Была поздняя осень -- конец ноября, если чуть-чуть уточнить, стрелки часов показывали без четверти час. Ночи. Лил сильный дождь и дворники Ситроена 56-го года выпуска едва справлялись со своей задачей -- еще бы, напор воды и вправду был сильным и непрерывным. Фары тоже особо не радовали, плюс пар по какой-то неведомой причине никак не хотел сходить с очков -- так что работенки у профессора Медицинского Института Притшема Джея Винсента хватало. Вцепившись в руль как в поручень при качке, он вглядывался сквозь потоки на лобовом стекле с бегающими туда-сюда дворниками вперед, чтобы не упустить очередной резкий изгиб дороги. Иной раз профессор только успевал поправить очки, как тут же в боковые стекла машины хлестали ветки голых деревьев.
Но это все погода. А были еще и личные дела -- обстоятельства, при которых лучше лишний раз не нервничать. Но пока профессор еще держался. Да, денек выдался не простой. Жаль, что еще не все закончилось, но одно хорошо -- с Бобом Рэйни профессор разобрался, на сегодня, по крайней мере. А потом он решит проблему с шефом Хартоном и затаскает этого Рэйни по судам. Чертов сукин сын. Вот какое название, на взгляд профессора, абсолютно подходило докторишке Рэйни. Ха-ха, докторишке! Да ему еще года два сидеть в курсантах.
Как же он ненавидел малолетних кретинов, воображавших себя высшими... Высшими... В общем великими и всезнающими. И этот кусок дерьма, Боб Рэйни, был номером 1 из таких кретинов. Доктор Рэйни! Хорошо звучит, хотя он больше похож на подопытного кролика. Отлично, думал профессор Винсент, сегодня он чуть не лишился своего приюта -- своей единственной работы, потому что на другую этот идиот просто не способен. Сегодня я еду к Хартону, а через пару дней Рэйни лишится последнего -- денег на гроб.
Профессор Винсент нервно улыбнулся, глаза его сверкнули. Он не заметил, как еще больше вдавил в пол педаль газа, пока размышлял над теми, кто, по его мнению, предал его. Впрочем, не только по его мнению -- так и было на самом деле. Хорошо как-то утром прийти на работу и обнаружить, что под всеми твоими изобретениями стоит чужая подпись, и не чья-либо, а смазливого кретина Боба Рэйни, который только в прошлом, году получил звание доктора Медицинского Института в Притшеме. А еще лучше узнать про себя кое-какие новые сведения. Например, когда профессор стал разбираться с Рэйни, тот заявил, что у шефа Хартона есть ордер на арест профессора по подозрению в противозаконных исследованиях и операциях. Как позже выяснилось -- это Рэйни натрепал Хартону обо всем этом. Это Рэйни заварил всю эту кашу -- и все из-за того, что профессор не пустил его в свою лабораторию.
И вот сегодня телефонный звонок прервал затянувшееся дневное собрание в кабинете директора Лесли Уилмана, на котором присутствовал сам Уилман, несколько начальников медицинских отделов, и профессор Винсент, чуть ли не за, шиворот держащий Боба Рэйни. "Да, -- произнес металлическим голосом Уилман, -- я сохраняю работу мистеру Рэйни, но отстраняю его от дела на пару месяцев. Твое место, мистер Рэйни, на это время займет профессор Эйден Ричардсон. Он как раз только из отпуска. А что касается профессора Винсента..." А профессора касался именно этот звонок, из-за которого так и не выяснилось, что хотел сказать Уилман. Звонил шеф Хартон. Он сообщил профессору, что сегодня вечером обязательно посетит его лабораторию, потому что клевета Рэйни не беспочвенна -- два года назад Винсент действительно изучал трупы, без согласия Института. "Так что, -- сказал шеф, -- если вы, профессор, хотите увидеть как я проделываю свою работу, подъезжайте вечером в ваш штаб. В конце концов, может мистер Рэйни окажется не прав".
И все. Но это было в 4, а в 6 Хартон снова позвонил и сказал, что у него есть кое-какие дела, поэтому в лабораторию он наведается рано утром. "Это мне по пути", -- объяснил шеф. Профессору Винсенту было не до шуток. У Хартона время утра может длиться около шести часов, думал он, пока готовился к вечернему собранию медиков и прочих профессоров. Он может заехать и в 10, а может и в 7, так что надо поторапливаться.
И он выехал в полночь. Раньше не удалось. И на дороге его ждал не один сюрприз -- буря поздней осени разыгралась не на шутку, да и путь он себе выбрал отличный. Когда человек куда-то спешит, он во многом может напортачить. Профессор Винсент скорее всего переторопился. По 16-й дороге он доехал бы за час, но рассчитав чуть ли не по линейке, что по срезу получится в два раза меньше, он отдал предпочтение именно этому маршруту. Дорога оказалась двухполосной и шла через лес. Странным было два обстоятельства: не стояло ни одного столбика с обозначением миль и не было встречных машин. Ни одной, только его серый Ситроен катился по этой мертвой дороге на север со скоростью 60 миль в час. Минут 20 профессор, вцепившись в руль, пытался не обращать внимания на эти вещи, но с каждой последующей минутой это становилось все более невозможным.
Наконец, когда прошло уже больше чем полчаса, профессор Винсент совсем отчаялся. Он вглядывался во все окна своего Ситроена, пытаясь увидеть там заветный поворот на шоссе N14, но пейзаж оставался все тем же -- лес и только лес. И двухполосная дорога без разделительной полосы в центре. Дорога, по которой так и не проехало больше ни одной машины.
Профессор надавил на педаль газа еще и это был предел -- педаль уперлась в пол. Ситроен гнал со скоростью 72 мили. Можно было переключить скорость, но профессор уже не решался этого делать, опасаясь внезапных поворотов, которые едва успевали выхватывать передние фары. А дорога тем временем, как он заметил, стала все больше петлять. Теперь Винсент больше не думал про докторишку Рэйни -- теперь он молился о развилке с указателем выезда на 14-е шоссе. Плевать на этих кретинов, выбраться бы отсюда, думал он, следя за дорогой. И его злость и, в какой-то мере, испуг были не без оснований -- на карте, на которой он обнаружил эту идиотскую объездную дорогу, не было указано никаких ответвлений, кроме как на 16-е шоссе. И профессор их не видел, а проскочить нужный просто не мог, хотя и ехал здесь в первый раз. Не может быть, что бы я заблудился, подумал отчаявшийся профессор, который ровно 40 лет назад получил медаль отличия в Скаутской Школе Бендвура за успехи в походах. Да, тогда они с группой бродили пешком в лесах Мэна, Вермонта и Нью Хэмпшира, а сейчас он ехал в машине сквозь пелену дождя, освещая себе путь дохленькими передними фарами, по дороге, которая почему-то оказалась в несколько раз длиннее, чем было обозначено на карте.
Фары что-то высветили в темноте. Профессор придвинулся к окну и вгляделся. Справа, ближе к обочине что-то лежало. Ситроен довольно быстро настиг это и так же быстро проскочил, но Винсент успел заметить, что это была дохлая собака. Что-то между овчаркой и дворнягой. Но это было не важно. Дурной знак, произнес голос в голове профессора и тот по неведомому инстинкту взглянул в зеркало заднего вида. Взглянул, как обычно, чтобы получше рассмотреть то, что проскочил, хотя и знал, что это безнадежно -- дорога не освещалась.
Но свет там был. И настолько яркий, что профессор даже зажмурился и отвел взгляд от зеркала.
Машина.
За ним кто-то едет. Осознав это, профессор одновременно и обрадовался и испугался. Обрадовался, потому что хоть кто-то наконец объявился кроме него на этой чертовой мертвой дороге, а испугался потому что, не ожидал никого встретить в этот момент. От незнания того, кто за ним ехал -- такой же, как он, заблудившийся старикан или же кто-то плохой. Впрочем, от последней мысли профессору стало даже смешно. Он снова посмотрел в зеркало и снова зажмурился -- все равно что смотреть на солнце. Что, у него там кварцевые лампы? Профессор нехотя обернулся и заметил, что если смотреть таким образом, то слепит меньше. Он рассмотрел две круглые передние фары и еще одну сбоку сверху, но самой машины не было видно -- она находилась во мраке. Преследователь держался от Ситроена в 50-ти ярдах и если бы он скинул ярдов 2O, его бы можно было обнаружить с помощью задних фонарей. Но он ехал за профессором с его же скоростью -- 70 миль, не отставая и не разгоняясь.
Профессор еще раз резко обернулся и почувствовал, что ему почему-то стало страшнее. Он попытался успокоиться, но ему этого не удалось, так как он не мог объяснить свой внезапный страх. Да, дорога оказалась дольше, чем он предполагал и он единственный ехал по ней, но вот наконец кто-то появился сзади -- все понятно, но помимо этого было и еще что-то, что-то, чего профессор не мог понять так же как и объяснить. Что-то, чего он испугался больше всего.
Давно ли он едет за мной?, подумал Винсент, не сводя глаз с дороги и боясь еще раз обернуться. Боясь снова увидеть эти три мощные форы, от которых потом еще долго блестят в глазах три ярких круга, затмевая все остальное. И чего мне сделать? Разогнаться? Чтобы потом увидеть, как и он наберет скорость? Или затормозить и остановиться? Тогда и он остановится и... подойдет и убьет меня. От этой мысли ему снова стало смешно. Пришла еще одна мысль: Там может быть вообще женщина. Или ты уже настолько старый придурок, что пытаешься запугать себя всяким дерьмом? Это немного успокоило профессора.
Но тем не менее, он решил окончательно избавиться от всех своих страхов и переключил скорость. Двигатель загудел громче и стрелка спидометра отошла от отметки 70. Однако вскоре показался поворот и скорость пришлось сбросить. Миновав его, профессор снова разогнался. И услышал рев. Позади себя. Он обернулся. Тот, кто ехал за ним не отставая все это время, стал быстро его нагонять.
Поначалу профессор испугался, но сумел быстро подавить испуг. Что за чертовщина со мной творится, он же просто хочет обогнать меня. Я стал слишком нервным и пугливым в последнее время. И вроде бы он успокоился, как вспомнилось кое-что.
Дохлая собака.
Это же дурной знак.
Чепуха, подумал профессор, может, она просто спала. Да, да, именно спала. На дороге, на проезжей части. Машин здесь все равно почти не бывает, вот она и прилегла.
Профессору снова стало не по себе. А неизвестный тем временем почти его нагнал. Винсент даже ненадолго забыл про него, вспоминая собаку. Отдыхающую-овчарку-дворнягу. Напомнил же ему о той машине неестественно яркий свет впереди. Фары его Ситроена были тусклыми, а теперь шоссе освещалось в несколько раз ярче.
Он обгоняет.
Профессор обернулся, но сзади никого не было. Новая волна страха накатила на него и он вернулся к дороге, опять надавив на газ. И увидел две вещи: резкий поворот в 50-ти ярдах впереди и кое-что краем глаза слева. Но страх пред неизвестным пленил его и поэтому вместо того, чтобы смотреть вперед он повернул голову влево. И то, что он там увидел...
Все, что успел сделать профессор Джей Винсент в это мгновение -- это широко раскрыть глаза и поседеть. А потом то, что он увидел, с силой толкнуло его Ситроен и машина на скорости 75 миль вылетела с обрыва и покатилась вниз по скалистому склону.
А перед самым краем обрыва, где асфальт резко сменялся на грунт, взвизгнули и заскрежетали шины. Черный Хорх-951 с запасным колесом на правом крыле, который сошел с конвеера лет 20 назад, остановился и его непомерно яркие фары потускнели. Несмотря на то, что он выглядел, как только что сделанный и блестел во тьме черным лаком, левая передняя дверь отварилась с громким скрипом и металлическим скрежетом. Послышались хрипы, похожие на хрюканье и как только салон Хорха опустел, его рессоры расслабились после длительного нахождения в сдавленном состоянии и автомобиль поднялся на 2 фута.
Ситроен, разбитый и смятый настолько, что уже перестал, собственно быть Ситроеном, перевернувшись 8 раз во время спуска с высоты 20 ярдов, застрял внизу в кустах между двумя булыжниками и дождь постепенно и равномерно поливал его остов, спокойно проникая и в салон, через пустые оконные проемы, смачивая там все содержимое.
2
Было уже начало второго ночи, когда Лонни Джуэтт наконец добрался до шоссе. Он очень обрадовался, когда луч его фонарика скользнул по асфальту после долгих блужданий в лесу. Но радость исчезла так же быстро, как и появилась, когда Лонни увидел, на какое именно шоссе он выбрался. Это верно, он стоял сейчас на асфальте и на довольно большой площади, покрытой этим асфальтом -- на проезжей части. Но если бы он сейчас выключил фонарик, то остался бы в кромешной тьме -- дорога не освещалась. А он знал, что шоссе N 16 не освещаться в темноте не может. И еще не может быть такой тишины -- ни одного автомобиля, несмотря на столь поздний час. Значит это не 16-е шоссе.
Лонни почесал затылок рукой с фонарем и уставился на асфальт перед собой. Он мгновенно протрезвел -- выпитая бутылка брэнди улетучилась, будто он сегодня вообще не пил. Даже неприятное кислое ощущение во рту пропало.
Что за чертовщина?
Он посветил сначала в один конец дороги, затем в другой. Фонарик его был очень слабеньким, поэтому дальше 10 ярдов Лонни ничего не увидел. Но ему и так стало все ясно.
Даже нет желтой полосы. Это не та дорога, Лонни.
Лонни, всегда отличавшемуся умением держать себя в руках, захотелось расплакаться. Нет, он не успеет к Фрэнку. Он вышел не на ту дорогу. Как же так, ведь Мэри предупреждала его, что бы он так не напивался, а теперь он и влип.
Лонни нахмурился, глядя куда-то перед собой.
Что? Мэри мне сказала? Да она же сама меня сюда направила. А Тони ей поддакивал. Нет, я не виноват, это мои друзья привели меня сюда. И если меня есть за что ругать, то только за то, что сразу не сообразил, что иду не туда.
Лонни стал вспоминать все, что произошло полчаса назад, во всех подробностях. Сразу после того, как он опустошил последний, восьмой стакан брэнди, он поднялся, шатаясь, и пробубнил, что ему пора. Сегодня его позвали отмечать годовщину свадьбы его еще школьные друзья -- Тони Рэнг и Мэри Коннор. Вернее Мэри уже год как Рэнг, а он все не привыкнет. В маленький домик, в 30-ти милях к востоку oт Притшема, перепавший Тони от папаши, приехало еще много народу -- остальные "школьники", общие однокурсники из Медицинского Института в Бендвуре и еще пара друзей Тони и Мэри, которых Лонни не знал. Так уж получилось, что он остался последним -- все остальные оказались умнее и смотались еще до полуночи. (На самом деле это все из-за учебы, конец которой намечался только под Рождество) А Лонни... Лонни всегда уезжал последним с любого праздника (если только это были не его праздники) и соответственно, что называется, за всеми допивал.
Уехать в Бендвур Лонни собирался тем же путем, что и прибыл сюда -- на попутке. Он только попросил Тони проводить его до шоссе. Идти надо было недолго -- минут 10 по лесу, но он не хотел идти один. Мэри вызвалась идти с ними. Когда они уже должны были выйти из леса, у нее внезапно разболелась голова и она вынуждена была вернуться. Тони пришлось распрощаться с Лонни, что он и сделал, извиняясь. "Только не заблудись спьяну, -- скала Мэри, с трудом улыбаясь -- Дойдешь до развилки и свернешь влево, ну ты помнишь". "Да, да, он помнит, -- сказал Тони, обхватив ее, будто была вероятность, что она может упасть. -- До развилки и налево верно, Лонни?". "Верно", -- ответил тот и побрел по тропинке, прислушиваясь к окружавшему его ливню, который здесь в сосновом лесу, мочил гораздо меньше. "Да, да, я помню, -- бубнил Лонни, шагая из стороны в сторону и то и дело, спотыкаясь. -- До развилки и налево. До развилки и налево". Последнюю фразу он повторял, напевая, и после того как свернул в это самое лево и впредь до того как оказался на шоссе.
Внушение.
Какое жуткое слово. Особенно в данной ситуации.
Она внушила мне. Я пьяный, соответственно могу легче поддаться на подобные советы. Налево, ха-ха. Она ошиблась, это факт. Хорошо, что не специально. И теперь они там трахаются в тепле и под крышей, а я стою здесь, на этой чертовой пустой дороге и мокну под идиотскимождем. Дорогие друзья, Тони и Мэри, поздравляю вас с годовщиной вашей гребаной свадьбы. Желаю, чтобы вы завтра же развелись.
Он посветил на наручные часы. Четверть второго. Отлично. И что делать, ведь я не знаю, в какую сторону идти. Я даже не знаю, насколько далеко эта дорога от 16-го шоссе.
Пьяное состояние начало понемногу возвращаться, по мере того, как он привыкал к обстановке, и он это заметил. Не заметил Лонни другого -- как не спеша побрел по обочине. Он не знал, в какую сторону идет, просто двигался неторопливо. Единственное, что ему немного мешало -- это болтающийся рюкзак за спиной. Он был не тяжелым -- всего лишь дождевик, который Лонни почему-то не одел (наверно забыл спьяну), но все равно раздражал. В нем Лонни привез подарок Тони и Мэри -- набор фарфоровой посуды. Почему-то он подумал, что это может им подойти, и не ошибся.
Уже 10 минут он, пошатываясь, плелся по обочине, тупо уставившись куда-то в черноту перед собой. Внезапно он заметил, что впереди все немного посветлело, затем еще и еще.
Луна, что ли?
Он глянул вверх, сощурившись от дождя.
Какой же я идиот.
Машина.
Лонни обернулся. Три яркие точки мерцали вдали, постепенно приближаясь, становясь ярче. Послышалось мерное гудение.
Это была машина.
Я спасен. Неужели?
Лонни застыл на месте, вглядываясь в фары. Свет от них был неестественно ярким -- так, что ему пришлось отвести от них взгляд. Свет в мгновение высветил всю дорогу вдоль до поворота впереди. Лонни показалось, что расстояние до машины было около 100 ярдов, которые все уменьшались с ее приближением.
Когда неторопливо двигавшаяся машина приблизилась наполовину, Лонни вынужден был отвернуться, настолько ослепляющим было переднее освещение. По звуку двигателя, гудевшего на полные обороты, он определил, что машина уже совсем близко и вытянул вперед правую руку. Несмотря на то, что он не знал, подберут его или нет, он был очень рад. Хотя бы тому, что был здесь не один.
Машина не гнала, но тем не менее, Лонни услышал как громко заскрипели тормоза. Должно быть, старый драндулет. Двигатель немного умолк и в следующий момент длинный черный корпус плавно скользнул мимо Лонни и остановился. Он увидел, что с остановкой потухли фары, хотя и не полностью.
Машина была настолько длинной, что поначалу Лонни показалось, что она проехала чуть вперед. Когда она остановилась, его фонарик, который он так и не выключил, тускло светил в огромное колесо с блестящим диском на переднем крыле.
Он оглядел машину. Она была очень длинной. Что это, подумал Лонни, Мерседес? Крайслер? Наверно какой-нибудь лимузин и уж точно зарубежный. Тут он сообразил, что прошло немало времен с тех пор как непонятная машина тормознула и он стоит перед ней как дурак, думая неизвестно о чем.
Как только он подошел к передней двери пассажира, она распахнулась с громким скрипом, едва его не задев. И задела бы, если бы открывалась по стандартному, но она открылась от капота и Лонни сразу убедился, что перед ним довоенное старье -- такие автомобили постепенно исчезали.
Стекла были темными и Лонни показалось, будто дверь открылась сама собой. Он взглянул в салон. Там был мрак. Ни одной лампочки не горело на приборной доске, которые могли хоть как-то отбросить свет на водителя. Слишком темно было вокруг, на улице. Однако что-то белое, но едва различимое все-таки виднелось на месте водителя. И все.
Ему показалось, что из салона слабо веет какой-то вонью. Чем-то тухлым что ли. Запах слабый, но все же.
Однако все это происходило быстро и у Лонни не было времени думать, что и чем воняет -- он вскочил на подножку, схватился за ручку на двери и взобрался внутрь, во мрак и в скверный запах.
-- Большое спасибо, я... -- начал Лонни, но внезапный скрежет захлопнувшейся за ним непонятным образом двери прервал его.
Дождь перестал.
3
Луис Блэйни, развалившись в кресле читал свежий номер New York Times, когда в комнату вошел начальник полиции Рон Хантон. Офицер Бонзаль в это время потягивал колу, парой столов дальше.
-- Так, парни, есть работа! -- крикнул Хартон, на ходу. Он всегда говорил громко, даже с кем-нибудъ наедине и в тихой обстановке.
-- Что? -- спросил Блэйни, не отрываясь от газеты. Хартон подошел к нему и похлопал его по плечу.
-- Нам предстоит нанести визит маэстро медицины, вот что.
Офицер глянул на часы над входом в столовую. Они показывали 2:30 ночи.
-- Так это еще через пять с лишним часов, Рон, -- сказал Бонзаль.
-- Верно. Но я изменил правила, -- Xартон улыбнулся, показав несколько золотых зубов. -- Мы отправимся к нему сейчас!
Блэйни отложил газету и протер глаза как после сна.
-- Сейчас?
-- А почему нет, кроме того, мы сможем выяснить, прав ли Рэйни или нет.
-- Но к чему спешить, Рон, это мы выясним и утром, -- сказал Бонзаль.
-- А кто-то из вас занят? Есть неотложные дела?
-- Нет, -- сказал Бонзаль, потягиваясь. Он пытался сообразить, какой толк будет, если они поедут к Винсенту сейчас и как это скажется на его любимом занятии -- безделье.
-- А правда, зачем нам спешить? -- спросил Блэйни.
--А затем, -- сказал Xартон. -- Что проку от этого будет больше. Ведь старик еще в Притшеме, а я уверен, что этот хмырь, Рэйни, не просто так разболтался. Я к тому, что старик действительно грешит и сегодня днем я его испугал. Он помчится в свой штаб как можно скорее -- надо же навести порядок. Он, может быть, уже выехал, если не сделал этого сразу после моего звонка, но наверняка это не так. Если мы поедем сейчас, у нас будет преимущество -- либо мы вломимся туда до него, либо поймаем с поличным. Но первое вероятнее.
Бонзаль обдумывал сказанное шефом. Да, он был прав. Как никогда, разумеется. Дествительно, поездка сейчас, до самого Винсента -- им на руку. Вот только куда-то тащиться ему совсем не хотелось. Тем более в дождь.
-- Почему ты так уверен, что Рэйни не врет? -- спросил Бонзаль. -- Что по мне, так он явно перестарался в своих обвинениях бедного старика.
-- Какая разница? -- отрезал Xартон. -- Этот профессорок давно уже вызывает подозрения, так что я думаю, мы найдем способ доказать их.
Бонзадь вздохнул и кинул пустую бутылку из-под колы в мусорку.
-- Ну ладно, поехали.
Они вышли из комнаты, прошли по коридору, увешанному стендами из серии все-о-полиции и свернули к выходу из полицейского участка. В дверях они столкнулись с помошником шефа Джоди Рональдсом.
-- На охоту? -- спросил Рональдс.
-- Да, друг, -- кивнул Хартон. -- К старику Винсенту. Посиди, мы вернемся через часок. Если что, я сообщу.
Рональдс кивнул.
-- Да, сэр.
Они вышли из здания и направились к стоянке, где рядом с Крайслером Рональдса покоился Додж Xартона. Зонтов ни у кого не было, но они быстро добрались до спасительной машины, не успев как следует промокнуть.
4
Очень скоро Лонни Джуэтт понял, что слишком быстро появившаяся машина на этой мертвой дороге -- это еще не значит повезло. Хотя он насторожился еще до того как залез в салон, сейчас он знал точно -- от машины и от того, кто в ней находится кроме него -- веет чем-то дурным. Очень сильно веет. И в буквальном смысле тоже -- внутри стоял настолько затхлый и гнилой запах, что Лонни почувствовал тошноту.
-- Сэр? -- начал Лонни. Он даже не знал, кто водитель и уже от этого становилось не по себе.
-- Сэр, могу я открыть окно?
Ответа не было. Лонни вздохнул и нащупал на двери ручку стеклоподъемника.
Попробовал крутануть ее. Ручка прокрутилась и осталась у него в руке, окно же не сдвинулось.
Лонни с тревогой посмотрел на ручку, которую не увидел в темноте, затем так же тревожно на еле проступающий силуэт водителя. И испугался.
Вдруг он услышал бормотание сбоку. Сначала это были какие-то низкие звуки, но затем, толи ему показалось, толи так было на самом деле -- бормотание превратилось в слова. Странный низкий голос с хрипами донесся из темноты, будто его обладатель набрал в рот каши.
-- Опыты... Мои опыты...
Услышав это, Лонни почувствовал холодок, но не пошевелился и не произнес и слова. Он не знал, что нужно делать в таких ситуациях.
Они ехали около десяти минут, но Лонни не мог утверждать точно. В последний раз он по-настоящему отрезвел, когда садился в машину, но все равно перестал ориентироваться во времени.
Несколько раз, с трудом отвлекшись от своих тревожных мыслей, он оглядывался, чтобы осмотреть салон, но во тьме так ничего и не увидел. Единственное он понял -- внутри, судя по звуку двигателя и по внешнему виду, было довольно просторно.
Лонни снова посмотрел на водителя. Вернее, в черноту слева от себя, где находился предполагаемый водитель. Теперь он делал это уже с опаской -- ему было страшно из-за своего неведения, из-за того, что многое непонятно. Как же он видит?, думал Лонни -- свет фар, едва не ослепивший его снаружи, казалось, был тусклее некуда -- и все из-за того, что лобовое стекло было затемнено, причем сильно затемнено. И потом, этот парень ни разу не сбрасывал скорость -- как гнал около 70 миль так и не притормаживал даже на поворотах.
Но этот запах... Лонни ненадолго отвлекался, думая о другом, но, в конце концов, вонь стала невыносимой. Ему даже пришла в голову мысль, что за рулем какой-нибудь маньяк, а на заднем сидении -- труп, начавший подгнивать. Возможно, даже части трупа. Но такие мысли только дополняли беспокойства, хотя Лонни и мог их оправдать -- не может же так вонять в машине у нормального человека.
Водитель молчал. Все, что слышал Лонни -- глухое гудение мотора и шум шин на мокрой дороге. Это как-то гипнотизировало. В какой-то момент страх перед неизвестным усилился и Лонни решил хоть как-то развеять все свои доводы.
-- Сэр, куда ведет эта дорога? -- спросил он, понимая, что сказал не то, но ничего лучше придумать не смог.
Ничего. Никакого бормотания, никаких хрипов в ответ.
-- Сэр?
По спине снова пробежал холодок.
Запах был жутким, казалось, он давил на сознание. Лонни вспомнил ту часть этой машины, что он разглядел, когда она подъехала и подумал, что этот ТолиКрайслерТолиМерседес вполне мог быть катафалком. Он длинный, черный, темные стекла. А запах мог исходить... от трупа. Трехдневного трупа позади них, о котором забыл неясно чем больной водитель. Звучало абсурдно, но правдоподобнее всего остального.
Беспокойство Лонни продолжало расти. Он думал, что так не должно продолжаться. Что, например, будет, когда они приедут? И куда они едут -- куда едет тот, кто за рулем? Все это выливалось в еще один страшный вопрос: как он выйдет отсюда? Из этой затхлости и неизвестности. Из этой черноты. Вся окружающая обстановка указывала на то, что ничего хорошего явно не будет.
-- Опыты... Опыты..., -- снова раздалось глухое бормотание рядом с ним и Лонни вздрогнул.
И понял, что боится до истерики. Внезапно он осознал: нет, так продолжаться не может. Он видел непроглядный мрак, чувствовал вонь и слышал хрипящий голос из этого мрака. И кроме того он был один на один с...
Лонни повернулся к черноте:
-- Сэр, кажется я уже доехал, куда нужно. Пока мы не проехали мою улицу...
Он замолчал, потому что понял, что ему не никто не ответит. Ему опять стало страшно, но и отчаяние не давало отступить.
-- Сэр, мне нужно выходить! -- крикнул Лонни и вытянул вперед руку, чтобы потрясти водителя.
Что-то он нащупал. В тот же момент большая холодная рука вынырнула сбоку, схватила его за шею и сжала ее как резиновую губку. Лонни даже не смог захрипеть, глаза его, казалось выскочат из орбит, а о боли и говорить нечего. Единственное, что он смог сделать -- обхватить своими слабенькими ручками словно стальную руку душившего его. Конечно же толку от этого не было.
Но все произошло быстро. В тот же момент Лонни выдернули с сидения и сунули куда-то назад. Именно что выдернули и сунули -- как подушку -- других слов нет. Его всунули на заднее сидение. Там лежал большой металлический предмет. Рука, схватившая Лонни почти швырнула его туда так, что при ударе головой об металлическую крышку он сразу вырубился и при первом повороте, обмякший, съехал с сидения на залитый чем-то липким пол машины.
Тот, кто сидел за рулем, снова уверенно гнал машину вперед. Кое-что изменилось после потасовки в салоне -- он случайно задел рукой рычажок переднего освещения, выключив его. В тот же момент ослепительно яркий свет исчез -- Хорх-951, сошедший с конвейера лет 25 назад, несся по мертвому шоссе, сквозь непроглядную тьму уже не освещая себе дорогу. Но едва ли тот, кто сидел за рулем обратил на это внимание -- ему и так было видно, куда он направляется, ибо путь у него был один.
-- Опыты... Мои опыты..., -- раздалось бормотание с переднего сидения, чего Лонни Джуэтт уже не услышал.
Снаружи снова полил дождь.
5
Когда Додж завилял после хлопка снаружи, Луис Блэйни, задремавший было на заднем сидении, вздрогнул и проснулся.
-- О нет, только этого не хватало!
-- Что? -- тупо спросил Бонзаль, когда они встали на обочине.
-- Будем менять колесико, вот что! -- крикнул Xартон, открывая дверь. Но ему пришлось тут же ее захлопнуть -- такой сильный там лил дождь.