Перед глазами - большая фотография двух младенцев: лежащие на спине голенькие сосунки. Один человеческий, а второй - обезьяний. Детёныши очень похожи - большие головы, согнутые ножки, вся их невинная беспомощная поза. Глазёнки одинаково малоосмысленны - сонные, полные новорождённой глупой жизни очи детей. Не помню, где висит эта фотография, хотя я видела её не раз. Что это - кабинет профессора, приёмная врача? Квартира родственника или друга? Память - кривое зеркало, она - дырявое решето. Вот почему я должна рассказать о кошке и её детях сейчас, как можно скорей, не дожидаясь, пока детали нескольких реальных дней пропадут в дырах, а вместо них к истории прирастут новые, вымышленные элементы. В результате, чего доброго, появится интересный крепкий сюжет, а то и фантастический элемент - и вот история уже становится беллетристикой, то есть красивой выдумкой, а правда, которую может выразить только литература, рассеивается, разбавляется и отходит на третий план.
Когда я впервые увидела эту кошку, стояло позднее утро. Июль, середина лета. Солнце уже припекало вовсю. Пепельная кошка с белым носом, грудью и лапками степенно прогуливалась за низким железным заборчиком жилого дома, непосредственно переходящего в индийский магазин. Я уже девять лет хожу мимо этого магазина по дороге на работу. Он, как казалось мне, редко бывает открыт, и торгуют в нём оптом, поставляя товары другим индийским магазинам в городе. На этот раз ворота были распахнуты настежь, во дворе с бурчащим мотором стоял фургон, и пожилой индус перекликался на хинди с кем-то в помещении.
- Кс-кс-кс... - позвала я.
Кошка вскинула голову и удостоила меня взгляда. Я опять позвала её, протягивая руку через белый заборчик, чтобы погладить. Кошка неторопливо обошла скульптурный керамический горшок с цветущим растением, подвернулась под мою руку и с удовольствием выгнула спину. Она была чистая и домашняя, сытая, мускулистая и крепенькая - здоровая и счастливая кошка. Мордочке не хватало изящества, но она была симпатичная - очень женская и крестьянская. Хвостатая сельская красотка. Бока у неё заметно выдавались.
- Это Ваша кошка? - спросила я индуса.
- Моя.
- Она что, здесь живёт? - Я подумала об опасностях, подстерегающих доверчивую кошку на улице. Машины, большие собаки, люди...
- На складе она живёт, мышей ловит.
- Она беременна, - сказала я.
- Да, - кивнул индус. - И вторая тоже. Та уже родила, и эта скоро родит.
- А можно посмотреть на котят?
- Можно, - добродушно согласился он. - Они в кладовке. Только они дикие, прячутся от людей.
- Я хотела бы посмотреть.
- Пойдём.
Он повёл меня через магазин к кладовой.
- Скажите, здесь только оптовая торговля или же для обычных покупателей тоже открыто? - спросила я, увидев кассу и продавца.
- Здесь открыто для всех, - сказал индус.
- И давно это так?
- Всегда так было.
Вот-те на. Видимо, меня до сих пор вводил в заблуждение маленький грязный двор, ограда из железной сетки, такие же уродливые ворота и массивная глухая стальная дверь. Я полагала, что ни один магазин в Германии - продуктовый или иной - не может позволить себе так выглядеть. Ни один продуктовый магазин в Германии не может позволить себе держать в кладовке кошку и котят. Это не соответствует санитарным нормам... но времена, похоже, изменились.
Свернув направо, мы оказались в большом зале, доверху забитом ящиками и мешками. Вдоль стены был оставлен узкий проход. На голом цементном полу сидела пёстрая кошка - чуть больше первой - а за её спиной выглядывал из-за мешков с рисом небольшой чёрный с белыми лапками котёнок. Он вовсю таращился на нас, и голубые дитячьи глаза были круглы от удивления и испуга. Я нагнулась и погладила кошку. Она не возражала. Я шагнула к котёнку, и он шмыгнул в укромное место среди мешков.
- И сколько их всего? - спросила я.
- Четверо, - ответил индус. - Два черно-белых и две их рыженькие сестрички. Все прячутся, поймать не можем.
- И что вы будете с ними делать?
- Если не заберут, отнесём в приют.
Это хорошо, подумала я, из приюта их быстро разберут по домам. Большинство кошек и котов здесь стерилизованы, и раздобыть котёнка не так-то просто. Некоторое время я играла с мыслью купить у индусов котёнка - того пугливого чёрного котика с белыми лапами - но отказалась от этой идеи. Моя любимая Лапа, сильная и агрессивная кошка, терпеть не может делить территорию с кем-то четвероногим. Она могла бы этого котёнка задавить.
Пару недель спустя я опять зашла в этот магазин.
- А где котята?
- Мы их в приют отнесли, - сказал индус в бюро. - Но если Вам нужен котёнок, то есть ещё. Вторая кошка тоже уже родила. Был толстый живот - и нету. Она их где-то прячет, мы не знаем, где. Узнаем, когда котята начнут выходить.
Пёстрой кошки тоже не было видно. Наверное, она сидела где-то в уголке и горевала, потому что у неё забрали детей.
Несколько дней спустя котята пепельной кошки были уже в кладовке. Индусы снова провели меня туда и указали в проход. Кошка сидела на полу. На мешках с чечевицей в углу стоял большой деревянный ящик с мягкой подстилкой. В нём спали шестеро черно-белых котят. Я подошла к ящику, и тут кошьи дети проснулись и зашевелились - ещё смешные, крохотные, неуклюжие, но настоящие, полноценные кошки. Я осторожно взяла в руки котёнка и вдруг осознала, что не видела обыкновенный кошачий выводок уже полжизни, с тех самых пор, как переехала в Германию. В моих глазах полуслепые беспородные котята были маленьким сокровищем.
Явление столь обычное и нормальное, как проживающие на складе кошки, рождающие котят и ловящие мышей, здесь - редкое исключение, а не норма. Норма - это печальная кошачья морда за двойным оконным стеклом, ну а если её, эту морду, всё-таки выпустят погулять, то рано или поздно на столбах в районе появятся объявления, эти отчаянные вопли человеческих сердец: имя и фото животного - потерялось! - горюем, верните за вознаграждение... В Гамбурге покидающая квартиру кошка рано или поздно не возвращается. Она исчезает в ночи, украденная или убитая машиной, большой собакой или незапертым в тюрьму психом. Горестные объявления с фотографиями пропавших долго мокнут потом на бетонных столбах под дождём.
Драгоценный смешной котёнок лежал у меня в руке безо всякого страха, поворачивал туда-сюда головёнку, глядел кругом своими мутными сиреневыми глазками и пытался взять и держать мои пальцы белыми лапками с крохотными, не острыми ещё когтями. Он протягивал лапки с растопыренными пальчиками, как дети тянут ко всему руки - доверчиво и отважно, и смотрел на мир таким же новым детским взглядом. Я попыталась выяснить его половую принадлежность, и он стыдливо поджал хвостик. Так же вели себя и его братья и сёстры. Я вынимала их из ящика одного за другим, рассматривала, как будто впервые вижу таких зверей. Котята вконец пробудились и оживлённо ползали между холмиков сбившейся подстилки, попискивая и наваливаясь друг на дружку. Ходить они ещё не умели. Зато у ног моих нетерпеливо сновала кошка, их мать, тёрлась о джинсы и заговаривала со мной - мелодично, радостно, бойко. Она тыкалась об меня носом и помурлыкивала, требуя, чтобы её заметили, погладили, похвалили. Я исполнила её просьбу. Живот кошки чуть отвисал мягкими маленькими сосками, и вся она лучилась неимоверной гордостью за своих детей.
- Это её первый выводок, - сообщил мне индус. - Она совсем молодая, ещё даже года нет.
Кошка прыгнула в ящик, улеглась среди котят и стала вылизывать первое попавшееся под нос дитя. Остальные вперевалочку поползли к маме, ища мордами её брюхо. Их крошечные тельца были очень похожи на большое взрослое тело кошки. То и дело один котёнок наползал на другого, тот начинал трепыхаться, и образовывалась куча мала. В конце концов большинство с грехом пополам дорвалось до материнского соска. Оставив счастливое семейство обедать, я прошлась по магазину. Вторая кошка, пёстрая, всё ещё отсутствовала. Магазин оказался естественный и правильный, без гламура: есть всё, что надо, от рыбы до традиционных сладостей и сока в жестяных банках, но никакого красочного пластика, неона и прочего лишнего блеска. Полки с консервами и полуготовыми блюдами незаметно и без перегородок переходили в склад, наполненный большими бурыми мешками сельскохозяйственных продуктов из Азии и Африки. Такие магазины в обилии наличествуют в Азии и Африке. Я узнала все их в этом одном, вспоминая фотографии и описания в книгах. Это место понравилось мне - ещё бы, живые кошки! - и я купила несколько индийских готовых блюд. Они оказались очень даже ничего.
***
В метро рядом со мной был детёныш. Смуглый черноглазый малыш мирно сидел на руках у матери, молоденькой мусульманки в вышитом белом платке. Отец с коляской стоял рядом. Ребёнок был редкостно красивый, и мне захотелось забрать его себе. Не то чтобы украсть, но если б родителей у него не было и можно было его унести, я бы не отказалась. Я улыбнулась ему и протянула указательный палец. Он сжал его в своей миниатюрной ручке так крепко, как только мог. Он был довольно силён для такого малыша - и всё равно смехотворно слаб. Он смотрел на меня неотрывно, со спокойным полуразумным интересом всех младенцев, хвостатых или бесхвостых. У меня ещё нет детей, зато есть веские причины их отложить. Эти причины есть у всех, только поищи; есть они и у мусульман, и, должно быть, у кошек, однако можно было бы, в конце концов, просто не обращать на них внимания, как то делают мусульмане и кошки.
Когда я опять пришла в индийский магазин, кошек не было видно - ни пепельной, счастливой, ни осиротевшей пёстрой. Котята уже начали вылазить из ящика и кучкой собрались у моих ног. Тот самый чёрный с белыми лапками котёнок пытался укусить протянутый ему палец и не мог. Он едва сумел взять кончик пальца в свой крохотный рот и безуспешно сжимал его слабыми зубками. Ему не хватало сил.
***
Угол в приёмной гинеколога был отведён фотографиям новорождённых. Десятки фото с подписями, благодарностью от родителей и малышей. Всё это были дети, которым доктор К. помогла появиться на свет. Младенцы были похожи между собой, как черно-белые котята из магазина. Их можно было надёжно различить только по цвету кожи. Смуглых и темнокожих детей было много, почти половина. У стола секретарши висел большой фотоплакат. На нём - ещё два человеческих ребёнка, едва лишь научившихся ходить. Маленький китайчонок склонил голову набок и снизу вверх смотрел на белого мальчишку, который был выше, крупней него. Белый малыш положил палец в рот. Дети взирали друг на друга, словно диковинные твари с разных континентов, а то и разных планет, которые впервые встретились и просто поражены - они даже подумать не могли, что вот бывает и такой зверь! Я рассматривала все эти фото и вспоминала и сопоставляла между собою разных детей, пытаясь уловить, отметить или хотя бы вообразить себе пресловутую абсолютную разницу между детёнышами людей, ребёнком гориллы или шимпанзе и детьми кошки. То ли меня подводило зрение, то ли разум, то ли разницы и правда не было или она была незаметна. Во всяком случае, я не нашла и следа какого-то особого рассудка и души, качественно отличающих нас от животных. Выражение всех детских мордочек и лиц было примерно одинаково серьёзным, сосредоточенно-удивлённым, новым для мира.
От врача я отправилась в банк. Передо мной шли две молодые женщины, с виду немки, с колясками, в которых лежало по младенцу. Оба ребёнка были мулатики. Женщины расстались у входа в банк. Я вошла следом за одной из них. Среди посетителей была высокая мусульманка с малышом в коляске. Она говорила по телефону. Её живот уже опять выдавался новой беременностью, как бока кошки. Весна, лето, тепло, все рожают - и люди, и кошки... Иногда я спрашиваю себя, куда идёт эта страна и что с ней будет, если дальше так пойдёт - но люди здесь мирные и всё тихо, всё плывёт себе неторопливо по акватории, живёт спокойно, катая детей в колясках.
Из банка я заглянула в библиотеку, а по дороге домой купила шашлык в традиционном немецком сосичном бистро. Потом я решила навестить кошек и пошла к индийскому магазину. Там я как ни в чём не бывало прошла к кладовой и села на стул у входа. Котята спали в своём ящике, который теперь стоял на полу. Рядом была пустая пластиковая коробка для перевозки животных. Кошки не было. Почуяв посетителя, котята один за другим вылезли на свет Божий, и через минуту у моих ног кучковалось аж пятеро. Они жалобно просили есть, всё ещё крошечные, неуклюжие, нестойкие на ногах. Широкая тарелка, которая в прошлый раз была полна сливок, пустовала, вылизанная почти досуха. Куда смотрят хозяева? И где кошка? Я опустила руку к полу. Котята принюхались к пахнущим шашлыком пальцам и начали их кусать. Их челюсти стали сильнее, а зубки острее, но ненамного. Укусы всё ещё были неопасны. Котята лазили по моей обуви, а самый маленький пытался залезть в штанину. Я взяла в руки котёнка - того, чёрного с белыми лапками - а он продолжал сосредоточенно кусать мой палец. Остальные прижались к моим ногам, видимо, потеряв надежду на пищу - кроме одного, который сел мне на левую ступню и безуспешно старался погрызть мои босоножки.
Котят надо было накормить. Я осторожно встала, вышла в магазин и купила банку сардин в масле. Вернувшись в кладовку, я увидела, что зря тратилась: на ящиках лежала целая куча пакетов кошачьей еды. Значит, их всё-таки хорошо кормят. Но где их мать? Я спрятала сардины в сумку, выдавила на тарелку пачку корма и расшевелила котят, которые успели опять уползти в ящик и уснуть. Они потолкались у тарелки и стали с энтузиазмом кушать - все, кроме хрупкой грустной кошечки, которая пыталась залезть мне в штанину. Она была самая маленькая из всех и не проявляла интереса к еде, хотя я ткнула её туда носом. Я взяла её на руки и села. Кошечка лежала у меня на ладонях, подвернув лапки. Справа подошёл седой индус.
- Она всё время бежит за людьми, - сказал он. - Вылазит из ящика и идёт вслед. И есть не хочет, хотя она меньше всех. Остальные всё время жрут, это их третья пачка за сегодня.
- А где кошка? - спросила я. - Их мать?
- Мертва.
- Как?!
- Ушла гулять и не вернулась. Её уже неделю нет. Наверное, попала под машину.
- А Вы её нашли?
- Нет. Но она б вернулась, если бы была жива. Она очень любила своих котят и никогда бы их не бросила.
Я вспомнила гордую, радостную пепельную кошку, её задорную белую мордочку, лапки, грудь... Попала под машину? Мертва?
- Может, её украли, - с надеждой сказала я, не желая верить, что красивое ласковое существо, которое говорило со мной, тёрлось о мои ноги и нежно вылизывало своих детей, погибло, больше не существует, лежит где-то трупом, мертво. - Она красивая, а кошки здесь дорогие. Её могли украсть и забрать себе, чтобы жила в квартире.
Её могли украсть и скормить обезумевшим от истязаний боевым собакам, но это всё-таки маловероятно. Хочется думать.
- Если её украли и выпустят, она вернётся. Сразу сюда прибежит, к детям. Она их так любила...
Индус печально покачал головой. Индусы верят в переселение душ и в то, что каждый может в следующей жизни оказаться кошкой. Любой котёнок может быть твоей умершей бабушкой или дедом. Должно быть, это помогает индусам вести себя милосердно. Монотеисты утверждают, что нет никакого переселения душ, не верят, что у животных есть бессмертная душа, и это сильно облегчает их живодёрскую совесть. Правильные представления вовсе не обязательно влекут за собой благие последствия, и наоборот.
- Значит, котята теперь одни, - сказала я. - И что вы будете с ними делать? Сдадите в приют?
- Да, попозже, - ответил он. - Они ещё слишком малы.
Теперь я и сама заметила признаки отсутствия кошки. Прежде всего, котята были грязны. Некому было вылизывать их, а сами они ещё этого не умели.
- Эта кошка, бывало, сядет перед тобой на пол и сидит в проходе. Прямо на дороге. Тебе надо пройти, а она сидит. Должно быть, машина ехала, а она села на дорогу перед ней вместо того, чтоб бежать, - грустно сказал индус.
Кошечка у меня в руках свернулась и уснула. Худенькое тельце умещалось в одной ладони. Была у неё мама-кошка, чудесная, любящая, живая, и вот какая-то зараза задавила её машиной. Кошки больше нет. Сволочи, давят животных почём зря. Геноцид на дорогах. И не говорите мне, что водитель просто не углядел. Зачем они вообще, машины? Я ещё понимаю в России или США, где огромные расстояния и пустые пространства - но здесь, в центральной Европе, где и так полно транспорта и всё рядом? У меня нет машины, и я её не хочу. Она не нужна.
- У вас тут была ещё одна кошка, - сказала я индусу. - Пёстрая такая. У неё тоже были дети. Она еще здесь?
- Здесь.
Он махнул рукой в сторону магазина и кладовых напротив.
- А она не хочет о них заботиться?
- Куда там. Она их ненавидит. Боится их и бежит.
Пёстрой кошки было не видать. Она пряталась от чужих котят, ревнуя к счастью подруги, как человеческая женщина, у которой умерли дети, и она не может спокойно смотреть на детей соседки. Кошка не знала ещё, что её пепельная подружка не вернётся уже никогда. Хотела бы я ей всё объяснить - может, она усыновила бы и вылизала осиротевших котят - но я, увы, не говорю по-кошачьи, а кошки не понимают нашего языка.
Индус ушёл, оставив меня с котёнком. Я сидела, горюя, и прикрывала малышку руками. Остальные котята наелись и разбрелись кто куда. Двое опять залезли в свой ящик, один отправился гулять среди мешков, а ещё двое пристроились в углу между стеной и дверью. Они свернулись в один клубок, переплелись и прижались друг к дружке и так заснули, словно бездомные сироты в картонных коробках на улицах азиатских и южноамериканских городов. Я видела фотографии и вот вспомнила. Бедные дети.
Я встала, собираясь домой, и посадила малышку в ящик к собратьям, но она вылезла оттуда и пошла за мной. Я взяла её на руки, и она замурлыкала - довольно громко для такого малюсенького котёнка. Я погладила её и опять посадила в ящик с другой стороны, где стенки были повыше. Перелезть через них было не так-то просто. Сиротка высунула из ящика голову - у неё был крохотный грязно-белый носик с горбинкой - и проводила меня неописуемым тёмно-сиреневым взглядом.
- Пока, - сказала я и пошла к выходу из магазина.
Около кассы в коляске сидел азиатский малыш. Он уставился на меня, как на вселенскую новость. Что это за человек странный, такой не похожий на маму с папой, со светлой кожей, с пушистыми волосами? - вопрошало смуглое личико. На нём блестели узкие тёмные глазёнки. Неописуемо удивлённые.