"...постепенно весь мир превратится в один большой универсальный магазин, помещения которого вместо памятников будут украшены бюстами наиболее ловких мошенников и наиболее глупых чиновников. Купцов будут поставлять англичане, торговый персонал - немцы, а на роль владельцев обрекут себя в жертву евреи. Ведь недаром сами евреи всегда признают, что их делом является не зарабатывать, а только "выплачивать"". (Адольф Гитлер, "Моя борьба", Часть первая, гл. V, 1924)
Возможно, человечество само хочет этого. Если масса, как женщина, живет чувствами, а не разумом, если в ее поведении, и правда, преобладают женские черты, то она должна боготворить покупку и походы в магазин. Выбор, осуществляемый не в безграничных лабиринтах Вселенной, не на бесконечных путях своего "я", с подкарауливающими ловушками и грозящими безумием тупиками, а в уютном интерьере, приготовленном специалистами по витрине, среди искусственных "мягких" ценностей, вуалирующих ужасную борьбу за существование, - вот в чем состоит привлекательность общества потребления, вот в чем заключается его психологический соблазн. Этот прочный фундамент позволяет обывателю постхристианского мира в отсутствии религии спрятаться, укрыться от космического хаоса, мыслей о смерти, собственной бренности, сбежать от себя в суету офисов, в сутолоку бумажных дел, в повседневность новостей, которые отвлекают от горькой и единственной правды - человеческих страданий. Золотой идол манит, сулит, поощряя вселенскую гонку, ложно называемую прогрессом, он не сдерживает страсти, которые прежние религии клеймили как пороки, и не пугает загробным воздаянием. Разве не этого жаждет масса, разве подсознательно она, как женщина, не ищет свободу в золотой клетке? Это естественное состояние для мира, когда он принадлежит аморфному большинству - стаду жвачных, а не горстке хищников. Конечно, их власть сегодня, как и всегда, иллюзорна, но стоит ли открывать им глаза? Сладкие грезы демократии сострадательнее воплощенной мечты о Третьем Рейхе. С отчужденных абстракций - "государство", "нация", "народ" - центр тяжести перенесен на доступное каждому "я". Разумного эгоизма не бывает - себялюбие безмерно, но демократическое общество цементируют зависть, взаимная подозрительность и тяжелая рука большинства; нетерпимость к выскочкам скрепляет его. Героев приятно воспевать, быть ими ужасно - короткий век, никому не нужная посмертная слава, которую в своих целях используют посредственности...
"Если бы еврею... ...удалось одержать победу над народами мира, его корона стала бы венцом на могиле всего человечества". ("Моя борьба", Гл. II)
Сегодня мы переживаем эпоху безраздельного господства денег. Этот инструмент подавления оказался эффективнее атомного оружия. Семитский торговый Карфаген столетиями царствовал в Средиземноморье, покупая всех и вся, вербуя наемников, проливавших кровь за чуждые им интересы. Современная гипердержава правит миром. При этом основной мировой капитал сосредоточен в руках библейского народа (на Манхэттене каждый четвертый - еврей). Из вавилонского плена через разрушение соломонова храма и римскую экспансию, от средневекового гетто через Ротшильдов и европейские революции, через Рокфеллеров и оккупацию СМИ, евреи пришли к власти, осуществив идею тотального превосходства богоизбранных, воплотив мечту, которую лелеял в душе каждый выходец из земли обетованной, которую воспевали национальные поэты вроде Гейне. XXI век, начавшись с крушения СССР, стал веком исполнения завета, Яхве дал своему народу весь цивилизованный западный мир. Иудаизм, не как религия, а как государство в государствах, торжествует безоговорочную победу. Прежде всего он победил идеологически - теперь главенствует интернациональный элемент в лице транснациональных корпораций, призрак коммунизма сменила эпоха глобализации. Обезличенный капитал вытеснил национальное буржуазное производство, экономика возвысилась над государственными интересами, заменив государственное мышление, купля-продажа поставлена во главу угла, а денежные расчеты заполнили всю сферу человеческих отношений. Неужели это закат эры действия, конец истории, как предсказывали футурологи толка Фукуямы? Одно из двух. Либо с победой еврейской концепции мироустройства, мятежный еврейский дух, наконец, обретет покой, а еврейская воля, закаленная тысячелетним продвижением к вершине этнической иерархии, выдохнется, и тогда еврейская раса впадет в фазу обскурации. За счет естественной ассимиляции евреи тогда, наконец, рассеются среди народов, растворятся, перестав быть закваской, "солью земли". Либо у сионских мудрецов спрятан в рукаве еще один козырь, продолжающий игру. Быть может, это очередной шаг в их длинной программе? Во всяком случае, они не заставят себя ждать. Так что сегодняшний день - это, безусловно, крах мироустройства в понимании Гитлера, Екатерины Великой и Фридриха Прусского, но это не конец мира.
Вероятно, мы проходим одну из эволюционных фаз...
"Правда, на первый взгляд может показаться, что сионизм принимает только часть евреев, а большинство их осуждает и всем своим существом отвергает его. При ближайшем рассмотрении, однако, оказывается, что это только мыльный пузырь и что эта вторая часть евреев руководится простыми соображениями целесообразности или даже просто сознательно лжет. Еврейство так называемого либерального образа мыслей отвергает сионизм не с точки зрения отказа от еврейства вообще, а лишь исходя из того взгляда, что открытое выставление символа веры непрактично и даже прямо опасно. По сути дела обе эти части еврейства были заодно". (Там же.)
Старый трюк, рассчитанный на простодушных. Здравый смысл вообще пасует перед загадками человеческой психики: можно, на манер наших либеральствующих патриотов ненавидеть американцев и смотреть голливудские фильмы, узнавая в лицо "звезд". Или быть утробными антисемитами и поклоняться Богу, воплотившемуся в еврее, согласуя свое поведение с предписаниями семитской легенды. Такая мотивировка любви-ненависти полностью укладывается в библейский сценарий: одна часть евреев таким образом избегает забвения на правах Бога, вторая - на правах дьявола, но вместе они пребывают на небесах вселенской памяти, как двуликое божество зороастрийцев.
Но к чему приписывать честь открытия этого хитроумного "ноу-хау" евреям? К подобному приему прибегали в истории все, начиная с древних греков и кончая мифическими нибелунгами. Объективности ради, надо заметить, что и "пятая колонна" в Австрии и Испании не так уж далеко ушла в нравственном отношении от поведения презренных сионистов.
"Попробуйте сравнить позицию еврейского раввина в вопросах, имеющих хотя бы самое малое значение для еврейства как расы, с позицией громадного большинства нашего духовенства, - увы, одинаково и католического и протестантского. Это явление мы можем наблюдать у нас постоянно, когда речь идет о защите той или другой абстрактной идеи". (Гл. III)
То же самое происходит в православии. В предреволюционной России церковные иерархи, игравшие виднейшую роль с их бесконечной пышностью обрядов, помазанием царя и хоругвями на крестный ход в деревенских приходах, не смогли (или не захотели) оказать никакого сопротивления бесчинствам Распутина, не смогли поддержать дряхлеющий режим, во время крушения которого они исчезли с политической сцены, словно куклы, - в революционном гомоне русские так и не услышали голоса своей церкви. Духовенство, слабое, безвольное, по примеру византийства целиком подчиненное светскому государю, не нашло в себе сил ни защитить самодержца, ни его обвинить. Обрядоверие вместо духа, форма, за века подменившая сущность, сделали свое дело, приведя церковь к молчанию, к тому, что она умыла руки.
"Любая власть - от Бога", и в современной России церковь идет рука об руку с олигархическим режимом, сложившимся в девяностые годы, после распада СССР. Сегодня Россия занимает второе место в мире по самоубийствам, третье - по детским и подростковым суицидам, ее население ежегодно сокращается на миллион, а сырьевые ресурсы, единственный для нее источник дохода, принадлежат горстке нуворишей, покупающих за границей баснословные виллы, но церковь красноречиво безмолвствует, давая понять, что ее устраивает сложившийся статус кво. Отнюдь не на пожертвования прихожан, половине из которых не хватает на еду, развернуто грандиозное строительство храмов по городам и весям, словно в утешение нищим и обобранным. С амвонов раздаются проповеди, призывающие к терпению и покорности - и никто из церковных иерархов не возвысит голос в защиту своей паствы, своего народа, в защиту элементарной справедливости. Такая политика "храмизации" вряд ли соответствует евангельскому духу, ее приверженцев лучше называть храмовниками, а не христианами...
В недавних президентских речах с издевательской откровенностью основными приоритетами для россиян названо уважение к частной собственности. Требуя уважать свои миллиарды, власть гарантирует уважение к шести соткам огорода. И опять мы не слышим возражений - ни гневных, ни ироничных - церковь недвусмысленно заявляет свою позицию.
"Только теперь я по-настоящему понял смысл "Капитала", который написал еврей Маркс. Только теперь я постиг до конца значение той борьбы, какую ведет социал-демократия против нашего национального хозяйства. Теперь мне до конца стало ясно, что борьба эта ставит себе единственной целью подготовить почву для полной диктатуры интернационального финансового и биржевого капитала". (Гл. VIII)
В двадцатые годы, когда писались эти строки, в СССР главенствовали космополитические поклонники перманентной революции. Но с приходом к власти Сталина ситуация радикально меняется. За инновационным тезисом "построения социализма в отдельно взятой стране" кроется традиционная имперская начинка, древняя, как мир. Государственный порядок, вертикаль власти, защита национальных интересов, укрепление могущества республик, слитых в единую общность "советского народа"?, расширение границ - все это старинные принципы российской политики, начиная с Калиты. За марксистскими лозунгами стояло имперское содержание. Поразительную близорукость проявил фюрер, не разглядев и одну из важнейших сторон сталинских репрессий. Природа не терпит пустоты, и после Октябрьской революции общественные лакуны заполнили представители местечкового раввината, уничтожившие дворянство, как класс. На всех мало-мальски привлекательных должностях оказались евреи, переехавшие в столицы из-за черты оседлости, пересевшие в чиновничьи кресла. Партийные чистки тридцатых освободили дорогу кадрам, созданным на базе советской интеллигенции. Поворот в политики Сталина вызвал бешеное недовольство в еврейских кругах, и он навсегда получил ярлык "антисемита". В еврейском вопросе у фюрера и вождя не было никаких расхождений. Но библейский народ переиграл их обоих, столкнув лбами, свел обоих с исторической сцены, вволю поглумившись на их могилах. Усилиями современных СМИ история Мировой войны сводится к Холокосту, развязанному немецким злодеем, которого покарал американский меч, отомстивший за миллионы безвинных жертв "малого народа". А ее результаты ограничиваются бесконечными извинениями немцев, стыдом за дедов и выплатой долгов по предъявленным еврейской общиной "историческим" счетам.
"На свете вообще трудно найти какой-либо другой принцип, который, говоря объективно, был бы столь же неправилен, как принцип парламентаризма". (Гл. III)
"Чем мельче этакий духовный карлик и политический торгаш, чем ясней ему самому его собственное убожество, тем больше он будет ценить парламентскую систему, которая отнюдь не требует от него ни гениальности, ни силы великана, которая вообще ценит хитрость сельского старосты выше, чем мудрость Перикла. При этом такому типу ни капельки не приходится мучиться над вопросом об ответственности". (Там же).
Конечно, депутаты, смотрящие на Думу, как на дойную корову, сбиваются в междусобойчики, направляя все помыслы к тому, как бы не оказаться за бортом своего корпоративного сообщества, и им совершенно безразлично, куда плывет государственный корабль. В массе это серые, недалекие самоводвиженцы, потратившие лучшие годы на методичную работу локтями, в их сомнительное образование не входили ни философия, ни социология, ни естествознание. От них трудно ожидать иного, чем они демонстрируют - полную профессиональную непригодность. Народ - сам по себе, парламент - по себе, если Дума исчезнет, то поля будут также вспаханы, заводы продолжат работать, а солнце вставать. Конечно, у современных правителей нет с народом общей цели, они, как футбольная команда, вышедшая на поле защищать национальные цвета, но в которой каждый играет за себя, ставя задачу покрасоваться перед публикой, а не забить гол. При этом они делают вид, что взваливают на себя тяжелую ношу государственных забот, которую перекладывает на их плечи обыватель. А обыватель, так или иначе, доверяет избранному правительству, которому, по его мнению, "виднее". В результате даже не слепой ведет слепого, а равнодушный равнодушного, - куда и как все это катится, одному Богу известно.
Парламент выполняет чисто представительские функции. Но разве этого мало? Так уж устроен род человеческий, что ему требуется вывеска. Важна не организующая, законодательная или руководящая роль парламента, а роль психологическая. Выборы создают иллюзию обновления, востребованного человеческой природой, как времена года - когда приедается жара, ждут осени, зимой мечтают о лете. От монархического постоянства, предопределенности, веками заведенного порядка - устают. Парламентаризм также поддерживает в избирателе ощущение сопричастности к власти, он относится к разряду игр, в которые играют взрослые. Ребенку ставят под елку подарки от Деда Мороза - отменить парламент, все равно, что отнять любимую игрушку. Взрослеть болезненно, как осудить тех, кто позволяет народу оставаться в младенческом возрасте? Это, на мой взгляд, главный аргумент в апологетике парламентаризма.
"Сравните с болтливым парламентаризмом истинно германскую демократию, заключающуюся в свободном выборе вождя с обязательностью для последнего - взять на себя всю личную ответственность за свои действия. Тут нет места голосованиям большинства по отдельным вопросам, тут надо наметить только одно лицо, которое потом отвечает за свои решения всем своим имуществом и жизнью". (Гл. III)
На это можно возразить другой развернутой цитатой:
"Нужно побывать в России, чтобы понять изречение Токвилля: "Демократия дематерилизует деспотизм (La democratie immaterialise le despotisme)".
По своей сущности демократия не обязательна должна быть либеральной. Не нарушая своих принципов, она может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям; он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде, оттого он, как пар, наполняющий пространство, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом. Он нас раздражает, от него страдают, на него жалуются, но не на кого обрушиться. Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь.
При самодержавии же (или "вождизме" (вставка авт.)), наоборот, деспотизм проявляется в самом, так сказать, сгущенном, массивном, самом конкретном виде. Деспотизм тут воплощается в одном человеке и вызывает величайшую ненависть".
(Морис Палеолог. "Царская Россия накануне революции" Гл. III, 1923)
"Средний немец легко попадается на удочку того шарлатана, который сумеет ему доказать, будто найдено всеспасающее средство внести поправки к законам природы и сделать излишней жестокую безжалостную борьбу за существование. Такой средний немец охотно слушает, когда ему доказывают, что господином планеты можно стать и без тяжкого труда, а просто при помощи ничегонеделания" (Гл. IV)
Люди не ценят откровенности, взглянуть на себя без прикрас значит увидеть собственную ущербность, ничтожество своего народа. И это прекрасно понимают современные идеологи. Наследники писавших книгу Эсфирь отличаются утонченной дипломатией, за их плечами опыт тысячелетних интриг, искусной лести, хитроумного обмана. И они прекрасно разбираются в психологии. Из России, к примеру, выкачивают все, что можно, она давно стоит на коленях, превратившись в страну третьего мира, но эту правду не афишируют. Русским трубят о возрождении, как раньше о перестройке, говорят о новейших разработках оружия, о переоснащении армии, которую ликвидируют, о подъеме экономики, понимая под этим выплату внешних задолженностей. Быть может, щадят национальную гордость? Это татаро-монголы откровенно взимали дань, и к чему это привело? Зачем вызывать ненужное раздражение, обирать покоренных надо убаюкивая дивными сказками о будущем, дразнить их значит получать лишние хлопоты, а глумиться можно и за глаза. Действительно, г-н Гитлер, "умная и хорошо поставленная пропаганда может превратить в представлении народа самый ад в рай и наоборот". Умелый пропагандист национальной ориентации по каждому поводу подчеркивал бы нашу слабость, правильно расставляя акценты, высвечивал бы заокеанских хозяев Кремля. Все беды нации, все невзгоды и неудачи можно подавать в том свете, что бессмысленно требовать что-либо от правительства американских ставленников. Отметая политкорректность, можно открыто говорить, что Россия беспомощна, с ней никто не считается, что русские для Запада люди второго сорта, вызывая глухое недовольство, пробуждая национальное самосознание. Но этого нет и в помине. Никто, внося ясность, не говорит о реальном положение вещей - тотальном господстве американцев, оставивших русским лишь фикцию свободу, о том, что наши судьбы и само существование страны полностью зависит от желания Белого дома (не путать с его лакейским филиалом в Москве!). Единодушное замалчивание этого вопроса, сродни его забалтыванию - политическая разноголосица ставит задачу посеять в умах даже не разброд и шатание, но - звенящую пустоту.
"Если бы современный Берлин постигла судьба древнего Рима, то наши потомки должны были бы придти к выводу, что самые крупные наши здания были либо универсальные магазины, принадлежавшие евреям, либо громадные отели, принадлежавшие целым группам собственников. Сравните, в самом деле соотношение, существующее хотя бы в Берлине между постройками государственного характера и зданиями, принадлежащими финансистам и купцам". (Гл. X)
В равной степени это относится и к современной Москве. Президенты стали больше фигурами шоу-бизнеса, чем режиссерами и сценаристами исторических спектаклей, превратив национальную политику в должностную, и разыгрываемая ими клоунада - эдакое неизбежное приложение циркового представления под названием государственная жизнь. Видимо, государственная идея в привычном понимании отжила свой век. Современное государство не нуждается больше ни в твердой воле руководителей, ни в организаторских талантах. Западная "экономическая" цивилизация развивается сама по себе, без идей, без цели, без смысла, подчиняясь рыночным законам, которые сделали человека свои заложником. В условиях, когда отлаженный механизм действует уже по инерции, национальный лидер - будь то кореец, венесуэлец, белорус - воспринимается, как палка в колесе, он мешает общему "прогрессу", вызывая прицельный огонь всей "глобализированной" прессы, всех обывателей, для которых понятие Родины сузилось до супермаркета. Лидеры больше не ставят общенациональных задач - народы их больше не ждут. Руководители не в силах сформулировать, что такое общественное благо, население сводит его к материальному процветанию.
Как разрешить вечное противоречие между личностью и государством? Сжатый кулак эффективнее растопыренной ладони, но каково быть внутри кулака? В этом смысле финансовая диктатура еврейской демократии, которую из-за равнодушия к глобальным целям можно назвать диктатурой безразличия, выгодно отличается от тоталитарного сапога, который загоняет на галеры истории. Человечество обречено на вечные метания между крысами и волками, осуществляя выбор между пошлостью и кровью.
"На рубеже XX века мы имели дело не с ошибками, а с идейным вырождением. Тут уже дело касалось симптомов конкретного культурного вырождения, сигнализировавших предстоящую политическую катастрофу". (Гл. X)
"Направо и налево заправилы искусства кричали о том, что такие-то и такие-то великие произведения прошлого уже "превзойдены", как будто, в самом деле, эта ничтожная эпоха ничтожных людей способна была что бы то ни было преодолеть". (Там же)
"Руководители государства обязаны бороться против того, чтобы сумасшедшие могли оказывать влияние на духовную жизнь целого народа. Предоставить "свободу" такому "искусству" означает играть судьбами народа. Тот день, когда такого рода искусство нашло бы себе широкое признание, стал бы роковым днем для всего человечества. В этот день можно было бы сказать, что вместо прогресса умственного развития человечества начался его регресс". (Там же)
Секрет успеха современной книги прост и определяется тремя "не": она не должна нести морали, не должна врезаться в память, ее герои не должны быть похожи на читателя. То же относится к кино - затрагиваемые проблемы должны быть по возможности дальше от жизни, а персонажи должны говорить на особом языке, который не услышишь на улице. Творцы масскультуры, создавая свои продукцию, руководствуются принципом: "Потребил - и забыл!".
Из всех функций искусства сегодня осталась одна - развлекательная. И это естественное последствие рыночной экономики, массификации и технического прогресса. Если раньше в год выходили десятки фильмов, то теперь тысячи. А сколько можно посмотреть? Сколько удержать в голове? Поэтому идет жестокая борьба за кусочек сознания потребителя, поэтому идолы меняются, как в калейдоскопе, а "шедевры" ежечасно сменяют друг друга. Выход талантливого произведения был раньше событием, его обсуждали, на нем воспитывались поколения. (Примерам здесь несть числа - от "Илиады" до русской классики). В сегодняшнем же вавилонском столпотворении все говорят на разных языках, эстетическая дезориентация привела к потере вкуса, к катастрофическому снижению художественного уровня. Индивидуализация уступила место массификации, глубина - широте, за которой наступает смерть искусства в его традиционном восприятии, приход ему на смену аудиовизуальной технокультуры. Это объективный процесс, одна из эволюционных стадий человека, отличающегося сегодня от человека начала XX века может быть больше, чем тот - от современника эпохи Возрождения.
Самобытная культура сплачивает этнос, формируя из населения народ, так же как и национальная история. Глобализация культуры, когда общество открыто всем идейным и эстетическим ветрам, ведет к разобщению, атомизации. Но в замкнутом помещении стоит затхлый воздух, от которого задыхаются. Видимо, истина посредине, и расцвет культуры обеспечивается тонким балансом между веяниями, приходящими извне, и национальным своеобразием, художественным творчеством, отвечающим собственному этническому характеру.
"Охотнее всего такие деятели вырвали бы из памяти человечества все его прошлое. Тогда уже не с чем было бы сравнивать современную грязь, и можно было бы выдать за "искусство" всю "новейшую" гадость. Чем более жалок и бесталанен новый институт, тем старательнее пытается он вырвать из памяти людей все следы прошлого". (Гл. X)
Советская власть очерняла царизм, молодая российская демократия поливает грязью коммунистическую эпоху. Новое всегда отрицает старое, не останавливаясь ни перед чем, не считаясь с тем фактом, что в оболганном прошлом жили отцы и деды. Презирая кровные узы, настоящее всегда порочит прошлое, пока, отжив свой век, само им не станет, пока его оппонентом не станет будущее. Особенно ярко этот принцип проявился при современной российской власти: когда нечего предложить, остается разрушать, строя идеологию от противного. До тех пор пока не умрут живые свидетели советской эпохи, пока подложная история не сменит в массовом сознании истинную, в России будут фальсифицировать прошлое, беспардонно вынося ему обвинительные приговоры, ведь тогда мало-мальские успехи можно будет выдавать за прыжок над бездной. И чем невыразительнее собственные достижения, тем беспощаднее критика прежнего строя, тем ожесточеннее пропаганда разрушения.
"Наибольшая часть политического воспитания, которое в этом случае очень хорошо обозначается словом пропаганда, падает на прессу. В первую очередь именно она ведет эту "просветительную" работу. Беда лишь в том, что "преподавание" в данном случае находится не в руках государства, а в руках зачастую очень низменных сил. В течение всего каких-нибудь нескольких дней печать ухитрялась из какого-нибудь смешного пустяка сделать величайшее государственное дело; и наоборот, в такой же короткий срок она умела заставить забыть, прямо как бы выкрасть из памяти массы такие проблемы, которые для массы, казалось бы, имеют важнейшее жизненное значение". (Гл. III)
Пресса всегда сотрудничает с властями - во времена тоталитаризма органы печати готовы пригвоздить инакомыслящих к позорному столбу, в эпоху демократической деградации и девальвации духовных ценностей электронные СМИ предпочитают их "оСМИять".
"Наше государство будет систематически заботиться о сохранении чистоты расы. Оно объявит ребенка самым ценным достоянием народа. Оно позаботится о том, чтобы потомство производили только люди здоровые. Позором будет считаться только - производить детей, если родители больны. Величайшей честью будет считаться, если родители откажутся производить детей, будучи недостаточно здоровыми. С другой стороны, предосудительным будет считаться не рожать детей, если родители здоровы, ибо - государству нужно здоровое потомство". (Часть вторая. Гл. II)
"Государство будет объявлять лишенными прав производить потомство всех тех, кто болен сам, кто имеет плохую наследственность, а, стало быть, может наградить плохой наследственностью и следующие поколения". (Там же)
Ничего нового. Теория расовой чистоты была популярна в начале ХХ века не меньше, чем сегодня - клонирование. Идея оздоровления нации, за которую фюрер вошёл в историю каннибализма, родилась не в Германии, а на Британских островах. Понятие "евгеника" ввёл Фрэнсис Гальтон, двоюродный брат Ч. Дарвина. "Слабые нации мира неизбежно должны уступить дорогу более благородным вариететам человечества...." - говорил Гальтон. Он считал, что бедные и больные недостойны иметь потомство.
Ещё в начале века, за 30 лет до Нацистской Германии, "очищение нации" уже проводилось в США, где умственно неполноценные, преступники, алкоголики и нищие проходили стерилизацию с 1903 года. Настоящая охота началась на бедняков и бродяг. Их направляли на стерилизацию под предлогом эпилепсии, слабоумия, аморальности или склонности к преступлениям. По оценкам евгенистов, принудительной стерилизации в США подлежал каждый девятый - всего около 14 млн.
Вскоре подобные законы появились и во многих европейских странах.
Имел место и расистский подтекст. Евгеник Лотроп Стоддард обосновывал идеи защиты нордического населения Америки от наплыва арабов и евреев. Биолог Чарльз Дэвенпорт объявил главной проблемой страны размножение негров, "той расы, которая по своему умственному развитию осталась далеко позади". Эксперты из Гарварда, Йеля и Принстона разработали критерии измерения интеллектуальных способностей, причем через их тесты не проходили до 70 процентов негров и евреев. Негры, индейцы, евреи, арабы и многие другие были признаны американскими евгенистами неполноценными и должны были быть стерилизованы.
Нацистская евгеническая программа также началась со стерилизации психически больных, гомосексуалистов, цыган и евреев.
Насильственная стерилизация практиковалась в США и Европе и после падения Гитлера, до 70-х годов. В США стерилизованы более 100 тыс. человек, в Канаде - 50 тыс., в Швейцарии - 60 тыс., во Франции - 15 тыс., в Норвегии - более 40 тыс., 60 тыс. - в Швеции. Около 350 тыс. стерилизованы в Германии. Во многих странах эти данные засекречены или уничтожены.
"Если только в течение каких-нибудь 600 лет государство будет твердо проводить такую политику, это приведет к такому оздоровлению населения, какого мы сейчас себе и представить не можем. Если мы сознательно и планомерно станем проводить политику поддержки только здоровых родителей, то в результате мы получим расу, которая сначала освободится от нынешних физических недостатков, а затем станет постепенно подыматься и духовно". (Часть вторая. Гл. I)
Римский принцепс Траян говорил, что старается быть таким императором, которого бы хотел иметь, если бы был подданным. Спартанец XX века, фанатик государственного строя, при котором личное принесено в жертву общественному, был бы вождь германской нации столь же убедительно красноречив, если бы допускал, что при национал-социалистическом режиме ему уготована роль рядового гражданина? "Более сильный должен властвовать над более слабым, и только слабые могут находить в этом нечто ужасное - на то они именно и слабые и ограниченные люди" Так ли вожделенно внимали бы этим откровениям немцы, если бы знали, что им-то как раз и уготована участь слабых? А кто будет проводить расовую политику биологического отбора? Наверняка судья послужит в ней эталоном, но вдруг история причислит к низшим существам самих селекторов?
В искусственном, придуманном одним человеком мире должны жить миллионы, вкушая убогое счастье, приготовленное творцом согласно своим представлениям. Нет, уж лучше вселенский хаос, чем новый, одномерный порядок, где с немецкой педантичностью бытие разложено по полкам, где царствует мертвенная стерильность, сообразующаяся с психическими наклонностями вождя. Уж лучше архитектура Творца, которая не принадлежит никому, чем геометрические схемы, вычерченные по лекалу одной параноидной фантазии. Одни народы уничтожить во благо других, а оставшиеся загнать палками в Третий Рейх, который Оруэлл назвал "безмозглой империей, поставляющей солдат на свои границы"? Как же иначе осуществить мечту, кто согласится по доброй воле жить в вашем новом, прекрасном мире, г-н Гитлер? Наш мир несовершенен, ваш - ужасен!