В тёмном углу капает вода - монотонно, бесцветно, назойливо.
- Дай докурить, - сипло просит Мошка.
Сегодня он совсем серый, возможно, вечером он не сможет дойти до подвала, и завтра утром не будет клянчить докурить.
- На, - бесцветно говорит Ёж.
- Спа, - равнодушно говорит Мошка, садится на корточки и цедит сигаретный дым.
Ёж прислоняется лопатками к стене и прикрывает слезящиеся глаза.
Пристанище постепенно приходит в себя, все выползают из своих теней и углов, подбираются поближе к заржавленной печке, греются, курят.
Под лопатками пронизывающий холодом бетон.
- Как меня зовут, Мош? - спрашивает Ёж, не открывая глаза.
- Ёж. Типа ты не знаешь, - пожимает плечами тот. Он старается поменьше шевелиться - сил нет.
- Не, я не про то. Зовут.
- А... Не знаю я, чё пристал?
Ёж упирается затылком в холодную стену.
Имени нет.
Да ничего нет.
Город зарастает серой дымкой и перестаёт быть знакомым.
- Пошёл я, - сипло говорит Мошка, размазывая остаток сигареты о пол.
Ёж смотрит ему в спину, пока тот медленно взбирается по ступенькам и борется с дверью на улицу.
Точно не вернётся, совсем тощий стал.
Рано или поздно для каждого здесь наступит тот день, когда он не сможет вернуться. Поэтому каждый так упрямо убеждает самого себя, что следующий - кто-то другой.
Что правила - не для всех.
Для всех, для всех одна дорога...
Ёж толкается лопатками от стены, медленно бредёт к лестнице, устало думая о том, что вечером тоже может не вернуться. И никто не заметит.
Все они здесь - узнают друг друга в лицо, не больше. Если кто-то знает хотя бы прозвище - чудо...
Ёж волочит ноги по пыльному асфальту, шаркающий звук отражается от стен, возвращается и бьёт в уши.
Рассыпающийся город мёртво молчит.
Возможно, завтра просто не будет.
- Как меня зовут?
Осипший голос затухает в воздухе, заглушаемый шаркающими шагами.