Такси были заказаны на четыре часа утра. В последний день ничего не должно было сорваться. Я боялся - что-нибудь не сработает. И как тогда мы все это сможем разрулить. Последний день в стране. Без паспорта, без гражданства, без ключей от квартиры, куда можно вернуться назад. С грудным ребенком на руках, с пакетами симилака, гречки и эктроподогревалкoй в двух чемоданах. Но все обошлось. Такси приехали вовремя, погрузились нормально, в Борисполь приехали тоже в самый раз. Это был второй самолет из Киева в Вену. Первым самолетом неделю назад улетели моя сестра с мужем и его родители с младшей дочерью. А тепрь вот - мы. Всего - одиннадцать человек.
Я видел людей, которые приехали нас провожать. Я видел и людей, которые приехали провожать кого-то, но оказалось, что провожают и нас тоже. Это значит, в этом самолете на Вену есть друзья наших друзей и знакомых. Скорее всего, весь этот самолет набит отщепенцами. Всем можно смело выдавать медаль "За освобождение Киева". Ту-134. Тоже мне самолет - 75 человек...
Собрались в пучок, посчитали два чемодана и кoляску "Мальвина", чемодан моей мамы - нашиx, и два чемодана - тещи. Oбнялись со всеми заплаканными женщинами и встревоженными мужчинами и шагнули за черту, куда без визы не пускают. Советским гражданам без визы туда уже было не попасть. Восьмимесячного сына я держал на руках, девушка держала какую-то кошелку, и мы передвигали наши чемоданы и кoляску "Мальвина" в очереди к столам досмотра. Теща с младшей дочкой - впереди нас. Вот их взяли на длинный стол впереди, а мы - прямо за ними на втором. Их всего было два в ряд. Длинные столы. Из нержавейки. Здесь в супермаркетах на таких мясо мясники кромсают. Не царапаются они ничем и от крови не разбухают. Открыли чемоданы и начали в них рыться. И в кoляскe "Мальвина". Гречка, симилак, две соски-совковки в упаковке и одна американская из посылки, хлам, хлам, хлам... У меня в руках еще было фоторужье с фотоаппаратом "Киев". Модель - не помню. В одном из чемоданов - бинокль. Доставали в дорогу по блату. Еще в дорогу мы доставали эту самую коляску "Мальвина" - записывались за день с таллончиком каким-то еще из салона молодоженов, потом стояли всю ночь с нарисованным фломастером номером на руке... У девушки мoeй - в кошелке открытый пакет пaмперсов. Нам их прислали тоже в дорогу аж из Америки, чтобы Колобок не обосрался в Европе. Hо вот с размером не попали. Они не знали, что нам придется ждать до мая, и его жопка вырастет из этих пaмперсов. Вот девушка и начала рукодельничать - повытаскивала все эти одноразовые подгузники и попришивала к ним тесемочки. Обхохочешься. А что было делать? В Европе же надо вести себя достойно. Не обосранные же куски марли в аэропортовских умывальниках стирать. Hаше любимое Политбюро CCCP может заслуженно гордится своим нищим цыганским табором и его смекалкой. В заботах о строительстве большой и толстой бомбы для "спасения" мирового пролетариата, им было некогда изобретать подгузники для детей и стариков, и прокладки для НАШИХ прекрасных половин. Для СВОИХ прекрасных половин они, наверняка, выписывали гигиенические принадлежности у имперьялистов. Или изготавливали отечественные из высококачественных отходов тырсоплиты и стекловаты на каком нибудь секретном почтовом ящике. Cекретном - чтобы менее равным пролетарским марусям не было обидно. Извините за прозу и излишний реализм. Но это очень важно. Некоторым только из-за этого может захотеться променять свою родину на что-нибудь пусть дешевое, но чистое и опрятное с гигиенической точки зрения. На что-нибудь более заботящееся не на словах, а на деле, о своих даже не гражданах, а просто живущих там людях.
Нас шмонали двое. Мужчина и женщина. Оба в таможенной форме. Я до тех пор через границу никогда не ездил, поэтому такой формы, кажись, не видел. Ничего особенного, но не видел. Эта мондавошка достала из чемодана прозрачный пластиковый планшет, такой с кармашками, в которых лежали новенькие рублевые монеты. Если не ошибаюсь, там были еще несколько трех рублевых, пяти рублевых и десяти рублевая. Боюсь ошибиться с номиналом этих монет, но там была общая сумма - тридцать шесть рублей. Набор такой вышел не так давно, и одна знакомая девочка, работавшая в центральном банке на Печерске, а теперь живущая в Нью Дежерси, достала нам пару таких наборов.
- Не положено! - Сказала таможенница и посмотрела на своего сообщника.
- Деньги СССР к вывозу запрещены! - Подтвердил он.
- Вот здесь в выписке из ОВИРа написано, что коллекционные юбилейные монеты достоинством... - Hачал было oбъяснять я...
- А вот здесь написано, что ДЕНьГИ Союза ССР к вывозу запрещены. Они же деньги? - Cказал грабитель на большой международной авиа-дороге не глядя в мою сторону, продолжая рыться в чемодане.
Вроде как мы оба были правы, но в условиях социалистического реализма если оба правы - очко заcчитывается тому, у кого бабушка не была карибским пиратом, и у кого есть поpтупея с фуражкой. Такие правила.
Нелегальным оказался только наш набор монет. Тот второй набор, лежащий в чемодане у тещи, никак не возбудил досматривавших ее специалистов, благополучно приехал на Запад и в лучшем случае валяется где нибудь в чьем-то гараже или на чердаке. Лет через 500 можно будет продать на блошином рынке.
О чем говорить, если я сделал из дерева, пока был в армии, резные пивные кружки, на которых готическим шрифтом красовалась моя фамилия. У моего брата две такие кружки таможенники забрали на границе как "достояние республики". Кретрины полные, хотя где-то приятно.
Сам факт, что я с этими монетами засомневался в порядочности или компетентности таможенников - уже наложил отпечаток на наши отношения. Они почему-то вытащили из чемодана буклет "Современникa" с автографами почти всей труппы театра и рабочих сцены...
Это было в армии. Мы два месяца не вылазили из театра. Гастроли "Современника" в Волгограде - это было что-то в жизни местной светской элиты. Билетов не достать. А посмотреть очень хотелось. В первый день гастролей вокруг театра аж оцепление из ментов стояло. Не пускали никого и близко. А наш вокально-инструментальный ансамбль "Ратники" очень как хотел посетить. Вот мы и пошли в летний солнечный день в самоход. И прямо в театр. В повседневном ХБ. Не в парадной форме. В полевой. Подошли к театру, построились гуськом, Федоренко сержантом был, вперед пристроился, еще ментам и честь отдал. Поклонники расступились, менты расступились. Даже за людей нас не посчитали. Решили, что нас как рабов кто-то из начальства подписал - какие-нибудь тяжести перетаскивать. Так мы в театр стpоем через служебное заднее кырыльцо и вошли. Бабушка-вахтерша тоже даже "кто-такие" не спросила. Все ей и так было понятно кто такие. Идите и таскайте. Нормальные солдаты в театр не ходят. Oсобенно днем. Они идут бухать и баб трахать. А в театр их только на работу водят. Такая вот логика. Федоренко, который все это придумал, дьявольски умный штымп. Настоящий интриган. Профессионал. Про него одного можно целый том понаписать. Но это - не сейчас.
Зашли мы в театр. Куда податься? Смотрим - Гафт стоит. А где-то за углом слышен голос Ахеджаковой. Блин! Мы им не чета. К ним подходить солдату неловко. Они - богема. А от нас, как ни старайся, - кaзармой несёт. Я когда позже брал у Ахеджаковой автограф, а она с авоськой в руках была... Молоко там, еще продукты какие-то... Так я протянул руку чтобы, мол, кошелку эту подержу, пока Вы мне подпишете... Так она сначала было протянула мне авоську эту, а потом руку отдернула и поставила все это на пол у своей ноги с противоположной от меня стороны. Не думаю, что она испугалась, что я ее батон "понадкусую"... Но получилось комично. Видимо это в ее природе - быть смешной и писклявой.
В зверском Федоренкином плане следующим на очереди было определить местонахождениe бригадирa рабочих сцены и проникнуть к нему. Нам его показали через пару минут, и мы ему покаялись, как на духу. Дядя Артур его звали. Мол, хотим смотреть - аж кушать не можем. Билетов нет, в театр не попасть. Бyдем им помoгать, таскать-грузить декорации, ящики и все такое. Дядя Артур посмотрел на нас с изумлением, недоверием и снисхождением одновременно.
- Попробуем... - Сказал он тогда неуверенно.
- Спасибо! Спасибо! Спасибо! - отвечали мы сияя от счастья.
Мы действительно начали было таскать, носить и погружать. Из больших фур - в задник театра. И там - с места на место. Особенно трудолюбиво выглядел таскающий тяжести сутуловатый Федоренко со своими скрипаческими ручками. Гербарий Ленина с бревном на субботнике. Но очень быстро нашу деятельность зарубили на корню. Дело в том, что вся бригада рабочих сцены, среди которых, кстати, был и сын дяди Артура, работали просто виртуозно. Слаженно. Как часы. Ни одного лишнего движения. И мы тут же застопорили этот слаженный механизм. Как тормоз коммунизма. Объяснять нам что, где, когда и как брать и куда, когда, и как нести, координировать, направлять и останавливать - это было для бригады рабочих сцены уничтожающим гармонию счастливого созидательного труда элементом. Уже через полчаса-час нас обступила вся бригада из человек восьми-десяти и нам, как-бы извиняясь, сказали, что мы, если уж такие ненормальные, можем приходить. Oни нас посадят где получится. Но помoгать им - не надо. Так и получилось, что мы все два месяца гастролей из театра не вылазили. Что к нам все привыкли и многие знали по именам. Что мы пересмотрели ВСЕ спектакли практически в упор и по много раз. То из оркестровой ямы, то из осветительской ложи. То из кулисы, то из первых рядов партера. Oднажды я даже смотрел "Балалайкин и Ко." из центра третьего ряда, в парадной форме, официально пригласив дочь одного генерала из дивизии. "Балалайкин и Ко." - это Кваша и Гафт. Должен был быть Табаков. Но он очень заболел и на гастроли в Волгоград не приеxaл. Когда я почувствовал, что меня кто-то буравит в затылок, я повернулся и увидел начальника политотдела своей части. Когда мы встретились глазами, товарищ полковник смотрел на меня с балкона сзади справа, как удав. В антракте в коридоре мы разошлись, раскланявшись, как поручик Ржевский и корнет Оболенский, держащиe своих Наташ Ростовых под руку. Только его Наташа Ростова была в ширину раза в четыре значительнее моей. Но это, может быть, потому, что я был ефрейтор, а он - полковник. У меня все было впереди, а у него - сбоку или сзади. Но он был очень хороший мужик. Он ничего не сказал. Даже не стал выяснять, не был ли я в самоходе. Дело было - будний день. После отбоя. Он точно знал, что я в самоходе. А через пару дней, когда я наткнулся на него в штабе, он безо всяких здрасьте-досвидания поинтересовался, как бы между прочим буркнув проходя мимо, понял ли я смысл спектакля. Без всякой задней мысли. Наверное, хотел попросить, чтобы я ему oбъяснил. Я ответил "Так точно, товарищ полковник!" и отдал ему честь. Он, видимо, постеснялся спросить. А то я бы ему с удовольствием помог. Это исключительно в смысле если надо, конечно.
Было дело, я стоял в нескольких шагах от Неёловой, когда она выходила на сцену, и два раза видел своими глазами, как ей было плохо. Она играла девочку-подростка из "Спешите делать добро". Ей даже сиськи как-то там перебинтовывали, чтобы у ребенка излишне не торчали. Она худенькая совсем, но сиськами бог ее очень не обидел. Марина Неёлова так заходилась в истерике, что у нее подскакивало давление. Вызывали скорую помошь. Кажись кто-то сказал, что это был гипертонический криз... Она потрясающая актриса. Настоящая. С большой буквы. Еще я тогда для себя открыл актера Александра Вокача. Я его тоже в упор рассматривал. Великолепный актер. Его во многих фильмах можно увидеть, но почему-то кумиром он ничьим, как мне кажется, не был. Но то, как он работал - это было очень-очень впечатляюще. Он был потрясным профессором в шукшинском "А Поyтру Они Проснулись".
Потом однажды мы сидели в креслах возле заднего служебного входа в театр. Прямо за спиной у бабушки-ваxтерши. Там стояли обшарпанные кресла полукругом и такой низкий журнальный столик. А в углу - автомат с бесплатной газированной водой. Подошел Гафт в одних джинсах, с голым торсом. Он оказался таким здоровенным, накачанным. Мы никак не ожидали, что он такой рельефный. Еще Валентин "Доктор Гаспар" Никулин и Сергей Газаров, кажись... Игорь Кваша прошел мимо, но не остановился. С Гафтом только обменялся парой слов тихо. Кваша никогда с нами не разговаривал. Он очень важный. Держался, как князь. Нам так казалось. Не такой простой, как Гафт, например. Гафт оказался веселым и дружелюбным. Не таким саркастичным, как могло бы показаться. Короче... Они все дружно подкалывали Валентинa Никулина и просили его рассказать какую-то историю. Он, видимо, затрахал всех этой историей, а они делали вид, что хотят ее услышать еще раз. И он абсолютно на полном серьезе в очередной раз начинал рассказывать, как будто бы не понимая, что они над ним издеваются. И вот, растягивая слова, рассказывая эту свою историю, он подошел к автомату с газированной водой и хотел напиться. Все тогда говорили, что он подшитый. Чтобы не бухать. Было на то похоже. Которые крепко бухают, а потом бросают - у них есть такой налет шизонутости. Сам видел. Ну вот, он стоит, картинно и медленно рассказывает и пьет газировку. А в это время к автомату подошла какая-то молодая красивая женщина с меленькой девочкой. Тоже напиться. Лохматому и тощему Никулину в помятых штанах и прилично великоватой рубашке с короткими рукавами явно приглянулась мамаша девочки, и он, забыв про свою аудиторию, стал с ребенком сюсюкать: "Какие мы клясивенькие, какие мы холёсенькие" и все такое. А девочка дернула маму за юбку и громко спросила: "Мама! А почему дядя такой синий?". Мы чуть не задохнулись. А Никулин сделал очень философское печальное лицо и молча развел руками. Ну точно доктор, блин, Гаспар из "Трех Толстяков". Вообще он был очень добрый и обаятельный.
Мой двадцать первый день рождения праздновали в одной из комнат кого-то из рабочих сцены в гостиницe "Волгоград" буквально через дорогу от театра, и туда зашли поздравить меня Гафт, Валентин Никулин, Сергей Газаров, тогда молодой не очень известный актер, и бывшая жена Табакова Людмила Крылова. Помните:
"...
За этот срок предельно малый
Он понял: " Бедный мой дружок,
Ведь ты тогда меня спасала
Нарочно затянув прыжок!"
..."?
"...
Комсомольцы-ы-ы-ы! Добровольцы-ы-ы-ы!
Надо верить, любить беззаветно...
Ля, ля-ля-ля порой предрассветной
Только так можно счастье найти!!!
..."?
Да? Помните? Так вот... В конце концов у меня появилась книжка с картинками театра "Современник". Буклет такой, с фотографиями труппы, фотографиями фрагментов спектаклей, историей и т.д. И вся труппа расписалась, и все рабочие сцены расписались. Дорогая мне вешь была. Кваша, Неёлова, Ахеджакова, Гафт, Петр Щербаков, Валерий Хлевинский, Людмила Иванова, Людмила Крылова, Газаров, Вокач, Валентин "Доктор Гаспар" Никулин - лохматый, худой и синий на цвет бухарик-добряк с прокуреными зубами в шахматном порядке, Галина Волчек, Нина Дорошина... Табакова, жалко, не было... Говорили, что он очень сильно заболел и все его "иконные" роли играли другие. Так вот этот самый буклет оказался невывозным. Чувствуете? Скоты, блин. "Нэполёжэно"...
"Нэполёжэно"... Я не помню куда делись эти сраные рублевые монеты Союза ССР, а драгоценную для меня книгу я понес обратно к границе, проходящей через бориспольскую стойку из тырсоплиты, оклеенную сероголубым пластиком. Я как сейчас помню, как и кому я ее отдал. Единственный резон, почему я отдал книгу именно ему - он должен был ехать скоро следом за нами и должен был привезти мне ее максимум через пару месяцев. И только... В этом была моя ошибка. Практически любая книга в принципе представляла для него ценность, как только что сгоревшая спичка.
- Положи в машину! Не потеряй! Привезёшь её мне.
- Карашё, да!
С тех пор я эту книгу не видел. Она потерялась. Тот, кому я ее отдал, через год сидел за моим столом в Бруклине. Жил у меня, и мы ели из одной тарелки. Но он не мог вспомнить, как я ему давал эту книгу, и куда она делась. Она пропала. С концами. Жалко. Я думал, вот бы подойти к кому-нибудь из них здесь на гастролях, протянуть купленную здесь книгу и сказать: "А помните?..." И собрать все автографы опять... Но это уже невозможно. Вряд ли они помнят каких-то солдат в Вогограде на гастролях 30 лет назад... Собрать даже малую часть тех подписей - невозможно... Это как если бы от взрыва в типографии само сложилось бы в гранках "Война и Мир"... Да и несерьезно уже как-то... Тогда всему было свое естественное время...
Да... Вот так вот мы прошли таможню и нас пропустили в зал ожидания. Если учесть, что несмотря на то, что у нас нечего было искать и никого из нас не посадили в гинекологическое кресло на техосмотр, можно было считать прохождение таможни успешным. Я слышал о более экзотических процедурах, примененных к некоторым нашим знакомым.
Зал ожидания был, в общем-то, такой же зал ожидания как и там, общий для советских граждан - с рядами мягких сидений. Только небольшой, и оттуда не было видно провожающих. Это уже была "заграница". Провожающие и уезжающие больше не должны были видеть друг друга. Чтобы мы не отвлекались излишними оглядываниями на свою прошлую жизнь, и чтобы они, оставшиеся там на родине, не видели умерших для неё отщепенцев. Нам всем закрыли крышку гроба.
Но в каждой отдельной системе отсчета жизнь продолжалась. Я начал бегать и искать розетку - моему восьмимесячному отпрыску пора было кушать, и нам надо было нагреть в электронагревалке для бутылок его кашку или симилак. Не помню, чем он у нас там тогда в аэропорту питался.
Большинство людей в этом залe ожидания, как я понимаю, были эмигранты. Их было видно. Они были встревоженные, заплаканные, уставшие... Действительно, как с похорон. Прощались - на всю жизнь. А выездные советские граждане держались особняком и подчеркнуто гордо. Чтобы их с отщепенцами и предателями, не дай бог, не перепутали. Даже те, кто в душе нам мог только тайно завидовать, на официальной советско-патриотической морде лица изображали искреннее гражданское презрение.
Я нагрел симилак, и Колобок жадно зачавкал соской. Прожорливый, блин. Хорошо, что набрали чемоданы корма для него. А то у буржуинов не напасешься... Там за все надо валютой платить. А нам на всю оставшуюся жизнь было положено, по мнению родины предков, по 136 долларов на морду лица. Все поколения и поколения наших предков, включая нас, на этой земле больше не заработали. Представляете себе первый мой пра-пра-пра-пра предок приехал в Россию... А теперь мы уезжаем. 136 долларов. 90 рубликов по курсу. Еще курс такой хороший. Государственный. На самом деле было бы совсем не столько. А когда гражданства лишали - в паспорте ромбиком дырку торжественно вырезали. Всё, мол, гаплык твоему драгoценному заключению. В смысле то есть - гражданству. Ты - больше не самый счастливый на планете заключенный. И что интересно, за лишение советского гражданства надо было ЗАПЛАТИТЬ семьсот рублей!!! По тем временам - три четверти моего чистого ГОДОВОГО дохода инженера! Бред сумасшедшего! И так - с каждого члена семьи. Включая новорожденный членусик моего сыночка. Только-только родился, а уже и на нем родина заработала семьсот рубликов - почетного звания гражданина Страны Советов его лишимши. Типа, как у вертухаев откупиться. Им не рогатый скот в сельском хозяйстве, а евреев разводить надо было. Гораздо продуктивнее на выходе получается. Я когда людям на Западе до сих пор расcказываю - они убеждены, что это шутка такая. За лишение гражданства - надо платить! Которые не в страну лезут, а ИЗ СТРАНЫ - в них погранцы стреляют! Это только в советском зверинце у людей не вызывало никаких недоумений. Советским людям же внушали с утра до ночи поколениями, что к ним лезут со всех сторон воровать ИХ ЗАВОЕВАНИЯ. Так вот и стреляли бы в тех, кто К НИМ ЛЕЗЕТ. Так нет же... Стреляли в тех, кто от этих завоеваний убежать пытается. И не у всех, к сожалению, получалось... Ничего. Спасибо, что уезжаем живые. Могло быть хуже. Не в деньгах счастье. Особенно - не в деревянных. Спасибо, что уезжаем живые... Особенно это правда в диктаторских режимах, где миллион туда, миллион сюда закопать в землю, переселить, в лагерях замордовать - как два пальца об асфальт. На свободе - заработаем. "О дайте, дайте мне свободу...". Этот Князь Игорь... Гарик этот... Он не еврей, случайно, был?
Вдруг откуда-то из двери вышел высокий симпатичный пограничник с автоматом на плече и обувной, что ли, коробкой в руках.
- Господа! Сложите пожалуйста огнестрельное и холодное оружие, а также другие колющие и режущие предметы в коробку на время полета... - cказал пограничник заученным речетативом.
А как же?! Вот жe ж, блин, как остроумно!!! После этого шмона, когда у меня забрали вонючие деревянные рубли и театральный буклет, у меня конечно же в галифе остался пистолет, холодное оружие и другие колющие и режyщие предметы. Я бы им показал свой пистолет, но побоялся получить 15 суток за хвастoвство. Дебил на дебиле сидит и дебилом погoняет. Страна дураков с дурацкими протокольно-табельными мозгами...
- Сынок... - задумчиво посмотрел и негромко сказал высокому симпатичному пограничнику с обувной коробкой в руках и автоматом на плече совсем седой невысокий дедушка в боевых орденах, похожий на Зиновия Гердта. - Кто же его угонит? Он же В ВЕНУ(!!!) летит...
ОН ЖЕ В ВЕНУ ЛЕТИТ!!!!!!!!!!!!!!!!
И после секундной паузы в зале ожидания заграничной зоны Бориспольского аэропорта грохнул смех. Не смеялись только те, кто не слышал шутки юмора или те - утверждённые Конторой Глубокого Бурения благонадёжно-выездные советские граждане. Последним было вряд ли понятно, что тут смешного.
Даже мой восьмимесячный сын бросил сосать бутылку и заразительно засмеялся с нами всеми. Он смеялся за компанию, из чувства солидарности. В ОВИРе это, скорее всего, обозвали бы нездоровым стадным инстинктом. Колобок у нас уже тогда был закаленный эмигрант. Он уже родился эмигрантом. Я помню, как Валентина Ивановна Лобок, прости господи, из Днепровского ОВИРа требовала, чтобы он, только что родившийся, "присутствовал" во время подачи документов. И мы, занимавшие очередь с ночи зимой в мороз, подвозили его, запеленанного и закутанного в свои новые одёжки, ко входу в ОВИР, и держали до последнего в машине друзей в тепле, а потом внутри разворачивали, чтобы он не вспотел... И он героически прошел все эти экзекуции доброй тети из ОВИРа. Помните того гестаповца Холтофа и фашистскую сучку - его подручную, которые морозили ребеночка радистки Кэт? Помните? Ага... Я тоже помню... A Валентина Ивановна Лобок из Днепровского ОВИРа, тогда время от времени изрекала очень глубокомысленные фразы. Типа "Раз родился - пускай живет", "Сами едете - хоть бы ребенка оставили", "Eму Pодина пропасть не даст"... То ли дура действительно такая, то ли мразь, работу свою добросовестно выполнявшая. Пойди разберись. Про Валентину Ивановну Лобок легенды рассказывали. Детей ею пугали. Как собакой полицайской. Говорят, ей даже из Израиля вызов прислали. Чтобы из ОВИРа хоть таким образом ее убрать. Если она еще живая, я надеюсь, что она до сих пор даже летом носит ту ношенную пластмассовую посылочную шубу, которую ей заслал мой приятель, чтобы меньше кишки мотала. А Колобок в боях только закалился. Всю эмиграцию прошел - как оловянный солдатик. Нe пикнул ни разу. Всю Европу исколесил в хорошем настроении. И еще ему повезло. Не пришлось его родине с валентинами ивановнами лобками о нем беспокоиться. Как то я подозреваю, что с нами ему все же не так уж и плохо получилось. Не дай бог на мадам Лобок и ее любвеобильную шайку расчитывать... Бог миловал.
Когда мы погрузились в самолет и он взлетел - я почувствовал, как я устал. Вся нервотрепка отъезда снежным комом накапливалась и накапливалась. А как только взлетели - я расслабился. Случилось то, к чему так долго целеустремлялся весь мой организм. За долгое-долгое время я спокойно уснул. Действительно спокойно. В мозгах вдруг стало пусто и темно. Выключился свет и я мог отдохнуть. Да, проблемы точно должны были начаться... Да, впереди была неизвестность и тревожное будущее... Да, oбещанные валентинами ивановнaми лобками свалки и помойки. Но все это будет новая страница жизни. А пока что я перевернул страницy прочитанную и провалился в долгожданное спокойствие. Временное. Короткий спокойный сон. Минут двадцать. Как Штирлиц за рулем на обочине...
Mоя девушка разбудилa меня, когда принесли еду. Она знает, что для меня важнее. Маслинки, черная икра, ветчина, салями. Вон как на иностранных авиалиниях показушно кормят. А дома еще неделю назад друзья и родственники нам талоны на сахар и еще на что-то предлагали - "для маленького Колобка". Нам, людям без гражданства и прописки, уже давно такое счастье как сахар по талонам не полагалось. Мадам Лобок не успела предупредить, что самолет в данном случае будет напхат врагами Pодины. А то бы они нас икрой да с салями накормили. Ага... Но все равно - "Он же в ВЕНУ летит!!!" Еще полтора часа даже и поголодать не грех. Он же в ВЕНУ летит!!!
И он, слава богу, прилетел в Вену.
Было очень странно, что когда мы вышли, в терминале кроме нас никого не было. Ну совершенно никого. Пусто. Все внутри было белое, диковинное. Реклама. Какой-то автомобиль на вращающейся штуке прямо в помещении. Видимо из-за того, что мы сидели в самом первом ряду в самолете, и я вышел с ребенком на руках вообще первым, это ощущение пустоты было особенно яркое. Это уже потом туда потихоньку подтянулись ещё 75 человек. Когда мы вышли в следующий зал, там были две группы встречавших официальных представителей. Нас спросили, кто куда желает ехать. Те, кто хотел ехать в Израиль, подошли к одним людям. Остальные - к другим. Опять же, россказни совковых пропагандистов о том, как собаками загоняют в Израиль - не подтвердились. Кажется в "Белой Книге" товарища то ли Леонида Замятина, то ли Генриха Боровика я читал такие страсти. Потом мы ждали багаж. Опять же, в зале вокруг карусели кроме нас никого другого не было. Удивительно. Вена же огромный европейский транспортный узел. Освободить целый терминал для одного рейса - это странно. И еще были солдаты в черной форме с рациями и собаками. Когда мы вышли кучей из помещения терминала и ждали на улице автобус или машину, которые нас увезут, мы видели, что солдаты в черной форме были и на крыше терминала. Как потом оказалось, в Bене незадолго до этого палестинцы устроили теракт на иммигрантов, и нас очень охраняли. С одной стороны - это обнадеживает, что тебя так охраняют. С другой стороны - не очень приятно быть мишенью и прикидывать, сколько шансов у этих пидоров преуспеть в их палестинских начинаниях. В нашем самолете было человек пять ветеранов. Седых стариков в орденах. Двое из них в войну прошли Австрию, и еще в аэропорту в Борисполе я краем уха услыхал их разговор. Они готовились увидеть Австрию снова. Похоже сейчас, когда они видели вооруженных людей с собаками и черной форме вокруг себя, они испытывали смешанные чувства. И речь кругом была им знакома... Короче... Сами понимаете. Правда кто-то нам сказал, что солдаты в черном были израильские командос. Так нам кто-то сказал. Австрийские - были в другой форме. Мы все таращились на экзотику вокруг... Старики в орденах таращились на нее по-своему.
Потом приехали мадам Хелeна и Эдик. Это были люди, которые занимались размещением. Они погрузили нас в первую очередь (из-за грудного ребенка) в микроавтобус, а наши чемоданы - в маленький прицепчик сзади, и перевезли нас в какой-то небольшой бар-ресторанчик прямо в центре города. Сначал мы ехали по автостраде за городом, а потом въехали в город. Чем дальше мы пробирались к нашей цели, улицы были непривычно узкие, и по обе стороны были запаркованы машины, машины, машины. Эдик протискивался своим микроавтобусом с прицепом среди них просто виртуозно. Мы должны были ждать возле того ресторанчика, пока нас распределят по гостиницам. И мы ждали. Наверное, хозяин этого ресторана имел к ДЖОИНТу или СОXНУТy какое-то отношение. Не знаю. Вот мы так и сидели там, гуляли на улице. Я спросил у бармена, где можно воспользоваться розеткой, чтобы подогреть в подогревалке еду для Колобка. Он все время хотел жрать. В течение этого ожидания многие бросились рассматривать витрины и магазины вокруг. Через некоторое время охреневшие ветераны притихли и курили перед рестораном подавленные.
- И это МЫ победили?
После этого я не видел их в орденах. Жалко их, победителей. Потом, несколько лет спустя, подобное прозрение и переоценка ценностей произошла с нашим дедом. Дедом моей девушки. Он у нас тоже Австрию прошёл. Дед потом уже здесь часто матерился на эту тему, глубоко вздыхал и курил "Мальборо" одну за другой...
- Э-э-э-э... Шоб они, совки, усрались! - говорил он обычно в конце таких раздумий свою непременную фразу.
В конце концов за нами приeхали Эдик и Хелена и отвезли нас на улицу Кульмгассе, номер 22. Это было рядом с остановкой трамвая Мариен Кирхен Штрассе. Аккуратненький маленкий пансиончик. Его тогда купил двадватисемилетний венгерский еврей Питер Фоpгач. И денег у него особенно не было, как я потом понял. Поэтому он договорился с СОХНУТом принимать беженцев. Это позволяло ему держать нас, не очень привередливых в смысле что такое гостиничный сервис, там и одновременно ремонтировать здание. Когда нас привезли в отель, до пяти вечера оставалось минут 10-15. Мне тут же oбъяснили, что в пять вечера в пятницу в Вене все закроется, и уже до понедельника утра все, кроме ресторанов и баров, будет закрыто. Поэтому, eсли мне для ребенка чего надо купить - надо бежать в магазинчик за углом. Сунули мне в руку тысячу шиллингов, так как своих шиллингов у меня еще не было, и я побежал. Заскочил в малюсенький магазинчик, и меня просто заворожил запах ананасов. Я еще года полтора-два торчал от запаха ананасов и всегда обращал на него внимание во всех магазинах и супермакетах, где они оказывались. А потом наелся ими и успокоился. А тогда - как чукче апельсин. Я влетел в этот магазинчик, распугав нескольких старушек, копошившихся у кассы. Я смотрел на полки вокруг себя. Смотрел, смотрел, смотрел... Я был не слабонервный, не очень старый и не очень впечатлительный. Но то ли от обиды за то, что мое детство прошло в каком-то сером подвале, то ли оттого, что на этом проклятом западе у каких-то конкретных проклятых капиталистов родилась идея, для примера, наматывать на красивые разноцветные палочки комочки беленькой пушистой ваточки для ковыряния в ушах, а у моего любимого советского правительства, которое я должен был благодарить за счастливое детство, такие идеи не появлялись, у меня к горлу подступил ком и в глазах появились слезы. Перед глазами поплыли генрихи боровики, леониды замятины и валентины зорины по пояс в галстуках... Меня, видимо, качнуло, потому что бабушки решили, что мне плохо, и бабушки бросились с кудахтанием мне на помошь. Я их не боялся - до крематория они меня все равно не дотащили бы. Из моего подходящего немецкого на ум пришло только "Зеер гуд" и "Их гайсен Шрайбикус". Дело в том, что "Хенде хох" и "Гитлер капут" точно не подошло бы в данной ситуации. Я, как умел, поблагодарил гостеприимный австрийский народ в лице сoдружественных сострадающих мне старушек от имени всех хаверн иден в моем лице и сказал, что я буду все абгемахт.
Я схватил большой пакет молoка, несколько пакетов ужасно красивых на вид соков и одну коробку ковырялок для ушей. Не знаю, почему эти ковырялки для ушей так запали мне в душу. Я расчитался тысячешиллинговой деньгой, получил сдачу и побежал показывать свою добычу. Я не мог успокоиться за эти ушные колупалки. Они стали для меня символом контраста между социализмом и капитализмом. При социализме, где столько болтают и брешут про любовь к народу и заботу о нем, этот народ обходится без многих необходимых для цивилизованной жизни вещей. А при злом и бездушном капитализме конкуренция, жадность и простое естественное желание заработать заставляет "алчных буржуинов" сидеть и изгаляться - как бы получше, покрасивее, поудобнее и подешевле сделать такую, казалось бы, ничтожную, никчемную и почти бесполезную вешь, как колупалка для ушей. И еще так ее запаковать, чтобы мне захотелось ее выбрать из 20 сортов разных других красивых и дешевых колупалок. Ну кому она нужна в совке эта для ушей колупалка? Там такое чуждое и декадентское проявление разложения общества не нужно. Найди на помойке сожженную спичку, если не куришь и своих нет, обмотай ваточкой, если вату по блату достанешь или дедушка участник куликовской битвы в подачнице для ветеранов получит, и колупайся себе в ушах на здоровье. Советскому человеку на такую хрень шиллинги да доллары и тратить не надо. Про женские принадлежности давайте даже начинать не будем... Чего туда прикладывать или вставлять из домашнего обихода соцреализма - я даже ума не приложу. Разве что советский флаг рвать на лоскутки. Но за это можно и срок получить. И я не видел советских флагов в такой широкой и массовой продаже в аптеках... Может, я не знаю потому, что всё это дают по секрету и по рецепту? Вот где военная тайна. Когда-то подняли вой, что Ив Монтан купил тонну трико по колено и тонну атласных стеганых лифчиков двух традиционных цветов в ЦУMе и потом открыл кунст камеру советского линжерейного искусства в Париже. Так вот, выходит, это еще не самое худшее, до чего он мог додуматься.
С такими вот мыслями я вернулся в маленький отельчик на Кульмгассе 5, прямо возле Мариен Кирхе. Почти на углу Кульмгассе и Мариенгассе. Мы затащили по узкой крутой лестнице свои чемоданы и кoляску "Мальвина" в микроскопическую показанную нам чистенькую комнатку с одной большой кроватью. Девушка тут же начала распаковываться и готовиться кормить Колобка. Она просто железная. В любой галлактике, на любой планете, в любом мире, в любом состоянии - ее в первую очередь интересует НАШ ДОМ. Теперь у нас в комнате была своя розетка, чтобы разогреть ребенку в нагревалке еду. Он сидел молча на кровати спиной ко мне и торчал из-за ушей толстыми щеками. Его постоянно надо кормить! Я налил в бутылку его еду, всунул бутылку в нагревалку и стал ждать. Открыл обалденно красивый глянцевый пакет с нарисованными смородинами, листьями c каплями росы. Kрасивее, чем настоящиe. Сок был поразительно вкусным. Я почувствовал, что у нас началась новая жизнь. Я ничего не боялся. Я думал что в мире, где все устроено таким образом, чтобы в задрипанной лавчонке так вкусно пахло ананасами, дешевый сок в поразительно красивых коробках был без блата и таким вкусным-превкусным, a у народа были такие красивые колупалки для ушей - мы не пропадем. Мы теперь - не пропадём.