GOOD DEAD BAD: Хороший мертвый индеец
(Настоящим индейцам посвящается)
Пусть у нас с тобой будет сын только в будущем,
А пока его мне нечем порадовать -
Ты держи меня, черная радуга...
Дело рук чертей, о пожаре тоскующих
Черный Рынок
В это утро Бродячий Плющ проснулся от холода. Он лежал на подстилке из серых мхов, чувствуя, как утренний туман с озера покусывает кожу на спине... Скала полностью отдала ночи тепло, подаренное солнцем - он понял, что по-настоящему замерз, и проснулся окончательно, вспомнив, для чего, собственно, понадобилось вчерашнее упражнение в лазании. Много дней провел он в странствиях, много земель и чудес открылось его взору в дороге. Восхождение на одинокую скалу - Зуб Великана - даже в темноте заняло гораздо меньше времени, чем когда-то в детстве... Путь закалил его, а дух крови предков, бегущей по жилам, и так был тверже серпа. Но и теперь, возмужав, Плющ чувствовал дерзкую дрожь в пальцах - скала была самой высокой точкой на побережье, с нее было видно всю Авайрумай, Долину Садов. Сердце билось чаще и громче - из груди рвалась песня: "Садовник вернулся!" Но с губ не слетело ни звука. Верно, долго ты был в дороге, Плющ, если глаза твои не признали земли отцов. Верно, демон ночи Найро-Кай, жнец из снов, похитил твою душу и омрачает ее ужасными видениями, отродье Ползучей...
"Найро-Кай авайру-Тон Хахру Эум! - сами собой пришли на ум слова древнего заклятья. - Я не сплю, ты видишь, Несущий Гибель? У тебя нет власти надо мной, жнец жнецов". Но видение и не думало рассеиваться - точно неправильный демон смеялся над заклинанием собственного имени, или... не имел никакого отношения к рассыпавшимся по долине... коробкам из стекла и камней. Неправильные кубы и башни заполнили Авайрумай до горной гряды на горизонте, вытеснив буйную поросль джунглей - лес едва виднелся за их щербатым забором где-то у подножия гор.
Бродячий Плющ закрыл глаза и провел кончиками пальцев по груди. Привычка осталась из детства - неосознанный жест сомнения. Жесткие побеги на голове шевельнулись сами собой - перед ним стояла высокая тень с взъерошенной гривой серповидных лезвий. У гостя были когти и прочный панцирь, темный - едва не темнее самой тьмы, что таится за сомкнутыми веками. "Мы садовники, наши серпы спят, жнец. Ступай прочь..." Свет резанул глаза. Утренний туман рассеивался. Садовник вернулся.
Он спустился со скалы в несколько прыжков, в пыль раскрошив высохшую корку глины у подножия. И направился в город...
- Здравствуйте, Евгений дома?
Открыла мать Женьки. Он сам, оказывается, был в отпуске: вернулся из Питера... И пропадал где-то на набережной. А... Спасибо. Извините за беспокойство. Пустяки, может что передать? Нет... На набережной говорите? Еще раз спасибо... Нет, ну, разумеется, его не узнали.
- Леха, не спи, замерзнешь! - Голос Ольги вырвал его из забытья. Водка давно подействовала - он глядел в окно на уцелевшую улицу деревянных домов, тонущую в листве тополей, и унылые коробки пятиэтажек, не видя их, вообще не замечая ничего вокруг.
- Хорошо, что приехал. Как снег на голову... Эй! Земля вызывает Леху.
- Да-да... Извини, задумался. Ведет с голодухи - ничего не ем в дороге. Ненавижу себя за это. - Он поднял голову, посмотрел в проницательные монгольские глаза, с искрами легкого опьянения (нет, водки она не пила - тут было что-то другое: радость от полноты жизни?) и неожиданно для себя улыбнулся. Из глубины Женькиной квартиры доносилась музыка - кажется, что-то из Галахеров - главный смак, помнится, был в ударении на предпоследний слог - в гостиной обсуждали влияние бритпопа на какое-то поколение... Оратор с тоном знатока - "горлана и главаря" - полностью завладел вниманием аудитории. Далее в программе - коллективный просмотр "Трэйнспоттинга", Мэтт Уэлш, Лу Рид и его "ария повешенного". Just a perfect day...
- Не раскисай, сейчас ребята придут из магазина. Продолжение банкета будет... на скорую руку. - Сказала Ольга. Будто слова могли заполнить пустоту.
- Первый летний отпуск... Честно, я не рассчитывал, что вообще кого-то застану. - Сказал Леха, просто чтобы не молчать.
- А, разлетелись все... Хоть это по-старому - летом в городе никого с огнем не найдешь, впрочем, теперь не только летом. Кирхе, кюхе, арбайтен... У кое-кого -
киндеры, сам понимаешь...
Прищур ольгиных глаз был многозначителен. Алексей так и не понял, в чем подвох. - Не, я правда понимаю! - Он изобразил понимающее лицо и энергично закивал:
"киндеры" у некоторых были уже в студенческие (веселые) годы. Но что этот загадочный сфинкс имеет в виду... Вид, наверное, был достаточно глупый, чтобы ее лицо в неизменных веснушках озарила знакомая улыбка - искреннее веселье после удачной разводки. Раз водки... Два водки... - Ты когда немецкий выучила?
- Привет... Воды-то сколько утекло... В агентстве бабки крутятся не только родных папиков из "новых" - бундасы в числе главных партнеров, сразу после финнов - пришлось научиться.
- Будешь? Они легкие... - Девушка протянула раскрытую пачку.
"Бабки в шкафу", - вспомнил он. И живо представил старушек в платках, с трясущимися головами, приветливо кланяющихся из отверстого шкапа: сон учителя русского... крутятся, бедные, в агентстве, охмуряя немецких папиков.
Леха вытащил непривычно длинную сигарету и рассеянно помял фильтр зубами. И то занятие, хотя натощак, говорят, вредно... Ольга уже дымила в открытое окно кухни, по-кошачьи щурясь и думая о чем-то своем. Впрочем, она вполне могла просто иметь задумчивый вид, не забивая насильно голову всякими заумными материями. Леха до сих пор не понимал кайфа в курении (наверное, это избирательно - некоторых даже конопля не берет... нет, я не пробовал), но некую межчеловеческую общность в ритуальном вдыхании дыма улавливал... "Заколотят трубку мира - прояснится голова..." - Когда-то это заканчивалось обожженным языком. "Чайник" говорите? Да ну вас, к черту...
Общность дается только сообща - он щелкнул зажигалкой и решительно затянулся. Забалдеть спьяну действительно можно сильнее (впрочем, так было с "Беломора" и полной непривычки). Сизые колечки дыма лениво извивались, закручиваясь спиралями, - странно было смотреть сквозь них в оконную даль... Казалось, улица
плывет в облаках - так же закручиваясь... вверхххторррмашшшшками - и устремляется за ними... что? "Душа, типа..." (Только не просите меня объяснить, что я под этим разумею.) В этом далеке раздавался звон - на месте маленькой часовни над обрывом теперь высился храм - "жесткие побеги" на голове сами собой шевелилась, с каждым протяжным, похожим на стон ударом.
Где-то в том районе... Чуть-чуть дальше, у моста, где река распадалась на рукава, а земля на острова и островки - располагались общежития медакадемии.
Когда-то Алексей стоял под окнами одного из них и гадал - стоит ли зайти: Светланы снова могло не оказаться дома, был тому виной плотный график учебы или какие-то другие заморочки, о которых тебе и знать не след... Девчонок он вообще с трудом понимал, чувствуя, что все книжные и медицинские знания тут не пригодятся.
"Они просто другие, старик". Вот разве что с Хайнлайном Леха был согласен: другие они - не хуже, а то и лучше. Проще, живей, непосредственнее... Непонятнее. Но за это окно, на седьмом, лехин взгляд упорно цеплялся, даже если имярек просто проходил мимо, с праздной бутылкой пива или (и?) в компании с... "праздно шатающимся" Джоном, болтая на какие-нибудь сугубо эстетские (этические? эзотерические?) темы. Болтать под пивом можно долго и безответственно...
Вечерами было проще - если в окне горел (или не горел) свет: по крайней мере, было ясно, что дома определенно кто-то есть... Даже если кого-то, кто важен тебе лично, там не окажется. Обидно, досадно. Но ладно. "Время-дышло вошло в нас и вышло" - так же ты вошел в ее жизнь без спроса, со своим не оформившимся и торопливым чувством, к которому не имел, как выяснилось, никаких оснований (и чего на тебя нашло? и чего вдруг...)
И так же, вполне себе по-хайнлайновски, "она решила быть просто друзьями"...
А он в очередной раз прошел мимо, не находя повода зайти "на огонек" - перелез через забор, за которым ладно звенели в колокола и, пока не подошел сторож Рваная Ноздря, фантазировал...
"Плющ стоял под стеной, и чувствовал всем телом странную, тревожную тоску... Все, конечно, могло и должно было измениться - но чтобы настолько. Пожалуй, только приземистые постройки миссии остались неизменны. Но память обмануть трудно - помнится, с этих построек все и началось..."
Давным-давно в долине Авайрумай жил народ садовников. Не было между ними вражды - места в долине хватало всем. Каждый авайр служил своему древу и одному из богов посвящал десятую часть урожая - это было много. Несколько кланов могли безбедно жить благодаря этой части целых двенадцать лун. Случилось так, в Авайре Тон садом стал владеть молодой неразумный бог - он решил, что несчастны садовники, не знающие даже, насколько они несчастны... Хахр Тон посягнул дать им разум и свободную волю, но случилась беда - другие боги не желали такой судьбы: так сбывался О'Карх (что означает "Кроме Всего") - закат мира и гибель самих богов. Авайр Тон был вовлечен в войну - садовники подняли серпы друг на друга. Молодого бога убили, но, силой смертного проклятия, из его крови взросло Змеиное Древо. Семя Лозы отныне носил в себе каждый двадцати палый - лишь Лоза решала, кому и с кем сразиться, жить или умереть. Так они стали жнецами. Все жнецы Авайра Тон почитались за демонов - из их сада в Авайрумай пришла смерть.
Может быть, они однажды истребили бы друг друга совсем. Но в один из дней Жатвы с небес спустилась лодка людей. Лоза не признала их за врагов - во всяком случае, спора Бродячего Плюща молчала, при виде незащищенных мягкокожих созданий, так похожих на богов из легенд. Люди остановили войну, сняв с садовников проклятие Лозы - боевые серпы уснули, и проснувшись не нашли в груди сердец Тона... То есть они не проснулись Серпами-В-Себе - они снова стали садовниками. Пришельцам разрешили построить дома для одного клана.
Хранители сада не знали, что это только начало..."
- Ну, чего встал? Замок кодовый не видал? И ходят, и ходят...
"Оставь меня, старушка. Я в печали", - Леха прошел сквозь ворота, и сцепился взглядом с пожилой женщиной, лицо которой выражало странную смесь любопытства и враждебности. "Да, ты ведьма!" - Привычно подумалось, пока выдерживал волну этого липкого враждебного любопытства. Но взгляд ведьмы очень быстро стал рассеянно-безучастным - словно погасли уголья, воткнутые каким-то шутником в продолговатый ком сдобного теста - бабка словно разом осела под тяжестью лет. Дела. Садовник вернулся... и не узнал: доброго сторожа, с которым можно поболтать о вере и просто за жизнь, непринужденно дымя у церковных ворот, теперь нет. Самое смешное - он сам не был узнан, пройдя первый круг каменных коробок - сплошь новоделов, жертв перестроек и перепланировок...
"Так спустился он в этот город стекла и камней: прошел от автовокзала пешком по маршруту 54-го до второго кольца, увидел краснокирпичную тень Китайской Стены, поднялся на пятый этаж, позвонил..."
Ушлый и компанейский Женька тогда сочувственно сказал ему:
- По крайней мере, ты, наверное, испытал какие-то настоящие эмоции.
Кстати, о Женьке...
Над набережной гремело грозное пение под звуки "нестроящей" гитары:
- И как-то странно на него смотрели местные...
На гитаре играл Стасыч. Подогретая компания молодых людей, из которых Лехе были знакомы только бывшие одногруппники и пара-тройка их знакомых, дружно выводила хором:
В че-еее-рном цилиндре, наря-я-аде старинном,
В город на праздник ... оо-очень спешил,
По гора-ам пробира-аа-лся и улыбался
Но камень сорвался в пропасть...
Был грязный плащ на нем...
Цилиндр черный смят в гармошку...
Себе под ноги он глядел...
А в кулаке сжимал он маску.
Тут кто-то крикнул...
- Джон, Привет!
... повеселился б ты немного... - Гитара сдавленно смолкла, когда Стас прижал струны.
Женька, в круглых "ленноновских" очках, поднял голову и разъехался до ушей:
- О, чертос! Давай к нам! Эй, пацаны - пива-водочки... Давайте нашу.
Лехе вручили свежевскрытую жестянку с пивом. И вся компания грянула прямо с припева, пугая прохожих:
- Ра-азбежавшись прыгну со скалы!!!
Вот я был, и вот меня не ста-ало -
И когда об этом вдруг узна-аешь ты -
Тогда поймешь, кого ты потеря-а-ала!
Гордо скинув плащ, в даа-аль направлю взор,
Может она ждее-ет - вряд ли. Это вздор!
И издав дикий крик, камнем брошусь вниз -
Это моей жизни заключительный капри-и-И-ЗЗЗ!!!
Некоторые, переиначивали строчку на "камнем брошу вниз", видимо, логически связывая ее с предыдущей песней.
Припев повторили, и еще раз. Потом Женька перехватил гитару у Стаса, и затянул что-то более жизнеутверждающее, но тоже безбашенное:
- Настоящему индейцу надо только одного,
Да и этого немного, да пачти шта ничево...
- Тебе что нужно?
- Что?
- Что тебе здесь нужно? - Спросил Плюща плотный высокий пришелец с красным от жары лицом. Он был в черной одежде с бляхой на груди, наручниками и дубинкой на поясе. Должно быть страж. Охранник порядка. Плющ стоял перед витриной закусочной, где было много людей, и просто смотрел. Люди перестали есть и странно смотрели в ответ - словно увидели что-то, не слишком способствующее аппетиту. Плющ вгляделся в стекло и обомлел - перед ним снова стоял Жнец-Из-Снов - он вдруг подумал: боги, что же видели посетители...
- Ничего.
- Ну и вали - иди куда шел, ладно?
Плющ попятился и медленно, как бы нехотя, отвернулся. Из дверей вышла молодая женщина в переднике и спросила охранника.
- Что ему нужно?
- А... - Охранник пожал плечами. - Кто их знает, этих... Что-то он далеко забрался от резервации - на всякий случай стоит позвонить в участок.
"Ребят, вы бы потише - тут люди отдыхают..." - Вспомнилось Лехе. Трое молодых милиционеров проверили у них документы и, образно говоря, "попросили".
- Серые чудовища... - Беззлобно сказал Стас вслед стражам порядка. Тогда продолжать банкет тоже пошли к Женьке. Испортили песню, ... эти самые.
В прихожей позвонили. Леха подошел к двери и прислушался. Выжидательная тишина за дверью, чаще, чем хотелось бы, казалась ему подозрительной. Но трудно не впустить того, кто действительно желает войти - вместе с тонким хрустальным дребезгом тревоги высокое зеркало рядом с дверью заслонила шипастая тень.
"Мы садовники. Ступай прочь". - С таким же успехом можно было уговаривать камни. Зеркало лопнуло не успевшему испугаться Лехе в лицо - бронированная длань протянулась из рамы и когти вонзились в плечо, легко разрезав плотную ткань джинсовой куртки. Прежде, чем Леха успел почувствовать боль, эта рука втащила его в зазеркальную мглу, и в прихожей никого не осталось... По всей правде говоря, не осталось и самой прихожей.
Рубашка на плече быстро пропитывалась кровью, а Леха не мог оторвать взгляд от Змеиной Лозы, раскинувшей вокруг свои зазубренные, словно перевитые колючей проволокой, плети - в обозримом пространстве пещеры все было усеяно созревшими спорами. Несмотря на когти Посланца Гибели, вошедшие в плоть до костей, Леха не мог оторвать взгляд от нее самой - всего одной споры хватит, чтобы вернуть садовника на путь Ползучей. Леха провел ладонью по груди - спора когда-то вела жнеца по имени Бродячий Плющ: одетый в шипы и лезвия он тоже носил в груди смерть, читая в сложном, непрерывно ткущемся химическом узоре волю Лозы, управляющей настроением... Разум помнил. Контроль над инстинктами. Свое бессилие...
"Наши серпы спят, жнец... Наши серпы спят..." - прогремело в голове Лехи. Голос чудовища констатировал факт, но и намекал на что-то сомнительной многоточечностью фраз. Леха как-то не думал, что Найро-Кай способен покинуть его собственные темные фантазии - и уж тем более - что ему присущ сарказм, заставляющий приподниматься жесткие побеги на голове...
Тебе всего лишь показали отражение. Волосы дыбом. Что за ерунда? Леха уставился в зеркало и отвернулся - там не было ничего чудовищного. Интересного тоже ничего не было. Бессмысленное выражение пьяных глаз - свежо предание... Он вернулся в кухню. Впрочем, в прихожей снова раздался нетерпеливый звонок, шум быстрой ходьбы... щелкнули замки двух дверей и послышался греческий хор преувеличенно радостных голосов:
- УОу! - Кажется, Женька открыл, и за дверью были именно они. Ребята-Из-Магазина.
- Джон, привет! Вы что - уснули все? - Псевдовозмущенным баском вопросил один из гостей.
- Са-а-ня! - Неподражаемо протянул Женька. Было похоже на рыдание, стремительно переходящее в гомерический ржач. - Заноси! Н-а-рр-од... они здесь! - Эффект Допплера странно исказил голос: горлан еще был в прихожей - главарь телепортировался в гостиную, трубить сбор. В прихожую ввалилось нечто многоногое и тяжело дышащее, стеклянно позвякивающее пакетами с посудой и закусками: кавалерия прибыла.
- Але, гараж! Какие люди! - Голос Сани бабахнул над ухом, как объемный взрыв - кухня сразу наполнилась сутолокой, теснотой и объемными же сумками, вытеснившими дым и думы... Лехина ладонь еще ныла от железного рукопожатия, а темные Санины глаза уже "срисовали комнату" и застыли на пачке тонких сигарет. Голос Александра стал непривычно высоким от вполне искреннего возмущения. - Та-ак! Ольгина, это что такое?
Ольга с сожалением затянулась в последний раз и торопливо загасила недокуренную сигарету.
- Это последняя.
- Ну, конечно! Пятая за сегодня... последняя. - Александр положил пачку себе в карман свободной рукой, другой выгружая бутылки. - Леха, конечно, не в курсе - а она этим пользуется... бессовестная. - Последнее слово контрастировало по смыслу с интонацией - густой санин голос вкусно выдохнул эту "бес-со-весс-с-ную"... концентрированную нежность. Unintended. Кто-то в гостиной поставил "MUSE"...
- В курсе чего? - Леха ощутил тревогу - он-то помнил: "пятая за сегодня" для Ольги вовсе не была чем-то выдающимся.
- Нельзя мне... - Ольга хитро улыбнулась.
- И мы должны помочь ей...
- Санька, замолчи! - Ольга вскочила с места, в намерении помочь Александру... сохранить статус-кво?
- Воспитать характер. - Санины губы вывернулись из-под ее ладоней, а руки неожиданно перехватили за узкую талию - такая хрупкая с виду, Ольга, совсем потерялась в сильных саниных руках. - Она больше не курит - хватит думать только о себе...
- И делать из меня идиота... - Леха впервые посмотрел на друзей, по-настоящему смутившись: было еще в мире что-то, находящееся на самой кромке его разумения. А в кухне кто-то явно был лишним. - Эй, вы, двое! Так вас можно поздравить?
- Скоро второй месяц... - Ольга не улыбалась, но в глазах мерцали зеленые огни. В глазах Александра была только нежность... и еще гордость.
|