Едва я отбежал от палатки на десяток шагов, как над моей головой прошла очередь. Одна из пуль звонко цокнула, ударившись в древесный ствол, щепка оцарапала правое ухо.
- Ядрен батон, - пробормотал я, пригибаясь.
Бой шел уже на самой окраине лагеря.
Я огляделся, но так и не понял, откуда стреляли, и поэтому двинулся в сторону наибольшего шума. Миновал большую землянку, около которой сушились на веревках подштанники и рубахи, и залег, используя в качестве укрытую брезентом прикрытия поленницу.
Выглянув из-за нее, обнаружил, что фашисты уже рядом, тут как тут.
Черная форма, точно такая же, какую я видел глазами ворона, белые лица и нелепые движения. Они не прятались, не пытались укрываться за деревьями, просто шли и стреляли, точно автоматы из плоти.
- Давай! Давай! - закричали где-то в стороне, и с новой силой затрещали автоматы.
Ближайший алеман схватил пару пуль в бок, но не издал ни звука, даже не вздрогнул. Лицо его осталось спокойным и неподвижным, хотя по рубахе и штанам заструилась кровь.
Это еще что за Терминатор?
Взорвалась граната, и очень удачно, угодив в самый центр группы фашистов. Рассеялся дым, и я увидел, что только один из них оказался на земле, да и то потому, что ему оторвало ногу.
Прочие и не поглядели в сторону раненого, а он оперся руками на землю и начал подниматься.
- Твою мать... - прошептал я, чувствуя, как шевелятся на затылке волосы.
Да, солдата можно обколоть какой-нибудь химией, чтобы он не чувствовал ни страха, ни боли, но у человеческого организма есть предел прочности, и изменить его не под силу никому...
В нашем мире, по крайней мере.
Я выстрелил, когда до ближайшего фрица оставалось метров десять, и попал, куда целил. Пуля с чавканьем вошла врагу в щеку, разорвала ее так, что брызнули осколки кости, и вышла из затылка.
После такой раны нельзя выжить!
Алеман же в черном преспокойно развернулся в мою сторону, и мне пришлось вжаться мордой в землю, а затем и вовсе отползти за поленницу, чтобы укрыться от града выстрелов.
Проклятье, у меня только револьвер и шесть патронов!
Ну и еще руки с ногами, хотя для такого противника они мало чего стоят.
Я рискнул выглянуть из-за поленницы, и едва не словил пулю в голову - фашист с разорванной щекой шел ко мне, и за ним тащились еще двое, такие же неторопливые и невозмутимые.
Чем бы их встретить? Или лучше дать деру?
Основная стрельба шла у реки и начинала понемногу удаляться - батька, если он был жив, отдал приказ оставить лагерь, и правильно сделал, ведь землянки можно отрыть заново, главное сохранить людей.
Чтобы присоединиться к партизанам, нужно действовать быстро.
Я выстрелил из-за угла поленницы навскидку, не целясь, просто чтобы отвлечь фашистов, и припустил со всех ног. Прыгнул в сторону, затем в другую, чтобы не поймать очередь, обогнул оказавшуюся на пути землянку и...
... едва не налетел на парочку фашистов, стоявших ко мне спиной.
Вот это попал!
Одному врезал рукояткой револьвера по виску, ушибленные пальцы дернуло болью. Второй успел развернуться и перехватил мою руку за запястье, сжал так, что оружие выпало на землю.
Я вроде бы не совсем хиляк, но сила у этого хмыря была воистину нечеловеческая!
И удар в промежность не произвел на него никакого эффекта!
Получивший удар по виску начал разворачиваться, я увидел черный зев автоматного дула - поднимается, поднимается, еще немного, и он будет направлен мне прямо в живот, и тогда...
- Хальт! - прокричали где-то рядом, и оба алемана замерли.
Вблизи они выглядели еще неприятнее, чем издали - глаза белесые, словно затянуты какой-то пленкой, под ними мешки, кожа больше напоминает пластик, и кое-где надрезана.
Прозвучали шаги, и передо мной появился типичный эсэсовский офицер из кино - черный мундир, двойная молния в петлицах, пуговицы блестят, надраенные сапоги сверкают, в руке стек, каменная арийская морда выражает презрение ко всему вокруг, взгляд ледяной.
- Блауфюрер? - спросил этот офицер, пытливо вглядываясь в мою физиономию.
- Нет, ну что вы, это не я, - забормотал я, пытаясь вырваться из железной хватки фашиста: рука уже онемела, а бледнорожий алеман не обращал на мои рывки никакого внимания.
Но вопрос, как быстро выяснилось, предназначался не мне.
Вслед за первым эсэсовцем появился второй, пониже и постарше, а за ним двое солдат волокли огромный железный чемодан, причем тащили его в открытом виде, с откинутой крышкой.
Тот из офицеров, что постарше, сунул руки внутрь чемодана, что-то там покрутил, а потом сказал:
- Йа.
Ну, это и я смогу перевести, непонятно только чему вся эта комедия?
Неужели догадка, что черные мундиры напали на партизан батьки ради меня, близка к истине?
- Ну что же, очень хорошо, - проговорил первый эсэсовец на отличном русском. Добавил что-то на немецком, похоже, команду, поскольку державший меня бледнорожий разжал-таки захват.
Я оказался на свободе, но под прицелом двух автоматов.
Удалявшаяся стрельба почти затихла, то ли лесных братьев перебили, то ли они сумели отступить.
- Твое имя? - спросил первый эсэсовец.
- Иван, - отметил я, морщась и помахивая полураздавленной конечностью - колотье было зверское, но кисть понемногу оживала.
Правду говорить я им не собирался, да и как еще могут звать "русише швайне"?
- И кто ты такой, Иван? - офицер если и заметил мой обман, то виду не подал.
- Партизан.
- И давно?
- Вот уже год, - продолжал сочинять я.
- А вот врать не нужно, за ложь ты будешь очень жестоко наказан, - синие глаза фрица блеснули гневом, и он шарахнул себя стеком по голенищу. - Понимаешь меня, Иван?
- Еще как, - пробормотал я, вспоминая милую "беседу" в комендатуре.
А там были простые фашисты, здесь же элита, СС, садисты высшей пробы, изобретательные и гнусные.
- Мы знаем, что ты появился в этом мире всего трое суток назад, - продолжил офицер.
- Откуда? - не выдержал я.
Презрения на арийской физиономии стало еще больше, хотя еще мгновение назад казалось, что больше его туда не поместится.
- Это мы сделали так, что ты попал сюда.
- Вы? - тут челюсть моя отвисла самым неприличным образом.
На кой черт я понадобился здешним фанатам Гитлера?
Обычный, ничем не примечательный мужик, каких на Москве на дюжину десяток. Не из-за того же, что работаю торговым представителем, а когда-то тянул армейскую лямку в довольно экзотических местах?
Я бы на месте этих парней из СС выбрал бы кого-нибудь другого.
- Мы, мы, - и вновь стек ударил по сапогу, давая понять, что мой собеседник раздражен. - Ответь на мой вопрос, кто ты такой, Иван?
Ага, а имени-то моего они не знают, и нужен был им не я, Артем Юрьевич Старов. Но тогда кто?
- Водитель, - смирно признался я. - Фахрер, если по-вашему...
Самая безобидная профессия - может, услышав про нее, парни из СС решат, что лучше отправить меня обратно?
Эсэсовец кивнул:
- Гут. Похоже на правду. Скажи, ты ничего необычного за эти три дня не замечал?
Рожа моя, должно быть, отразила все, что я собирался сказать, поскольку офицер спешно добавил:
- Необычного в тебе. Новые умения, изменения. Было?
- Нет! - сердито ответил я, и тут же вспомнил, что несколько раз непонятным образом "перемещался" в тело животных, заставил крысу перегрызть мне путы, отогнал собаку, с вороном летал над лесом.
Подобного нестандартного таланта я в себе ранее не замечал.
- Ты не честен со мной, - офицер почесал стеком подбородок. - Ничего, мы с тобой еще побеседуем, в более удобной для меня обстановке, и тогда ты не сможешь утаить ничего.
- Но зачем я вам нужен? - спросил я, испытывая желание двинуть ожившим кулаком по физиономии собеседника.
- Ты сам нам не интересен, - был ответ. - А вот твой мир, его люди... пригодятся.
Перед последним словом он сделал паузу, и пауза эта вышла очень нехорошей, от нее у меня по спине побежали мурашки. Проклятье, эти уроды в красивых черных мундирчиках решили запустить ручонки туда, где они проиграли войну чуть ли не шестьдесят лет назад!
И вряд ли для того, чтобы установить дипломатические отношения и начать торговлю.
- Фессельн, - приказал говоривший со мной эсэсовец, и не успел я глазом моргнуть, как меня вновь схватили.
На этот раз в ход пошла не веревка, а наручники.
Хорошо хоть, руки мне сковали не за спиной, а спереди.
Вокруг офицеров тем временем начали собираться солдаты, многие раненые. Приковылял тот, которому я выстрелил в физиономию, лишенный ноги припрыгал на оставшейся, а отрубленную конечность принес с собой. Выглядело это противно, мерзко, неестественно, и в очередной раз за последние дни меня посетило ощущение, что я сплю.
Приковылял длинный, похожий на журавля офицер, и, вытянувшись, о чем-то доложил типу со стеком.
- Гут, - сказал тот, и отдал какое-то распоряжение, из всей фразы я уловил только слово "фозихт", то бишь "осторожность".
Металлический "чемодан" сложили, и двое эсэсовских офицеров в сопровождении охраны зашагали прочь. В лесу уже начало темнеть, и я быстро потерял их из виду, а потом мне стало не до того, чтобы глядеть по сторонам.
- Вперед! Пашоль! - напустился на меня длинный, и пришлось опустить глаза.
А то запнешься о какой пенек, и брякнешься на радость всей этой черномундирной публике...
Длинный, оставленный за главного, выстроил своих вояк так, чтобы меня закрывали со всех сторон, и мы двинулись прочь из лагеря. Землянки фашисты даже не стали обыскивать, что и понятно - если они явились сюда только ради одного гостя из другого мира...
И по всему вышло, что это я навел врага на отряд батьки.
И что урод, пытавшийся пристрелить меня у "камеры", был по-своему прав.
Эта мысль меня не обрадовала, да и другие, кружившие в голове подобно осенним листьям, были не лучше - впереди меня ждет плен, и на этот раз такой, откуда не сбежишь с помощью хитрости и дурака-тюремщика, ведь для СС я пока еще интересен, а значит, меня будут хорошо охранять.
А потом, после допросов и исследований, скорее всего, пустят в расход.
Может быть, попробовать дать деру сейчас, пока есть шанс скрыться в лесу?
Этот план я попробовал осуществить, когда мы вышли к болоту, и сторожившим меня фашистам пришлось слегка перестроиться. Я сделал шаг в сторону, толкнул одного из конвоиров плечом так, чтобы он налетел на другого, и устремился прочь.
Ходят бледнорожие неспешно, а стрелять они в меня не будут... наверное.
Спусковой крючок никто действительно не нажал, а вот насчет прыти алеманов я заблуждался. Один из них прыгнул на меня, точно футбольный вратарь на мячик, и мы оказались на земле.
Многострадальные ребра мои страдальчески хрустнули, а рот оказался набит землей и травой.
Фашист слез с моей спины, а в следующий момент меня подняли легко, точно ребенка.
- Думкопф! - рявкнул длинный прямо мне в лицо. - Идьот!
- Да, такой и есть, - признался я, кряхтя от боли в потревоженных синяках. - Больше не буду, честно-честно.
У этого фрица словарный запас в русском был куда меньше, чем у его командира, но меня он, похоже, понял. Посверкал немного глазами, и махнул рукой, давая подчиненным сигнал отпустить меня.
Дальше мы пошли тем же порядком, только следили за мной еще суровее.
Белорожие эсэсовцы двигались неторопливо, да еще ход замедляли раненые, кое-кого даже несли. При этом я не слышал ни словечка, не видел ни единой попытки солдат переговорить между собой, как-то пошутить.
Лица этих автоматов не отражали вообще ничего, а губы, похоже, не умели открываться.
К дороге мы вышли почти в полной темноте, когда над лесом повис серп молодого месяца. Блеснул кузов огромного, похожего на рефрижератор грузовика, что стоял на обочине, потом я различил бронетранспортер, похожий на прижавшуюся к земле огромную жабу.
Когда проходили мимо "рефрижератора", то задние створки его как раз открыли, и изнутри пахнуло моргом - замороженным человеческим мясом, кровью и какой-то химией. Я поежился, рожденное любопытством желание заглянуть внутрь мгновенно пропало.
Подталкивая прикладом, меня загнали в бронетранспортер, за спиной с грохотом захлопнулась дверца. Едва опустился на жесткую лавку, как мотор заработал, и машина неторопливо двинулась с места.
Ну что, впереди Москва, в смысле Новый Берлин, и "радости общения" с СС?
Верить в это не хотелось, но альтернативы я не видел - если только напасть на охрану и спровоцировать ее на смертельный выстрел. Но стороживших меня бойцов наверняка держит приказ командира, и они будут палить мне в ноги, ломать руки, только чтобы я остался жив и в здравом рассудке.
Нет уж, распрощаться с дорогими сердцу конечностями мне не хочется.
Черт, и что же делать? Покориться и ждать шанса, который наверняка появится?
Дорога, по которой мы ехали, была куда лучше, чем трассы Московской области. Бронетранспортер почти не трясло, и от ровного гула мотора я потихоньку начал задремывать.
В один момент обнаружил, что дрыхну, упав на твердое плечо одного из конвоиров. Затем едва не свалился на пол, меня подхватили в последний момент и усадили на место.
Вот же напасть!
Я попытался бороться с дремотой, но веки снова потянуло вниз с неодолимой силой. А в следующий момент по ушам шарахнул чудовищный грохот, и меня швырнуло вперед и вверх.
Макушка соприкоснулась с потолком, я ударился плечом и шлепнулся на что-то мягкое.
- Твою мать... - просипел я, пытаясь сообразить, что происходит.
Машина лежала на боку, снаружи проникал запах дыма и доносились очереди. Дверца была приоткрыта, и бойцы один за другим выскакивали в нее, держа наготове автоматы.
Мягкое подо мной зашевелилось, потом сильная рука ухватила меня за плечо, рванула вверх.
- Эй! - успел я возмутиться, и оказался выброшен из бронетранспортера.
На этот раз успел сгруппироваться и упал удачно, но несколько секунд ушло на то, чтобы сориентироваться.
Громадный "рефрижератор" пылал, точно стог сена, лежа при этом кверху колесами. Из пламени вырывались огненные пятна - это выпрыгивали из кузова бледнорожие бойцы, по ним хлестали алые и зеленые плети трассирующих пуль, что тянулись с обочин.
Выкинувший меня из бронетранспортера эсэсовец сам вылезти не успел - машина взорвалась. Оранжево-желтый шар вспух вокруг нее, в стороны полетели обломки, а в следующий миг я ослеп и оглох.
Горячее коснулось спины, скользнуло по затылку.
Я потряс головой, чтобы вытрясти застрявшую в ушах колючую вату, и пополз прочь - вот он, шанс, которого больше не будет, сейчас обладателям щегольской черной формы не до меня...
- Хальт! - долетел приглушенный возглас, но останавливаться я не собирался.
Нет уж, спасибо, лучше вон туда, где так гостеприимно чернеет лес, и прячутся те, кто вам враги, а мне, если верить самой обычной логике, должны быть друзьями, товарищами и братьями...
Последний раз царапнув пузом об асфальт, я скатился в придорожную канаву. Остаться здесь было бы безопаснее всего, но надо двигаться дальше, я пока еще достижим для погони.
Напомнила о себе рана на лбу, нашлепка из пластыря с нее, похоже, слетела, задергало болью позвоночник. Что случилось с ним, я не очень понял, но похоже, я получил хороший ушиб в тот момент, когда бронетранспортер кувырнулся, точно игрушечная машинка.
Каждый метр давался мне чудовищным трудом, я сопел, кряхтел и впивался пальцами в землю, но тянул непослушное тело, елозил ногами и напоминал, должно быть, обзаведшуюся ногами русалочку.
Вроде бы надо ходить, а как - пока непонятно.
Перед глазами встал багровый туман, а рана на бедре, похоже, вскрылась, по ноге заструилось горячее.
- Ага, тут еще один! - крикнули совсем рядом.
"Нет! - захотелось мне рявкнуть. - Я не из них! Я свой, не стреляйте!".
Запросто в горячке боя, да еще и ночного, меня могут грохнуть, и лишь затем пролить скупую слезу.
Но сил на то, чтобы выдавить хотя бы хрип, я не нашел, и поэтому лишь перевернулся на спину. Вскинул руки, чтобы любой, у кого есть глаза, увидел, что на них болтаются железные "браслеты".
Даже самый оголтелый эсэсовец не станет носить такие как украшение.
- Где? А, вон! - отозвался другой голос, я даже не понял, мужской или женский. - Погоди-ка...
В багровом тумане надо мной выросли две показавшиеся огромными тени.
- Я свой... - выдавил я, и добавил несколько выражений, какие сможет составить только русский.
Ну или слав, как тут выражаются.
- Матерится знатно, - сказал кто-то. - Да и скован... Наш, похоже. Эй, братишка! Живой?
Кивнуть, лежа на земле, довольно трудно, и я лишь ударился затылком о землю. Ощутил, что меня поднимают, довольно бережно, и куда-то несут, а затем сознание упорхнуло.
Вернулось оно довольно быстро, и я понял, что сижу, прислоненный спиной к дереву, а в лицо мне брызжут водой.
- Бррхх... - сказал я, встряхивая головой. - Хватит.
- А, очнулся, - проговорил сидевший передо мной на корточках мужчина. - Понимаешь, носилок у нас нет, тащить тебя, хм, может и нет смысла, мы не знаем тебя. Сумеешь идти?
- Я попробую.
Чувствовал я себя и вправду значительно лучше, чем раньше, хотя болело все, что только может болеть. Зато на руках не было кандалов, никто не тыкал мне в спину стволом автомата, не орал на меня по-немецки.
Когда я поднялся, ноги слегка дрожали, но и только.
Мы находились в стороне от дороги, на пригорке, метрах в тридцати от того места, где догорали эсэсовские машины. Отсюда было хорошо видно, как выстрелами в упор добивают еще шевелившихся раненых в черных мундирах - так, чтобы начисто разнести черепушку и расплескать мозги.
- Какие они живучие, - прошептал я.
- Трупы, чего с них взять, - сказал приведший меня в себя мужчина.
Я успел разглядеть, что он носит круглые очки, автомат, а за спиной у него рюкзак с красным крестом.
- В каком смысле трупы?
- Ты что, с луны свалился? - он посмотрел на меня с удивлением. - Оживленные. Обычный батальон смерти из "гальванизированных", как они говорят, покойников. Бесстрашные, послушные, неимоверно сильные, и кормить не надо.
Посреди не такой уж и теплой ночи меня пробрало холодком.
Живые трупы, ходячие мертвецы вроде зомби из тупых фильмов о всеобщем конце света? И управляют ими не свихнутые черные маги, а "истинные арийцы" в фуражках и высоких сапогах?
Чудовищный бред, невозможная картина...
Хотя что я говорю, ведь недавно считал, что наш мир один-единственный.
- Головой слегка ударился, - признался я. - Вот из нее все и высыпалось.
Интересно, какие еще сюрпризы готовит мне это мироздание - республика эльфов где-нибудь в Австралии? или, может быть, кровожадные вампиры, заседающие в Палате Лордов старой доброй Англии?
Хотя тут она называется как-то по-иному, я уж и забыл...
Едва двинулись, по сторонам от меня объявились два бойца с оружием, до сих пор державшиеся в стороне. Мы потопали куда-то во тьму, туда, где между деревьев сновали люди, слышались негромкие разговоры.
- Все здесь? - спросил женский голос с командными нотками. - Тогда пошли.
И мы не просто пошли, а даже я бы сказал, что побежали.
Так нас в свое время гоняли в армии, но тогда я был несколько моложе и не обременен ранами. Сейчас же каждый толчок отдавался болью по всему телу, приходилось сжимать зубы и терпеть, молиться непонятно кому только об одном, чтобы не свалиться...
О том, чтобы смотреть по сторонам, не было и речи.
В какой-то момент мы остановились, мне сунули в руки фляжку и я послушно отпил. Затем понял, что мерзну, и даже обрадовался, когда мы затопали дальше, но радость пропала слишком быстро.
Если так и дальше пойдет, то скоро ночные прогулки войдут у меня в привычку.
Потом меня усадили на что-то, вновь сунули в руку флягу, и я обнаружил, что нахожусь в землянке, большой, теплой и хорошо освещенной. Сделал добрый глоток, и закашлялся - в посудине оказалась не вода, а вино, причем что-то крепленое типа хереса или портвейна!
- Кашляет, значит, жив, - сказали рядом, и я узнал голос.
Тот очкастый, что осматривал меня сразу после боя.
В землянке, помимо меня, находилось четверо - доктор, огромный и лысый дядька с роскошными усами, его чуть уменьшенная копия с бородкой, а еще женщина, довольно молодая, с копной блестящих русых волос.
- И не потеют, - рокотнул усатый. - Ты, доходяга, говорить можешь?
Будь я в порядке, я бы показал тебе доходягу - чем больше шкаф, тем громче падает.
- Могу, - сказал я, и отхлебнул еще.
Бррр, пробирает и бодрит... то, что надо.
- Тогда рассказывай, кто ты и как оказался у черных в машине, - велела женщина, усаживаясь на стоявший у стола табурет.
Двигалась она изящно и мягко, тугая грудь натягивала ткань гимнастерки, и синие-синие, как горное небо глаза смотрели с той властностью, что появляется у человека, привыкшего к тому, что его просьба будет воспринята как приказ, а затем немедленно выполнена.
Ничего себе, эта баба командует партизанами?
- Звать меня Артем, - сказал я, выскребая из черепушки жалкие остатки мыслей. - Родом я из Москвы...
Все повторялось, я словно вновь сидел перед батькой, и решил, врать мне или говорить правду. И выбор я делал тот же самый, что и тогда, и на этот раз он был намного легче - бойцы этой вот красотки спасли меня из лап СС, и подлостью будет отблагодарить их ложью.
Естественно, мою повесть встретили скептически.
- Черные выволокли тебя из другого мира в наш? - голос усатого наполнил землянку, от него, казалось, задрожал обшитый досками потолок.
- Да, - подтвердил я.
- Чушь! - заявил усач, а его клон принялся дергать себя за типично "ленинскую" бородку.
- Погодите, - вмешалась женщина. - Как выглядел офицер, что ими командовал?
- Высокий, стек в руке, еще... - я добросовестно вспомнил все, что мог.
- Генрих Якун, вайсфюрер специальной группы "Торен" института перспективных военных исследований СС, - отчеканила женщина. - Никто не знает, на что способны эти говнюки, и на что они будут способны, если этот институт просуществует еще лет десять.
- Колдуны проклятые, - бросил очкарик. - Не будь их, мы бы войне не проиграли!
- Возможно, - женщина встала, и вновь посмотрела на меня, на этот раз с некоторой долей сочувствия. - Трудно поверить в то, что ты говоришь, но кое-какие сведения поддаются проверке...
Ну, ясно, и тут пришли к тому же выводу, что и батька.
Похоже, меня сейчас опять засадят под замок, и будет у меня уже третья ходка. Выходит, за три дня я умудрился стать опытным зеком, еще чуть-чуть, и вора в законе можно получать.
Грохот ворвавшегося в сон телефонного звонка заставил Генриха сесть на кровати.
- Дерьмо... - пробормотал он, пытаясь сфокусировать взгляд, чтобы рассмотреть, сколько показывают часы на тумбочке.
Пять пятнадцать! А он лег в два! Кто посмел?
- Да? - спросил вайсфюрер, снимая трубку и думая, что позвонившего по пустяковому поводу ждет суровое наказание.
Но через пару минут Якун забыл про сон, еще через десять он, свежевыбритый и в отутюженной форме, уселся в служебную машину, и та помчала его по пустым улицам Нового Берлина.
Туда, где в водах реки отражается Черный Дом, штаб-квартира СС на Восточных Территориях.
Дерьмо... он предпочел бы, чтобы это и вправду оказалось сном.
Но нет, дежурный офицер, поднявший вайсфюрера с постели, был более чем реален, как и переданные им новости, просто чудовищные, невероятно мерзкие новости, пахнущие большими проблемами.
А ведь еще несколько часов назад Якун был уверен, что все у него отлично.
Образец, перенесенный из другого мира, будет доставлен в лабораторию и как следует изучен, после чего ликвидирован, а "Торен" со спокойной душой перейдет к очередному этапу проекта... Ведь все для него готово, собраны комплектующие, подписаны договора с подрядчиками...
Теперь все это может пойти прахом.
В своем кабинете на третьем этаже Черного Дома Генрих обнаружил Кахтеля, выглядевшего так, словно он и не ложился, и Рихарда Данге, ротфюрера общих СС, отвечавшего за поддержку "Торена" со стороны местного управления "черного ордена".
- Да здравствует победа! - оба вскинули правую руку и щелкнули каблуками.
Надежда, что дежурный офицер что-то напутал или преувеличил, испарилась, не успела секретарша принести кофе. Данге четко и ясно изложил, что именно произошло на шестидесятом километре автобана Новый Берлин - Коломна: нападение партизан, управляемые по радио мины, огнеметы и шквальный огонь, так что в живых не осталось никого.
- Счастье еще, что мы поспешили в город, - сказал Кахтель, когда ротфюрер умолк. - Но каковы потери, проклятье... - он поднял руки и устало потер виски.
Проклятые славы, прячущиеся в лесах непокорные звери уничтожили целую роту гальванизированных бойцов, и это тяжелый удар - у СС в Новом Берлине остались еще две таких же, и теперь будет куда труднее выпросить одну из них. Уничтожен находившийся в бронетранспортере пеленгатор, тоже весьма ценная штука, и скорее всего, погиб образец по имени Иван.
Неопознанных трупов не оказалось, даже на обгоревших нашли солдатские медальоны с именами для живых и номерами для гальванизированных, а это значит, что образец вновь удрал.
- Что же, дела наши обстоят не очень хорошо, но мы в этой ситуации не виноваты, - сказал Генрих. - Рихард, от вас требуются все факты, какие я смогу положить в основу своего доклада рейхсфюреру.
Партизаны бесчинствуют на Восточных Территориях, и чем это не повод подложить свинью гауляйтеру Крюгеру? В конце концов, его обязанность обеспечить порядок в окрестностях Нового Берлина, спалить десяток деревень, провести с дюжину облав, заливая лес ядовитыми газами...
Что угодно, лишь бы было тихо.
- Да, конечно. Разрешите идти? - Данге поднялся и, откозыряв, вышел из кабинета Якуна.
Теперь, когда они вдвоем, можно поговорить спокойно.
- Он снова выскользнул у нас из рук, и это мне очень не нравится, - признался Кахтель. - Один раз ладно, всякое может случиться, но два - это уже совпадение, и мне кажется, что не случайное.
- Но кто может за этим стоять? - Генрих откинулся в кресле. - Нет, невозможно... Кроме того, потеря этого Ивана нас не остановит, разве что задержит.
- Может быть, Гончие? - спросил Кахтель.
- Их придется вызывать из Берлина, и я не уверен, что их нам дадут, и дадут быстро, - Якун поморщился - в столице не порадуются, узнав об их новых требованиях. - Попробую, а здесь мы должны попробовать использовать эти потери в собственных целях.
- Полигон?
- Совершенно верно. Надавим на Крюгера, пусть даст нам землю в пригороде... Предлог очевиден - опасность нападения партизан.
- Понадобится больше охраны, новые коммуникации, но с этим справимся, - Кахтель всегда соображал быстро. - Расчеты все проделаны, в принципе начинать стройку можно и без дополнительных данных, какие мы хотели выжать из образца, главное - определиться с местом.
- Место я тебе обеспечу, - Генрих улыбнулся, представляя, как завертится гауляйтер, узнав о ночном нападении. - Дай мне только встретиться с этим жирным и глупым ублюдком Крюгером... сегодня же.