Единорожиха, которую, как сказал Ивар, зовут Солька, без отдыха тащила телегу бодрой рысцой весь день и только к вечеру сбавила ход - и то, по команде хозяина. Она не казалась уставшей или встревоженной. Пернатый костюм делал ее практически невидимой для пересмешников. Собрат, не занятый едой, не заслуживал их внимания.
А вот Ивар и Влад ближе к обеду перебрались в будку.
Дощатая коробка закрывалась приставной дверью, которая вешалась на крючки. Сейчас она висела на таких же крючках рядом с выходом. Не было смысла закрываться, пока пересмешники не знали, что внутри кто-то есть. К тому же пернатники воняли так, что к горлу подкатывало даже с открытой дверью.
В открытом проходе однообразно покачивался пернатый лошадиный зад и поблёскивали оглобли.
Только пейзаж на фоне постоянно менялся. То заросшее бурьяном и кустами поле раскинется до горизонта с узкой полоской леса, то дорога пойдёт прямо по серому, слякотному болоту, то густой лес с высоченными осинами скроет повозку в своей тени. А потом деревья сменились на высокие скалы, между которыми петляла разъезженная колея.
Они приближались к тоннелю под небольшой горой, которую красиво высвечивал по контуру ярко-желтое, почти исчезнувшее за горизонтом солнце. Влад подумал, что неплохо было бы это сфотографировать, если бы телефон был заряжен. И тут вспомнил, что оставил телефон в Моховке. Сердце упало от досады. Но Влад не стал ничего говорить Ивару. Слишком поздно. Не поедут же они обратно по темноте. Пересмешники только обрадуются, если где-то на болоте перевернётся коробка с двумя дураками.
Птицы к вечеру особенно часто стали проноситься над телегой и клекотать, как старые ржавые качели.
Влад не понимал, почему Ивар не закрывает дверь. Ведь в любой момент какой-нибудь пересмешник мог запросто заглянуть в будку и найти там ужин и десерт.
Они объехали большую корявую иву и нырнули под скалу, в темноту тоннеля, и Ивар зажег масляную лампу.
- Что-то не так? - спросил он, почуяв перемену в настроении Влада.
- Да нет, ничего.
- Не по себе от их "песен" да? Понимаю. Мы сами еще не привыкли.
- Вы про "конюха и кентавриху"? Да. Всю ночь какая-то дичь снилась
- Это-то само собой, - усмехнулся мельник. - Но я про пересмешников.
- Поначалу, пугали. Но Север мне все объяснил, - пожав плечами, ответил Влад и про себя добавил "когда меня чуть не съели".
- Повезло тебе с Севкой. Представить страшно, сколько людей они успели выманить и переловить, пока все, наконец, поняли, что это всего лишь звуки.
Влад не без стыда вспомнил, как повелся на детский плач, который вообще-то и звучал-то не так уж правдоподобно, чтобы высовываться из пещеры. А ведь он не считал себя идиотом. Как не считали себя дураками и люди, испугавшиеся прибывшего поезда, хотя тот был всего лишь на экране. Только поезд был безобидной картинкой. А Влад мог стать птичьим обедом, если бы рядом не оказался опытный человек.
- Чего вы отсюда не уедете в Явь?
- А там что, лучше?
Влад оторопел.
- А как же! Еды - завались. Добраться можно куда угодно и на чём угодно. Лекарства продают на каждом углу в любое время суток хоть от головы, хоть от поноса. А главное - никто не пытается тебя сожрать. Могут, правда, побить и обобрать. Но это ведь везде так.
Ивар рассмеялся.
- Не-ет. Мы уже там не приживемся. Мы - дети Нави. В нас нечистая кровь. Моего прапрапрапрадеда в детстве похитили вампиры. Он был одним из первых кто восстал против лиха. И борьба эта все еще не закончена. Каждое поколение пожертвовало слишком многим, чтобы просто так взять и бросить эти места, - мельник грустно усмехнулся. - Как в стихах. Вижу горы-исполины, вижу реки и поля, это навьская природа, это родина моя.
- Так это же наши стихи, - удивился Влад. - И там по-другому было.
- Где же на них написано, что ваши? Стихи, если они с душой, в народ идут и вместе с народом живут, меняются и умирают. Мы здесь не невежды безграмотные. Читаем одни и те же книги. Только у нас на это не всегда есть время. Но мы знаем про ваши войны, культуру и историю.
- То есть, все здесь знают, что есть другой мир, и никого это не удивляет?
- Многие из ваших пишут про космос, но многие ли его видели своими глазами, чтобы верить?
- Вообще-то, у нас есть такие кто думает, что Земля плоская.
- Вот, но для тебя это совершенно настоящее явление. Так и для нас ваш мир как космос. Кто-то знает о нём, кто-то там бывает, а кто-то не видит дальше околицы.
- Ну это вопрос образования.
- Это вопрос смелости. Не всякий готов к истине. Как ты, в Навь легко уверовал?
Влад, конечно, был с мельником согласен, но сравнение параллельной вселенной и космоса грубо преуменьшало масштаб фантастичности. Но это только для него, человека городского, привыкшего к интернету, четырем стенам и беспросветной скучности Яви. А пока прогрессирующее человечество яростно креститься при одном упоминании черта, здешние люди, живущие как в позапрошлом веке, считают двоякость миров обыденной вещью. И называют людей из Яви "простыми", не нарочно, но естественно опуская их по сравнению с собой на уровень ниже.
Взять хотя бы Севра и его курткой с антикражным магнитом: зачем ему красть деньги, если можно взять все что хочешь, заморочив "простого" человека. Все равно что отобрать игрушку у полоротой собаки.
- Можно странный вопрос?
- Ну?
- Я не видел у вас дома ни одной иконы. Вы не верите в бога? Или у вас тут такое вообще не заведено?
- А. Понял, про что ты. Первые навяне еще верили, ставили идолов, молились, ждали спасения. Пока не догадались сами взять в руки топор и надавать нечисти по рогам. А вы там до сих пор верите.
- Многие. Я нет. Хотя я и в единорогов не верил.
- Ну и что? Я ваших крокодилов тоже только у Марьки в книжке видал. Незнание чего-то - еще не повод верить, что это нечто волшебное и божественное.
- Но людям же хочется чуда. Когда все обыденно и понятно, то скучно жить.
- Скучно тем, кто привык чтоб его развлекали. Хочешь чуда - ищи его сам, а ещё лучше сделай его для кого-нибудь. Тогда ещё и о себе узнаешь много нового.
Влад хотел поспорить, что не у всех есть сила и способности чудить, но закрыл рот, вспомнив вчерашнюю битву с пересмешником. Он при всей своей беспомощности смог выстрелить - это ли не чудо.
Повозка выползла из-под горы в темный еловый лес, над которым уже висела луна. Ивар повесил дверь и потушил лампу.
- А как же вы поведёте?
- Солька знает дорогу. Довезёт. А пока можно поспать.
Влад подвинулся к дальней стенке, прислонившись к тюку со шкурами.
Постоянная тряска в темноте, непрерывный клёкот, а потом женский плач, детские визги, блеянье и крики пересмешников вскоре действительно начали убаюкивать Влада. Он долго, как ему казалось, балансировал на краю сознания, цепляясь слухом за неспешный перестук копыт. А когда уже начал клевать носом, пересмешники смолкли.
Резко наступившая тишина подействовала отрезвляюще. Сильно похолодало. Дверь перевешена на стену. Ивар сидел снаружи, свесив ноги, и пил из бутылки воду.
Влад отпрянул от вонючего тюка и спрятал замерзшие руки подмышки, а потом вылез оглядеться. В алом, как раздутые угли горизонте постепенно проступали башни и край городской стены. Красноватая дорога вела прямо в огненное марево рассвета, откуда словно из растопленной печи выкатила другая повозка. Влад спрятался.
- О, Ивар! Ты к нам, а мы к вам! - в четыре мужских голоса поприветствовали путники, когда повозки поравнялись. - Думали, посидим, выпьем
- Ничего. В этот раз дом без мужика не остался. Если хорошо попросите, он с вами тоже посидит.
- Ну посмотрим.
Влад подождал пока удалится чужая телега, и когда стихнет стук копыт. И только потом высунулся снова.
- Видишь? Там уже Змееград. Почти приехали. Ты не волнуйся. Я знаю у кого прыг-камень попросить.
- Север говорил, его так просто не дают. А мне даже нечем отплатить за него.
- Вот... Кстати об этом, - тяжело вздохнул Ивар. - Есть одно дело...
Глава 21. Птичка.
В маленькое окошко чердака заглянуло солнце.
В прозрачной полосе тёплого света танцевали пылинки. Янтарно-жёлтое пятно лениво ползло по косым стенам чердака, с любопытством трогая вышивки в рамках, украшения из перьев и ягод, книги на столе. Спустившись по цветочным узорам на дымовой трубе, солнечный луч прошелся по цветному лоскутному покрывалу и сквозь тонкий занавес каштановых волос заглянул в лицо спящему на кровати молодому человеку.
Север зажмурился, вжимаясь носом в игрушечного зайца, на котором лежал и накрывая лицо подушкой. Печная труба приятно напекала бок. Пахло побелкой и старым деревом. А еще едой: жареным яйцом и мясом.
Север высунул голову из подушек и прищурившись, оглядел комнату, залитую мягким светом. Она не помрачнела на глазах. И запах еды никуда не пропал. На этот раз всё было взаправду. И уютная тёплая кровать, и знакомые стены, и солнце.
Прекрасная погода для поездки.
Опомнившись, Север подскочил так резко, что чуть не пробил головой крышу. Чертыхаясь себе под нос и держась за макушку, он сел на кровать, дожидаться пока звезды в глазах перестанут гаденько перемигиваться. Затем, быстро нацепив ботинки, он выскочил из чердачной комнаты и с суетливым грохотом спустился по крутой лестнице.
- Влад, вставай, мы все проспали! - выпалил он, влетев в горницу.
В комнате царило солнечное умиротворение. На печке потихоньку кипел чайник. Тикали часы. Марийка с пульверизатором застыла у подоконника с цветами. Раскладушки не было, Влада тоже. Север еще раз внимательно обошел глазами комнату.
- А где пацан?
- Они утром уехали.
Марийка отвернулась и продолжила обрызгивать цветы.
- А... А я? - опешил Север.
- Ну... Ты так измотался, мы не решились тебя будить, - она поставила бутылку на подоконник и посмотрела на друга. - Только не сердись.
- А как... На чем я теперь поеду?
- Папа приедет и в следующий раз отвезет. Ты не волнуйся. Он о Владе позаботится.
- Позаботится..., - рассеянно повторил Север.
Всполошённый, но еще не проснувшийся мозг медленно запускал шестерёнки.
Зачем Ивару лишние заботы? Почему он вчера так смотрел на Влада - пристально, будто ожидая от него агрессии или карауля, как бы не исчез.
Север так сильно охнул, словно его окатили ледяной водой.
- Позаботится! Марька! Блин, он так позаботится! Ох, черт! Где мои сапоги?
Он заметался, ища по углам свою обувь.
- Выкинули. Они же все растрепались.
- Ничего подобного! В них еще можно ходить и ходить.
- Погоди ты. Что за срочность-то?
- Он же вчера его взглядом так и буравил! Он все знает! Сдаст! Он его сдаст! Я должен был сразу понять! Предупредить! Вот же баран!
- Стой, - Марийка поймала его за локоть. - Ты хочешь сказать, он правда оборотень?!
- В смысле правда...? - Север посмотрел на неё непонимающе, а потом вдруг расширил глаза и снова мощно ахнул. Еще один такой вздох, и он потеряет сознание. - Ты опоила меня! Чтобы я не проснулся, когда они уезжали. Как ты могла?! Я думал, мы друзья!
Марийка молча опустила взгляд.
- Хоть бы так и сказали, мол, Севка, твои все и так в городе, отдай нам оборотня.
- А ты бы отдал?
- Нет. Я его домой вел.
- Ты поймал оборотня, чтобы отвести домой?
Север возмущённо запнулся, не желая признавать правоту её абсурдного предположения, а потом уверенно отрезал:
- Да.
Марийка непонимающе нахмурилась. Север невольно отметил, что серьёзность не шла девушке, делая её непохожей на саму себя. Это напоминало ему, что хоть и прошло много лет, знакомы они, по сути, мало.
- Я думала, ты собирался отомстить за отца.
- Я собирался перевезти маму и Гарьку в город А про отца..., - Север закусил губу, будто стыдясь следующих слов. - Глупость какая-то... В то время, когда папы не стало, Влад еще даже под стол пешком не ходил. Как бы он кого-нибудь убил? Забил насмерть погремушкой?
- А кто же тогда?
- Я не знаю, - бессильно развёл руками Север и сел на лавку.
Уронив голову на руки, он зарылся пальцами в волосы, сжимая их до боли, чтобы заставить мозги работать.
- Может, все обойдется? - попыталась утешить Марийка. - Может, в нем не признают оборотня, и папа привезет его обратно.
- Нет. Если твой папа его узнал, то Лютомир узнает тем более. Он же его заказывал.
- Кстати, а зачем он князю?
Север горько усмехнулся. Уже второй раз ему задают вопрос, которым он сам вовремя не задался. Тогда ему, конечно, было немного любопытно, но не настолько, чтобы привлекать глупыми вопросами лишнее внимание. Вякни он перед отправкой в Явь хоть слово, его бы тут же заметили, пинком выгнали бы из отряда и отослали бы с позором домой. Но нет, хватило у дурака ума затаиться.
А теперь этот простой вопрос вызывал у него настоящую головную боль.
- Думаешь, Лютомир ему как-то навредит? - всё ещё старалась утешить Марийка, видя, что Север озабоченно молчит. - Влад же приличный молодой человек...
Север резко встал.
- Не знаю. Но не могу просто так сидеть и гадать. Пешком пойду. Всё равно надо своих повидать.
- Не надо, - твердо сказала Марийка, вскинув на него глаза.
- Что "не надо"? - не понял Север и усмехнулся. - Они от меня отреклись что ли?
Девушка поджала губы, попятилась и вцепилась руками в столешницу буфета, в который уперлась спиной.
- Марийка, - всерьез насторожился Север. - Что происходит?
- Вот теперь, - ее голос поскользнулся на подступающих слезах. - Можешь сердиться.
Это не были стратегические слезы из разряда "если заплакать - не наругают". Она всю ночь подбирала в голове слова помягче, но для того, что она собиралась сообщить не существовало правильного, безболезненного способа.
- Говори уже, не томи, - поторопил её Север, теряя терпение.
- Тетя Весса... Твоя мама..., - сказала Марийка и снова закусила губу, чтобы успокоиться и сделать вдох для продолжения. - Месяц назад она....
Марийка, недоговорив, расплакалась и отвернулась к буфету.
Сама по себе смерть Вессы не так уж сильно ее потрясла, они редко общались и были друг другу просто добрыми односельчанами. Но разговор об этом стал неожиданной и тяжелой задачей. Сердце Марийки разрывалось от жалости и вины, хотя она была не причем. Растерянное молчание за спиной избавило её от необходимости договаривать, но от этого было еще больней.
Север стоял посреди светлой горницы как мешком пришибленный и изо всех сил надеялся с секунды на секунду проснуться в вонючей, лесной землянке кентавра. Но, к его сожалению, он не спал.
***
Когда Марийка успокоилась, Север попросил ее показать мамину могилу. Просьба почему-то расстроила девушку ещё больше, но она взяла себя в руки и стала молча собираться.
Они шли знакомой Севру дорогой, по его родной улице. Он уже начал думать, что могила в лесу, за рекой. Но до реки они не дошли, остановившись у его дома.
- А где...?
Марийка указала виноватым взглядом на обугленную избу.
- Это и есть...? - Север недоверчиво покосился на развалины родного дома, а потом на подругу. - То есть, она что, прямо в пожаре...?
- Нет! Что ты! Её не стало раньше. Но когда и от чего, мы так толком и не поняли. Гаря никого не подпускала. И ничего не говорила. А потом - вот....
Север недоуменно нахмурился.
- Но зачем она дом-то...?
Марийка пожала плечами.
- Наверное, не хотела просить помощи с похоронами.
Север подошел к дому словно в первый раз видел его таким. Он только сейчас обратил внимание, что от спальни родителей - правой части дома - ничего не осталось. Наверное, оттуда пожар и начался. Север представил, как огонь добирается до лежащей на кровати мамы, и желудок подвело, как при падении с большой высоты.
Отогнав жуткие фантазии, он провёл рукой по подоконнику - странное ощущение, чуждое, словно дом этот вовсе не его, и никогда не был. Север помнил его большим, таким, что, только встав на завалинку, можно было достать до окна. А тут даже голову не нужно задирать. Но уже никто не улыбнется ему из-за васильковых шторок, не протянет пирожок в форточку. Черные провалы окон смотрели с мертвенным презрением, словно осуждали за долгое отсутствие.
Чернота внутри дома дернулась. Север отпрянул. Марийка рефлекторно наставила арбалет и приготовила зажигалку. На подоконник вскочил черт; сморщил злую морду, зашипел и задрал хвост, прогоняя непрошенных гостей. Словно в ответ на его появление солнце спряталось за рваное облако и мир вокруг посерел.
Вчера Север не заметил, что у дома новые хозяева. Наверное, их приманил шум борьбы с пересмешником. Точнее, даже не сам шум, а атмосфера борьбы. Чертей привлекало уныние, страх, грязь и болезни. Там, где хозяйство и дух в упадке, появлялись сначала черти, а потом чертова плесень, поражающая людей безумием и отчаянием. Куда они ни за что не сунутся, так это в дом, где чисто, где люди живут без страха, смеются, любят и радуются жизни.
Отойдя от испуга, Север скорчил свирепую гримасу, схватил с земли обломок доски и замахнулся.
- А ну! Крыса рогатая! Брысь! - пригрозил он, стараясь звучать как можно увереннее и даже попробовал добавить насмешку.
Черт на это оскалился еще больше, прыгнул через голову охотника и унесся в соседний огород. На прощание Север запустил в него доской, но та просто стукнулась о дорогу и улетела в канаву. Раздосадованный промахом он скрипнул зубами.
- Падла блохастая!
Нет ярче доказательства, что дом мертв, чем наличие в нем чертей. Это бесило Севра и в какой-то мере пугало. Больно и жутко смотреть на дом, в котором знал каждый порог, каждый выступ, каждый запах и тень, и понимать, что никогда больше не пройдешь по привычному коридору, не попьёшь с мамой чаю за шатающимся столом. От прежней жизни не осталось ничего. Только угли и зола.
Север нащупал в кармане фуфайки заколку с выкованной птицей, которую не успел подарить маме. Он взял ее сегодня с собой, чтобы положить на могилу, но и это оказалось невозможно. Вложив в заколку самые теплые воспоминания о детстве, всю нежную скорбь по маме и по дому, Север оставил подарок на подоконнике. Кованая птичка даже без солнца ярко блестела на черной доске. Север надеялся, что она хотя бы сегодня не пустит в дом чертей. Но позже нужно будет сделать настоящий оберег.
Он решил еще немного постоять, побыть с мамой хотя бы в своем воображении. Да и ком в горле встал так, что слова не сказать.
За спиной послышался тонкий голос Марийки. Она негромко запела старую местную колыбельную про соколицу, которая растила соколят, а потом они покинули гнездо и завели собственных птенцов. И хоть они забыли про мать, помнили её колыбельную и пели своим соколятам.
От печальной песни и нежного голоса Марийки, сгусток горькой обиды в груди Севра начал таять, оставляя тихую скорбь.