Родной мой, я чувствую, как ты растешь внутри меня, как ты обретаешь форму и крепнешь, становишься всё реальнее. Давай, рождайся скорее, я уже готовлю одежду для тебя, чтобы она подчеркивала твою красоту и озаряла ее, чтобы она делала тебя сильнее и ярче. Ты только родись! Я знаю, кем ты будешь, и люблю тебя за это. Ты - часть меня, сокровенная часть. Ты - то, что я лелеял в своем сердце. Ты - мои мысли.

Первый день лета, год две тысячи первый от рождения одного человека, тепло, вечер. Аккуратно выложенная ровными кирпичиками полоска пешеходной дорожки на набережной, сквозь которую местами проклевываются маленькие клумбочки с пальмами, живые оазисы в урбанизированной пустыне. Кирпичи красные, кирпичи белые. Они образуют круги и полукруги, переходящие один в другой. На самом деле смотрится красиво. Фонари - белые шарики, высвечивающие из темноты коридор таелет, прогулочной зоны. Стройные, модные гостиницы, купающиеся в лучах роскошной подсветки, выстроены в ряд, выглядывают одна из-за другой, красуются, башни из слоновой кости. Под ними - мечеть из белого камня, тоже освещенная, с вытягивающим шею минаретом. Огни фонарей и проезжающих по трассе машин всполохами отдаются в ее крошечных мозаичных окошечках. Стены вокруг мечети - мощные, низкие, каменные, увенчанные решеткой с заостренными концами, направленными в небо.

Проплывая чуть дальше, прямо под другими гостиничными высотками, видишь, как в их окнах отражаются фары автомобилей и уличные фонари, создается ощущение, что ты в казино - по мере твоего движения светлые пятна сползают по окнам, по этажам, как будто перелистываются на игровом аппарате картинки. Замирает сердце - сейчас что-нибудь выигрышное выпадет, и снизу, откуда-то из гостиничной стоянки польются серебряным потоком монеты, покатятся прямо по дороге во все стороны, заставляя водителей резко тормозить и вилять от неожиданности, чтобы случайно не наехать на них.

А по дороге текут тысячами светляков автомобили, бегут, перебирая своими резиновыми ножками по этой двойной темной полосе. Одни, желтые, спешат прямо к тебе, к твоим ногам, с ревом и ветром проносятся мимо, другие несутся прочь от тебя, все сплошь красные. И так две ленты перетягиваются туда-сюда, натирая до блеска гладь асфальта. Они прямо тут и перегибаются пополам, на этом самом волшебном месте, тут меняется их цвет: желтые огонечки становятся красными, а алые - желтыми. Злыми сверкающими осами проносятся мимо мотоциклы, подрезая и обгоняя друг друга так, как будто от исхода этого соревнования зависит их жизнь.

С моря изредка доносятся выдохи океана - волны теплого ветра, они немного оживляют тяжесть средиземноморского воздуха, который каждым вдохом вливается в тебя, как будто это не газ, а какая-то густая жидкость. Но и в этом есть своя прелесть. Просто к нему нужно привыкнуть.

Если не обращать внимания на сплошной поток машин и повернуться к дороге спиной, можно услышать шелестящий шепот потемневших волн, намекающих на какие-то непостижимые нам тайны, которые нам так никогда и не узнать.

Эх, до чего же хорошо! Вот и гуляют люди по набережной. Кстати, а вот тут в ночном клубе сегодня дискотека, обещают что-то особенное, как всегда в праздничные дни и по пятницам. Поэтому толпится много народу, все хотят поскорее попасть в зал и там начать танцевать под электронные ритмы. Время отрыва.

Анжела говорит Максу:

Слушай, может, подождем, пока начнут запускать внутрь, а потом, когда станет посвободнее, зайдем сами. Ненавижу толкаться в толпе. Сам чувствуешь себя бараном вместе со всеми.

Макс кивает:

-Пошли. Надо машину переставить, а то мы ее припарковали просто у обочины. Если миштара проедет, оштрафуют шекелей на сто.

Молодые люди, кто парочками, кто компаниями, с нетерпением ждут начала, чтобы ворваться в клуб первыми, уже предвкушают выпивку, танцы, флирт. Естественно, подростков в толпе больше всего, причем в основном они говорят на русском. Нет, такой вечер не может быть не замечательным, раз настроение уже прекрасное. Ведь договаривались же здесь встретиться и пойти вместе на дискотеку. Обычный пятничный тель-авивский вечер. Нормальная молодежь, желающая весело отдохнуть.

Макс сидит за рулем, Анжела стоит спиной к морю, прикуривает у открытой двери авто, ладонью прикрывает кончик сигареты и спичку, чтобы порывом ветра не задуло тоненький огонек. Откуда-то со стороны, совсем близко раздается мощный взрыв, секундная пауза, и вслед за ним - дикий многоголосый крик, полный отчаяния.

Ты уже делаешь первые робкие шажки, плоть от плоти моей, мысль от мысли моей. Я понимаю, тебе нужно дать время, чтобы ты подрос и окреп. Не всё сразу. Но первый шаг - это так прекрасно, так трогательно. Это только начало великого пути, ведь каждый путь - единственен и неповторим, он предполагает самостоятельность и определенные усилия. Тебе они тоже потребуются.

Я верю, что все усилия и старания велики, потому что их просто нет без особого рода мужества, и питаются они им. Сделать первый шаг - это большое мужество. Ты будешь великим, мой сын.

Анжела услышала взрыв и через секунду инстинктивно рванулась в салон - к своему родному мужчине, чтобы он защитил ее. Это потом они с Максом будут подшучивать над ее рывком. А тогда было не до смеха. Ей вдруг стало очень страшно, и холод объял ее с головы до ног. Этот холод, выждав мгновение, отхлестал ее по щекам. И она заплакала.

Не бойся, я же с тобой.

Что случилось, Макс? Что это было?

Пигуа.

Настоящий пигуа?

Да. Пойдем посмотрим.

Макс, может, не стоит?

А вдруг кому-нибудь нужна помощь? Идем!

Анжела шла сквозь растерянную толпу, вцепившись в Макса, чтобы не было так страшно, и своим взглядом фотографировала все кругом. Она шла, и как будто ее не было там на самом деле. Ее душа отлепилась от тела и летела рядом, тоже насмерть перепуганная. Анжела видела себя со стороны. Как она брела и брела. А взгляд ее, как видеокамера, в это время бесстрастно фиксировал все происходящее вокруг, и каждая картина вживалась в ее память.

Парень, держащий девушку с обескровленным лицом за руку, тащил ее куда-то, потом останавливался, вертел головой в разные стороны, искал что-то, резко дергал свою подругу за руку и снова рвался вон из толпы, из кошмара, перепрыгивая через кого-то, лежащего на земле, наступая на чьи-то ноги и вещи.

Мальчишка, кричащий от шока, а может и от боли, не понимающий, что происходит вообще. Ему казалось, что сам он ранен осколками, он закрывал свое лицо руками, размазывая по нему кровь, и орал. К нему вплотную подошел какой-то парень, внимательно всмотрелся в него, и изо всех сил ударил его. Мальчик замолк.

Люди паниковали, как мотыльки ночью у фонаря, носились туда-сюда, вслепую наталкиваясь друг на друга, и даже не замечая этого. Спотыкаясь и падая. Поднимаясь с земли и снова продолжая свой хаотичный бег.

Повсюду была кровь, абсолютно везде, как будто над набережной прошел кровавый дождь. Ею случайно измазывались, потом натыкаясь на других в толчее, пачкали и их.

Разбегаясь в панике, некоторые девушки от неожиданности теряли свои сумки. В толпе нашлось несколько человек, которые открывали их, вытряхивали все содержимое на землю, ногой или рукой разгребали вещи, искали деньги. Всё приглянувшееся клали себе в карман, а выпотрошенные сумки отбрасывали в сторону.

На траве то ли без сознания, то ли погибшая от взрыва, лежала красивая девушка. Один из мародеров подошел к ней, посмотрел ей в лицо, потрогал шею, проверил, нет ли на ней цепочки. Ничего не обнаружив, разочарованно отошел в сторону.

Около входа в клуб на асфальте распласталось с десяток тел.

А Анжела всё смотрела вокруг широко открытыми глазами, и эти картины сразу же врезались в ее память.

Молодой шахид подорвал себя у кассы, приведя в действие пояс со взрывчаткой, начиненный гвоздями и болтами, чтобы пострадало как можно больше людей. Перед смертью араб смотрел на себя со стороны и радовался. Он знал, что Аллах и 72 девственницы, его будущие жены сейчас сверху внимательно следили за ним, тоже гордились им, поэтому нужно было все делать красиво. Шахид творил дело всей своей жизни, из-за которого он и появился на свет. Наверное из-за этого все действия его были как будто в замедленном фильме. Замедленном, чтобы можно было рассмотреть каждый кадр, и всякую мелочь в нем. Чтобы можно было влюбиться в этот великий подвиг. Аллах акбар!

Приехала полиция. Подоспели "скорые". Мигалки окрашивали лица в синий и красный цвет. Забегали люди в разноцветной форме и халатах. А вот и журналисты, фургон с телевидения.

Некоторые, поняв, что самое страшное миновало, спешили попасть в историю: опускали руки в чужую кровь, в которой недостатка не было, измазывали себе лицо, подбирались ближе к камерам, чтобы их запечатлели и показали потом в новостях по всему миру. Они с великим удовольствием рассказывали в микрофон, "как все случилось", демонстрировали окровавленные ладони, перекашивали лица как будто от боли и плакали почти искренне.

Макс, а мы ведь только отошли в сторону на каких-нибудь пятьдесят метров, чтобы убрать машину. А ведь запросто могли задержаться там чуть подольше. Макс, ты понимаешь, что мы могли погибнуть?!... Слышишь меня, Макс? Ну скажи уже что-нибудь! Не молчи, Макс! Как брата прошу тебя, только не молчи!! Макс!!!

Главное - не гордись собой, сын мой. Гордыня - вот что отравляет человека. Никогда не теряй над собой контроля, никогда не забывай смотреть на себя со стороны. Нет, не так, как ты обычно смотришь, любуясь собой и своим шагом. На это имею право только я. А ты просто следи, чтобы твой шаг был твердым и честным. Чтобы тебя не занимали мысли, нравится он другим или нет. Тебе должно быть все равно, мой сын. Это твой шаг.

Не повторяй ошибок своего отца и даже не вздумай судить его. Пускай твой отец сейчас говорит тебе эти слова и думает о том, насколько красивы его слова, насколько прекрасен его сын и вообще всё, что он делает. Пусть он любуется собой. Это твой отец.

Я знаю, что даже если на меня никто не смотрит сейчас, могли бы смотреть.

А еще не бывает одиночества. Помни, что за тобою сверху следит сам Бог, и поэтому мы не можем разочаровать ни его, ни самих себя.

Да, ты моя частица, ты мой воплощенный образ, и тебе я отдаю всё своё лучшее. Кроме одного...

Мою гордыню я оставляю только себе, моя радость.

Теперь ты уж достаточно повзрослел, чтобы что-то понимать, кровь моя. Посмотри на своего отца, как он безупречен. Твой отец подобен солнцу, и ничто не сравнится с ним. Любуйся им, мой родной. Он один такой.

Ведь для этого я сотворил тебя, чтобы и ты был единственным во всей вселенной, кто поклоняется мне, твоему солнцу. Я дал тебе жизнь, сотворил тебя из ничего. И хотя бы поэтому ты должен быть благодарен мне до конца дней своих. Твое восхищение и благоговение будут частью платы. Вот он я, солнце. Смотри на меня и жмурься от яркого света. У тебя больше никого нет, что был бы подобен мне. Слепни, сын мой!

Сентябрь - декабрь 2002 г.