- ...а ночью из колбы вылезла Призрачная Рука... - Мелька вытянул вперед пятерню и зловеще зашевелил пальцами, - и сказала: "За то, что ты меня не послушался и смешал красную жидкость с синей, ты сам станешь пр-р-ризраком!" - и он сладенько зажмурился в предчувствии жуткой развязки.
Похожий на мышонка малыш громко ойкнул и, пытаясь понадежнее утрамбоваться под одеяло, пребольно двинул Феликса коленом в бок - и отскочил, испуганно пискнув.
- И мальчик превратился в призрака, и все знали: если в какой-нибудь школе на уроке химии что-нибудь взорвется, это он мстит...
- Не, ну нормально? - недобро фыркнул Феликс, за шкирку окончательно выдворяя мелкого захватчика со своей кровати. - Сам накосячил, сам же и мстит! И ваще интересно: чтоб воду подкрашенную смешать - и такой... - получил тычок от сидящей напротив Таньки и упрямо договорил: - ...такой эффект? Да если красную жидкость смешать с синей, получится фиолетовая - и все.
- Ничего ты не понимаешь! - с неподдельной обидой фыркнула Танька.
- В химии? - Феликс удивленно поскреб за ухом.
- В страшилках!
В страшных историях Феликс и впрямь понимал не больше, чем обычно оборотни понимают в анекдотах. Но посиделки после отбоя любил. Во-первых, это был лишний повод повидать Таньку, ради этого даже нахальную малышню можно было потерпеть. Во-вторых, трунить Мельку было в разы интереснее, чем слушать его россказни... и это притом, что рассказывал он мастерски: лицедействовал, руками изображал на стенах театр теней, подвывал, дрожал, как будто бы и он и вправду уже узрел за окном летающий Красный глаз и переколбасился от страха. На зрителей-слушателей Мелькины примочки действовали безотказно. Эльфы вообще исстари славились как непревзойденные рассказчики, да и сейчас их было полным-полно и в редакциях газет, и на телевидении, не только местном, но и центральном. Однако ж Мэллорн Леголасович Березкин являлся эльфом только наполовину; вот и человеческую фамилию ему в метрику вляпали, наверное, из уважения ко второму родителю... хотя какое, к лешему, может быть уважение к тем, кто в февральские морозы подбросил младенца на порог частного дома! И фантазия у Элронда Полуэльфа-младшего была специфическая: что-нибудь услышать, увидеть, вычитать - и бессовестно, но крайне убедительно извратить в определенном ключе. В такие моменты даже и не верилось, что Мелька совершенно не запоминает стихи, на уроках литературы стеснительно молчит и добрейшей Ларисе Матвеевне приходится старательно и безуспешно изображать Святейшую инквизицию, чтобы выудить из этого потомка лесного народца чахлую троечку, знаменующую торжество толерантности и гуманизма над знаменитым эльфийским упрямством, оставившим далеко позади даже гномье. Однако ж в рассказывании страшилок равных Мельке до сих пор не нашлось ни в одной из групп, поэтому всякую ночь, когда дежурным воспитателем заступал старенький либеральный Василь Игнатич, место встречи изменить было нельзя. Равно как и обязательный ритуал - Мелька выкладывался по полной, малышня пищала и ныкалась, девчонки тихонько ахали, Феликс ехидничал... и все были счастливы. За все годы полуэльф и оборотень повздорили всерьез, а не по приколу, только один раз. Как раз тогда, когда приемные родители вернули Феликса в детдом, завиральный Мелька сочинил леденящую кровь и при этом мелодраматически слезливую историю про пирожки с котятами: ласковая старушка подбирает бездомных зверушек... дальнейшее очевидно. Рассказочка понравилась всем... всем, кроме Бархатова. И однажды, перехватив Березкина в укромном уголке рядом со спортзалом, Феликс приказал больше эту историю не рассказывать. Никогда. Мелька поогрызался - правда, больше для виду, потом уклончиво пообещал... и, в конце концов, сделал так, как было сказано. С тех пор они и стали кем-то вроде приятелей. Однако ж зловредный полуэльф никогда не упускал случая сочинить что-нибудь о химиках и, плетя свои побасенки, не забывал красноречиво коситься на Феликса, а Бархатов неизменно изобличал научную малограмотность рассказчика.
Но сегодня сил на споры не было. Феликс мечтал только о том, чтобы доползти - в буквальном смысле слова, буквальнее некуда, благо хоть не на карачках, - до кровати, уткнуться носом в подушку и, с головой укрывшись одеялом, задрыхнуть до утра. Не судьба. Закончив обязательную программу, словоохотливый Мелька перешел к произвольной: принялся увлеченно пересказывать что-то, кажется, из Эдгара По, расцвечивая повествование своими домыслами и прямо-таки гнусными инсинуациями. И оборотень, уже начавший задремывать полусидя, встрепенулся: блин, ну если бы не эта чертова усталость после суматошного дня и двух превращений, он бы сразу сообразил, что не один Мелька читает детективную классику с уклоном в хоррор. Собачка, усовершенствованная согласно рекомендациям господина Конан-Дойла до уровня элитного монстра, - что может быть тривиальнее?! И момент ее появления был очень удачен, как будто бы нарочно выбран. Если бы Феликс мог хоть на минуту допустить мысль, что кому-то есть до него дело, то он решил бы: этот трюк придуман нарочно, чтобы спасти хвост одного оборотня, наделенного прямо-таки феноменальной способностью влипать в неприятности. И в этот самый момент шестое чувство, охотно откликающееся на имя "Самообман" и робко - на имя "Надежда", подсказало: есть до него дело людям, есть. Аж двоим. Но первый, если бы прознал о совместных планах времяпрепровождения Барбоскина и Феликса, пресек бы все на корню с использованием административного ресурса, проще говоря - хрен бы кто из школы так запросто слинял. Да и не стал бы этот первый заморачиваться с такими небезопасными спецэффектами, как собака Баскервилей на поляне и взрыв в кустах. А вторая... ну-у, у той по-всякому фантазия могла сработать! Однако ж подручными средствами она вряд ли такое сгоношила, родители тут не помощники, а... А главное - на кой ей сдался случайный знакомый, от которого нифига пользы, кроме вреда? Разве в благодарность за то, что он не дал ей вчера с крыши ухнуть?..
М-дя, фантазия работает не хуже, чем у Мельки! Разозлившись на себя, Феликс сунул руки в карманы штанов. Приходящая интернатская психологисса как-то растолковала ему, что это движение офигеть сколько всего означает - от неуверенности в себе до агрессии, но главное - это демонстрация независимости. Бархатов сочувственно послушал зарабатывающую себе на хлеб с маслом вчерашнюю выпускницу института - и остался верен своим привычкам. Потому что ему так было спокойнее. Но сегодня, кроме успокоения, он нашел еще и какую-то тряпочку. Вспомнил не глядя - Каринкин платок с цветочками, больше похожими на камуфляжные пятна. Ну, тот, который она ему на крыше сунула, чтобы предательское маслице оттереть. Получается, машинально в карман сунул. Надо бы вернуть. "Ага, она прям обрыдалась без этой грязной утирки! - ядовито подсказал внутренний голос, почему-то удивительно похожий на Федькин. - Сходи-ка верни, пусть поржет или пальцем у виска покрутит".
"Или они решат, что ты набиваешься в гости, - едва слышно, вкрадчиво, но весомо возразило подсознание. - А еще хуже - возьмут да и пригласят, из жалости или культурности".
А Мелька все бубнил и бубнил, зловеще и убаюкивающе:
- На окраине города в черном-черном доме без окон жил черный-черный человек, который безлунными ночами ловил нелюдей и изготавливал из них магические снадобья, а снадобья он потом продавал другому человеку, у которого не было лица, но была...
"Ну и пусть! - огрызнулся Феликс. - Хоть отогреюсь!"
Если бы сегодняшний вечер не выкачал столько сил, он бы и себе не признался. Но сейчас способность связно мыслить ускользнула ящеркой, оставив один только этот хвостик, который дремотное сознание Феликса ну никак не желало отпускать. Прислонившись к стене и завернувшись в честно отвоеванное одеяло, он уснул, но даже во сне ему было холодно.