Когда мы жили в Советском Союзе государственные организации и предприятия (частных не было) досматривали партийные комитеты коммунистической партии (парткомы), куда по указанию руководства выбирались из работников предприятия его члены.
Секретарь парткома мог быть освобожденным от работы и подчинялся районному комитету партии, тот Горкому и так далее до центрального комитета коммунистической партии. Руководил страной Генеральный секретарь КПСС которой, по сути, являлся царем. Это я говорю для тех, кто вчера родился. Секретарь парткома присматривал за трудовым людом, занимая их политбеседами, партсобраниями и спешил докладывать в райком о настроениях подведомственных. На вопрос: " Как там массы?"- бодро отвечал: " Все на местах, с энтузиазмом выполняют план, готовы к новым трудовым и партийным заданиям", что означало: " Можно продолжать сладко пить и есть. Я на стреме ". Если что то, не дай бог не то, то грохотал вопрос: " А ты где был сука?" - и в два счета отлучали от всех привилегий Партии - пайков, лечений, санаториев и ордера на ондатровую шапку - наглядную принадлежность к высшему руководству и, - направляли на повышение. Поэтому старались не пыля, кивать и поддакивать в походе к заветной цели, - коммунизму, где все бесплатно, все по потребности и который явится в 1980году. Ну, кто из полуголодных, полуголых, переживший Сталинский геноцид не побежит униженный коммунистической халявой по маршруту, хотя и в двадцать лет?
Под лозунгами шестидесятых, красный шарик пропаганды виду опустошения закромов Родины сдулся и уже к восьмидесятым был выброшен Партией как использованная "резинка" вместе с памятью народа.
Оказалось ан не у всех плохая память. И когда этот страждущий год наступил, секретарь Парткома нашего завода в середине января собрал экстренное заседание Бюро (самых приближенных членов) на котором зачитал заявление коммуниста Пантюхина, где говорилось: " В связи с невыполнением мной как членом партии обязательств обеспечивающих наступление коммунизма в 1980 году прошу исключить меня из рядов любимой Коммунистической партии. Обещаю и в новом статусе бороться за дело партии до конца."
- Ну что скажете, - оглядел председатель своих продвиженцев.
- Что за чудик - откуда?- спросил секретарь комсомольского комитета.
- Это наш с изоляционного участка - Пантюхин партийная кличка Никонорыч, - сказал начальник агрегатного цеха.
- Говорят ответственный мужик, многодетный, непьющий (кроме праздников), безотказный вплоть до выступлений на собрании к дате какой. Строго по написанному и без глупостей. Мне доложили, что на завод его мальчишкой привез с "Целины" бывший главный инженер ныне пенсионер. Там в шестнадцать лет его приняли в Партию. У меня родственник, из работяг, соседствует с ним, говорит дети приветливые, умненькие. Старший студент МГУ, младший в детском саду. Отца любят, но спорят с ним о политике. Если обращаются к нему вместо папа словом " партиец", значит, находятся в состоянии спора. Рассказывает, будто ночью шестилетний сын по наущению старших разбудил его и спросил: "Почему не пришел коммунизм, который ты обещал и где его подарки". Утром он покаялся детям, что обманул их на счет коммунизма и понесет за это кару. Вечером принес им копию заявления о выходе из партии. В семье все расстроились.
- А что тут говорить? Хочет пусть выходит,- сказала председатель Профкома.
- Да! - подхватил другой, - Билет на стол и скатертью дорога. Фанаты партии не нужны в век рационализации. Незаменимых нет.
-Это Никонорыч хорошо знает. Он у нас переработал на всех сложнейших участках, которые механизировал прежний Главный , подменяя им мастеров и инженеров. Он и наш гадюшник модернизировал. Свояк говорит что он проживает в мире Павки Корчагина, Сани из Двух капитанов, и не хочет замечать мерзости жизни.
- Предлагаю вернуться в действительность, - прервал его секретарь Парткома. - Решить вопрос исключения из партии по Уставу может только общее собрание. Надо сознавать, что изложенная им причина поставит очень много вопросов у собравшихся. Например: - заявление Партии, что в восьмидесятом наступит коммунизм. Это что ошибка в расчетах, пренебрежение к реальности, обман народа, нежелание Партии достигать поставленных целей и почему за это должен ответить только Пантюхин? Вы понимаете, что этот инцидент может привести страну к массовому исходу, боюсь сказать чего. Я, конечно, сообщил в райком, а вчера вызывали в горком и сказали, что это ужасный для Партии прокол и головы полетят на всех уровнях, если не блокировать скандал. ЦК уже в курсе. И просили меня подготовить предложения. Вот я вас спрашиваю - какие будут предложения?
- Надо чтобы он забрал заявление.
- Не заберет.
- А если предложить повышение, чтоб не смог отказаться. Ну, на должность, например начальника цеха.
- Так я же на ней.
- Кто ты такой, если ты не знаешь своих работников? - возмутился секретарь,- откуда ты взялся? Бывший заведующий клубом, красного уголка, отдела снабжения? Как ты попал в начальники цеха? - спросят рабочие на собрании, когда будем исключать Пантюхина.
-Ты же меня рекомендовал.
- Вот и молчи не мешай искать варианты. Конечно, его хоть директором назначь, - рассуждал секретарь, - дело в потере его веры в Партию, политический строй и править надо его образ мыслей или дать ему возможность попробовать изменить положение с коммунизмом.
А если его назначить агитатором или пропагандистом?
Что ты несешь? - замахал руками секретарь, - вот ты дурак- дураком хотя уже десять лет с нами.
- Двадцать.
- Извини, за неточность.
- Кто не без ошибок?
- Ну ладно, - поморщился председатель. - А что скажет комсомол?
- Думаю его взрослый сын источник вольнодумства. Надо выделить в соседнем подъезде освободившуюся комнату у глухонемого из цеха Нормаль. Обставить мебелью, кстати, можно забрать у нас из комитета старый кожаный диван, а нам завхоз пусть выдаст новый, купить "стерео", фужеры и поселить студента к убогому. Наши комсомолки возьмут шефство и быстро выбьют из него диссидентскую дурь, в том числе и у отца.
- Опять у тебя все дело в диване.
- Да комсомол не приуменьшает значение матраса в коммунистическом воспитании.
- Ты закрой свой рот со своим мировоззрением, - взревел секретарь,- вот чтоб все знали, - вырвал он кипу бумаг из стола, - сколько на тебя развратника заявлений за этот год от комсомолок. Брюхатишь каждую пятую, не успеваешь на аборты пристраивать.
-Каждую третью.
-Прости, ошибся.
-Кто не без греха.
- Ну, вот как с ним говорить, - развел руками секретарь, апеллируя к Бюро. - Надо отцу звонить.
- Может, какие блага посулить, - продолжал, отдышавшись, секретарь, - Как у него жилищный вопрос? Что профком скажет?
- Он пять лет стоит в очереди на улучшение жилья. Мы по закону должны дать ему минимум четырехкомнатную квартиру. В строящемся доме у нас нет четырехкомнатных. Мы не можем помочь.
- Профком не может помочь? Ему не нужна твоя помощь. Это твоя обязанность, долг. Это ты помогаешь своим многочисленным родственникам, которые за счет завода по второму разу получают новое жилье.
- По третьему.
- Извини, за невнимательность.
- У всякого свой порок?
-Это ты, пятнадцать лет назад бросив сварной цех, перешла работать в комсомол, что бы орать с выпученными глазами - " Коммунизм на горизонте, за работу товарищи". Это тебе открывали учебник географии и читали что горизонт это видимая линия, которая отдаляется по мере приближения. Это у тебя на заводе кличка - " Горизонталь" за предпочтение этому телоположению. Это все тебе припомнят, вытащив за волосы к позорному столбу при исключении Пантюхина из партии. Думай башкой, пока жива.
- Ты конечно Паша прав и я многому тебе обязана и уважаю тебя и всю твою семью, но и ты не святой и о тебе слава идет, что все письма и жалобы направленные в Партком как в жопе сгорают, а тебя называют "Шито - крыто".
- Так это ты табличку ПАРТКОМ заменила на вывеску - ШИТО - КРЫТО?
-Ты что с ума сошел? Мне то какой резон? Нас с тобой жизнь сварным швом под коммунистическим флюсом склепала. Не нервничай и не психуй. Будем думать.
-Тогда ступайте.
Через три дня он снова собрал Бюро и весело, расхаживая за спинами присутствующих, спросил: " Ну что надумали. Только коротко телеграфным языком".
Когда все, торопимые секретарем, закончили излагать свои спасительные идеи, он сообщил им, что они - умственные уроды - тщедушники и все за них приходится делать ему.
- Я решил эту проблему вместе с ЦК партии, - изрек лидер, глядя на присутствующих сверх очков. Вчера я, вызвав Пантюхина сказал, что его очень понимаю и по его примеру сам подал в райком партии заявление об отставки с должности секретаря Парткома завода. Затем подписал его заявление, принял его партбилет и показал ему письмо из ЦК КПСС, где его просят оказать Родине услугу и направляют его на ликвидацию запущенности в механическом цехе завода нашего министерства на западе Москвы. Тот смотался туда, увидел полную разруху и с радостью согласился. Я передал ему ключи на две двухкомнатных квартиры в доме рядом с заводом и распоряжение исполкома по устройству семьи. Расставаясь, я сказал: " Прощай дружище Пантюхин! Как там у нас - Дан приказ тебе на запад мне в другую сторону - в самый эпицентр грозовой борьбы за коммунизм! Понимаешь ли брат?" Обнял я его как родного со слезами на глазах. Так что с этого дня он у вас на заводе не числится.
- А, правда, что ты подал заявление в райком об отставке.
- Конечно! В связи с переводом на работу в отдел ЦК КПСС на должность инструктора. Так что эта тварь в райкоме теперь у меня попляшет за то, что называл меня "Шито - крыто."