
   Б а б у ш к а. Почему?
   А н я (выходя). Да он бешеный какой-то. Пусть лучше спит, нам не мешает.
   Б а б у ш к а. Как это, пусть спит? Вот пусть встанет, позавтракает, а там уж по своим делам идёт, куда хочет...Рома!...Ромка, вставай!...Вставай, тебе говорят!...(Громко поёт революционную песню)..."Вставай, поднимайся, рабочий народ, берите дубинки, и бейте господ..."
   Р о м а н (входя). Ты чего орёшь? Чего тебе от меня надо?
   Б а б у ш к а. Рома, нельзя же так много спать. Это для здоровья вредно, голова потом болеть будет.
   Р о м а н. Моя голова скорее от тебя заболит, если ты так орать будешь.
   Б а б у ш к а. Ты зачем свою родную бабку обижаешь? Она у тебя одна. Чего она тебе плохого сделала?
   Р о м а н. Да никто тебя не обижает! Приехала, и ладно, сиди и молчи. Я же не спрашиваю тебя, зачем ты сюда приехала?
   Б а б у ш к а. Вот те раз! Как это, зачем? В церкву приехала сходить, сына своего отпеть, дядьку твоего родного.
   Р о м а н. Ты смотри-ка, какая у нас, оказывается, старушка богомольная. Забулдыгу подзаборного отпевать приехала...
   Б а б у ш к а. Нишкни, поскрёбыш! Не тебе старших судить! Если мой сын и пил, так у тебя не просил. Всегда на свои, не то, что некоторые...
   Р о м а н. Чего, чего?...Ты на что намекаешь?...Ты про кого это?
   Б а б у ш к а. Про тебя, внучек, про тебя, а про кого же ещё? Мне мать уже всё рассказала, как ты к ней с ножом к горлу приставал, деньги от неё требовал.
   Р о м а н. Да кто требовал-то?
   Б а б у ш к а. Ты и требовал. А кто же ещё? Не Миша же с Анюткой?
   Р о м а н. Да пошли вы все!...(Зло пинает ногой сумку)...Сами знаете, куда...
   Б а б у ш к а. Тише ты, олух царя небесного! Банки перебьёшь...
  
   (Б а б у ш к а берёт сумки, уносит их на кухню)
  
   Р о м а н. Вот родственничков послал Бог на мою голову! Ни в чём от них никакого проку нет...Денег у них не допросишься, вот паразиты! Помирать будешь, и то ни копейки не дадут. Зато, как помрёшь, сразу в "церкву" отпевать побегут, сразу всех оповестят, какие они люди милосердные. Чтобы вся округа знала, как они пекутся о заблудшей душе раба божьего Романа...Да уж тогда, точно, лучше не жить...Разве это можно жизнью назвать? Не живёшь, а только небо коптишь...Не работаешь, а мошенничаешь на каждом углу...Не любишь, а используешь... Один другого...Не получаешь удовольствие от жизни, а кайф ловишь...Один только кайф и остался. И никуда от этого не денешься...
   А н я (входит, уже одетая). Рома, ты уже встал?...А где бабушка? На кухне?
   Р о м а н. Не знаю...Я за ней не слежу.
   (Р о м а н уходит обратно к себе)
   А н я (громко). Бабуля! Ты где?
   Б а б у ш к а (входит с подносом в руках). Здесь я, детонька...Садись, чайку попьём...(Громко)...Рома, внучек, хватит тебе на бабку старую сердиться! Иди лучше к нам, почаёвничаем.
   А н я. Да ну его! Не зови его, бабуля, не надо, а то он нам всё настроение испортит.
   Б а б у ш к а. Как же так, не зови? Он же, должно быть, голодный? Не хочет, так пускай не выходит, а позвать всё равно надо.
   Р о м а н (заходит с большой сумкой). Не надо меня звать. Я есть не хочу.
   А н я. Ты куда это собрался?
   Р о м а н. Я перед тобой отчитываться должен? Ты кто такая?
   Б а б у ш к а. Рома, ты когда домой придёшь?...Тебя ждать, или нет?
   Р о м а н. Нечего меня ждать. Я здесь сам по себе...Сам себе хозяин...
  
   (Р о м а н уходит)
  
   Б а б у ш к а. Что это с ним такое?...Ничего понять не могу.
   А н я. Не обращай на него внимания, слишком много чести.
   Б а б у ш к а. Такой был раньше покладистый парнишка, с детства...
   А н я. Всегда он таким был. Давай лучше пить чай с вареньем. Ты привезла моего любимого, из крыжовника?
   Б а б у ш к а. Привезла, моя ягодка, конечно, привезла. А как же не привезти, внученька моя ненаглядная? Вот же оно стоит...Кушай на здоровье.
   А н я (поедая варенье). Ой, как вкусно, бабулечка! Вкуснее чупа-чупса...
   Б а б у ш к а. Ешь, ешь...Только смотри, язык не проглоти. А то как потом с женихом разговаривать будешь?
   А н я. С каким женихом?
   Б а б у ш к а. А с кем ты вечером по телефону болтала? Ты думаешь, я не заметила? Ох, девка, ты не думай, бабка у тебя хоть и старая, но не глупая.
   А н я. А-а...Вон ты про что...Так это я так.
   Б а б у ш к а. Что, так?
   А н я. Это я с одной моей подругой разговаривала.
   Б а б у ш к а. С подругой? Так вздыхала и мямлила?...Ох, не рассказывай мне сказки. С подругами так не разговаривают.
   А н я. Ба-буш-ка-а-а...
   Б а б у ш к а. Правильно, бабушка. А кто же? Не дедушка же?
   А н я. Ну, бабушка, ну, миленькая, ну, пожалуйста! Ты только маме не рассказывай!
   Б а б у ш к а. О чём, детонька моя?...О чём ей не рассказывать?
   А н я. О том, что ты догадалась...Ну, то есть, поняла, с кем я по телефону разговаривала.
   Б а б у ш к а. А то она и так без меня сама не знает, с кем это её девка по телефону ахает, да охает?
   А н я. Да не знает она!
   Б а б у ш к а. Как, не знает?
   А н я. Не до меня ей, вот она и не замечает.
   Б а б у ш к а. Ну, ладно, ладно. Раз такое дело, так и быть, не скажу...Если только, конечно, он парень хороший.
   А н я. Хороший, хороший! Он очень хороший, бабушка.
   Б а б у ш к а. Хороший, говоришь?
   А н я. Очень хороший. Лучше всех.
   Б а б у ш к а. Ну да, ну да, всё правильно, конечно же, лучше всех. Всё так у всех и бывает, моя любезная.
   А н я. У всех?
   Б а б у ш к а. А ты как думала?
   А н я. И у тебя так тоже было?...Ну, с дедушкой моим?
   Б а б у ш к а. Было...Только не с ним, не с Василием моим, покойным, царство ему небесное.
   А н я. Не с дедушкой?...А с кем же тогда?
   Б а б у ш к а (смеясь). Ишь ты, любопытная какая. Всё бы тебе знать...Много будешь знать, скоро состаришься. Мала ты ещё об этом разговоры разговаривать.
   А н я. Да не мала я, бабуля! Взрослая уже, паспорт имеется.
   Б а б у ш к а. Не мала, говоришь?...(Смеётся)... И когда это ты повзрослеть успела?
   А н я. А ты, бабуля, и не заметила, когда. Пока ты старела помаленьку, я в это время и выросла.
   Б а б у ш к а. Ну и что с того, если твоя бабка устарела? Она, хоть и старая, а всё, как сейчас, помнит.
   А н я. Что ты помнишь?
   Б а б у ш к а. Всё! Всё, как есть, помню. Ничего не забыла. Столько лет прошло, а как будто бы вчера это было.
   А н я. И про свою первую любовь помнишь?
   Б а б у ш к а. А то нет? Это уж само собой. Знай, девка, если кто свою первую любовь забудет, тот, почитай, и самого себя уже не помнит.
   А н я. И кто же он был, если не дедушка?
   Б а б у ш к а. Парень.
   А н я. Понятно, что парень. Не девчонка же?
   Б а б у ш к а (рассерженно). Ничего тебе не понятно! Говорю тебе, парень, а не мужик. Молодой он был, не женатый. Даже ни за кого ещё не просватанный.
   А н я. Он красивый был?
   Б а б у ш к а. Он-то? Красивый. Красивше не бывает.
   А н я. Да ну!
   Б а б у ш к а. Вот тебе и ну. Говорю тебе, красивый он был, ростом высокий, статный. И походка у него степенная была...Как у настоящего хозяина. Не то, что у нонешних швындриков, так, мельтешение одно. А ещё хозяевами назвались. Суетятся, суетятся, а всё без толку. А чего суетиться? Всё равно судьбу не объегоришь. Как кому на роду написано, так и будет. Раньше недаром говорили: суетливого, сколько ни холи, всё равно не выхолишь, малого расти, всё равно не вырастишь. Ну, а бестолкового богатством одаривать, всё одно, что даром себя, да и всех разорять. Всё равно богатство сквозь пальцы уйдёт, ничего не останется...
   А н я. Ты, бабуля, не отвлекайся, лучше про любовь свою первую рассказывай.
   Б а б у ш к а. А ты меня не перебивай...На чём я остановилась, егоза ты эдакая?
   А н я. На походке его, на степенной.
   Б а б у ш к а. Да-а...Горделивая такая походка была. Голову так повернет, на меня как взглянет, а у меня аж дух захватывает! Посмотрю, бывало, на него украдкой, как с глазами его встречусь, так у меня земля из-под ног уходит. Век бы так, не отрываясь, в очи его ясные смотреть.
   А н я. У него, что, глаза голубые были?
   Б а б у ш к а. Да-а...Ясные глаза, светлые...И весёлые, к тому же. Можно даже сказать, озорные. И улыбка тоже озорная.
   А н я. Бабуля, ну что ты такое говоришь?
   Б а б у ш к а. А что я такое говорю?
   А н я. Ты говоришь: походка степенная, а глаза озорные. Сама подумай, как же такое может быть? Где это видано?
   Б а б у ш к а. Как, где? В жизни, милая моя, в жизни. И не такое ещё было и видано, и перевидано...И пережито...Да не так, как в телевизоре вашем заморском показывают...И не на улицах, где люди с мёртвыми глазами ходят. Ничего-то в этих глазах не отражается, будто бы и не люди это вовсе, а покойники из гроба восстали. Страх, да и только...
   А н я. Бабуля, ты опять отвлекаешься. Дальше-то что у вас с ним было? Он хоть догадался, что ты его любишь?
   Б а б у ш к а. Догадался, как не догадаться.
   А н я. А как это случилось? Ты ему сама об этом рассказала?
   Б а б у ш к а. Можно сказать, что и так...Только не нарочно, а, как бы невзначай всё само собой получилось.
   А н я. А как?
   Б а б у ш к а. Да вот так. Получилось, и получилось.
   А н я. Бабушка, расскажи, как?
   Б а б у ш к а. Чего тут рассказывать? Стоим мы как-то раз за околицей, на гулянке деревенской. Девки вместе, парни отдельно. Стоим, словами перекидываемся, семечки пощёлкиваем. Ждём когда же, наконец, гармонист придёт...
   А н я (нетерпеливо). Ну?
   Б а б у ш к а. Чего, ну? Ты не нукай, не запрягла ещё бабку. Говорю тебе: стоим мы, гармониста ждём. А гармонистом-то Андрей и был.
   А н я. Тот самый?
   Б а б у ш к а. Да...Тот самый...А на гулянку он завсегда не один приходил.
   А н я. А с кем? У него, что, уже другая была?
   Б а б у ш к а. Да никого у него не было! Я же сказала тебе, молодой он был, не просватанный ещё. С братом своим он приходил, вот с кем. С Алексеем...Ох, тоже был парень, хоть куда! Красавец... Вот и в тот раз их вдвоём ждали, ждали, а они всё не шли, да не шли...
   А н я. А что такое? Случилось что-нибудь?
   Б а б у ш к а (рассердившись). Ты, внучка, можешь меня не перебивать? Можешь хоть немного помолчать? Я ведь тебе это рассказываю, а сама, как будто, заново всё переживаю! Как будто бы вчера всё это случилось. Как будто годы не пронеслись и не унесли с собой всё, что было...И чего не было, а могло бы быть. Сижу вот тут с тобой и ласкаю себя мыслью, как всё иначе повернуться могло. А ты меня с этой мысли сладостной сбиваешь!
   А н я. Бабуля, ты не обижайся! Я молчать буду, честное слово! Обещаю тебе, ты только рассказывай, не отвлекайся.
   Б а б у ш к а. Ну, ладно, ладно. Слушай дальше. Так вот, стоим мы эдак, с подругой обнявшись, смотрим, Василий идёт...
   А н я. Дедушка?
   Б а б у ш к а. Опять ты за своё? Ничего не стану тебе больше рассказывать, раз ты такая.
   А н я. Ну, Ба-а!...Ну, пожалуйста! Я больше не буду!
   Б а б у ш к а. Не будет она...Ладно, слушай дальше. Он тогда как раз на первые роли в комсомольской ячейке выскочил, важного из себя строить стал. Идёт, нос кверху, под ноги себе не смотрит, об ухабы запинается. Так вот, подходит, значит, Василий, и прямо ко мне: "Разрешите, - говорит, - с вами постоять..." А мы ему в ответ: "Пожалуйста, стойте, сколько хотите. Место не куплено, на всех хватит..." Ну, вот, встал он рядом, постоял, постоял, пиджачок свой снял и мне предлагает: "Холодно, - говорит, - простыть можете..." А в это время как раз Андрей со своим братом появился. Андрей, как пиджачок тот кургузый увидел, так остановился, гармонь развернул и во весь голос: "Пароход идёт - вода кольцами, будем рыбу кормить комсомольцами..."
   А н я. Вот это да! И не страшно ему было?...А ты что?
   Б а б у ш к а. А что я? Пиджачок этот обратно Ваське бросила, сама вперед выскочила, и в ответ ему: "Ох, ох, не дай Бог, с комсомолом знаться! Ничего не понимает, лезет целоваться..." Андрей, как это услыхал, так засмеялся, гармонь свою с плеча снял, брату отдал. Подошёл ко мне, и уже весь вечер от меня не отходил...Ты знаешь, Анютка, тот вечер был самым счастливым в моей жизни...
   А н я. А потом?...Что потом-то было?
   Б а б у ш к а. А что потом? Суп с котом. Ничего потом не было.
   А н я. Почему?...Он, что, предал тебя?
   Б а б у ш к а. Никого он не предавал, ты чего выдумываешь?
   А н я. А что?
   Б а б у ш к а. Это я его предала.
   А н я. Ты? Не может быть!
   Б а б у ш к а. Может, внученька, может. На этом свете всё может быть. Иногда бывает, что и любимого человека предавать приходится.
   А н я. Но почему же так? Я себе этого представить не могу. Как можно предать человека, которого любишь?...Который так тебе дорог?...Не знаю.
   Б а б у ш к а. Ты, Анюта, ещё ничего не знаешь про эту жизнь. И дай Бог, тебе этого так и не узнать. Так и не изведать того, что такое животный страх у человека. Что такое чёрная зависть, своя, и чужая...А пуще всего, ягодка моя, бойся пустоты внутри себя. Когда станет всё равно, что тебя ждёт впереди, и что с другими случится.
   А н я. Бабушка, а с ним-то что случилось?...Ну, с Андреем твоим?
   Б а б у ш к а. Тогда и до наших краёв раскулачивание докатилось. А семья ихняя, ох, как крепко жила! Ещё бы им так не жить. Мужики все здоровые были, работящие, непьющие. У всех в руках силушка была. Да и голова на плечах, не в пример другим, как механизм какой, германский, работала. Вот и попала семья их в списки. Только они ждать приезда комиссии не стали. За ночь раскатали дома свои по брёвнышку, да вниз до города и сплавили...Так вот. Андрей-то перед этим ко мне приходил, с собой звал. А я, дура, струхнула тогда: "Зачем, - думаю, - мне кулачьё это? Пропаду я с ними. Ликвидируют и меня, как класс. Лучше уж Васька-комсомолец под боком..." С таким в те годы надёжнее было и, как мне показалось, сытнее...Вот так-то, внученька моя, дорогая. Хотела твоя бабка жизнь свою получше устроить...
   А н я. А Андрей? Что с ним потом сталось?...Ты не знаешь?
   Б а б у ш к а. Почему не знаю? Знаю. Андрей потом с братом на стройке работали...Потом добровольцами на фронт ушли. Андрей-то мой с войны весь в орденах вернулся. Ну, а брат его, Алексей, под Сталинградом лежать остался. Геройски погиб...После войны Андрей в Москву уехал, в большие люди вышел. Высоко залетел, орёл, ох, как высоко. Нам отсюда и не видать.
   А н я. А он, что, так потом и не женился?
   Б а б у ш к а. Почему не женился? С чего ты это взяла? Разве ж он малохольный какой был? Он себе жену с фронта привёз...Эх, вот повезло бабе! Всю жизнь её на руках носил, холил и лелеял. Как подумаешь, что на её месте могла бы оказаться, если бы не растерялась тогда...До сих пор обидно, тоска гложет...Ну, да чего уж там. Чего теперь понапрасну слезы лить? Жизнь сызнова не переживёшь...А чего это мы с тобой, Анюта, всё о грустном? Ты бы хоть развеселила старуху, музычку какую, весёлую, поставила бы, что ли?
   А н я. Я сейчас, бабушка...(Выбегает и через некоторое время возвращается растерянная)...Бабушка, ты мой магнитофон никуда не убирала?
   Б а б у ш к а. Да нет, Анюта. Я в ту комнату даже и не заходила.
   А н я. А где же он тогда?
   Б а б у ш к а. Кто?
   А н я. Магнитофон мой! Говорю тебе, нет его там.
   Б а б у ш к а. А ты бы, Анюта, получше посмотрела. У него же ноги вырасти не могли. Куда его поставили, там и должен стоять.
   А н я. Я уже везде у себя обыскалась. Нет его нигде.
   Б а б у ш к а. Как это, нет?
  
   (Б а б у ш к а и А н я начинают ходить по комнатам в поисках магнитофона. Они то входят, то выходят. Появляется Р о м а н , весёлый, уже без сумки)
  
   Р о м а н. О-о! Кого я вижу! Бабулечка моя родная! Здравствуй, здравствуй...Как я рад тебя видеть, ты бы знала...
   Б а б у ш к а. Здоровались уже сегодня.
   Р о м а н. Ну и что? С хорошим человеком и два раза не грех поздороваться. И три! Ты ведь у меня человек хороший?...А, бабуля? Ты одна меня всегда, как надо, понимала...
   А н я. Ромка, ты мой магнитофон не видел?
   Р о м а н. Зачем тебе магнитофон, Анюта?
   А н я. То есть, как это, зачем?
   Р о м а н. Вот я и спрашиваю у тебя, сестрёнка моя, сводная, зачем тебе этот магнитофон понадобился?
   А н я. Что за дурацкие вопросы ты задаёшь? Музыку слушать, вот зачем!
   Р о м а н. Так ты у нас, оказывается, хочешь музыку послушать? И бабулечка моя любимая тоже хочет? А я вас уважу, раз такое дело. Будет вам сейчас, дорогие мои родственнички, концерт по заявкам! Я сейчас, разлюбезные вы мои, живьём для вас и спою, и станцую! Слушайте, это вам не какая-нибудь фанера...
  
   (Р о м а н начинает петь дурным голосом и танцевать, кривляясь)
  
   А н я. Ромка, гад, ты куда мой магнитофон дел?
  
   (Р о м а н , не слушая, продолжает, кривляясь, петь и танцевать)
  
   Б а б у ш к а. Рома!...Внучек!...Слышишь?...Отвечай, тебя сестрёнка спрашивает!...Да перестань ты дрыгаться!
   (Р о м а н продолжает кривляться, издавая всё более нечленораздельные звуки)
  
   А н я. Ромка, прекрати!...Слышишь?...Остановись, тебе говорят!
  
   (Р о м а н никак не реагирует)
  
   Б а б у ш к а. Анюта, чего это он? Издеваться над нами вздумал?
   А н я. Ба, ты знаешь...Я тебе ещё раньше хотела сказать, только не говорила.
   Б а б у ш к а. Что, не говорила?
   А н я. Он вообще, как переехал к нам, совсем какой-то странный стал.
   Б а б у ш к а. Что значит, странный?
   А н я. Да вообще...В общем, никакого с ним сладу не стало.
   Б а б у ш к а. Помнится, он и раньше, бывалоча, коники выделывал, но вот такое? Я и представить себе не могла, что наш Ромка такое вытворять может...И где это он такому непотребству научился?...Ой! Ой! Что это с ним?
   (Р о м а н дёргается всё более нелепо и, наконец, падает на пол без сил)
  
   Б а б у ш к а. Рома, внучек, что с тобой?...Ты так шутишь над нами?...Ну, хватит, вставай, пошутил и довольно.
   А н я. Да не шутит он, а издевается!
   Р о м а н (уже на полу). Помогите!...Плохо мне!...Помогите!
   А н я. Никто тебе помогать не будет! Как упал, так сам и поднимайся.
   Р о м а н. Ма-ма-а-а!
   Б а б у ш к а. Ой, Анютка, и вправду, не шутит он...(Подходит и тормошит Р о м а н а)...Ты нигде не ушибся, Ромочка?...Где болит-то у тебя?
   А н я. Да не болит у него нигде!...И не болело никогда. Это он всегда всем делал больно.
   Б а б у ш к а. Нет, Анюта, видать, совсем парню плохо...Помоги-ка, детонька, мне...(Нагибается)...Давай-ка мы его вместе как-нибудь на диван затащим.
   А н я (помогает Б а б у ш к е). Только ты учти, он потом всё равно нам всё настроение испортит...Знаю я его.
   Б а б у ш к а. Рома, внучек, очнись...Глаза открой...Что это с тобой?...Анюта, сбегай на кухню, воды принеси.
   А н я. Я сейчас, бабуля...
   (А н я выходит)
  
   Б а б у ш к а (раздевает Р о м а н а). Погоди маленько, внучек, сейчас полегчает...Может, это от духоты с тобой приключилось?...(Снимает рубашку, замечает следы уколов)....Ай-яй-яй! Да ты у нас, бедный, никак, болеешь? Так сильно болеешь, и никому ни слова про это не говоришь?...Чтобы нас не расстраивать...Ай-яй-яй-яй...
  
   (Входит А н я со стаканом воды, подходит к Р о м а н у и тоже замечает следы уколов)
  
   А н я (в ужасе). Ба-буш-ка-а-а!!!
   Б а б у ш к а. Что, милая? Видишь, как всё обернулось-то? Знать, не придуривался он. Болеет наш Ромочка, и сильно болеет. А чем болеет, мы и понять не можем...
   А н я. Бабушка, какая болезнь? Это же передозировка у него!
   Б а б у ш к а. Бог с тобой! Какая передозировка?
   А н я. Какая, какая...Ты, что, сама не видишь, какая? Обыкновенная, вот какая. Ромка-то наш, оказывается, наркоман!
   Б а б у ш к а (испуганно). Ой! Ты чего такое говоришь? С чего ты это взяла?
   А н я. Разуй глаза, бабушка! Ты, что, не видишь?
   Б а б у ш к а. Ничего я такого не вижу! И видеть не хочу! Ишь ты, чего удумала, сестрица? Чуть с братом плохо стало, так живо его в наркоманы определить? Не может мой родной внук стать наркоманом. Что угодно, только не это. Быть такого не может! Видишь, болеет парень...
   А н я. Как это не может, когда уже есть! И ничем он не болеет! Это не болезнь, а передозировка! Надо срочно скорую вызывать, а не то умрёт...
   Б а б у ш к а. Глупости всякие говоришь! Не болеет, а помрёт...И никакую скорую мы вызывать не будем! Ещё чего не хватало? Молодой ещё, ничего с ним не станется. Полежит немного, да и отлежится, сам как-нибудь в себя придёт. А я для верности ему валидольчика в рот положу, небось, и полегчает парню...
   А н я. Ты с ума сошла, бабушка! Он же умрёт!...(Подбегает к телефону, набирает номер)...Алло!... Скорую мне!...Скорее, брат умирает!...От передозировки!...Да, да, очень плохо!...Да, да...Партизана Железняка, дом двенадцать, квартира сорок девять!...Хорошо, я буду ждать...(Кладёт трубку)...Я на улицу побегу, скорую встречать, а ты, бабушка, за ним смотри...Следи, как бы не задохнулся...
  
   (А н я убегает)
  
   Б а б у ш к а (растерянно). Быть такого не может...С моим внуком?...Нет, не может быть...
  
  
  
  
  
  
  
   Д Е И С Т В И Е Т Р Е Т Ь Е
  
   Входят М а т ь и Б а б у ш к а.
  
   Б а б у ш к а. Ох, и устала я...Ноги гудят...А спина, кажется, вот-вот пополам переломится.
   М а т ь. И не мудрено, с непривычки-то. Чего тут удивляться, мама, нечасто такое бывает. Почитай, всю службу на ногах простоять пришлось, вот и устали.
   Б а б у ш к а. Верка, а ты, часом, не забыла за здоровье Романа свечку поставить?
   М а т ь. Как я могла об этом забыть? Её первым делом и поставила, пока Вы сорокауст по Виктору заказывали.
   Б а б у ш к а. Вот и хорошо. Может быть, и нашему Ромке Бог как-нибудь поможет выздороветь от болезни этой, чтоб её! Привязалась к парню, никак не отвяжется...
   М а т ь. Сколько раз Вам повторять, мама, не простая это болезнь.
   Б а б у ш к а. А какая?
   М а т ь. Врачи говорят, тут многое с душой связано.
   Б а б у ш к а. Потому в церковь и пошли, за упокой души Виктора, да за здравие Романа помолиться. А кому мы ещё, кроме Бога, нужны? Кто нам ещё поможет?
   М а т ь. Ну, я не знаю...
   Б а б у ш к а. Чего ты не знаешь?
   М а т ь. Ничего не знаю.
   Б а б у ш к а. Да ты, Верка, никак, в Бога не веруешь? А чего же в церкву пошла? Лучше бы уж тогда совсем туда не ходила.
   М а т ь. Пошла и пошла. Можно подумать, ты в него больно веришь. Что-то я с детства не припомню, чтобы ты мне про Бога рассказывала.
   Б а б у ш к а. Нельзя было рассказывать, вот и не рассказывала...Ты, вот, Верка, болтаешь всякое, почём зря, а и не знаешь!
   М а т ь. Что я не знаю?
   Б а б у ш к а. Что Виктор наш мне каждую ночь является, и просит за него хотя бы свечку в церкви поставить. А прошлую ночь совсем бледный пришёл и жалобно так на меня смотрит. А потом заплакал и говорит: "Девять дней давно прошло, - мол, - скоро уж и сорок будет, а ты так в церкви и не была. Больно мне, мама...И Роману тоже больно..." Сказал так и пропал.
   М а т ь. Не придумывайте, мама. Это Вам, наверное, во сне приснилось.
   Б а б у ш к а. А хотя бы и во сне. Всё одно, душа мается.
   М а т ь. Это Ваша душа мается, а не его. Ему теперь уже всё равно.
   Б а б у ш к а. Моя душа тоже мается...И болит...А как ей не болеть? Что теперь с Ромкой будет, если даже поправится парень?
   М а т ь. Не надо, мама. Мою-то душу зачем травить? Чего раньше времени об этом думать?
   Б а б у ш к а. Вер, а, Вер?...Слышь? А правду люди говорят, что лечение этой самой...Наркомании проклятой. Больших денег, говорят, стоит?
   М а т ь. Пока он бесплатно в реанимации лежит...А денег на его лечение у меня нет, и платить за него я не собираюсь. Он ведь, гад, оказывается, без нас тут много чего ценного из дома повытаскал. Даже из гаража, то, что Санька припас, и то уже отоварить успел...Что будет, когда Саня из Германии вернётся, не знаю. Представить страшно.
   Б а б у ш к а. Вер, а они, что, так с Ромкой и не поладили?
   М а т ь. Какое там поладили! На дух друг друга не переносят...А тут ещё, как назло, такое. Совсем ума лишиться можно.
   Б а б у ш к а. Что и говорить, хорошего мало...Но ты, Верка, погоди расстраиваться. Может ещё так статься, что Ромка и не выживет. Врач ведь гарантию не даёт?
   М а т ь (возмущённо). О чём Вы, мама? Да как у Вас язык поворачивается, мне такое говорить?
   Б а б у ш к а. А ты меня не стыди! Я тебе правду говорю, как есть. Вот Александр вернётся, а Ромку из больницы не выпустят? Да ещё мешок денег за лечение потребуют, что тогда? Ты головой своей подумала, или опять мне за тебя думать надо? Сама мне жаловалась, что Санька твой и так на сторону смотрит, а тут ещё такой позор...Гляди, как бы тебе после этого одной не остаться.
   М а т ь. Опять Вы, мама, за старое? Опять нравоучения?
   Б а б у ш к а. Не опять, а снова! А ты, Верка, как тогда меня не слушалась, так и теперь слушать не желаешь. Зачем связалась с Ромкиным отцом? Зачем рожала от этого прохиндея?
   М а т ь. Теперь-то чего об этом говорить? Вы же сами прекрасно знаете, как всё произошло.
   Б а б у ш к а. Знаю, потому и говорю. Что, не захотела по распределению ехать работать? С проходимцем связалась? Вот и получила подарочек от него. Всю жизнь с ним маешься.
   М а т ь. Мама, я ни о чём не жалею! Что же мне тогда оставалось делать? Не ехать же, в самом деле, во Вдовий Лог, к чёрту на кулички? Да там ещё хуже, чем в наших Вошках! Что же, я, выходит, зазря столько мучилась? Столько раз в институт поступала, столько зубрила, и всё коту под хвост? Люди, как люди, всё по театрам, да на танцы, а я, как проклятая, головы от книг не отрываю! Всё учишь, учишь, учишь! Не ученье, а мученье самое настоящее. Ни одного экзамена с первого раза сдать не удалось.
   Б а б у ш к а. Верка, ну на кого тут обижаться, коли Бог тебя большим умом не наградил?
   М а т ь (возмущённо). Причём здесь мой ум?...И какое Бог имеет к нему отношение? Я в Батогах училась, да в Вошках! Я городских спецшкол не кончала! Потому мне всё с таким великим трудом и давалась...Не то, что этим вертихвосткам городским...И что бы я после всех этих мучений? Назад в деревню, грязь месить? А они тут на высоких каблуках задницами вертеть останутся? Как бы не так! Я их ничем не хуже.
   Б а б у ш к а. Да кого "их"-то?...И причём тут "они"? Это ведь не "они", а ты своего Ромку от прохвоста Соломонова рожала! А ведь у него уже жена и двое детей были...Да и старше он тебя лет на двадцать.
   М а т ь. Ну и старше, ну и что? Зато при должности.
   Б а б у ш к а. Много тебе эта должность помогла.
   М а т ь. Ну, много, не много, а работу в города смогла получить. И ни в какой Вдовий Лог ехать не пришлось.
   Б а б у ш к а (задумчиво). Может, и лучше бы было, если бы ты туда поехала.
   М а т ь (возмущённо). Глупости Вы говорите! Во Вдовий Лог...Да такое только врагу пожелать можно, а я, как-никак, дочерью Вам прихожусь. Неужто Вы это забыли?
   Б а б у ш к а. Ох, и бесстыжая ты, Верка! Забыть, как я тебя рожала, как ростила? Эх, ты...Это ты уже не помнишь, как твой Ромка без матери рос. Как ты его, малого, на меня скинула, так, почитай, до самой школы к себе не забирала...
   М а т ь. Не преувеличивайте, мама! Сына я своего не забирала...А куда я его могла забрать, пока квартиру не получила? Куда?
   Б а б у ш к а. Ой, да брось ты! Квартиру она получила...От Вячеслава тебе эта квартира досталась...Ох, и хороший же мужик, этот Вячеслав! Вот с кем повезло тебе, так повезло. Он и квартиру тебе оставил, и Мишке всю жизнь помогает. Жаль только, Ромку к сердцу принять не смог. И надо же было так парня невзлюбить, что ради него даже родного сына пришлось бросить, лишь бы с Ромкой вместе не жить.
   М а т ь. Причём тут Ромка? Не знаете, а говорите! Да, каюсь, с Вячеславом я сама во всём виновата. Он, действительно, очень хороший человек, я его так любила, так любила...И сейчас, наверное, всё ещё люблю...А что он Ромку, как родного, не принял, так чему тут удивляться? Чужой, он и есть чужой. Чужой ведь Ромка ему.
   Б а б у ш к а. Ну, чужой, не чужой, ребёнок, он и есть ребёнок. Ты его с собой рядом вырасти, вот он твоим и станет.
   М а т ь. Знаете, что, мама? Я вижу, Вас это сильно удивляет, что Вячеслав чужого ребёнка, как своего собственного, полюбить не смог? А вот то, что мой отец меня, свою родную дочь, всю жизнь ненавидел и только шпынял по всякому поводу и без повода, так это Вас, я вижу, нисколько не удивляет. Это, что, нормально, так к родной дочери относиться?
   Б а б у ш к а. Вот что я тебе, Вера, скажу. То, что Василий тебя не любил, это как раз нормально.
   М а т ь. Нормально? Это - нормально?
   Б а б у ш к а. Да, нормально.
   М а т ь. Да разве ж я урод какой, что он меня видеть не мог?...Или, может, психованная, что родной отец меня стеснялся?
   Б а б у ш к а. Эх, Верка, Верка...
   М а т ь. Что, Верка, что Верка?
   Б а б у ш к а. Что было, то было, дело прошлое, а только ты на покойника зла не держи.
   М а т ь. Это ещё почему?
   Б а б у ш к а. Потому что не родная ты ему.
   М а т ь. Что, что?...Что ты сказала, повтори?
   Б а б у ш к а. Не родная ты ему.
   М а т ь. Как это понимать?
   Б а б у ш к а. Как хочешь, так и понимай, а только не его ты дочь.
   М а т ь. Может, скажете, и не Ваша?
   Б а б у ш к а. Моя, моя, это уж точно, об этом можешь не беспокоиться. Но не его.
   М а т ь. Как это, не его?
   Б а б у ш к а. А ты сама посуди. Васька, как в сорок втором на фронт ушёл, так до самого конца войны и не возвращался. Уже после войны вернулся, в самом конце сорок пятого.
   М а т ь. Но Вы же сами рассказывали, как в госпиталь к нему ездили!
   Б а б у ш к а. Это я так, для отвода глаз, чтобы ты не подумала чего.
   М а т ь. (растерянно). Но...Но как же это?...Как же так? Почему?
   Б а б у ш к а. Что, почему?
   М а т ь. Почему Вы так поступили?
   Б а б у ш к а. Почему, почему...Получилось так, вот почему. Война ведь была, мужики все на фронте. Василий мой уже несколько лет, как воевал, а тут и письма от него приходить перестали. Думала, что он уж совсем сгинул. Ты же знаешь, наши с ним оба мальчонка-погодка ещё до войны померли...
   М а т ь. О чём Вы, мама?
   Б а б у ш к а. Да всё о том же. О чём спрашиваешь, о том и говорю.
   М а т ь. О чём Вы говорите?
   Б а б у ш к а. О том, почему ты на свет божий появилась, вот о чём.
   М а т ь. Мама! Мне же больно...
   Б а б у ш к а. А ты думаешь, мне было не больно, когда отец твой, как узнал, что я тобой брюхата, так и потерялся? Уполномоченный хренов, развей Бог его душу по ветру...
   М а т ь. Какой уполномоченный?
   Б а б у ш к а. Который на постое у меня находился. Всё в город с собой забрать обещался...Только в город-то он один, без меня, укатил. А я с животом осталась на всеобщее посмеяние. Хотела я тогда от тебя избавиться, чего греха таить, очень хотела. Особенно, когда, наконец, от Васьки письмо получила, из госпиталя.
   М а т ь (растерянно). Это правда?...Вы на самом деле рожать меня не хотели?
   Б а б у ш к а. А кто бы на моём месте захотел от тылового прощелыги рожать, когда мужик-герой в госпитале раны, в бою полученные, залечивает?
   М а т ь. Зачем же...
   Б а б у ш к а. Что, зачем?
   М а т ь. Зачем же Вы тогда меня всё-таки в живых оставили?
   Б а б у ш к а. Знать, Бог так распорядился. Знать, положено было тебе на свет появиться. Как я ни старалась, а ничего у меня с этим делом не получилось. Ничего не помогло, ни травы таёжные, ни баня...Да ты сама знаешь, как это делается. Только не получилось у меня самой, а обращаться к кому никак нельзя было. Страшно! На такие дела в те годы строгий запрет вышел. Не то, что в нонешнее время...
   М а т ь. Мама, не надо...Не продолжайте, а то я сейчас расплачусь.
   Б а б у ш к а. Поплачь, Верка, поплачь, коли у тебя ещё слезы есть. Я-то свои давно уже выплакала, ещё когда Васька из госпиталя вернулся и меня на сносях застал. Думала, задержится он. Всего-то пары месяцев подождать осталось. Так бы я ему навстречу уже без тебя выехала...Назад в деревню ни за что не вернулась. Не вышло по-моему. Заявился он, как глянул на меня, так от злобы аж не белым, а прямо чёрным стал! Я только и успела сказать ему: "Прости!...", а он меня сапожищем по животу, как трахнет! Очнулась уже в больнице. Думала помру, ан нет, до сих пор жива...Да и ты, Верка, хоть и недоношенная, а тоже пока на тот свет не собираешься.
   М а т ь (рыдая). Мама...Мамочка ты моя, родная...
   Б а б у ш к а. Вот так, дочушка, ты на свет появилась. Вот почему Васька-покойник тебя невзлюбил.
   М а т ь. А Вы?...Вы-то почему с ним не разошлись? Почему не расстались с ним?
   Б а б у ш к а. Э-эх, легко теперь говорить, сошлись, разошлись, а тогда...Сильно война мужиков повыкосила. А этот, какой-никакой, а всё-таки свой. Без мужика-то в деревне совсем невмоготу было.
   М а т ь. А он?...Он-то почему с Вами остался? Выходит, простил?
   Б а б у ш к а (с усмешкой). Не такой он был, чтобы прощать. Не из того теста сделан. Он со мной Витькой расквитался.
   М а т ь. Совсем я Вас, мама, перестаю понимать. Причём здесь Виктор-покойник?
   Б а б у ш к а. А вот притом. Ты разве не знаешь, как у нашего Виктора голова работала?
   М а т ь. Как?
   Б а б у ш к а. Совсем не по норме. А вот почему так было, не знаешь.
   М а т ь. Ну и что? Вот удивили - не по норме! Да сплошь и рядом такое бывает, что не по норме.
   Б а б у ш к а. Бывает. Особенно, если дурную болезнь до конца не долечить.
   М а т ь. Что?...Какую болезнь?
   Б а б у ш к а. Какую, какую...Обыкновенную. Ту самую, которую Васька в конце войны, в Венгрии подхватил, когда за большим чином в ординарцах ходить стал. Он тогда уже обо мне и не вспоминал, только когда в госпиталь попал, так сразу вспомнил...Письмо написал...
   М а т ь. Он, что?
   Б а б у ш к а. Да, то! То самое...Только когда Витька родился, он в этом признался. Да и то не мне, а врачу, когда тот к нему с ножом к горлу пристал. А врач уже после мне рассказал...Ну, да ладно, это дело прошлое, Бог ему судья, а мы с ним в расчёте. Теперь они вместе лежат, отец и сын, и пусть им земля будет пухом. А нам с тобой, Верка, дальше жить надо, а не в старых ранах колупаться.
   М а т ь (растерянно). Мама, мама...Вы меня, словно обухом по голове...Как мне после этого жить? Вам-то что, для Вас это дело прошлое, а мне-то что делать?
   Б а б у ш к а. Что всегда делала, то и делай...А о том, что я тебе рассказала, сильно не переживай. Я ведь почему тебе душу открыла? Чтобы ты зла на Ваську-покойника зря не держала. Как-никак, а он тебя, не родную, как родную дочь вырастил. Имя тебе дал, помогал тебе всегда, как мог... Детей твоих внуками называл.
   М а т ь. А я что? Я ничего...И никогда я на него зла не держала. Отец, он и есть отец, ничего к этому ни прибавишь, ни убавишь.
   Б а б у ш к а. Вот и правильно, вот и молодчина. Иди-ка, лучше, обед разогрей...(М а т ь выходит)...Ох-хо-хо-хо...Вот, Господи, как всё вышло-то...Не суди ты меня, грешную, за язык мой несносный. Хотела тайну за собой в могилу унести, да проболталась...И не по злому умыслу это сделала, ты же знаешь, Господи! Жалко стало мне моего Василия непутёвого, когда Верка обиды свои на покойника стала лить. Что же, думаю, помру я, а она и детей своих, и внуков деда не любить научит. Вырастут те в непочтении к родителям, а, хуже того, в беспамятстве. Вот и рассказала ей всё, как есть. Пусть хоть теперь узнает, что он её, не родную, как родную воспитал...Сказала, а теперь вот жалею. Может, зря я это сделала?...И про дурную болезнь зачем-то рассказала...Господи, на тебя одна надежда! Молю тебя, смилуйся, не обрати мои слова во вред...(Крестится)...Спаси и сохрани меня, грешную...
  
   ( Шум в дверях, входит М и ш а)
  
   М и ш а (входя). Бабуля, привет!...Ты одна?
   Б а б у ш к а. Нет, Мишаня. Мать на кухне, обед разогревает. Иди, мой скорее руки, сейчас обедать будем.
   М и ш а. Спасибо за приглашение, но я не буду.
   Б а б у ш к а. Как это, не будешь? Ты же с утра не ел!
   М и ш а. Я сыт, бабуля. Только что поел, причём очень плотно.
   Б а б у ш к а. Уже успел? Вот молодец какой...Сокол ты мой, сизокрылый...По всему видать, на крыло становишься, из родного гнезда вылететь собираешься.
   М и ш а. А как ты догадалась? Собираюсь, действительно собираюсь.
   Б а б у ш к а. Ну и с Богом. Собирайся, молодчик, собирайся. Нельзя же всю жизнь у мамки под юбкой сидеть.
   М и ш а. Нельзя, бабуля, нельзя.
   Б а б у ш к а. А только сильно-то с этим делом не торопись. Пока крылья соколиные не окрепли, ими в родном гнезде махать положено.
   М и ш а. А как окрепнут? Что тогда делать нужно?
   Б а б у ш к а. Тогда собственное гнездо вить время настаёт.
   М и ш а. Ох, и умница же ты у нас, бабуля! Абсолютно с тобой в этом вопросе солидарен. И я точно так же думаю, что время настаёт.
   Б а б у ш к а. Мишанька, да ты и впрямь совсем уже взрослый. А ну, признавайся! Уж не взаправду ли жениться собрался?
   М и ш а. Пока что нет, бабуля. Мы просто будем вместе жить. Я как раз собирался вам об этом сказать, но ты и сама всё прекрасно поняла.
   Б а б у ш к а (всплеснув руками). Ой!...Вера!...Верка, ты слышишь? Иди скорее сюда! Послушай, что твой сынок удумал!
   М а т ь (забегая). Что?...Что ещё такое?...Что случилось?
   Б а б у ш к а. Да вот, послушай! Михаил-то наш, оказывается, из дома к кому-то уйти собирается. Правильно я говорю, внучек?
   М и ш а. Совершенно правильно, бабуля.
   М а т ь. Что значит, из дома уйти? Глупости какие.
   М и ш а. Нет, мама, это не глупости. Я, действительно, пришёл сказать вам об этом.
   М а т ь. Миша, ты можешь мне голову не морочить? Мне, ей-богу, сейчас совсем не до шуток.
   М и ш а. Мама, я не шучу.
   М а т ь. Мало мне Ромки? Мало мне всего остального? Ты теперь будешь мать с ума сводить? Куда ты ехать собрался?
   М и ш а. Мама, успокойся, и выслушай меня внимательно. Я никуда не собираюсь уезжать. Я буду жить рядом с вами. Ххоть каждый день могу на обед к вам заходить ...
   М а т ь. Где ты будешь жить рядом с нами? С кем ты будешь жить?
   М и ш а. С Элен...Точнее сказать, с Еленой Карловной.
   М а т ь. С какой ещё Карловной?
   М и ш а. Ты знаешь, с какой. Ты её однажды видела.
   М а т ь. Что-о?...Так ты про эту говоришь?...Про ту, которая в угловом доме напротив квартиру прикупила? ...Там, над аптекой, где евроремонт недавно закончили?
   М и ш а. Ну да...А что?...Что тебе в ней не нравится?
   М а т ь. Ты, что, идиотом у меня вырос?
   М и ш а. Мама, я тебя не понимаю...
   М а т ь (заголосив). Мама, послушайте! Он меня не понимает!
   Б а б у ш к а. А как тебя прикажешь понимать? Ты скажи понятно, так и я, старая, может, как-нибудь тебя вместе с ним уразумею.
   М а т ь. Мама, послушайте! В эту квартиру после евроремонта старая кобыла на новом джипе въехала! Никому неизвестно, откуда она такие деньги взяла, известно только, что она чуть ли не мне ровесница!
   Б а б у ш к а. Ну, Мишаня, что на это скажешь? Мать правду говорит, или нет?
   М и ш а. Бабуля, возраст в наше время не имеет ровно никакого значения. В отличие от материального положения. Не знаю, почему оно так смущает маму? Одно могу сказать точно, ей она уж никак не ровесница.
   М а т ь. Зачем тебе эта старуха? Что ты в ней нашёл? Мало девочек вокруг тебя ходит?
   М и ш а. Это не я нашёл, это она во мне что-то нашла. И я ей за это очень благодарен...
   М а т ь. За что? За что ты ей благодарен?
   М и ш а. А ты сама не понимаешь? Ты же видела, какая это женщина - богатая, образованная, сексапильная. У неё поклонников миллион было, а она свой выбор на мне остановила. Она открыла мне дверь совсем в другой мир! Если бы ты знала...
   М а т ь. Замолчи! Замолчи сейчас же! Я не желаю больше слушать этот бред!
   Б а б у ш к а. Не перебивай его, дочка, пускай Мишка выговорится. Может быть, после этого из него дурь и выйдет.
   М и ш а. Это не дурь. Это моё окончательное решение, и менять его я не собираюсь.
   Б а б у ш к а. И когда же ты это решение принять успел? Куда ты так торопишься?
   М и ш а. Бабуля, ты у нас разумный человек, ты поймёшь. Ну, сама посуди: как же мне не торопиться? Ведь, как только всем станет известно, что у меня брат-наркоман, и к тому же в больнице лежит с передозировкой, кому я тогда буду нужен? С нашей фирмы меня тут же попросят. Там на это место с десяток таких, как я, в очереди стоят, дожидаются. Другое такое место я уже не найду, да и вряд ли какое ещё. А Элен об этом обстоятельстве известно, и оно её не смущает. С её стороны было очень благородно предложить помощь в эту трудную минуту...
   М а т ь. Какую помощь? Кому? О чём ты говоришь? Одумайся, пока не поздно!
   М и ш а. Она поможет мне, введёт меня в свой круг...
   М а т ь. Какой круг?
   М и ш а. Круг, в котором всегда крутятся деньги! Где люди не считают копейки от зарплаты до зарплаты! Где люди отдыхают на вечнозеленых островах, оттягиваются в швейцарских Альпах, обедают в экзотических ресторанах! Где покупают элитные квартиры, шикарные иномарки, антикварную мебель! Где могут купить себе всё, что душа ни пожелает...
   Б а б у ш к а. Даже тебя.
   М и ш а. Что - даже меня?...Не понял.
   Б а б у ш к а. Ты же сам сказал, что твоя Карловна может купить себе всё, что захочет.
   М и ш а. Ну и что?
   Б а б у ш к а. Сейчас она захотела тебя купить, а потом захочет продать.
   М и ш а. Как это, продать?
   Б а б у ш к а. Как-нибудь. Продать кому-нибудь, подороже...
   М и ш а. Что за ерунда? Мы любим друг друга!
   М а т ь. Неправда! Это не любовь! Она обманывает тебя!
   М и ш а. Почему ты так решила?
   М а т ь. Я знаю! Я жизнь прожила!
   М и ш а. Ну и что? Что из этого следует?
   М а т ь. Я знаю, что такое любовь! Можешь спросить у своего отца. Он тоже это знает, он знает, как сильно я его любила...
   М и ш а. Я тебе не верю. Если ты его любила, зачем же обманывала?
   М а т ь. Я никогда не обманывала твоего отца! Ни разу в жизни!
   М и ш а. Ну да, не обманывала. Я знаю, как ты врала ему. А теперь врёшь мне.
   Б а б у ш к а. Мишка, закрой сейчас же рот! Ишь ты какой...Молод ещё, так с матерью разговаривать.
   М и ш а. Пожалуйста, я могу и замолчать. Только моё молчание уже ничего не изменит.
   М а т ь. Нет уж, пускай договаривает, раз начал. Пусть скажет, что он знает, коли у него совсем совести нет!
   М и ш а. А у кого она есть, эта самая "совесть"?
   Б а б у ш к а. Как это, у кого? У меня есть, у матери твоей...Да у всех она есть, у всех хороших людей.
   М и ш а. Ага, рассказывай сказки. Куда же эта её совесть подевалась, когда она Ромку втихаря к тебе в деревню спровадила?
   Б а б у ш к а. Что значит, спровадила?
   М и ш а. А то, что она никому ни слова не говорила, что у неё сын растёт! А когда отца перед регистрацией обманывала? Когда говорила ему, что она паспорт потеряла?...А в роддоме, когда меня рожала? Она же брате моём даже не заикнулась! Я, может быть, до сих пор правды о Ромке не знал бы, если бы не хорошие люди, у которых эта самая "совесть" имеется. Нашлись такие, не поленились отцу написать, чтобы знал, как его жена дураком перед всем миром выставляет...
   М а т ь (растерянно). Миша, ты откуда это знаешь?
   М и ш а. Бабушка рассказывала.
   Б а б у ш к а. Врёшь! Я сама первый раз об этом слышу.
   М и ш а. Да не бойся, не ты. У меня ведь и другая бабушка имеется, как у всех нормальных людей...В отличие от Ромки.
   Б а б у ш к а. Твой брат такой же, как и ты! Ничем тебя не хуже!
   М и ш а. Ага, не хуже. Скажи ещё, что лучше...Наркоман.
   Б а б у ш к а. Ничего я тебе больше не скажу, пока ты перед матерью не извинишься за свои слова...И передо мной, своей бабкой!
   М и ш а. Это ещё надо посмотреть, кто перед кем извиняться должен. Это вы все живёте в квартире моего отца. Все вы! И Ромка, и Анька, и Санька...А ведь отец её, между прочим, мне оставил, а не ей...(Указывает на М а т ь)...А о ней он до сих пор спокойно говорить не может...И, кстати, деньги переводит, чтобы она их не на всякую дребедень, а на меня тратила.
   Б а б у ш к а. Господи, прости его, неразумного. Сам не ведает, что говорит.
   М а т ь (растерянно). Миша, тебе это Вячеслав сам сказал?
   М и ш а. Нет. Отец вообще никому об этом ничего не говорит.
   Б а б у ш к а. Знать, мамочка его старается! Тень на плетень наводит. Вот ведьма старая, никак угомониться не хочет...И не стыдно ей внука на своих родных науськивать? А ты, Мишаня, не слушай её, и глупость эту, что она насочиняла, из головы выброси.
   М и ш а. Это не глупость. Это - правда.
   Б а б у ш к а. У них своя правда, а у матери твоей своя. И её правда ничем не хуже правды этой...Твоей другой бабки...Как её...А и не важно.
   М и ш а. Правда всегда одна. Двух правд не бывает.
   Б а б у ш к а. Бывает, милок, ещё как бывает. И две бывает, и три, и больше бывает. У каждого своя правда для себя имеется. Если бы на всех одна-единственная правда была, то чего ради нам на ножах друг с другом жить? Сидели бы тогда все чинно на лужайке рядком, да разговаривали ладком. И только друг дружке мило улыбались. Ан нет, не выходит так, по-доброму. Каждый своей правде следует, всё больше норовит другого этой правдой из-за угла шандарахнуть.
   М и ш а. Вот мать и шандарахнула отца...
   М а т ь (плачет). Миша...Мишенька...Сынок...Зачем ты так?
   Б а б у ш к а. Нет, Мишка, она не его шандарахнула, а саму себя. А вот он, точно, так ей промеж глаз врезал, что она до сих пор очухаться не может. Видишь, как она, бедная, по нему страдает? Хорош вырос сынок, нечего сказать. Эх, ты...Одним словом, дуралей и есть дуралей...А ты, Вера, не реви. Раз такое дело, пускай к своей Карловне идёт. Хлебнет горюшка, быстро назад к матери вернётся.
   М и ш а. Не вернусь я...И никакого горя я хлебать не собираюсь.
   Б а б у ш к а. Эх, Мишка, Мишка. Не потому горе хлебают, что есть хотят, а потому, что из беды выплыть стараются, да плавать не умеют.
   М а т ь. Миша, сынок...Не уходи...
   М и ш а. Мама, ты не сердись, но для меня этот вопрос уже решённый.
   Б а б у ш к а. Ты, что же, остолоп эдакий, на прощанье извиниться не хочешь?...Не передо мной, так перед матерью своей!
   М и ш а. Да хочу я, хочу! Сами разве не видите, что хочу...Мама, да не переживай ты так! Не за границу же я собрался. Рядом с вами буду жить. Могу хоть каждый день сюда заходить...Да и звонить тоже буду...Ладно, пока, не теряйте меня...
   (М и ш а уходит)
  
   М а т ь (вслед). Миша!...Мишенька!...Вернись!
  
   (М а т ь подходит к окну)
  
   Б а б у ш к а (тоже подходит к окну). Бог с ним, пускай идет...Хоть на все четыре стороны. Он уже взрослый...Мужик, он и есть мужик...Ничего, никуда не денется. Всё равно ведь назад вернётся.
   М а т ь. А если не вернётся?...Что тогда? Что я Сане про всё про это скажу?
   Б а б у ш к а. Нашла о чём беспокоиться. Да он только рад будет, если Мишка на сторону жить уйдёт. Лишь бы у него денег не просил.
   М а т ь. Деньги здесь дело десятое. Вячеслав до сих ему денег подбрасывает. Я другого боюсь.
   Б а б у ш к а. Чего ты боишься?
   М а т ь. Боюсь, как бы он не потребовал квартиру разменять. Слышала, как он о квартире говорил? Не дай Бог, потребует...Бедный Саня! Он столько сил и средств в эту квартиру вбухал. Он-то на это никогда не согласится...
   Б а б у ш к а. Чего ты раньше времени раскудахталась? Никто у тебя пока эту квартиру не отнимает... Посмотри-ка лучше...(Показывает в окно)...Вон там...Видишь, какого славного кавалера наша Анютка себе отхватила? ...Видишь? Во-о-он там...
   М а т ь. Что?...Где? Откуда?...(Выглядывает в окно)...Где?...Не вижу.
   Б а б у ш к а. Вон, у подъезда стоят, беседуют...Видать, он её до дома провожает...Ты погляди-ка, франт какой! В костюме и при галстуке...Вот молодец...И пострижен, как человек.
   М а т ь (всматривается). Дай-ка, я посмотрю...
   Б а б у ш к а. Смотри, смотри...Внимательно смотри. Тебе смотреть положено, а как же иначе? Не знать, что за фрукт твою дочь до дома провожает...
   М а т ь (в ужасе). Что?...Что такое?...Не может быть!...Нет! Не-е-е-т! Только не это! Господи! Мамочка моя, несчастье-то какое...
   (М а т ь убегает)
  
   Б а б у ш к а (вслед). Вера!...Верка! Ты чего? Что с тобой?...(Идёт к двери)...И куда это она понеслась, как угорелая?...Ох, всё равно на догнать...(Возвращается к окну, выглядывает)...Что такое?...Матерь Божья! Пресвятая богородица! Совсем Верка ума лишилась! За что она Анюткиного ухажера-то колотит?...Анютку зачем-то силком домой потащила...Ну, и дела...(Идёт к двери, на полпути останавливается)...Надо бы лекарства выпить, а то так и до завтрашнего дня не доживёшь, с такими концертами...То с одним, то с другим...Где же оно?...Как приспичит, так ни за что не найдёшь...
   (Врывается М а т ь , она тащит за руку А н ю)
  
   А н я. Мама, хватит!...Ну, хватит же!...Да что с тобой?
   М а т ь. Ничего!
   А н я. Ты зачем это сделала?...Что я теперь Валере скажу?
   М а т ь. Ничего ты ему не скажешь! Поняла? Ни теперь, ни потом! Никогда ты ему больше ничего говорить не будешь! Ни одного слова больше, поняла?...Поняла, о чём тебе говорят?
   А н я. Бабушка, да что у вас стряслось-то? Почему она такая? Случилось что-нибудь?
   Б а б у ш к а. Случилось, детка моя, случилось. Миша из дому ушёл, вот ей, должно быть, плохо и стало. Ты пожалей мать, с ней, видать, не всё в порядке, не железная же она. То Ромка такое вытворил, теперь вот Миша.
   А н я. А я-то тут причём? Меня-то за что перед Валерой срамить?
   М а т ь. Замолчи! Не смей даже имени этого в моём доме произносить!
   А н я , Б а б у ш к а (хором). Почему?
   М а т ь. Потому! Потому, что я так сказала!
   А н я. Но почему же?...Почему? Я без Валеры жить не могу!
   Б а б у ш к а. Верка, разуй глаза! Ты разве не видишь, что Анютка наша влюбилась в парня?
   М а т ь. А Вы, мама, помолчите! Молчите, если ничего не понимаете! И не встревайте в чужие дела.
   А н я. Мама, я тогда тоже из дома уйду! Насовсем уйду, как Миша!
   М а т ь. Куда ты уйдёшь, дура? Кому ты нужна?
   А н я. Я к Валере уйду! Я ему нужна! Всё равно мы с ним зимой поженимся...
   М а т ь. Что-о? Поженимся? Да ты с ума сошла! Какая женитьба? Ты подумай своей башкой дурацкой! Он же родной брат тебе!
   Б а б у ш к а. Верка, ты чего языком мелешь?...Да ты точно, рехнулась окончательно!
   А н я. Какой брат? Ты в своём уме? Тебе, что, плохо?
   М а т ь. Да, плохо! Очень плохо! А ещё хуже было, когда меня Вячеслав бросил. Вот когда я, точно, чуть рассудка не лишилась. Руки на себя наложить хотела...Оклемалась помаленьку, решила доказать ему, что и без него прожить смогу. С Володькой Жеребом сошлась, отцом твоего Валерки...
   А н я (изумлённо). Ты?...С его отцом?
   М а т ь. ...Он тогда как раз от Людки своей сбежал, лошади этой страшной. Всё стишки мне почитывал, интеллигент сраный, журналы толстые, да книжки своими словами пересказывал. А сам палец о палец не ударил! Ничем, стервец, по хозяйству не занимался. Потом перепугался, козёл безрогий, что ему диссертацию по аморалке защитить не дадут, назад к своей Людке подался. Вот уж конь с яйцами, прости господи! Сбежал от меня, скотина, а мне уже и аборт поздно было делать. Хорошо, тут Саня как раз подвернулся...
   А н я (растерянно). Но...Как же так?
   М а т ь. ...Он ведь так ни о чем и не догадался...И хорошо, что не догадался. Живём теперь с ним, как люди, всё у нас устроилось. Я уж и думать давно позабыла об этом проклятом Жеребе..И ты, Анечка, доченька моя ненаглядная, про этих Жеребов забудь.
   А н я (растерянно). Бабушка...Что же это такое?...Неужели это правда?
   М а т ь. Правда, Анечка, правда.
   А н я. Но этого же не может быть! За что?...В чём я-то провинилась?
   М а т ь (всхлипывая). Доченька, прости меня...(Подходит, обнимает А н ю)...Прости, если сможешь.
   Б а б у ш к а. Ох, вы мои родные...Бедные вы мои, несчастные...И меня простите, Христа ради...
  
   (Б а б у ш к а подходит, обнимает М а т ь и А н ю)
  
   А н я (плача). За что?...За что?...За что?...Мне-то за что наказание такое?
   Б а б у ш к а. За грехи, детка...За грехи наши...
   А н я. За какие грехи?
   Б а б у ш к а. За грехи наши тяжкие.
  
  
  
  
   К О Н Е Ц
  
  
  
   12
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"