Ветер начался как обычно: пробежали по небосклону торопливые серые тучки, а за ними наползла мутная хмарь - не облака, не тучи, а просто гнусь, как говорит дед Лукома. Не успела гнусь затянуть всё небо, а уже заложило уши короткой давящей тишиной, и сразу хлестко ударили первые ветряные порывы. Тут уж скорей надо прятаться, потому что после всякой мелкой дряни скоро понесутся и снаряды поопаснее - острые сухие ветки, а то и камни.
Йош подхватил плетёнку и, придерживая свободной рукой шапку, сыпанул с открытого места в заросли крушанки: какая-никакая, а защита от непогоды в этаком неладном месте.
Место было не то, чтобы совсем скверное, но уж и не доброе, это точно. Мало кто захаживал сюда, в том числе и за ранними клычками, хотя росли они тут славно, явно понимая, что вряд ли грозят им острые ножички сборщиков, как на других полянах. Там ребятня срезала лакомые грибы, совсем не набравшиеся ещё земляной силы, лишь только появлялись они среди колкой сиреневатой травы.
- Это ж горе, а не клычки, - ворчал старик, - ведь никакого грибного мяса в них не наросло, трава травой, не гляди глаза...
А глаза у него и так не глядели, да не только на содержимое внуковой корзинки, но и вообще на белый свет. Так, ощупью, по дому бродил, да во дворе, где каждая ямка да дощечка знакома. А со двора - только с поводырём, с тем же самым Йошкой.
Дед Лукома, сам того не желая, и подсказал мальцу сбегать в недоброе место.
- Самые вкусные клычки, что я ел, были со Старых Стен! - глядя незрячими глазами куда-то в прошлое, заявил дед. - Эх, и клычки... Такой грибницы нигде боле нет, хоть заищись. А Стены... что Стены? Каменья пустые, мёртвые. Рассыпались, поди. Всё-то их боятся люди, а я, помнится, хаживал, не трусил. Эх, герои...
И пробурчал ещё невнятное в бороду, усмехаясь.
Эта-то обидная усмешка и погнала Йоша назавтра спозаранку не в привычную для всей ребятни сторону - через речку на Ближнюю Релку, а ходом через два угора в направлении Горбатого Шихана. Дорога дальняя, но не сложная, так что заплутаться негде. Во всяком случае, мальчишке из Бурнашей, с малолетства знающего все лесные окрестности.
Очередной порыв хлестнул так, что густой крушанник прижался к земле, а шапка с йошиной головы исчезла в момент, как и не было. Парнишка даже глазом её не успел проводить. А вот плетёнка в руке сохранилась, хоть и без добычи: сдуло свежесобранные клычки, разбило в мелкую грибную труху.
Кое-как, согнувшись в три погибели, едва ли не ползком, Йош перебрался к ближайшему дереву, от него к другому... Отчего-то казалось, что надо убираться подальше от поляны, что в лесу не так опасно. Зачем он, не останавливаясь, прорывался сквозь поток ветра всё глубже в лес, а не искал себе убежище возле одного из стволов помощнее - он вряд ли мог потом внятно объяснить. В конце концов мальчик почувствовал ощутимое ослабление напора воздуха и, прикрывая глаза козырьком ладони, осмотрелся...
Она нависала прямо над ним: тёмная, угрюмая, немая, немыслимо неподвижная на фоне ревущего ветра и всех этих гнущихся, мечущихся и ломающихся ветвей, листьев и стволов.
Старая Стена.
Поросшая сырым мохом по неровным камням.
Древняя, чужая. Недобрая.
Но от ветра она защищала, и защищала надёжно. Она просто ничего не замечала: ни ревущей стихии, ни ничтожного существа - зверька? человечка? мелкую мелочь, не стоящую её внимания.
Безразличие - совсем не то же, что опасность. После минутного колебания Йош стал пробираться вдоль стены и почти сразу обнаружил в ней углубление, совсем небольшое, неровность кладки, но вжавшись в него, он почувствовал себя защищенным. Ветер выл и бесился там, вокруг, а здесь было как-то... нет, не тихо, но - спокойно. Мальчик сел, обняв колени и принялся ждать.
Видимо, у него всё-таки было недостаточно силы, у этого непредсказанного ветра, и бушевал он недолго, но Йош успел даже чуть-чуть, самую малость, задремать. И очнулся от резко наступившей тишины, слышен был только невнятный шум, словно деревья вправляли свои ветви, похрустывая ими, как вывернутыми суставами.
Йош выбрался из своего случайного укрытия, отталкиваясь ладошками от холодного камня, и почувствовал, что Стена то ли оттолкнула его, то ли спружинила, помогая выпрямиться. Показалось, конечно. Просто затекли ноги, потому и покачнулся, подумал он, поднимаясь.
Нужно было возвращаться домой. Без грибов, плетёнки и шапки, с разодранной правой штаниной и ссадиной под коленкой - хлестнуло обломившимся суком. Ещё легко отделался.
Йош сделал несколько шагов и остановился. Он был сейчас у самой Старой Стены, непонятной и жутковатой. Никто в Бурнашах не знал, кто, когда и зачем её построил. Или она выросла здесь сама? Взрослые пожимали плечами и не то, чтобы очень уж запрещали ходить в эти места, но и сами не ходили, и ребятишек стращали. Для порядка, по привычке, как их самих когда-то - родители.
Йош отчётливо понял, что не простит себе, если просто убежит сейчас, даже не осмотревшись. Говорили, что Стена показывается не каждому. Рассказывали о неудачниках, которые бродили здесь по лесу с отчаянным желанием увидеть загадочное строение - и не находили его.
Как можно не найти такую приметную постройку? Наверное, только если струсишь и придумаешь себе в оправдание нелепую отговорку об исчезающей стене, решил Йош. Но уж он-то не трус, он рассмотрит всё как следует, раз уж не судьба принести домой приличный грибной урожай! И мальчик решительно двинулся вдоль Стены...
... вдоль Стены, которая, лишь только он отошёл от недавнего убежища, нечувствительным движением - не шевельнулся ни камушек, ни травинка, ни даже воздух - вернула себе ровную, безо всяких углублений, поверхность.
- ... и прямо под ней, вот с той стороны, где чуток под горочку, пристроен этот дом. Вроде как башенка такая, целая почти, только крыши нет. Балки есть, гнилые совсем, и всё. А стены каменные, им что, стоят себе...
- И ты - зашёл?! - с недоверчивым восторгом выдыхает Скимка, заклятый друг и закадычный враг, как это нередко водится среди мальчишек.
- Да запросто, - небрежно, как положено настоящему смельчаку, отвечает Йош. - Ведь никаких знаков над входом... ну, и на пороге тоже, там плита такая гладкая, каменная. Я смотрел специально. И никаких скелетов или чего там ещё рассказывают - камней с глазами? - ничего такого, пугалки это всё для малышни.
- Чего для малышни, если мне отец говорил, а ему бабушка... - упирается Скимка, ему даже обидно за жуткие истории со знаками злой силы, моргающими каменюгами и скалящимися черепами.
- Вот и того, что ты для отца малышня, и он для его матери тоже был малышня, - рассудительно объясняет Йош. - А если там и была там какая-то жуть, про которую и мне дед, кстати, твердил, так её нет там давно. Я ничего не почуял, вот ничегошеньки!
- Сам ты малышня, - с опозданием реагирует Скимка, но скорее по привычке, чем с обидой.
Йош фыркает с таким пренебрежением, что любому станет ясно: приключение с выходом к Старой Стене, да ещё во время большого ветра, подняло его на такую высоту, с которой любые слова Скимки забавны, и только.
Помолчали.
- А чего тогда говорят - Стены, когда она там только одна, Стена-то? - не выдерживает паузы приятель. - Если и впрямь других нету?
- Ну, таких же, вроде, нету, - кивает Йош. - Но ведь эта, башенка-то, она же со стенами, так? Старыми, опять же.
Скимка с сомнением хмыкает и тут же не удерживается от очередного вопроса:
- А стёкла-то, стёкла? Как они там могли остаться целыми?
- Ну, не знаю, - Йош пожимает плечами. - Толстое, крепкое... Это же не просто стекло, как в любом окне. Оно особое, разноцветное. Шершавое, как вот кожа, когда мурашки. Дед когда-то рассказывал про такие, а я запомнил. Оно называется по-особенному, слово такое... на "ветер" похоже. В больших городах для красоты делают.
- Так то в городах... - говорит Скимка. - Где те города... Откуда здесь этот стеклянный ветер? Да ещё со старых времён?
На это у Йоша ответа нет, как не было его и у деда Лукомы.
Расхрабрившись, Скимка заявляет, что тоже хочет сам глянуть на Старые Стены. А чего, действительно, с Йошем же не случилось ничего, да и грибов заодно набрать, и вообще. Что там "вообще" не говорится, но понятно: очень уж трудно смириться с тем, что приятель разом оказался в новой роли, - повидавшего нечто запретное.
- А не струсишь? - подливает масла в огонь Йош.
После этого, конечно же, Скимка собирается идти всенепременно, причём в одиночку, потому что - подумаешь, ерунда, несколько старых камней и домик с цветными стёклышками. Пойдёт, и поглядит, и вернётся, вот прямо завтра же и пойдёт. Йош сомневается, дойдёт ли Скимка до цели.
- Как докажешь? - говорит он. И сам же придумывает вариант: если друг действительно побывает у Стены и зайдёт в башенку, он сможет ответить на вопрос: какого цвета звёзды?
- Это стекло - оно всё из разных кусочков. Как будто из осколков всякие фигурки сложены, а осколки разноцветные. Синие, зелёные, жёлтые... всякие. И есть такие фигурки, типа звёздочек, приметные. Вот если правильно скажешь, в каком краю стекла они поставлены и какого цвета - значит, точно ты там был и их видел!
Отлично, соглашается Скимка, завтра же к вечеру он скажет, какие там звёзды, и притащит полную плетёнку клычков, так что все лопнут от зависти. Вот прямо вместе с Йошем и лопнут.
- Ха! - говорит Йош, и на это разговор заканчивается, потому что дед Лукома высовывается в окно и зовёт внука за какой-то своей срочной надобностью...
Скимку искали всей деревней.
Йош сразу признался, что сам побывал на Старых Стенах и другу об этом рассказывал. Сперва ему не очень поверили: история началась с ветра, а никакого ветра в тот день в Бурнашах-то и не было. Объяснить рваные штаны и потерянную шапку с корзинкой можно бы и честно, сказали ему. Но дед Лукома, выслушав внука, сказал: ищите на Старых Стенах, и его не ослушались.
На втором угоре и нашли.
Похоже было, что парнишка до места так и не дошёл. Должно быть, оступился на склоне, собирая грибы, да и угадал головой как раз на камень. Бывает.
Похоронили, и всем малолеткам строго-настрого запретили даже и глядеть в сторону Горбатого Шихана. Оно конечно: обрывы, овраги, камни и всё такое - они в любом месте найдутся, а всё же недобрая слава по тем местам с давних времен не зря тянется.
Йошу дед Лукома сказал строго и даже жёстко, как не говорил уже давно:
- Друга себе не ставь в вину, не твоя она. Но язык окороти. Мало ли какая у тебя дорога? Твоя, и оставь её за собой. Не тобой решаются этакие дела, слышь?
Мальчик не понял ровным счётом ничего, но дедовой серьёзности испугался. Кивнул, но вспомнив, что тот не видит его движения, торопливо сказал:
- Ладно, деда, я слышу.
А про себя решил: наверное, старик запрещает дорогу к этой самой злосчастной Стене показывать. Но что значит - "оставь её за собой"? Никому не показывай, а сам ходи? Зачем бы это?
Первое время Йошу даже думать про Старые Стены не хотелось. Сразу вспоминался Скимка, белый и недвижный, такой маленький и жалкий в огромном гробу из тяжёлого Смертного дерева. Так и не дошёл он до каменной башенки, не увидел, как солнце светит сквозь чудное витражное стекло, рисуя на каменном полу синие и голубые полосы, зелёные зигзаги и кроваво-красные звёзды.
А может, и дошёл? Да какая теперь разница...
Миновал год, забылась страшная история. Да и много чего произошло в лесной деревеньке, были в Бурнашах и похороны, и родины, и всякое прочее другое. Йош подрос, а дед Лукома, напротив, словно съёжился и совсем редко стал выходить из дома. По нужде во двор ещё ходил по натоптанной тропке, придерживаясь одной рукой за специально устроенные перильца, а так всё больше на лавке у печи, уставив в сторону окошка невидящие глаза.
В положенную пору полезли из земли лакомые клычки, и вся деревенская мелкота, да и взрослые, кто посвободней, вооружились плетёнками всех размеров, охотясь за редким грибом. Тогда и понял Йош, что всё чаще думает о Старых Стенах, всё подробнее вспоминает дорогу к недоброму месту. Словно бы важная надобность какая-то была в том, чтобы снова прикоснуться к замшелым камням, ступить через порог на раскрашенные цветными стеклами пыльные плиты.
А что, решил он однажды, и схожу. Вот той своей дорогой и схожу. Клычков, опять же, деду... Он словно прикрывался стариком от неправильности своего намерения. Не запрещал же тот ему ходить к Старым Стенам? Не запрещал. Ну, а советоваться не обязательно, раз тот сказал - "своя дорога". Знакомая дорога, памятная: во всяком случае - до той поляны, на которой прихватил его год назад непонятным образом не дошедший до Бурнашей ветер.
И погожим ранним утром, захватив лукошко пообъёмистей, Йош отправился в запретном направлении.
Чем дальше уходил он от деревни, тем меньше высматривал он в траве грибы, которыми оправдывал свой поход. Он торопливо шагал, едва ли не удерживая себя от того, чтобы припустить бегом. Зачем? для чего? объяснить он бы смог едва ли.
Клычков, правда, набрал, сколько влезло в плетёнку. Неожиданно сообразил, отчего они здесь такие ровные да ядрёные: пару раз встретились по пути заброшенные муравейники, пустые и мёртвые. Лесной муравей - он очень неравнодушен к зрелым клычкам, чуть подрос грибок - его уже муравьи попробовали на зубок, или что у них там. Но вот какая-то причина повывела этих насекомых, совсем почти их не видать, заметил Йош. Надо же, и у этих есть какие-то свои напасти. Болезни, наверное. Вот и некому портить грибной урожай.
Стену он увидел издали. Вон она стоит среди деревьев, вполне себе издали безобидная, вот только совершенно неуместная и бессмысленная. Что ей тут огораживать, зачем?
Йош приблизился к Стене, приложил к древней кладке обе ладони. Камни как камни, обычные. Солнышком вон нагретые. Мхом поросли, и тоже вполне себе обычный мох. Ничего недоброго на этот раз не почуялось мальчику, ну вот совершенно ничуточки!
Он обошёл Стену и так же, как в прошлый раз подошёл к башенке. Она выглядела совершенно заброшенной, у порога валялись сухие сучья, оплетенные непривычно длинной сиреневой травой. И когда она только успела нарасти такая, мимоходом удивился Йош, зашагивая внутрь.
Солнце как раз заглядывало с нужной стороны, и витражное окно нарядно светилось. Мальчик подошёл поближе и полюбовался игрой красок. Он сделал шаг, и лучи расцветили его одежду, ещё шаг - и пришлось зажмуриться, когда они ударили прямо в лицо. Слегка покачиваясь, Йош сквозь прижмуренные веки видел переливающуюся радугу; казалось, яркие краски проникают прямо внутрь головы и устраивают там радостную круговерть. Надо только вот так аккуратно-аккуратно двигаться, и краски будут меняться: оранжевая - на синюю, синяя - на зелёную, зелёная - на красную...
Он здорово зашиб локоть, опрокинувшись на каменный пол. Хорошо ещё, затылком не приложился, повалился боком. И корзинку с грибами оставил у входа, а то рассыпал бы всё, как пить дать. Йош, шипя от боли, растёр зашибленную руку и заторопился на выход. Надо же, только что солнце было высоко, а тут уже едва над деревьями светит. Спешить надо, пока ещё до деревни доберёшься! И он припустил, не оглядываясь... ну, разве только разок оглянувшись на уныло глядящую ему вслед Стену. Это ему так показалось, что именно уныло и именно глядящую.
Наверное, это всё оттого, что долго на солнце через цветное стекло смотрел, вон, до сих пор красные звёздочки видны, если зажмуриться. Он зажмурился и чуть не свалился. Опять. Смешно даже, что он сегодня падает, как...
... как только что свалился кверху лапками недавно пробежавший через кроваво-красный отблеск на полу башенки мышонок. Успел выбежать в заросли травки - и свалился. Экая беда, дохлая зверушка, кому есть до этого дело?
Через несколько дней Йош снова пришёл на Старые Стены. А потом - ещё. Когда кончился сезон клычков, приносил оттуда домой щедрые вязанки золь-травы, полные лукошки сладких стручков. Ягоды, орехи. Здесь как-то здорово всё росло и легко собиралось. Наверное, оттого, что в эту сторону жители деревни так и избегали ходить. А ему, Йошу, нравилось. И он всякий раз заходил в знакомую каменную башенку, где устроил на полу ловкую лежанку, и подставлял лицо разноцветным лучам. Чудные картины виделись ему в этих лучах, и телу становилось легко и приятно, и сила вливалась в его руки и сердце.
Когда умер, тихо и незаметно, дед Лукома, единственная оставшаяся родня, тётка Дора, перестала обращать на ставшего нелюдимым подростка внимание. Она привычно принимала от него принесённые дары леса - или дары Стен? - но не слишком переживала, дома племянник или нет. Тогда Йош всерьёз стал подумывать, не переселиться ли ему в башенку за Стеной.
Стена так ловко огибала её с двух сторон (и как он раньше мог этого не замечать?), защищая от непогоды, что ему потребовалось лишь сладить новую крышу, чтоб уготовить себе жильё. Крыша получилась кривоватая, но дождь почти не пропускала. Йош сложил небольшой очаг, стал ставить ловушки на мелкого зверя. Наловчился совсем неплохо, откуда только навыки взялись.
Стена окружала его жилище уже со всех сторон, оставляя только узкий проход, да ещё такую в себе прореху, чтобы не мешать солнечному свету попадать в витражное окно.
Йош даже не понимал уже, как мог он жить в Бурнашах? Шумное, неопрятное, жалкое скопище народа. Бессмысленное. Бесцветное.
Поднявшись с лежанки, он выходил из башенки, выскальзывал через едва заметный лаз из надёжного кольца Стены и, прощально похлопав по шершавому камню, уходил в лес. Возвращался с пропитанием, иногда уже словно бы собранным в привычных местах, но особо об этом не задумывался: так было естественно и правильно. Да он и не слишком нуждался в провизии; Йошу казалось, что главные свои силы получает он не в еде, а в том чудесном разноцветии, которое вливалось в тело через закрытые веки.
Случайно встретивший Йоша в лесу человек мог бы испугаться - и не столько изодранной одежды и спутанных длинных волос, сосульками спадающих на плечи, сколько его глубоко запавших глаз, словно залитых изнутри кровью. Впрочем, сам он этого не видел и не знал, а бывшим соплеменникам нигде и никогда не встречался. Ну, во всяком случае, вблизи.
Конечно же, его уход породил новые россказни, поползли слухи, накрученные людской фантазией. Как водится, смельчаки, гонимые любопытством, нет-нет да и появлялись вблизи Старых Стен, но возвращались в деревню, не решившись не только коснуться, но даже приблизиться к замшелым камням.
Древним, чужим. Недобрым.
Отчего-то в тот день явился Йошу совсем было забытый им дед Лукома.
Совершенно явственно силуэт старика возник в проёме двери, постоял безмолвно, покачивая укоризненно головой, а после погрозил зажатым в бессильной руке корявым батожком, да и исчез. Внук даже не разглядел, слеп ли был дед, как в последние годы своей жизни, или вернулось к нему зрение в том призрачном загробном явлении.
- Что ты... - запоздало хрипнул горлом, отвыкшим от речи, Йош. Да что спросишь у призрака?
К вечеру налетел ветер; как всегда, бился в равнодушную стену, не доставляя ей ни малейшего беспокойства. Йош занимался обычным делом - мастерил ловушку. Новую, большую, на настоящего зверя. Мелочь ему была уже скучна, и хотелось добычи посерьёзнее, настоящей, и не для пищи, а так, для интереса.
Каким непостижимым образом перебросил ветер через Стену обломанный сук, да так, что угодил тот ровно в застеклённое цветное оконце - поди угадай. Явление природное, случайное. Повернувшись на странный звук, мгновенно обессилевший Йош увидел, как медленно-медленно, будто во сне, падают на пол яркие стёкла, рассыпаются по гладкому камню синие и голубые полосы, зелёные зигзаги и кроваво-красные звёзды. И остаются мёртвой стеклянной мелочью вокруг роковой деревяшки, смутно напомнившей что-то совсем недавно виденное...
Стоит Старая Стена, снова прямая и ровная, странно неуместная посреди деревьев. Кажется, что стала она длиннее и выше, а может, просто измельчал вокруг неё лес. Башенка, что прячется у неё под боком, снова потеряла свою крышу, обрушили её беспощадные ветра. А единственное окно, если смотреть издали, не зияет, но кажется мутным. Тонкая стеклянная плёнка, затянувшая его, подёрнулась уже по краям бледным неявным рисунком, в котором совершенно невозможно угадать будущие синие полосы, зелёные зигзаги и кроваво-красные звёзды.