Новая мода на старинные имена не обошла стороной Дашину семью. Именно благодаря этой моде Даша и стала Дашей.
- Хорошо, хоть до Матрены или до Агафьи не додумались, - ворчала бабушка. - В саду ведь задразнят!
Опасения не оправдались: в группе оказалось три Даши, Василиса и даже Аграфена, проще говоря, Груша.
- Обыкновенное имя, - могла теперь возразить мама. - Многим нравится. Скоро в первую десятку по популярности войдет.
Обыкновенное имя. И самая обычная маленькая девочка. С обычным страхом перед темнотой. С обычной нелюбовью к одиночеству. С обычными детскими фантазиями. Маме хотелось верить, что - с обычными, потому что порой...
Трехлетняя Даша с ревом прибегает домой, коленки стесаны в кровь.
- Вот, сейчас зеленочкой помажем и все пройдет, - утешает мама.
- Ну как же ты так? - причитает бабушка.
- Я боюсь...
- Чего боишься? Тебя кто-то обидел?
- Нет...
Мама полна решимости узнать истину. Она почти уверена: виноват охламон Сашка, повадился петь малышам "В лесу родилась елочка" таким страшным голосом, что... Но, оказывается, его и во дворе-то сегодня не было - наказан. Сашкин дед, отвлекшись на минуту от забивания "козла", поясняет:
- Дашка самолет увидела - и ка-ак заревет! Домой рванула и на порожках растянулась.
- Какой самолет? - удивляется мама.
- Обыкновенный. Два крыла, а между ними, надо полагать, шасси, - ухмыляется Сашкин дед. - Странно, конечно...
Странно.
Странно, что в тот же вечер Даша, прежде засыпавшая только при свете ночника, настойчиво просит маму погасить свет. Поразмыслив, мама успокаивается: сама же давно хотела отучить Дашку от этой привычки. Со временем мама замечает, что странности приключаются в том случае, если Дашка беспокойно спала ночью.
Даше пятый год. Крутится за обеденным столом, ерзает на стуле, возит ложкой в каше.
- Осторожно, не опрокинь, а то обожжешься, - предостерегает мама. - Если не покушаешь, в горсад не пойдем.
- Мам, а у нас дома может быть пожар?
- С чего это вдруг?
- Ну, вот так вот... Может?
- Вот так вот - не может. Ты же спички зажженные по паласу разбрасывать не будешь, - мама улыбается.
- А если вдруг бомба?
- Какая бомба? - начинает сердиться мама. - Разве сейчас война?
- А если?
- Ну хватит! Лопай кашу - и пошли.
В тот же вечер, тайком от Даши, мама строго-настрого запрещает папе и дедушке смотреть при ребенке фильмы про войну.
- Да мы, вроде как, не... - начинает дедушка.
- А я хочу, чтобы без всяких "вроде"! - отрезает мама. - Все эти "бубух" и "тра-та-та" травмируют детскую психику, и потом...
...Потом была история с куклой. Сидели девчонки во дворе, шили наряды для кукол. Ушли на каких-то пять минуточек домой - пополнить запас лоскутков. А мальчишки тут как тут. И кто-то (наверняка этот противный Сашка!) отломал Дашиной кукле руку. И не то чтобы совсем отломал - папа за пару секунд приладил руку назад. Только вот Дашка с куклой играть отказалась наотрез: "Оленька умерла". И в слезы, просто видеть куклу не могла. Вообще, с того дня куклы дома повывелись. Вместо них появились плюшевые игрушки - кошки, собаки, даже тигр и лисица, очень похожая на настоящую.
И другая история. Дашка тогда только-только пошла в первый класс, из школы ее забирала бабушка.
- Ба, а ты знаешь, какой красивый дом был там, где наша школа? Белый-пребелый, окна большие...
- Я тридцать лет тут живу, всегда тут школа была. А что до нее - понятия не имею. Это вам учительница рассказывала?
- Нет. Она тоже не знает, я спрашивала. Это ведь еще до войны было.
- А ты откуда знаешь?
- Просто...
Просто да непросто.
Старательно выписывая в тетрадке палочки и крючочки или рисуя в альбоме, Дашка помогала себе песней. Она знала много песен из мультиков, а еще те, которые в школе к утренникам разучивали, а еще... Пела Дашка и "Темную ночь", и "Огонек" - протяжно так, с тоской. И когда только успела разучить? Мама и бабушка не допытывались. Ну поет и поет, песни-то хорошие.
А в третьем классе Дашка принесла первую двойку по рисованию. Всегда пятерки да пятерки, а тут...
- Мне разрешили... дома перерисовать... - всхлипывая, она достала из портфеля альбом. - А я не понимаю, зачем...
На рисунке - березовая роща под синим-синим, без единого облачка, небом.
- А что не так? - не поняла мама. Дашка всегда любила рисовать деревья, и у нее получалось. Двойка-то за что?
- Наталья Владимировна сказала, рисунок не по теме.
- А что за тема-то?
- В школе будет конкурс ко Дню Победы. Это на конкурс.
Мама задумалась.
- Даш, ну, наверное, рисунок все-таки не совсем соответствует. Давай вместе поразмыслим, что можно нарисовать. Исправим мы твою двойку, не переживай... Ну давай салют, что ли?
Мама избрала самый беспроигрышный, на ее взгляд, вариант. И рисовать не то чтобы сложно, и Дашка наверняка согласится, потому как очень любит салюты. Были когда-то опасения: вести ли ее на салют, не испугается ли (бабушка вообще уверяла, что все Дашины странности - от испуга, с тех пор, как ее чуть не покусала собака). Рискнули - и не прогадали. Дашка потом недели две ходила под впечатлением, радостнее, чем в день рождения. А тут...
- Нет, мам, не буду я ничего перерисовывать.
- Почему?
- А потому что все по теме. Только Наталье Владимировне этого никак не объяснишь.
- А давай так: ты - мне, а я - Наталье Владимировне. Хорошо?
Дашка поколебалась, но все-таки отважилась:
- Мам, тут бой был. Тут до сих пор солдаты наши в земле лежат, просто так, без могил.
- Даш, ну ведь это что угодно придумать можно, помнишь, как мы у Экзюпери читали... ну, про змею, которая проглотила слона.
- Я не придумываю, - обиделась Дашка.
- Что же - пусть двойка остается? - решила припугнуть мама.
- Пусть остается, - упрямо ответила дочь.
Вечером, отправив Дашку погулять, семья собралась на экстренный совет.
- Может, все-таки к бабке? Точно говорю, испуг это. У Галин Ванны внучка заикалась после того, как на нее собака кинулась, а бабка отшептала. Есть тут одна сильная, мне посоветовали...
- Мам, ты что, еще и сор из избы выносишь? Будут потом сплетничать...
- Ничего я ниоткуда не выношу, просто посоветовали.
- У тебя как у Дашки - просто да просто, а у других пусть потом голова болит!
- И вообще, ты ее еще соком мухоморов отпаивать начни. Я уже все решил. Я говорил с Людой, она устроит нам в частном порядке консультацию у хорошего доктора, у своей знакомой. Чтобы можно было не в больнице, а так, как будто бы в гости.
И Дашку повели "в гости". Новая знакомая с забавным "щебечущим" именем Виталина Витальевна сразу понравилась Дашке. Потому что разговаривала с ней, как со взрослой. Пили чай, ели шоколадные конфеты, предусмотрительно купленные мамой, и неторопливо беседовали. Виталина Витальевна ничего не спрашивала об учебе. Ее интересовало, какие книги читает Даша, чем собирается заниматься, когда окончит школу, о чем вообще мечтает. Дашка отвечала с удовольствием, поведала даже, что каждый год в День рождения ждет, что ей подарят собаку ("Помните, как в "Малыше и Карлсоне"?") и что, когда вырастет, хочет стать инженером, как папа ("Это ведь здорово, когда много людей работают все вместе для чего-то... ну, для чего-то очень нужного? И это здорово - знать, что ты... ну, тоже можешь помочь, поучаствовать..."). Распрощались весьма душевно. Дашка не слышала, как Виталина Витальевна, задержавшись с мамой на пороге, говорит вполголоса:
- Нет повода для беспокойства. У вас вполне адекватный ребенок, даже несколько опережающий сверстников в развитии. Это опережение и могло повлиять на некоторую нестабильность в эмоциональной сфере. Даше интереснее со взрослыми, нежели с детьми, отсюда некоторый дефицит общения... Знаете, что бы я порекомендовала? Если позволяют жилищные условия, заведите собаку.
По дороге домой мама начала выспрашивать, собаки какой породы нравятся Даше.
- Они мне все нравятся. Только немецкую овчарку - не надо...
В результате, поразмыслив, купили фокстерьера - и места занимает немного, и линяет не то чтобы очень.
Страсти улеглись. Объяснение "у меня эмоционально восприимчивый ребенок" вполне устраивало маму. Настолько, что эта фраза нет-нет да мелькала в телефонных разговорах с подругами.
Даше шел уже пятнадцатый год, когда однажды вечером она принесла маме книгу в красном переплете.
- Мам, положи куда-нибудь у себя. Мне... понимаешь, я не могу, когда она у меня в комнате...
Маме хватило беглого взгляда, чтобы понять: книга про войну.
- Только не уноси ее... ну, совсем. Там стихи очень хорошие... Военных лет. Просто есть такие... такие, от которых страшно делается, понимаешь?
- Откуда она вообще взялась? Вроде, я ничего подобного не покупала.
- Это я купила. Мне стихи понравились...
- Тебя не поймешь - то "понравились", то "страшно"!
- Так тоже бывает. Не спрашивай. Просто положи где-нибудь у себя. Я иногда ее просить буду.
За последующие три года Даша брала книгу три или четыре раза, и каждый раз возвращала маме "на хранение". Мама привыкла и к этой причуде, привычно утешая себя: "Перерастет"... Хотя куда уж там расти!
В последние дни последних Дашкиных школьных каникул всей семьей собрались за грибами. Дашка любила эти торжественные выезды с детства: к ним начинали готовиться дня за два - за три, а потом еще два-три дня варили, жарили, консервировали. Знакомые грибники присоветовали поехать на Альшань - сказали, грибов там в этом году видимо-невидимо. И деревенским хватает, и приезжие остаются довольны. "И проводника, если нужен, в деревне за пару бутылок можно нанять", - доверительно сообщили знакомые. По их рассказам Альшань уже представлялась каким-то грибным Эльдорадо.
Поселок по нынешним временам был большой - десятка два домов. Правда, судя по встречным, население - одни старики... Нет, вот пара пацанят на великах... Вот девчонка лет шести, сидя на крылечке, сосредоточенно заплетает кукле косу...
Два десятка домов. И - полуразрушенный храм. От побелки давным-давно не осталось и следа, только кирпичная кладка, стены буровато-красные, в выщерблинах и выбоинах. Ни дверей, ни оконных рам. Крест не золотом отблескивает - сталью.
Дашка остановилась. Глядя на нее, остановились и родные.
- Даш, ну чего ты?
- Тихо... - то ли просьба, то ли утверждение.
И правда, для городского жителя тишина здесь нереальная... Идиллия!
- Здесь был концлагерь, - сказала Дашка - и почувствовала, что в этот миг и для папы, и для мамы, и для бабушки эта яркая картинка померкла, стала чем-то наподобие старой фотографии. А для нее, для Дашки, сделалась еще ярче, такой яркой, что заслезились глаза.
- С чего ты взяла? - надтреснутым голосом спросила мама.
- Пойдем, - коротко ответила Дашка.
И пошла уверенно мимо храма, мимо глухого забора чьей-то усадьбы, мимо одноэтажного домика, на котором мама успела заметить вывеску "Альшанская неполная средняя школа". А за школой - черная ограда, зеленый холм и четырехгранная пирамида обелиска. "Здесь покоятся красноармейцы и командиры, погибшие зимой 1941-42...".
Наверное, маме не нужно было расспрашивать, но...
- Что ты хочешь услышать? - устало спросила Дашка. - То, что я вижу во сне войну? Или то, что я вижу ее не только во сне... не только... когда вот так, рядом... Пусть бессвязно, отдельными вспышками, но - вижу.
И добавила совсем тихо:
- Это больно. Но по-другому я не умею... не хочу.
Об этом ее упрямом "не хочу" мама вспомнила год спустя, когда Дашка, готовившаяся в политех (уже и подвязки были, а куда ж нынче без них?) вдруг заявила:
- Буду поступать на истфак. Сашка поможет подготовиться.
Сашка перешел на пятый курс. К удивлению всех, кто знал его с детства, впереди явственно вырисовывались красный диплом и если не аспирантура, то уж точно музейная работа.
Мама не верила, что Дашка поступит. Ведь ни на курсы не ходила, ни...
Дашка поступила. "Легко, можно сказать, играючи", - не без гордости рапортовала мама по телефону любопытным подругам.
А следующим летом, едва сдав экзамены, уехала с Сашкой и его друзьями "в поле". Так и сказала маме. Мама не уразумела.
- Поднимать наших бойцов. Так понятнее?
Понятнее-то оно понятнее, но...
- Даша, а как же практика?
- Я надеялась договориться в деканате, чтобы засчитали. Тогда не пришлось бы по этому поводу париться, - Дашка поморщилась. - Так нет же, декан начал толковать про образовательный процесс. Так что на следующей неделе вернусь. А пока хоть чем-нибудь помогу.
Перед тем, как отправиться в город, Дашка отозвала Сашу в сторону и, стоя на берегу измельчавшей речушки, название которой позабыли уже и последние местные жители, придумав взамен снисходительное прозвище, указала на холм по ту сторону:
- Метров пять левее... там летчица и стрелок-радист. Не спрашивай ни о чем, просто проверь.
- Я и не спрашиваю, - серьезно ответил Сашка. - Жаль только, что поднимать без тебя будем.nbsp;