При коммунистическом режиме в погожие выходные дни его с дочкой, крохой лет шести, отправляли гулять в сад Советской армии.
Выгуливание начиналось посещением танцевальной веранды расположенной под огромными тополями с хорошим паркетом, небольшой сценой, скамейками по периметру в ограждении двухметровой стальной сетки. Здесь "танцевальный кружок" Дома Советской армии устраивал показательные выступления. В назначенный час серо блеклая масса перекатывалась из аллеи на танцплощадку преображаясь в декольтированных мадмуазель и лакированных джентльменов. Затем распорядитель объявлял, - вальс, звучала музыка, кавалеры с набриалиненными головами спешили пересекающимися маршрутами к еле сдерживающим прыть дамам. Он же с дочкой пробирался сквозь кусты на свои места под забором где повиснув на сетке и положив подбородки на кулаки, рассматривали танцующих. Суть их интереса состояла в поиске забавных ситуаций рождаемых танцами. Это и неестественность поз и вычурные движения танцоров и жеманство женского пола и неуместно сосредоточенные лица мужского. На этот счет у них образовались свои пристрастия. Дочь очень быстро вошла в охоту за "потешным" и иногда кричала: "Смотри, смотри какая веселая вон та с сумочкой". Колоритным завсегдатаем они давали прозвища. Это были и Кривляка и Выпендрежник.
- Что-то Гусака не видно? - говаривал он.
- Да вон он, вон - тыкала дочь малюсеньким пальчиком между проволокой в направлении мужика с обратной сутулостью с надменным выражением лица.
Как то, обнаружив экстравагантную девицу, у него вырвалось: "А это что за прошмандовка?"
- Как ее зовут? - немедленно отреагировала дочь.
- Это фамилия, - ответил он.
- Ты с ней работаешь?
- Нет.
- Откуда фамилию знаешь?
Насмотревшись и устав от стояния, они выдвигались к Зеленному театру, в котором пол лета давали одну и ту же эстраду. Там так же были свои любимцы, как среди артистов так и постоянно торчавших в саду проживающих по близости граждан.
В секторе их обожания был престарелый беспардонный фокусник и народная певица времен второй мировой войны, которых они именовали соответственно Говорун и Эхо войны. Среди зрителей был пожилой мужчина, в бежевом габардиновым пальто, называемое в народе пыльник, то ли потому что собирало пыль, толи защищало от нее. А так же группа пуганых старушек, приводимых в сад громко руководящей ими активисткой. Они то же имели клички - Пыльник и ЖКО (аббревиатура последнего переводилась как жилищно - коммунальный отдел). Чтобы держать в поле зрения своих героев приходилось "кумекать" в поисках места. Когда шли прогонные номера их рассеянное внимание блуждало от сцены до подопечных, ловя их реакцию на происходящее. Основное зрелище начиналось в завершающей части концерта с выходом Говоруна, который с ходу начинал хвастать своей всемирной славой, высочайшей квалификацией и знакомстве с великими людьми планеты. Заканчивая "паблисити" перечислением многочисленных наград и премий, переходил к демонстрации избитых фокусов, мурлыча под нос пошлые песенки. За тем фокусник спрашивал у зрителей, может ли кто-то одолжить ему двадцатипятирублевую купюру (приличные деньги по тем временам). Не видя желающих, констатировал, что с деньгами у пришедших туго, но тут же обещал сотворить их из старых газет. Что и делал, бесконечно складывая "прессу" пока в руках не оказывалась купюра. Прерывая аплодисменты, заявлял, что каждый присутствующий конечно хотел бы добывать "денежку" таким образом, но не может, потому что не имеет такой ладошки как у него. Он говорил обгаженной, но как обычно не принимающей на свой счет публике, что способен производить их из воздуха и, являл народу следующие двадцать пять рублей.
В это время Пыльник вытаскивал огромный морской бинокль и впирался им в Говоруна. Тот обращал внимание на необузданное рвение гражданина из второго ряда узнать его секрет посредством оптики. Пыльник заявлял, что видит с другой стороны линз какое он мелкое ничтожество.
- Это как смотреть, - парировал маг.
Народ роптал и просил не мешать добывать деньги, в коих имеется постоянный недостаток.
Затем выходила петь "Эхо войны", представляя своего аккомпаниатора великим композитором, блистательным дирижером и гениальным музыкальным деятелем, чем добирала себе величия и значимости. Исполнив пару романсов, переходила к своей "коронке" - песни про синий платочек. Заканчивая словами: "Строчит пулеметчик за синий платочек..." она, хватаясь за ручки невидимого пулемета, начинала палить по публике, которая спасаясь от пуль, сползала под лавки с поднятыми руками.
Завершала расстрел мирного населения она глубоким поклоном, в котором застывала на несколько минут, вызывая у ЖКО восхищение гибкостью позвоночника, от которого в России зависит благополучие его обладателя.