Жили мы тогда в отличной желтой пятиэтажке, построенной еще в сталинские времена для различной творческой элиты, которая до сих пор попадалась в наших подъездах по утрам, торжественно вынося мусорное ведро.
Все было хорошо в нашей квартире - и высокие потолки, и просторные комнаты, и то, что она находилась на верхнем этаже - из окна запросто можно было обозревать все окрестности. А мы почему-то любили собираться именно в ее самой тесной и узкой части - кухне. Половину ее заслонял своим грязным телом гарнитур, потемневший от жира, испаряющегося от кастрюль и сковородок вместе со вкусными запахами; на другой половине торчал высоченный, как небоскреб, холодильник, почему-то зеленого цвета. А еще там было окно, выходящее во двор, из которого по вечерам доносился громкий трехэтажный с балконом мат одного нашего соседа - он таким образом охранял сон всего дома, страстно прогоняя детишек, тихонько играющих себе в уголочке в мячик в десять вечера.
И вот темнело, мы стоя или сидя устраивались вокруг кухонного стола; из магнитофона, заброшенного на холодильнище, доносилась какая-нибудь приятная музыка, на столе дымился чай и отменные розовые беляши, которые умеет готовить только моя мама.
Я прислонился к подоконнику, уже присматривался, как бы подобраться поближе к беляшикам, и тут вспомнил, что хотел рассказать что-то папе, поднял на него взгляд и увидел что-то страшное: папик с круглыми глазами и топорщимися во все стороны усами тыкал в мою сторону пальцем так, как будто бы я внезапно превратился в привидение и стал прозрачным или из моей груди вылезало какое-нибудь чудище. Признаюсь, я сам порядком струхнул, все ли у меня в порядке, и быстро принялся ощупывать свое тело. Никаких видимых чудовищ, насекомых или животных на мне не наблюдалось, крови тоже не было, ничего не болело. Кажется, живой, хотя и не уверен на все сто. Я удивленно посмотрел на папу еще раз и осознал, что показывал он совсем не на меня, а на что-то за моей спиной - то есть окно. Быстро повернувшись, я услышал только сдавленный крик мамы и увидел черную ночь во дворе, ничего более.
-Вы что, па, ма? С вами все в порядке?
-Там, там - бредил папа, растрепав усы и не переставая тыкать пальцем в том же направлении.
-Там? Окно, а что?
-Там была кошка, сидела на подоконнике. - смогла выговорить, наконец, мама.
-Кошка? Откуда же ей взяться - это же пятый этаж?
-Вот и мы думаем - откуда? Может, перешла от соседей по нижнему карнизу - ну тому, что на уровне нашего пола идет. Где еще дерево растет в твоей комнате.
-И куда она подевалась?
-Она испугалась твоего резкого поворота и сиганула вниз.
-Пятый этаж, высокие потолки, - схватились мы за головы. Вдребезги!
-Ой, что делать-то? - запричитала мама.
-Надо идти подбирать ее, если она еще жива, - решительно заявил папа, одолев свою минутную слабость. - или соскребать, если разбилась.
-Да не, она же кошка!
-Но тут верхний этаж и асфальт.
-Ну давай, иди! - благословили мы его, накинули ему на плечи плащ и тут же все втроем приникли к окнам, а затем выскочили на балкон - я, мама и Дениска. Внизу ни черта не было видно. Только слышно, как негромким матерком изъяснялись между собой мужики, продумывая стратегию покупки выпивки в столь поздний час.
И вот мы видим развевающегося папу, с очевидно до сих пор круглыми глазами и усами, видим его замешательство, как он оборачивается туда-сюда, делает пару кругов под нами и слышим диалог:
-Мужики, здесь кошка не пролетала?
Прямо так, в темноте было слышно, как их глаза покруглели, и один из них через несколько секунд наконец-то нашелся, промычав:
-У-у, не пррролетала. А что, должна была?
-Ну да, - расстроенно махнул рукой папа, бросил последний взгляд на деревья и решительно направился обратно к подъезду. Мужики молча переглянулись и бочком, бочком направились со двора, на всякий случай кося глазом в папину сторону и все убыстряя свой шаг.
А кошка ведь каким-то чудом смогла-таки допрыгнуть до деревьев и повиснуть на ветках, ничего себе не сломав. Пару дней она там мяукала - слезть боялась, потом кто-то сжалился над ней и потряс каштан, с которого она свалилась на землю, как спелый плод и тут же дала деру.