Юка : другие произведения.

По образу, но не подобию

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Путешествие по призрачному миру шекспировских трагедий, перенесенных в другое время и иной мир.
  Милостивый читатель, все несовершенства текста полностью на совести нерадивого автора, затратившего на него всего две недели. История была придумана и написана для летней фандомной битвы и дублируется здесь, потому что недолюбивший ее автор крайне рассеян и теряет уже не первый свой текст.
  
  "По образу, но не подобию"
  
  Теперь я точно знаю, что конец света - это не глобальный апокалипсис с миллиардами статистов.
  В финале пьесы просто погасят свет, без поклонов и аплодисментов, этим все и закончится.
  
  
  Глава первая: "Порвалась дней связующая нить"
  
  - Ваш свиток с правдой о пяти свободах.
  
  От неожиданности я взяла протянутый листок. Когда-то мне доставляло удовольствие отказываться от предложений, теперь мне редко что-то предлагают. Я давно стала невидимой для уличных зазывал и успела привыкнуть к этому состоянию. Девушка с листовками скрылась за углом, а я застыла посреди улицы, не зная, что делать с чертовой бумажкой. Уже почти решив выкинуть ее, я и сама не заметила, как развернула так называемый свиток, который оказался вырванной из книги страницей. Между напечатанными строчками теснились буквы, написанные от руки. Мне с трудом удалось прочитать первый постулат. Удивительно, как я еще не разучилась разбирать слова после того, как в моей жизни не осталось места для чтения. "Первая свобода - свобода одного от остальных", - ничего нового, нас учили этому с детства, но не со страниц заброшенных мною книг. Книги хотят от вас противоположного: им надо, чтобы вы несли ответственность хотя бы за себя. Открывая книгу, я снова и снова слышала один и тот же вопрос - кто ты? Книгам важно знать, можно ли тебе доверять. Поэтому сейчас я редко беру их в руки, мне, также как и им, недостаёт ответа на этот вопрос. Каждый день я изобретаю десятки вариантов ответов на заданную мне задачку, в надежде отыскать единственно верный. Мои поиски привели меня в мир фантазий и выдумок. Я ищу знания о прошлом среди легенд. После пандемии город оброс собственным фольклором. Какие-то из легенд выдумка, но многие - правда. Пугающая правда, которую легче принять в форме страшной сказки. И самая правдивая из легенд - история о призраках, гуляющих по улицам. Только мало кто из жителей города осознает, что мы и есть эти призраки, умершие в первую волну эпидемии и все еще не готовые смириться с этим. Наш город - город живых мертвецов, управляемых предсказаниями ведьм. Его улицы никогда не просыпаются, даже в полдень они выглядят сонными и застывшими в ожидании следующей пандемии. Пасмурное небо, безлюдные перекрёстки, туманные огни еще работающих фонарей. Час слепого неба - лучшее время для свидания, назначенного на кладбище.
  
  Преодолев мост, отделяющий уснувших от бодрствующих, я вышла к огороженному парку. С противоположного берега туманный остров видится манящим к себе Авалоном. Даже вблизи в нем сложно признать кладбище. Отец называл это милосердной иллюзией, заставляющей верить, что обречённые на долину смерти получат взамен яблоневый сад.
  
  Хотя я пришла раньше, сторож уже ждал меня у ворот. Старик, великодушно согласившийся на встречу, был представителем одной из самых древних и почти вымерших профессий - могильщик. Последний могильщик Эльсинора. В первую волну эпидемии его работа считалась почетной. Те, кто заботился о мертвых, были нужнее, чем те, кто помогал живым, так как мертвых стало больше. В настоящее время умирают иначе, и, чтобы оформить свои отношения с новой смертью, не нужны земля или огонь. За пару лет профессия могильщика превратилась в одну из городских легенд. Очередной артефакт времён пандемии. С тех пор смирение стало частью нашей жизни. Оно не обошло и ждавшего меня у ворот человека. Хотя он по-прежнему считал себя могильщиком, официально он числился сторожем при старых захоронениях и экскурсоводом для тех, кто, как и я, видел в Эльсиноре романтику настоящей жизни, часто противоречащую новой.
  
  Покончив с церемониями, мы убедились, что нравимся друг другу достаточно для того, чтобы продолжить разговор, и углубились в парк. Здесь никто не пытался бороться с запустением, и разросшаяся трава почти скрыла теряющие четкие очертания могильные плиты. Проходя мимо, я провела рукой по пострадавшему от времени памятнику.
  
  - Несмотря на то, что внешний вид у них не самый лучший, дома, построенные могильщиками, самые крепкие, простоят до второго пришествия, - заверил старик.
  
  - Давно вы здесь? - оглядываясь по сторонам, спросила я.
  
  За нами на почтительном расстоянии семенила группа мальчишек. Трое грязных оборвышей с чумазыми щеками и ясными глазами шли следом от самых ворот.
  
  - С малолетства, - с улыбкой посмотрев на оробевших ребят, ответил он.
  
  - Ваши помощники?
  
  - Хуже, мои внуки, - и, отмахнувшись от мальчишек, предложил, - давайте присядем.
  
  Устроившись на почти ушедшем под землю надгробии, старик оставил местечко рядом с собой и для меня.
  
  - Привычка упрощает отношение ко многим вещам, - прочитав сомнение на моем лице, проворчал он. - Не бойтесь леди, никому не будет плохо от того, что вы пожалеете мои больные ноги. Так о чем вы хотели меня расспросить?
  
  Присев рядом, я достала диктофон.
  
  - Меня интересует призрак.
  
  - Меньшего я не ожидал, - могильщик громко рассмеялся, а мальчишки, ободренные его весельем, разместились на траве почти у наших ног.
  
  - Сейчас его видят чаще, чем когда-либо, - ни капли не смутившись, продолжила я, - говорят, это знак грозящей городу беды, а еще говорят, что он начинает свой путь по улицам отсюда, с острова Эльсинор.
  
  - Я приставлен наблюдать за тлеющими телами, про неупокоенные души тебе лучше расскажет священник. Но если призрак существует, то он новый симптом чумы из "Садов Капулетти", - последние слова старик выплюнул, как проклятье.
  
  - Мы слышали о нем, - вмешался в наш разговор один из внуков могильщика, по виду он был старшим из братьев.- Призрак приходит не просто так, он манит, ждет, чтобы за ним пошли, но идти нельзя - иначе сойдешь с ума, как от воды.
  
  - Хорошее сравнение, - дед заботливо пригладил непослушные кудри мальчика,- как от воды. Никогда не ходите за призраком, - предупредил он, при этом строго посмотрев на меня.
  
  - Почему вы думаете, что я пойду за ним?
  
  - Вы же пришли сюда, в час слепого неба, по пустым улицам. Разве леди не искала встречи с призраком?
  
  В ответ мне оставалось лишь пожать плечами. Я мало верила в записываемые мной легенды: то, с чем приходится сталкиваться наяву, страшнее детских сказок. Взловещего призрака я тоже не верила, мне больше хотелось посмотреть на последнего могильщика. Если я и ищу встречи с призраками, то совсем другого толка.
  
  - Расскажите что-нибудь о том периоде, когда еще не служили сторожем, - попросила я.
  
  - До пандемии или вовремя нее? - хитро прищурившись, спросил старик.
  
  - Как все началось, - запнувшись, я добавила то, что никому еще не говорила. - Мне кажется, я уже плохо помню мир до пандемии.
  
  - Не вините себя за это, вы были еще очень молоды, а память - маленький шкаф, девушке в нем много не уместить, - вспомнив о чем-то своем, он начал насвистывать, а затем и напевать: "Не чаял в молодые дни я в девушках души" - но, не закончив песни, заговорил вновь.- Здесь есть захоронения первой волны. Я видел тех, кого болезнь унесла безвозвратно. Это было страшное время. Зараза выбирала молодых и сильных вместо слабых и дряхлых. В те дни холм вымер. Те, кто смог, спустились к нам, в нижний город. Но это не спасало. Болело все живое на земле и вечное на небе. Ночь и день стали одинаково серыми и темными. Со временем людей научились чинить, а небо излечить не удалось.
  
  - Так говорят.
  
  - Так и есть, иначе зачем заменять настоящее небо искусственным? - он попытался махнуть рукой, но та, слегка пошевелившись, снова безвольна повисла.
  
  - У вас кто-то ушел безвозвратно?
  
  - Их родители, - не глядя на мальчиков, ответил вмиг одряхлевший еще на десяток лет могильщик.
  
  Я внимательней вгляделась в совсем притихших ребят. На шее мальчиков висели недорогие йорики, обвязанные грубой бечевкой. Мой, в отличие от их, был подхвачен серебряной цепочкой, но никакой разницы при этом между ними не было. И богатым, и бедным йорик служит напоминаем, что наше существование взято взаймы. Я больше не пыталась расспрашивать старика, воспоминания сделали его угрюмым и неразговорчивым. Вместо этого я попросила мальчиков показать мне кладбище. Для них Эльсинор был местом детских игр и великих тайн, старые гробницы и вытянувшиеся за годы деревья преображались в неприступные замки и высокие горы. Дивный мир без капли скорби. За несколько минут я прожила в их стране целую вечность и с трудом выбрала момент, чтобы попрощаться. Расставались мы почти друзьями. И долго махали друг другу на прощание, пока туман не размыл наши силуэты. В последний раз улыбнувшись уже не видевшим меня ребятам, я снова погрузилась в городской холод. С другой стороны моста одиночество сгустилось и обрело форму. Я не встретила призрака, его место занял яркий плакат, зовущий посетить "Сады Капулетти" со стены первого же здания, выстроенного у моста. В улыбках юноши и девушки, держащихся за руки над расцветающим розовым кустом, читалась издевка. Жизнь может быть крайне иронична и, хотя я не верю в призраков, я верю в знаки. Не странно ли, что с момента последнего возращения я ни разу не была в "Садах"? Если и искать своих призраков, то там, где все началось.
  
  
  * * *
  
  К холму я шла пешком. Мне была нужна передышка, прежде чем подняться в верхний город. Неудивительно, что до первых дворцов удалось добраться не раньше, чем начали зажигать факелы. Дорога к "Садам" оказалась заколдованной, мне даже не пришлось специально тянуть время. Я помнила, где находятся "Сады Капулетти", такое не забывают. Это место, где мы взрослели, место первой любви, первых поцелуев, разбитых сердец. И все-таки я не раз сбивалась с пути. Холм стал чужим. Верхний город смотрел на меня дорогими фасадами и горящими глазами окон как на незнакомку, вычеркнув из памяти наше общее прошлое. Хотя, скорее, это я вычеркнула все, что нас связывало. Стоило решить, что я сбилась с дороги в четвёртый раз как, наконец-то послышался голос, повторяющий знакомые слова.
  
  - Маски от тоски, маски от одиночества. - А следом новую, незнакомую присказку: - Веселье Леты.
  
  Этих слов раньше не было, мы ничего не хотели забывать в безответственном веселье карнавала, ни наши победы, ни наши поражения. Вот вдалеке показались пляшущие огни и стали слышны звуки кружащей музыки. Маски от боли, маски для любви. Сады - место, где можно быть счастливым здесь и сейчас без всяких "если" или "позже". Я запомнила это место молодым и беспечным, не задумываясь о том, что оно может постареть вместе со мной. Люди, начинавшие улыбаться за улицу до заветной двери, обратились в угрюмых заговорщиков, надеющихся совершить преступление. И я была такой же, как все. Как все взяла протянутую мне маску, как все надела ее не ради веселья, а чтобы снять с себя ответственность за все, что произойдет. Так держать, девочка, ты ведь помнишь: первая свобода - свобода одного от всех. Вот она дверь, а за ней - несколько ступеней, ведущих вниз. Один шаг, чтобы спуститься в непривычно удушливый Рай.
  
  В "Садах" было так жарко, словно людей заманили сюда на переплавку. Уже через полчаса тело отказывалось воспринимать что-либо кроме температуры. Громкая музыка начинала казаться приглушенной, а свет сотен свечей становился размытым. Попав в это пекло, понимаешь, что жара в преисподней - ниспосланное благословение, отнимающее у дьявола самое грозное орудие пытки - мысли. Но в "Садах" жара - все еще его союзник, увеличивающий градус напитков и притупляющий способность рассуждать. Хватит и пяти минут, чтобы понять, за каким особым наслаждением люди стремятся в "Сады" - они надеются обрести здесь минуту беспамятства. Забыться в эпицентре мора, где совсем недавно покой становился вечным.
  
  Мне не хотелось быть частью танцующей толпы, тешащей свое одиночество. Я предпочитала наблюдать за шумом и светом из тени бара. Один пластиковый стаканчик, второй - и жизнь уже не кажется такой непоправимой. Не помню, кто первым начал нашу игру в гляделки. Так ли уж важно - я посмотрела в его сторону или он в мою? Мы живем в режиме ограниченного времени, быстро и страстно. Одного жеста достаточно, чтобы оказаться за одним столиком с понравившимся незнакомцем.
  
  - Голубые?
  
  - Нет, карие, - он улыбнулся и открыл глаза.
  
  - Моя очередь, - я сделала еще один глоток и зажмурилась. - Проверим, запомнил ли ты цвет моих глаз.
  
  - Зеленые.
  
  - Серые.
  
  - Врешь!
  
  Я покачала головой, но глаз не открыла. С закрытыми глазами чувствуешь себя совсем по-другому, уверенней и спокойней. Даже когда видишь сны. Мои сны всегда одинаково умиротворяющие. Я ощущаю, как вода смыкается над головой. Первый инстинкт - спастись, вынырнуть - заслоняет понимание того, что находишься в самом правильном месте. Просыпаясь, я помню каково это, когда все видится отчетливей и при этом совершенно тебя не касается. Мир с его заботами, близкими и далекими людьми оставлен там, на поверхности, за ними есть кому присмотреть. Тебе же достались тишина и покой. В новое время люди боятся и того, и другого. Теперь мы спим с открытыми глазами - так жизнь нас не покидает ни на секунду, а нам кажется, что мы не покидаем ее. Еще одна иллюзия, как та, что мы с моим незнакомцем окажемся ровесниками. Отсюда, из-под воды, он не только выглядит, но и звучит совсем как мальчишка, настойчивый и нетерпеливый новый человек. Он потребовал, чтобы я открыла глаза.
  
  - Нет, всегда нет, - снова покачала головой я.
  
  Мы не обменивались ни именами, ни обещаниями, но уже чего-то хотели друг от друга. В "Садах" царила жара, а мой незнакомец целовался соответственно возрасту: как юноша, рвущийся в гущу схватки, стремительно, без оглядки и без намека на старомодную нежность. От неожиданности я моргнула и снова посмотрела на него.
  
  - Так нечестно.
  
  - А как тогда честно? - наклонившись ближе, спросил он.
  
  Йорик выпал из-за ворота рубашки. Металлический с искрой. Судя по нему, мой незнакомец был моложе меня на целую одну, а то и две пандемии, то есть - целую вечность. Я провела пальцем по йорику, а он подмигнул в ответ зеленым светом. Моя беспечность мигом куда-то испарилась.
  
  - Давай еще выпьем.
  
  - Вернусь через минуту, - не уловив подвоха, пообещал он.
  
  Сумей я сохранить хоть каплю благоразумия, этого времени хватило бы, чтобы сбежать из "Садов". Но вместо этого, захваченная в плен искушением, я попыталась себя убедить, что нет причин для волнения. Мы в "Садах Капулетти" и у нас от силы полтора года. Где взять время на длительные романы и серьезные отношения? Перекидывая пластиковый стаканчик из руки в руку, я заметила в толпе кудрявую голову покинувшего меня рыцаря, но не у бара, а у самого входа в "Сады". Ко мне вернулось дурное предчувствие, уступающее по силе разве что раздражению. Со мной всегда так: стоит мне отмахнуться от своей интуиции, как происходит именно то, чего я опасалась. То, что будет дальше, знакомо мне до зубной боли. Мне заранее известно все, что скажет юноша или, точнее, то, что он осмелится сказать. Когда он вернулся к столику, я сделала вид, что ничего не заметила. Зачем торопить неизбежное?
  
  - Нашему столику решено больше не наливать? - бодро спросила я, разглядывая его пустые руки.
  
  Так лучше, чем глядеть ему в глаза, спокойнее нам обоим.
  
  - Планы изменились, - он хотел продолжить, но я подняла руку, намекая, что это ни к чему.
  
  - Я знаю, что они изменились. С кем ты говорил?
  
  Он смущено молчал.
  
  - С Маб.
  
  Это был не вопрос, но он все равно кивнул. Красивый и глупый мальчик... Вместо того, чтобы принести мне еще один стаканчик, он бросился спрашивать совета у Небесной сестры. Решил подстраховаться, чтобы одна ночь не оказалась большой ошибкой. Глупый, глупый мальчик.
  
  - Маб никогда не ошибается, - согласилась я, направляясь к выходу.
  
  Чтобы двери дворца веселья не закрывались за посетителями и не мешали процессу их поглощения, створки подпирал с одной стороны камень, а с другой - старая кочерга. Мой выбор пал на нее. Выдернув кочергу из земли, я вышла под темное небо. Над "Садами Капулетти" всегда ночь, но не мрачная и непроглядная, а блестящая и переливчатая. Вторые Небеса усеяны неправдоподобно большими звездами, не затмеваемыми вечно отсутствующей Луной. Греясь в звездном свете, словно кошка, на небольшой площади перед "Садами" стояла она. Похожих статуй в городе немало, но надо отдать должное Капулетти, они не поскупились на достойное их дворца изваяние. На площади застыла молодая женщина с развивающимися на ветру волосами. Ее правая рука призывно манила вас, а левая, напротив, создавала преграду. Это была Маб - ведьма-соблазнительница, лучший советчик в любовных делах и душевных драмах. Достаточно подойти к всевидящей, чтобы она дала тебе дельный совет, от которого никто не в силах отказаться, опасаясь худшего развития событий. Маб- одна из Небесных Сестер, заменивших нашему времени закон. После второй эпидемии Небесные Сестры стали единственной неизменной властью в городе. Такая близость к жилому дому или доходному предприятию означает лишь одно: Маб- покровительница семьи Капулетти. Странно, что я раньше об этом не знала или, может быть, забыла. Убедившись, что мы одни, я подошла поближе.
  
  - Привет, - я сняла маску и улыбнулась.
  
  Заметив меня, глаза статуи ожили, отчего все лицо стало выглядеть подвижным. Насколько я помню, Небеса по договору не смотрят на "Сады". Это место - черная точка, а следовательно, мне никто не помешает.
  
  - Давно не виделись, сестренка, - достав из-за спины кочергу, я с размаха ударила по статуе несколько раз, уже на втором ударе из ее груди вырвались тоненькие язычки пламени и струйка едкого дыма. Главный секрет в том, чтобы знать, куда бить, где тот сгусток энергии, соединяющий сестру со Вторым Небом. Я этому быстро научилась. Помимо мастерства удара нужна еще немалая сила, ее я черпала в злости. Эта Маб приказала пришедшему к ней за советом юноше оставить меня, припугнув страшной карой, если он этого не сделает. Можно было утешить себя тем, что не я первая, не я последняя, тем более в ее совете есть доля здравого смысла, которого этим вечером не хватило мне. Можно, если бы это происходило впервые, и если бы ведьма-наставница города не приходилась мне старшей сестрой, одной из трех старших сестер. Сестры - единственная оставшаяся у меня родня. Так что, кто-то назовет уничтожение статуй варварством, кто-то - вандализмом, но для меня это исключительно семейное дело.
  
  Забросив кочергу поближе к двери и еще раз убедившись, что мы с уже испорченной статуей были эти несколько минут наедине, я покинула холм с его дворцами и идеальной ночью.
  
  ***
  
  Я плохо спала. Ночи, когда меня не посещают сновидения, похожи на негативы. Они как неполноценные суррогаты отдыха - не дарят покоя. Я предпочитала яркие пятна снов непроявленной тьме и сокрытой в ней неизвестности.
  
  Тяжелая ночь сменилась безрадостным утром. Мой сосед и компаньон по своему обыкновению пропал, оставив после себя страшный беспорядок. По комнате, служившей нам мастерской и кухней, прошелся смерч, не пожалевший ничего, включая мебель. Первым делом я собрала с пола инструменты и вернула наших кормильцев на полки. Природа не наделила меня особыми талантами, зато с лихвой одарила способностью восстанавливать сломанные механизмы. После возращения я открыла небольшую мастерскую в нижнем городе. Прямо скажу, мне достался не самый лучший район: мои соседи - река и непрекращающийся дождь. Слишком много воды. В этом районе обычно селят тех, кто прошел через реабилитацию. Власти словно проверяют нас на прочность в непосредственной близости от самого большого искушения. Река библейским змием вьется в шаге от наших домов, постепенно овладевая всеми помыслами. В вечерний час я часто вижу, как вокруг воды бродят тени. Хотя меня не притягивает вода, я могу их понять. Нас объединяет неизбывная тоска. Ее невозможно заглушить, забыть, преодолеть, что бы ты ни делал - она возвращается. Поэтому все мы ищем утешение, где можем, надеясь утолить свою печаль. У большинства из нас в прошлом был малоприятный опыт реабилитационного центра. Именно там мы познакомились с моим компаньоном. Фесте, как и я, не мог справиться с возвращенческой тоской. Люди, восстановленные после болезни, часто переживают депрессию. Их подтачивает ощущение потери, которое они не могут внятно объяснить. Их как будто обманули, вернув назад не целыми. Они ощущают в себе дыры, пустоту, которую ничем нельзя заполнить. Такие больные хотят, но не могут найти дорогу в обычную жизнь. Единственное, что ненадолго помогает - это терапевтические дозы отражения. Запрещённый в городе яд, выстилающий дорогу к безумию, может ненадолго приостановить течение болезни. Одержимые тоской пытаются найти недостающие части себя в своих копиях, и контакт с отражением их успокаивает.
  
  Большинство пациентов хотят вернуться, я же попала в реабилитационный центр, потому что не хотела возвращаться. Меня насильно вытащили с Небес, и я до последнего сопротивлялась вновь обретенной жизни. Фесте тоже отличался от остальных. Его тоска не переливалась за грань разумного, но сделала Фесте неприкаянным странником. Он постоянно сбегал из центра, чтобы опять вернуться. Центр был его причалом и единственным ориентиром. С его помощью Фесте выстраивал новый курс для следующего странствия. Моим причалом было молчание. Мне казалось, что, пока я исповедую тишину, мое пробуждение нельзя считать полным. На этом мы и сошлись с Фесте. Каждый из нас нашел свой особый путь выживания. Благодаря привилегированному положению окно моей спальни не было зарешечено, что позволяло Фесте беспрепятственно покидать клинику и так же возвращаться назад. А мне было уютно молчать в его присутствии, он ничем не тревожил моей тишины.
  
  Шли дни, недели, я поняла, что мое поражение неизбежно, и снова начала говорить. Смирившиеся с моей неизлечимостью врачи, к своему удивлению, убедились, что я могу позаботиться о себе самостоятельно. Меня переселили в подобранное центром жилье и дали разрешение на работу. По сравнению с центром, где и шагу нельзя было ступить без того, чтобы за тобой кто-нибудь не приглядывал, комната в нижнем городе казалась долгожданной свободой. Фесте решил разделить со мной эту свободу и возник на моем пороге через пару месяцев. После очередного побега, вместо того чтобы вернуться в центр, он пришел ко мне и так и остался. Теперь его причалом стала я. Мы хорошо уживались в нашей мастерской. Фесте легко сходился с людьми. Они любили его, несмотря на ядовитую ироничность высказываний. Он мог найти общий язык с любым, а я неплохо справлялась со всем остальным. Единственное, что омрачало наше маленькое совместное дело - это склонность к скитальчеству, одолевавшая моего единственного друга. Я не знала, когда Фесте снова пропадет и насколько затянется его исчезновение. В его отсутствие мастерская не работала. Меня люди быстро утомляли, поэтому я предпочитала закрывать мастерскую вместо того, чтобы самой общаться с клиентами.
  
  Вывесив табличку "никого нет", я принялась налаживать диалог с кофеваркой. Эта часть быта тоже лучше давалась Фесте. Сломанная техника мне не сопротивлялась, но функционирующие механизмы явно недолюбливали. Пока я пыталась уговорить кофеварку сварить мне хоть полчашечки кофе, колокольчик, подвешенный над дверью, зазвонил.
  
  На пороге стояла женщина.
  
  - Простите, мы закрыты, приходите через пару дней.
  
  - Мое дело не терпит отлагательств, - настаивала посетительница.
  
  Но ее слова не произвели на меня никакого впечатления, я все так же продолжала возиться с упрямой кофеваркой, пока женщина не заговорила вновь.
  
  - А если я скажу, что знаю правду о Просперо, вы уделите мне пару минут?
  
  На мгновение мне показалось, что я ослышалась. Не рискнув переспросить, я медленно обернулась.
  
  - Чего вы хотите? - я была почти уверена, что она блефует, но не могла позволить себе и этого "почти".
  
  - Вы знаете, что не все возвращаются после восстановления? - убедившись, что теперь все мое внимание принадлежит ей, она продолжила. - Не отводите глаз, конечно, знаете, вас ведь тоже не сразу вернули, я узнавала.
  
  Час от часу не легче. Гостья хотя и не знала, как трактовать известные ей факты, демонстрировала завидную осведомлённость о моей скромной персоне.
  
  - Это был мой выбор, я сама хотела остаться на Небесах, - поправила я.
  
  - Вы - возможно, но мой муж - нет. Он никогда не оставил бы меня по доброй воле. Я хочу, чтобы вы вернули его, - звучащая в ее голосе решительность граничила с отчаяньем. Знакомые мне чувства.
  
  Я постаралась рассмотреть ее по-настоящему, внимательно вглядываясь в тонкие благородные черты лица, недавно набежавшие на лоб и глаза морщинки и жесткий взгляд. Ее одежду шили для верхнего города, где не идут дожди, а ветерок раскачивает кроны деревьев строго по расписанию, но она не выглядела богатой. Деньги обволакивают флером сытого благополучия, гостья же куталась в запах моря с солью невыплаканных слез. Она, без сомнения, была представлена при дворе, но, кажется, мы не были тогда знакомы.
  
  - Не знаю, что вам говорили обо мне, но я не ведьма, как мои сестры, я не умею возвращать людей.
  
  Она упрямо покачала головой, будто не веря. Мне стало жаль ее, и я попыталась объяснить то, что знаю.
  
  - Ваш рассказ звучит для меня как полная бессмыслица. Процесс восстановления массовый, нельзя взять и изъять из него одного человека по своему желанию. Ведьмы читают йорики одновременно.
  
  - Что, в таком случае, вы скажете на это? - с этими словами она вытащила из сумки йорик. - Он принадлежал моему мужу.
  
  - Скажу, что это невозможно, - я в растерянности сделала шаг в ее сторону и протянула руку. На ладонь упала живая, теплая память. Мне не нужны способности моих сестер, чтобы почувствовать, что йорик принадлежит мужчине. В моей голове пронеслись одна или две оглушительные мысли, и я еле сдержалась, чтобы не откинуть вещицу в самый дальний угол комнаты.
  
  Йорик - изобретение времен первой эпидемии. По сути - это резервная копия человека, в его центре костяшка - заклинание, наговорённое или напетое, которое, как веретено, накручивает нитку человеческой жизни. День за днем прибавляют новые подробности, собирая, таким образом, человеческую личность. Не сумев вылечить тела, их воссоздали из праха и наделили чертами умерших. Чтобы затем чтецы, раскручивая нить, закладывали в големов душу. Сам по себе процесс сложен, и читать йорики могут немногие. В нашем городе нашлось трое чтецов. Ими оказались мои старшие сестры. И как бы ни отдалились мы друг от друга за последние годы, я не могу поверить, что они отказались восстановить человека. Но и отрицать это невозможно - если йорик не в звездном хранилище, значит, муж пришедшей ко мне женщины находится не на Небесах и не на земле. А так не бывает.
  
  - Вы все еще сомневаетесь, но вот у вас в руке йорик, а моего мужа нет, - женщина словно прочитала мои мысли. - Я знаю, его предали. Давно обиженный нами человек публично обвинил мужа в причастности к созданию "сфинкса".
  
  - Это уже слишком, - я вернула ей йорик и рефлекторно вытерла руку о платье.
  
  - В это невозможно поверить! - согласилась она, неверно истолковав мои слова.
  
  - Ваш муж ученый?
  
  - Он влиятелен и богат, этого хватило.
  
  У меня закончились аргументы для спора.
  
  - Я повторюсь, что вы от меня хотите? Чтобы я напрямую обратилась к сестрам?
  
  - Нет, я давно уже не верю в их власть. Я хочу, чтобы вы нашли для меня Ариэля.
  
  Тяжело вздохнув, я пожалела, что воздух не тверд и на него нельзя опереться.
  
  - Вы не знаете, о чем просите.
  
  - По-моему, я сумела убедить вас в своей осведомлённости.
  
  - Ариэль не игрушка.
  
  - Я и не собираюсь играть, мне нужно спасти моего мужа. В противном случае...
  
  Она не успела договорить, прерванная громким фырчаньем кофеварки. Мы обе обернулись на шум. Увлеченные разговором, мы не заметили, что в комнате, как по волшебству, материализовался Фесте и, не обращая на нас внимания, варит кофе.
  
  - Спроси у нашей драгоценной клиентки, не желает ли она отведать божественного напитка, - не дав нам опомниться, заговорил он.
  
  - Ты слышал наш разговор?
  
  - Слышал достаточно, чтобы уловить самую суть. Леди хочет взять напрокат твои умения, оставив в залог твою же свободу. По мне так лучше бы предложила денег.
  
  - Я могу заплатить, - запротестовала посетительница, но Фесте ее прервал, подав знак, что не закончил свою мысль.
  
  Улыбнувшись своей самой многообещающей улыбкой, он вплотную подошел к нашей гостье. Такая боевая со мной, в обществе Фесте она неожиданно смутилась.
  
  - Вы непременно заплатите, но позже, когда мы решим, нужны ли нам ваши проблемы, - взяв женщину под локоть, Фесте твердо развернул ее в направлении двери. - Однако мы не откажемся от скромного вознаграждения за предоставленную вам консультацию, - не успев договорить, Фесте ловко подхватил несколько купюр, как бы случайно выпавших из сумочки посетительницы.
  
  Еще секунда, и женщина оказалась за дверью, не получив ровным счётом ничего - ни ответов, ни гарантий. Мне же досталось и вознаграждение, и тяжкие раздумья.
  
  - Ну как? - самодовольно осведомился Фесте.
  
  - Дьявол тебе брат, а черт - товарищ, - от души похвалила я, подбираясь к заветной чашке кофе.
  
  Заглянув в темную глубину напитка, я застыла в предвкушении.
  
  - Закрой чашку, - Фесте все еще стоял у полупрозрачной двери, что-то внимательно разглядывая на улице.
  
  - Ты же знаешь, что я не такая.
  
  - Ты и такая и этакая. Каждый раз, когда я возвращаюсь, ты меняешься, поэтому закрой чашку.
  
  - Кстати, на этот раз ты быстро вернулся, - послушно закрывая чашку крышкой, я отпила пару глотков через соломинку.
  
  - Кое-что забыл, пришлось вернуться. Не могла бы ты подойти сюда, это любопытно.
  
  Я подошла к окну, выходящему на ту же узенькую уличку, что так заинтересовала Фесте. У соседнего дома стояли двое мужчин. Они тщетно пытались слиться со стенами наших трущоб в своих роскошных костюмах.
  
  - Стражники?
  
  - Кто же еще. Чем ты заслужила такой наплыв кавалеров?
  
  Ответ возник сам собой: похоже, я ошиблась, и за "Садами Капулетти" все-таки присматривают.
  
  - Вчера я слегка поразвлеклась со статуей.
  
  - Пора тебе повзрослеть и перестать играть в детские игры со своими сестрами, - когда Фесте говорил серьёзно, его голос становился мягче, теряя снежную колкость и жёсткость.
  
  - Что будешь делать? Они уже устали прикидываться подпорками.
  
  - Сможешь их задержать пару минут? - спросила я, заворожено наблюдая за тем, как стражники пересекают улицу.
  
  - Могу и больше, - уверенно ответил Фесте.
  
  - Тогда я ухожу.
  
  Когда Фесте открыл дверь, я уже вылезала в окно с твердым намереньем не возвращаться домой ближайшие пару дней. Спрятавшись под подоконником, я слышала, как представители королевской полиции задали Фесте первый вопрос.
  
  - Можем ли мы увидеть леди Офелию?
  
  Убедившись, что пришли по мою душу, я не стала больше тянуть и, спрыгнув с пожарной лестницы, побежала в сторону холма.
  ____________________________________________________________
  
  * в тексте используются отрывки из пьесы "Гамлет" в переводе Б. Пастернака
  
  
  Глава вторая: "Одно - кривое - зеркало осталось"
  
  Холм начинался с храма. Громоздкое серое здание отбрасывало огромную тень, живущую своей особой жизнью. Если здание - памятник триумфу человеческой воли, превозмогшей несчастье, то тень - напоминание о неминуемой каре и, поражении, следующем за всякой победой. Стоило мне войти в сень церкви, как нос тут же забивал запах гари. Так пахли плавящиеся крылья Икара, после того как вознесли мальчика к Солнцу.
  
  Здесь же, в тени, находилась лучшая часть храма - кованая решетка из переплетающихся розовых кустов. Металлические цветы с острыми шипами, способными легко проколоть кожу при неосторожном прикосновении, таили в себе трогательную красоту. Создавая ограду, мастер запечатлел два отрезка из жизни роз: за секунду до их цветения и за миг до увядания. Деталь, которая сделала их похожими на людей, осознающих себя лишь накануне рассвета и в пору заката. Зодчий посвятил свою работу детям двух знатных фамилий, погибших по причине семейной вражды. Считается, что их своеволье положило начало постигшим нас несчастьям, но память об их любви не удалось загородить даже храмом.
  
  Церковь Святого Лоренцо - шедевр волны Второго Возрождения. Впервые победив болезнь, мы уверовали, что все самое страшное осталось позади. Город очнулся от забытья. Спасшись от смерти,человек хотел жить и творить. Науку и искусство ждала пора немыслимого взлета. Это продолжалось каких-то два, от силы два с половиной года. До возвращения болезни. Она ворвалась в нашу жизнь еще бесцеремоннее, чем прежде. Люди больше не умирали - к этому времени мы знали, что делать. На сей раз настал черед веры. Мы потеряли уверенность в том, что сможем победить эпидемию. Наступило горькое прозрение - как раньше уже никогда не будет. Надежда продержалась чуть дольше веры. Ее унесло третьей волной пандемии. Город пересёк роковой рубеж в два года после новой эпидемии, и люди выдохнули, надеясь, что теперь-то уж нам удалось выиграть у заразы. Но прошел еще год, и чума вернулась.
  
  Меня не страшит болезнь, поскольку все, что могла, она уже забрала. В один день я потеряла тех, кого считала своей семьей и домом. По-настоящему повзрослеть мне пришлось, когда мои сестры ушли, чтобы стать сестрами для всех. Они - основа и гарант нашего мира. На них держится Второе Небо, венчающее город короной, помогающей сохранить стабильность. Я понимаю их, но осуждаю то, чем они стали для фанатичной толпы. Мне чуждо любое поклонение и слепое следование чужой воле. Даже если это воля моих сестер.
  
  Давно ли я стала такой? В семье особенно ценили мою покорность. Чтобы измениться, потребовалось немало усилий, и я до сих пор не уверена, что оно того стоило. Жить своим умом сложнее. Счастья меньше, а терпеть приходится больше.
  
  Сегодня мне снова выпала карта терпения. Я не случайно пришла к храму. Церковь святого Лоренцо - единственное место в городе, где меня не станут искать. Всякому, кто меня неплохо знает, известно, что я ненавижу этот храм из-за связанных с ним воспоминаний. Глубоко в его чреве запрятано Звёздное Хранилище. Там, в окружении гигантских изваяний и колдовских сфер, хранятся три особенных для меня йорика. Это следы, напоминающие о существовании моих сестер. Не ведьм, а людей, любивших меня и любимых мной.
  
  Я не стала заходить внутрь храма, устроившись прямо на ступенях перед воротами. Немногочисленные прихожане, проходя мимо, кидали скупые взгляды в мою сторону, я же от скуки считала спешащих отмолить грехи "божьих овечек", погружаясь в сладкую дремоту.
  
  - Не ожидал тебя здесь увидеть, - лицо подошедшего ко мне мужчины скрывал капюшон, но я узнала разбудивший меня голос.
  
  - На это и рассчитано, - я приветственно ему кивнула.
  
  - Надо ли мне спросить, какие неприятности тебя сюда привели, или ты расскажешь сама?
  
  Брат Лоренцо был моим куратором. Вернее, один из братьев Лоренцо. Выбирая храм, служители отказывались от своих имен. Пройдя обряд посвящения, они все как один назывались именем их покровителя - Святого Лоренцо. Мой куратор тоже просил, чтобы я обращалась к нему "брат Лоренцо", хотя мы были знакомы задолго до его вступления в безымянный орден.
  
  - Сегодня у меня нет для тебя ответов, напротив - одни вопросы.
  
  Лоренцо не из тех, кто легко соглашается отвечать. Мне пришлось подождать его решения. Прошло не меньше пяти минут, перед тем как он заговорил.
  
  - Ладно, спрашивай.
  
  - Скажи, менялся ли протокол возвращения?
  
  - Сколько ассистирую в склепе, ни разу об этом не слышал, - казалось, Лоренцо искренне удивлен.
  
  - Так ли? - я не сдержала усмешки. - Меня вернули против воли.
  
  - Ты - особый случай, во всех смыслах. Пойми, ты не просто не вернулась, ты исчезла, растворилась в Небесах. До тебя такое никому не удавалось. Правда...- он замолчал, раздумывая, стоит ли продолжать разговор, и я тоже притихла, боясь нарушать ход его мыслей. - Никого не искали так, как тебя. Кто-то был в тебе сильно заинтересован.
  
  - Кто?
  
  - Этого я не знаю, - ответ дался брату Лоренцо легко, без внутренних колебаний и выглядел правдивым. - Но они не получили того, что хотели и, зная тебя, я мог бы это предсказать.
  
  - Надеюсь!
  
  Брат Лоренцо осуждающе покачал головой:
  
  - Упрямство не добродетель. Из-за него ты не наладила свою жизнь, забыла старых друзей, оставила двор.
  
  - Я не забыла тебя, - и это чистая правда, как минимум раз в месяц мы встречались с братом Лоренцо в реабилитационном центре. - Да и зачем что-то налаживать, сколько нам осталось?
  
  - Нельзя жить в ожидании смерти. Она о нас не забывает, так зачем тебе о ней постоянно помнить?
  
  - Ты говоришь, как священник, - меня утомили проповеди приятеля по детским играм.
  
  - Возможно, я тебя удивлю, но я и есть священник, а по совместительству неудачник, снова проигравший сражение за твою душу, - брат Лоренцо откинул капюшон, скрывающий еще совсем молодое лицо. - Давай о деле. Офелия, мне нужна твоя помощь. В склепе завелся перевертыш, перепугавший монахов. Они категорически отказываются спускаться в подвал. Я уже собирался посылать за тобой, но, слава провидению, ты пришла сама.
  
  Перспектива прогулки по подвалу меня не радовала, но отказать Лоренцо было бы невежливо.
  
  -Хорошо, помогу, - нехотя согласилась я. - Пора вам завести кошку, она справится с перевёртышами не хуже, чем с мышами.
  
  - Завести кошку - значит потерять шанс хоть изредка заманить тебя в храм, нет, лучше ты, чем кошка, - возразил мой куратор.
  
  * * *
  
  Ступени, ведущие в склеп, начинались за гобеленом, который богато украшала вышивка с перечислением свобод. Мой взгляд упал на вторую, выцветшую от времени строчку.
  
  - "Разделяет властвующий", как думаешь, о чем это? - обратилась я к брату Лоренцо.
  
  - О всесилии судьбы.
  
  - А мне всегда казалось, что это скорее о власти.
  
  - Думаю, любая трактовка уместна, - согласился он и нырнул в темноту лестницы, спускавшейся в недра храма. Немного помедлив, я последовала за ним.
  
  Своды подвалов Церкви святого Лоренцо не уступают по высоте верхним залам. Мы давно отказались от Богов в пользу обожествлённого человека, а изображения святых вытеснили изваяния титанов, таких же безымянных, как и служители культа. Исполинские двери, необъятные каменные столы, подсвечники размером с вековые дубы. Склеп походил на дом, выстроенный для гигантов. Его убранство напоминало о том, насколько малы и ничтожны люди, возрождаемые здесь. Мне представлялось, что подвал является логическим продолжением жутковатой тени храма.
  
  Брат Лоренцо повел меня к магическому кругу дальним путем, тщательно обходя стороной Звездное Хранилище. Излишняя, но похвальная предосторожность. В хранилище дожидались своего часа глиняные черепушки - йорики тех, кто должен послужить Небесам и вернётся не раньше следующей эпидемии. Для меня вход туда закрыт. Задумав больше не обременять землю, я так искусно скрыла информацию о себе, что на мой розыск потребовались годы. Так что у ордена были причины не подпускать меня к месту, с помощью которого я могла раствориться в мороке чужих сознаний.
  
  Пройдя через лабиринт коридоров, мы вышли к центру пентаграммы, образуемой архитектурой здания. От Арденского зала веяло жаром. Магия сама по себе горячая субстанция, а в Ардене ее сосредоточено очень много. При таком скоплении силы вполне естественно, что здесь чаще всего встречаются перевёртыши.
  
  Лоренцо покинул меня, не успели мы войти в Ардену. По всей видимости, он и сам был из числа служителей, предпочитающих не спускаться в подвал после появления перевёртыша. Все знают, что перевёртыши существа безобидные, но это не мешает людям бояться их, как и всего остального, что не доступно их пониманию.
  
  Стоило начать обходить магический круг, как в дальнем углу что-то зашевелилось.
  
  - Выходи, малыш, никто тебя не обидит.
  
  Перевертыш недовольно зафырчал, наблюдая, как я аккуратно пересекаю комнату и все ближе подбираюсь к нему. Я же, в свою очередь, следила за тем, чтобы он не попытался ускользнуть и забиться в другой темный угол. Вдруг фырчанье стихло. Блики от свечей дрогнули, заплясав в зловещем танце. Великанских размеров лев, под стать величественному залу, метнулся ко мне по кирпичной кладке. Животное было соткано из плотной черноты, освещаемой лишь пламенеющей в его глазах яростью. Я восхищенно рассматривала приближающегося ко мне зверя, а за секунду до сближения с ним резко присела, подхватив на руки маленький сгусток магической плоти. Лев, несшийся на меня по стенам Ардена, на самом деле был не больше пуделя. Он испуганно выворачивался из рук и жалобно скулил. Перевёртыши - это непереваренные остатки магии, принявшие очертания сильных заклятий. Малоразумные существа, обычно жмущиеся к месту, создавшему их. Вдали от сильного источника колдовства перевертыш моментально растает. Карликовый лев оказался редким экземпляром, готовым постоять за себя. Такого перевёртыша жаль уничтожать. Спрятав его под куртку, я позвала брата Лоренцо. Убедив его, что отныне Арденский зал - территория, свободная от львов, я покинула подвалы храма под бдительным оком моего куратора.
  
  - Будь осторожна, скидывая его в реку, - напутствовал он на прощание.
  
  Брат Лоренцо зря волновался, я не собиралась уничтожать чудо-зверя. Отойдя подальше от церкви, я отпустила льва.
  
  - Надеюсь, ты не вернёшься в храм, там тебя не пожалеют.
  
  Оторванный от магического круга перевертыш побледнел и уменьшился. Оказавшись на улице, он беспомощно озирался по сторонам, но, почуяв в воздухе колдовство, словно ищейка, взявшая след, заспешил в нижний город. Мне еле удалось подавить желание рвануть следом. В городе есть лишь два мощных источника силы. Ведьмовской круг остался позади, а перевертыш спешил совсем в другом направлении. Пойди я за ним, он непременно привел бы меня к Ариэлю. Все еще раздумывая над этим, я не обратила внимания, как спустилась с холма. Приближался час Слепого Неба. Свет начал желтеть, улицы опустели. Оставаясь без присмотра Небесных Сестер, горожане предпочитали не покидать своих домов. В эту пору каждый прохожий на виду. Не желая искушать судьбу, я завернула в ближайший переулок. Усталое Небо выдохнуло пар, опустившийся на город смогом. Сквозь сбитый до молочной пены туман угадывался силуэт. Не одна я нашла себе прибежище между близко посаженными домами. Прищурившись, чтобы лучше разглядеть собрата по несчастью, я заметила, как силуэт, качнувшись, приблизился ко мне. Он не шел навстречу, а наплывал виденьем, затмевающим собой город и солнце. Реальность обернулась иллюзией, лишь Призрак оставался четок и осязаем. Я хотела отвернуться, но не могла, хотела закрыть глаза, но не получалось. Призрак подавлял все мысли и желания. Охватившая тело слабость не давала вырваться и побежать. Призрак не позволял отвлекаться на действия. Он отвел мне роль зрителя, способного только внимать. Без слов он убеждал в своем существовании, ожидая, что ты в него поверишь, а поверив, доверишься ему. Обогнув меня, призрак не спешил исчезнуть, выжидая, последую ли я за ним.
  
  * * *
  
  Можно сколько угодно оправдывать глупые решения разумными доводами, лежащими в их основе, от этого они не станут более умными или более здравыми. Призрак не был похож на перевертыша - слишком реальный для последыша магии, но я убедила себя в обратном и шагнула в туман вместе с ним.
  
  Идя по городу вслепую, я то и дело тянула руку к Призраку, пытаясь ухватиться за него, но в последний момент, чувствуя исходящий от него холод, отдергивала. Иногда он пропадал, оставляя меня одну посреди дороги. Я радовалась этим передышкам, мечтая, что он больше не вернется, но Призрак появлялся и мы шли дальше. По пути мы никого не встречали, город оставил нас одних, предоставив самим себе. Хотя нет, к нам пристал один спутник. Имя ему было шепот. Быстрые чуткие пальцы носились по охрипшему инструменту, издающему низкие всхлипы и таинственное шуршание. Мне грезилось, что это туман стал тафтой подвенечного наряда, наспех накинутого на нас. Несколько раз по дороге я больно щипала себя, но не просыпалась, и снова шла, шла, шла... Покуда Призрак, несомый подле меня ветром, не ускорился, чтобы встать напротив.
  
  Рядом с ним дышать было тяжелее, на лицо будто положили туманную подушку. Смог заполнил легкие. Я пыталась отбиваться, но руки проходили сквозь бестелесный дух, не причиняя ему никакого вреда. В последний момент, задыхаясь, я прорвала вязкий шепот. Голос расправил крылья и взмыл криком.
  
  - Стой!
  
  Чары спали и туман осколками осыпался к моим ногам. Вконец обессиленная, я упала вслед за ним на мостовую. Мы пришли. Передо мной находилась конечная цель нашего маршрута. Повинуясь слепому случаю, Призрак привел меня не к разгадке тайн мироздания, а на порог жалкого притона. Я знала, как называли эту улочку, старожилы реабилитационного центра передавали адрес "Предзеркалья" из уст в уста по большому секрету. Ее не так просто найти в нижнем городе, однажды во время затянувшегося исчезновения Фесте я собралась с храбростью и пришла сюда. Заходя в сгорбленные дома и беседуя с одинаково слепленными хозяйками, я уяснила, что Фесте не тянет к отражениям и нет смысла искать его здесь. Каждая из них считала своим долгом предложить мне напоследок угоститься ее товаром, а я вежливо им отказывала, стремясь поскорее уйти. Меня тревожили отупевшие взгляды их клиентов. Высохшие безэмоциональные лица, провожающие и встречающие меня во всех заведениях. Покинув "Предзеркалье", я дала себе слово никогда больше сюда не возвращаться, но благодаря призраку снова стою здесь.
  
  На пороге дома, у которого я упала, примостился дед с побуревший от грязи кожей. Он первым обратил на меня внимание. Заприметив потенциального клиента, старик бросился навстречу. Цепляясь за мою одежду, он обещал показать невиданный клад. Опомнившись, я постаралась ускользнуть от настойчивого продавца, но не тут-то было. Он не отставал от меня ни на шаг, то и дело суя в руки странные предметы, подобранные на ближайшей помойке.
  
  - Возьмите, леди, недорого, леди, - надсадно выкрикивал он, привлекая к нам всеобщее внимание.
  
  Посетители притона, очнувшись от дурмана, потянулись к выходу, чтобы понаблюдать за разыгрываемой сценой из первых рядов. Я выгребла всю мелочь из карманов и вложила ее в узловатые пальцы старика. Тот довольно зажмурился и сыто причмокнул губами, но его профессиональная хватка ослабла ненадолго. Сообразив, что сделка не окончена, старик начал опустошать перекинутую через плечо матерчатую сумку, раскладывая передо мной свой причудливый скарб.
  
  - Вот леди, возьмите что понравится.
  
  - Ничего не нужно, - я попробовала поднять его с земли.
  
  Старик отмахнулся от моих слов, как от мух, своих старых приятелей. Непрестанно дергая меня за подол, он демонстрировал свои сокровища с детской радостью. Особенно ценные экземпляры барахла дед протягивал мне и довольно смеялся, если я брала их в руки. Обломок трубы в его больном сознании трансформировался в бивень слона, пластиковая бутылка из-под молока - в сосуд с кипрским вином, а вышитый земляникой платок - в королевскую мантию. Я была согласна взять что угодно из этого мусора, лишь бы успокоить его. Но старик не отпускал меня. Невнятно бубня, он перерывал богатый ассортимент своей лавочки в поисках чего-то конкретного.
  
  - Мне надо идти, - пыталась уговорить его я, но он не слушал, продолжая искать.
  
  Внезапно из горла деда вырвался победный клич. Он извлёк из сумки свое последнее сокровище. Покрутив перед глазами металлический шарик, старик вложил его в мою ладонь и сжал ее.
  
  - Архив ждал тебя, - протрезвевшим голосом произнес он.
  
  - Благодарю, - я сделала неловкий реверанс.
  
  В ответ дед отвесил мне неуклюжий поклон, не отрывая взгляда от своих богатств. Лихорадочный блеск в глубине его глаз померк. Довольный сделкой, он распихивал свой скарб по сумке и карманам, наконец-то полностью забыв обо мне. Зеваки, смеявшиеся и комментировавшие представление, смирились с его окончанием и разбрелись по любимым злачным местам. Я же продолжала стоять там, где меня покинул Призрак. Держатели подобных заведений не тратятся на внешний лоск, их клиентов больше интересует то, что им предложат внутри, поэтому наличие вывески на фасаде притона выделяло его среди остальных. Витиеватые буквы складывались в женское имя - "Эмилия". Не ведая до конца, что творю, я вошла в непростой дом, притворяющийся просто домом.
  
  Готовая встретить бесстрастные лица, стершиеся под ядом отражения, я не ожидала, что вместо этого увижу оживление и сдобренную винными парами радость. В доме заседала шумная хмельная компания. В самой гуще веселья хлопотала симпатичная хозяйка. Но это было не тем, чем казалось. В руках пирующих звенели хрустальные бокалы, не снабженные крышками, а столешница, за которой собрались гости, поблескивала стеклянной поверхностью. Отражения переливались в напитках, посуде и на поверхности стола. Я с трудом подавила приступ тошноты от непривычки к такому обилию дурмана. Весело расхохотавшись фривольной шутке, хозяйка вырвалась из чьих-то пьяных объятий и поспешила ко мне.
  
  - Чего изволите? Вы ведь та девушка, к которой приставал на улице Яго? Не сердитесь на него, старик окончательно потерял рассудок. Это древняя и грустная история, то ли он кого-то убил, то ли его пытались убить, теперь никто не помнит, - затараторила хозяйка, уводя меня вглубь дома.
  
  Хватка у нее была еще крепче, чем у помешанного Яго. Заведя меня в маленькую комнату со скудной обстановкой, она заперла за нами дверь.
  
  - Вижу-вижу, вы из тех, кто не знает, зачем пришли, и заранее уверены, что мне нечего им предложить, но я все же попробую, - закончив свою скороговорку, она извлекла из складок балдахина, нависающего над кроватью, бархатный кисет. - Расшнуруйте сами.
  
  В мешочке, завернутое в несколько слоев ткани, лежало карманное зеркальце. В дорогой серебряной оправе, почти целое, лишь с парой трещинок по стеклу. Невероятная роскошь в наше время.
  
  - Уверена, вы не откажетесь, когда еще представится возможность подержать в руках такую вещицу, - сказав это, хозяйка скрылась за дверью. - Время стандартное, через полчаса я вас навещу, - предупредила она, провернув несколько раз ключ.
  
  Оставшись одна, я повалилась на узкую пружинную кровать. Ручка зеркала приятно щекотала пальцы, и я неспешно поднесла его к глазам. В моем лице нет ничего прекрасного или пленительного, время не прибавило ему свежести, и в бледной девушке, смотревший на меня, я не нашла ничего нового. Поверхность зеркала покрылась мелкой рябью. Виски пронзила сильная боль, так обычно бывает перед погружением. Вскрикнув, я попыталась расслабиться по методике врачей из реабилитационного центра. Отражение задрожало, увлекая меня за собой. Я ухватилась за самое нейтральное воспоминание - день коронации, когда я, еще девочка, не ощущая фальши происходящего, радовалась за королевскую чету и безмерно гордилась отцом, стоящим подле трона. Долго это воспоминание меня удержать не могло, но его хватило на то, чтобы преодолеть болезненное ощущение входа. После меня, как всех не поддающихся зависимости, ждал провал в беспамятство, но на этот раз что-то пошло не так.
  
  * * *
  
  Холодно, как же холодно. Меня угораздило влететь в небесную зиму без конца и края. Мерзлых и горячих участков в Небе должно быть поровну. Перескакивая от одного к другому, я могу перемещаться очень быстро в любую точку. Если нужен курьер, обгоняющий мысль, Титания поручает задание мне. Я никогда не устаю, подпитываясь теплом в пути, и никакие преграды не способны остановить моего полета. Так было прежде.
  
  Еще немного - и я засну в холодном потоке. Если повезет, меня найдут спустя сотню световых морганий, или не повезет, и я просплю здесь целую вечность, никем не найденная. Сама виновата, не до конца прочувствовала участок и по собственной невнимательности попалась в морозную сеть. Холоднее может быть только страх. Он ледяной и тычется в тебя влажным липким носом, ища нору поглубже, чтобы забраться в усталое тело и окопаться там навсегда. Чем сильнее холодный участок выкачивал из меня тепло, тем больше мной овладевали неприятные, стылые чувства. Поземкой стелилось разочарование. Недовольство собой вопрошало - "как ты могла так обмануться?" "При твоем опыте попасть в остывший участок невозможно" - с издевкой добавлял стыд. Лететь было некуда, океан холода поглотил последний островок тепла. Хочется спать.
  
  - Ты в порядке? - меня спасло режущее ощущение чужого присутствия. Не раздумывая, я нащупала рядом живое и ухватилась за него.
  
  - Ты затихаешь. Что поможет?
  
  - Надо уйти отсюда. Двигаться, пока не станет тепло.
  
  - Найдешь тепло, скажешь.
  
  Добрый самаритянин передвигался иначе, но я не знала - как. Зато вместе мы быстро преодолели холод.
  
  - Мы на месте, - впитывая жар, я полетела сама.
  
  - Кто ты?
  
  - Припозднившаяся посыльная Титании, а ты?
  
  - Нерасторопный помощник Оберона.
  
  Мы говорили по-разному, но нам легко давался смысл улавливаемых слов.
  
  - Какое для тебя небо? - спрашивал он.
  
  - Сейчас, пока ты рядом - мягкое, как пух, - отвечала я.
  
  - Для тебя Небо осязаемо, а я его слышу как музыку.
  
  - Ты и меня слышишь?
  
  - Да. В тебе нестройно поют скрипка и флейта.
  
  - Это некрасиво.
  
  - Напротив, прекрасно. Но особенно дивно мы звучим вместе.
  
  - Это когда я тебя касаюсь.
  
  Я дотронулась до него и открыла новое для себя ощущение.
  
  * * *
  
  Рука не поднялась стереть слезы, выступившие на глаза. Мое пребывание в дурмане затянулось дольше, чем на полчаса. Солнце в зарешеченном окне успело погаснуть.
  
  - Как хорошо.
  
  Я смотрела в окно и не могла оторваться. Ко мне вернулись воспоминания о пребывании на Втором Небе. Считается, что нам негоже помнить о своей жизни в Небесах. Воспоминания, по мнению властей, множат и без того огромный процент тоскующих. Но что они в этом понимают? Я не одна и небо для меня не пусто. Он добр, его ведет звук и он безмерно дорог мне. А его у меня отняли. Бесчеловечно изымать столь важную часть жизни. Потеряв его, я потеряла часть себя. И это происходит не впервые.
  
  Какофонию разгулявшейся вечеринки сменил топот паники. Судя по звукам, доносившимся из парадной части дома, там что-то произошло. Посетители и хозяйка засуетились. Обеспокоенные голоса разбавлял шум в спешке передвигаемой мебели. Я поднялась с кровати и подергала ручку двери, она по-прежнему была заперта. Будь на моем месте кто-нибудь другой, ситуация вместе с комнатой оказалась бы безвыходной. Мало кто из женщин носит с собой отвертку. Незачем. Предмет не из списка первой необходимости, если, конечно, вы не занимаетесь ремонтом и не берете время от времени выездные заказы. Справившись с замком, я выбралась в коридор. В доме шел обыск. Плановое проявление бдительности стражи. Главный вход теперь отрезан десятком охранников. У черного хода наверняка тоже выставили пару человек. Разве что мне снова повезет, и задняя дверь выходит к реке. Никто в здравом уме не попытается скрыться на берегу, а с одержимого тоской взятки гладки. Вести буйного больного в переполненный реабилитационный центр и тратить вечер на заполнение бумаг никто из стражников не захочет. По счастью, фортуна выказала мне свою благосклонность. Спасибо, сестренки, если вы просили ее об этом. Я без ошибки угадала месторасположение черного входа и не встретила по дороге к нему ни одного стражника. На этом везенью суждено было окончиться. В кармане с подругой отверткой, чья помощь мне снова понадобилась, обнаружилось случайно прихваченное зеркало. Нельзя было, чтобы меня с ним поймали, но и терять ниточку, связывающую с забытой главой жизни, не хотелось. Накрыв зеркало тканью, я разбила его об острый угол дверной ручки. Из оставшихся осколков выбрала самый крупный и спрятала за подкладкой куртки, а мелкие ссыпала в углу, накрыв оправой. Отдав, таким образом, последние почести хорошей вещи, я покинула притон.
  
  "Эмилия" практически обнималась с рекой. Стражники не поленились выставить пост, скорее, они испугались стоять караулом так близко к воде. Река меняла людей, она вселяла тревогу и суеверный страх. Даже пустынный берег не выглядел до конца безопасным. Неприятное предчувствие подгоняло меня скорее преодолеть открытое пространство и скрыться в городе. Мой быстрый шаг был готов в любой момент сорваться на бег. Слишком уж идеальным представлялся путь к отступлению, чтобы быть до конца правдой. Мерный гул, издаваемый наброшенной на воду сенсорной сеткой, отсчитывал такт, еще больше ускоряющий темп движения. Сетку изобрели для защиты людей, чтобы она не позволяла разглядеть в воде свое отражение. Разумеется, тоскующих это не останавливало. Пытаясь увидеть себя в воде, люди наклонялись слишком близко и могли потерять равновесие. После того, как участились несчастные случаи, сетку научили кричать. Теперь, если человек все-таки падал в воду, поднимался оглушительный вой. Польза сетки всегда казалась мне сомнительной, но ее люминесцентная поверхность отлично освещала дорогу. "Эмилия" продолжала дышать мне в спину. Волнение, оно как нервный тик - то и дело заставляет оборачиваться. Страшась мнимой погони, я потеряла бдительность и не разглядела опасности прямо под носом.
  
  На берегу встречались люди, не часто, но встречались. Одинокие фигуры, ждущие у воды заветную секунду. Каждые пять минут сетка на мгновение гасла. Короткий миг, чтобы успеть посмотреть в реку. Мне следовало скрыться за ближайшими домами, как только я заметила на берегу сразу несколько человек, но вместо этого я доброжелательно помахала им. Зная, что могу столкнуться с потерянными, я упустила из виду главное. Одержимые никогда не собираются в группы. Собственная неприкаянность в толпе ощущается еще острее.
  
  Мужчины застыли, как обычные ходоки к реке, и казалось, ждали того же, чего и они: секунду, когда питание отключится. Я безбоязненно обходила их, когда ощутила сильный толчок. Кто-то ударил меня в спину. Не оставляя времени отреагировать, меня снова ударили. Второй удар пришелся по голове и был мощнее первого. Теряя сознание, я полетела в реку, и, прежде чем мое тело коснулось воды, сетка погасла.
  
  ___________________________________________________
  
  * в названии используется цитата из пьесы "Ричард III"
  
  
  Глава третья: "Средь царства смерти и полночной тьмы"
  
  Вода недолго стелилась мягкой постелью, скоро ее нежные объятия сжали меня стальными тисками. Я знаю, почему здесь оказалась. Все началось с того, что меня навестил отец. Мы давно с ним не виделись. После коронации премьер-министр с головой ушел в проблемы страны, пустив воспитание взрослых дочерей на самотек. Поэтому я удивилась внезапному появлению отца в моей комнате в разгар рабочего дня. Он застал меня корпящей над учебниками. Через месяц я собиралась держать экзамен в университет и страшно волновалась. В моей семье ни у кого не возникало проблем с учебой. Сестрам знания давались легко. А по рассказам отца годы, проведённые в университете, и вовсе были сплошным праздником. Он успешно совмещал учебу с увлечением театром. Нажитая с мудростью степенность не охладила его страсти к искусству. Пока мама была жива, мы часто собирались тесным кругом, чтобы посмотреть отцовские представления. Особенно ему удавалась роль Юлия Цезаря. Время от времени я ассистировала отцу, изображая Брута. На нашей маленькой импровизированной сцене я пронзала спину Цезаря ножом, и он погибал на ступенях Капитолия под громкие овации близких друзей. После представления отец благодарил меня за помощь и говорил, что гордится мной. Его похвала делала меня абсолютно счастливой. Жаль, что чем старше мы становимся, тем сложнее заслужить родительское одобрение. Ради уважения отца я второй год гнула спину в библиотеке, пытаясь совладать со своей неусидчивостью. Чтобы освоить учебную программу, мне приходилось спать и есть в обнимку с книгами.
  
  Оторвав взгляд от солидного фолианта, я заметила, что присевший в кресло отец чем-то расстроен, но виду не подала. Снимая с себя министерские заботы, всемогущий Полоний приходил ко мне в минуты, когда его одолевало беспокойство. Он считал, что я похожа на мать и моя невозмутимость исцеляет его пострадавшую в политических баталиях душу. Я не перечила, хотя не могла представить силу, способную подкосить отца. Его характер каменной глыбой укреплял фундамент любого дела. Подобных ему людей нельзя пробить мечом интриг или стрелой недоброжелательности.
  
  Заметив, что я занимаюсь, отец поинтересовался, как идет моя подготовка к экзаменам. Рассеянно выслушав ответ, он внезапно сменил тему, заговорив о сестрах. Отец догадывался, что мы плохо ладим, но настаивал, чтобы я забыла обиды. Если с ним что-то случится, а он, как любой человек, не вечен, кроме сестер у меня никого не останется. Взяв с меня слово, что я буду держаться за них, отец дал мне много других простых и мудрых советов. Я внимательно слушала, не осмеливаясь спросить, почему наш разговор так похож на прощание. Когда же отец, прервав беседу, вышел, повинуясь какому-то внутреннему отчаянию, я вскочила на ноги и побежала за ним. Мне удалось нагнать его у входа в королевские покои. Видя, что дочь вот-вот разрыдается, отец велел ждать его здесь, пока он не закончит своих дел, и ушел. Больше я его никогда не видела.
  
  Через час в замке поднялся переполох, а через два нам сообщили о смерти премьер-министра. Официально было объявлено, что Полоний заразился страшной болезнью, недавно унесшей жизнь короля Гамлета. В городе активно циркулировали слухи о начавшейся на холме эпидемии, и сообщение о еще одной смерти никого не насторожило. Тело отца нам так и не показали, из соображений безопасности. Похорон как таковых тоже не было. Мы получили извещение в виде торжественного письма со множеством печатей о том, что он погребен. Сестрам этого хватило, но не мне. Я заплатила могильщикам, чтобы мне показали крест, под которым упокоился отец. Его захоронили в главной аллее Эльсинора, но в безымянной могиле. Почему? Этот вопрос не давал мне покоя. День и ночь меня мучила неизвестность. Что произошло в королевских покоях, куда вошел абсолютно здоровый человек, чтобы через час пасть жертвой загадочной болезни? В конце концов, я решилась просить аудиенции у своей крестной матери - королевы Гертруды. Но наша встреча, назначенная в парке у замка, так и не состоялось. В условленный день, прогуливаясь по королевскому саду, я остановилась у самой кромки пруда. Удар был сильным, голова взорвалась от боли, а в следующее мгновение я уже уходила под воду.
  
  Все в жизни повторяется. Мне приходилось тонуть много лет тому назад, но тогда Офелии суждено было выжить. Смогла однажды, смогу и сейчас. Главное определить, где находится верх, чтобы вынырнуть. Я открыла глаза и снова зажмурилась. Под водой нельзя кричать, но все мое существо желало вопить. Мутная река под покровом сетки заросла не водорослями, а мертвецами. На меня со всех сторон смотрели тысячи выбеленных зрачков. Тела были повсюду, сливаясь в однородную разлагающуюся массу. Они теснились, прибиваясь друг к другу и перекрывая дорогу к спасению. Невесомые, обезображенные ватные куклы заполнили реку. Меня больше не волновало то, что на берегу может поджидать опасность, главное - выбраться из воды, подальше от этого кошмара. Я оттолкнула одно из тел, мешавших мне выплыть. Оно сразу поддалось. Мимо меня проплыло знакомое лицо, и переполнявший меня ужас вырвался наружу. Заглатывая ртом воду, я остервенело барабанила руками по воде, не видя больше ничего, а за мной из глубины тянулось безжизненное тело Фесте.
  
  Я вынырнула, жадно вдыхая воздух, когда сетка над головой снова погасла. В мои планы не входило будить город, но я понимала, что не успею выбраться из воды так быстро, чтобы не сработала сигнализация. С другой стороны, если на берегу меня поджидают злоумышленники, поднятый на уши город мне только на руку.
  
  Зацепившись за металлический крюк, служивший когда-то причалом для лодок, я попыталась подтянуться. Сейчас сработает сигнализация и наша встреча со стражниками, наконец, состоится. На исходе дня штраф за разбитую статую казался мне меньшим из зол. Но ничего не произошло. То ли в секунду добавили пару минут, то ли сетка сломалась. Собравшись с силами, я подтянулась снова. Вода обступала меня пережитым страхом, лиц мертвецов отсюда не было видно, но злости и боли хватило, чтобы вытащить меня на поверхность. Пока я тонула, берег успел опустеть. Желавший моей смерти нанял недобросовестных исполнителей. Что-то помешало им довести дело до конца. Конечно, не тела, о них преступники, скорее всего, знали. Их спугнул скользящий по воде Призрак. Чем бы он ни был, его силы хватило отключить сетку. Как только Призрак ступил на берег, река тут же замерцала привычным светом. Вытянув выточенную из мрамора руку, дух показал на что-то, находящееся позади меня. Я обернулась и увидела, что в паре шагов от того места, где случилось нападение, лежал металлический шарик. Архив, проданный мне сегодня Яго. Наверно, он выпал, когда меня сбрасывали в реку. Шарик был носителем. Устаревшим, но удобным способом хранения данных, изобретенным моим учителем. Что бы на нем ни было, за это не стоило убивать. На шариках никогда не хранили важной информации, взломать его проще простого. Но дух настаивал, что он важен, а я задолжала ему как минимум одну услугу. Если Призрак хочет, чтобы шарик находился у меня, так тому и быть.
  
  * * *
  
  Дух проводил меня до самого дома, словно кавалер после свидания. В обществе призрачного ухажера мне было неуютно. Лишь заперев дверь, я почувствовала себя лучше. Мой маленький план на вечер состоял из одного пункта - ни о чем не думать. События дня не укладывались в голове. Может, я вообще не падала в воду, и дно реки мне пригрезилось в зазеркальном бреду. Но с фактом не поспоришь - с одежды ручьями стекала вода. На ощупь пробравшись в ванную и закутавшись там в полотенце, я вернулась в комнату. Картина за окном не изменилась. Призрак стоял на противоположной стороне улицы и наблюдал за моим домом. От такого караульного бросало в дрожь. Я как никогда нуждалась в дружеской поддержке. Больше всего мне хотелось, чтобы появился Фесте и развеял страхи своими остроумными замечаниями.
  
  - Поздно же ты возвращаешься домой.
  
  В комнате вспыхнул свет. Глава стражи любил эффектные появления, и на сей раз ему удалось застать меня врасплох. Вскрикнув, я тут же прикусила язык, мысленно обругав себя. Охотнику, устроившему засаду, мой испуг, определённо, польстит.
  
  Их было трое, двое из них дожидались меня с утра. Мужчины, одетые в штатское, но со знаками отличия, свидетельствующими об их высоком положении в иерархии стражников. Парни походили друг на друга, как горошины из одного стручка: высокие, широкоплечие, с зачесанными назад волосами и безразличием на лицах, закрепленным долгими тренировками. Но один из общего строя не прятался за маской равнодушия, открыто демонстрируя свою заинтересованность. Увы, глава охранки проявлял интерес конкретно ко мне. Он дал знак своим подчиненным исчезнуть, что они, к моему сожалению, выполнили с чрезмерным рвением, буквально за секунду. В обществе нескольких стражников мне было спокойней, чем наедине с их командиром.
  
  - Милая Офелия, сколько лет, сколько зим.
  
  - И не говори. Какими судьбами, Оберон?
  
  Наивный вопрос из небогатого женского арсенала самообороны. Оберону не нужен повод, чтобы вломиться в чей-то дом, а если бы понадобилось, то для встречи со мной он нашел бы тысячу причин.
  
  - Как-то прохладно для встречи родственников, не находишь? - с этими словами он раскрыл руки для объятий. Я не успела увернуться и угодила в этот медвежий капкан.
  
  - Мне нечем дышать, - пожаловалась я, мечтая огреть его чем-нибудь тяжёлым.
  
  - Это от полноты чувств, - не отстраняясь, Оберон провел рукой по моим еще мокрым волосам. - Кажется, я не вовремя, ты принимала душ где-то по соседству?
  
  Пока его рука касалась волос, мне казалось, что они вот-вот задымятся. Оберон одновременно существовал в двух мирах: на твердой земле и в небесном эфире. Для такого раздвоения нужно очень много магии. На него работали силы сразу трех моих сестер. В результате я обнималась буквально с кипящим котлом колдовства. Наша непосредственная близость меня в прямом смысле обжигала.
  
  - Пожалуйста, отодвинься, - попросила я.
  
  - Почему? Тебя что-то смущает? - Оберон любил поиграть и, будучи по натуре самодовольным котярой, предпочитал водить, но сегодня я не была настроена изображать мышку.
  
  - Рядом с тобой слишком жарко, - честно ответила я.
  
  - Хотелось бы принять твои слова за комплимент, но, исходя из личного опыта, знаю, что ты не умеешь заигрывать. Кроме того, есть еще одна женщина, которая считает, что рядом со мной слишком жарко. Титания, как и ты - кинестетики ощущает магию через тепло.
  
  - То, что твоя жена Титания приходится мне сестрой, тоже хороший повод отодвинуться.
  
  - Ничего, у нее не ревнивый характер, - рассмеявшись, Оберон выпустил меня из объятий.
  
  - А как же, только нрав бешеный и рука тяжелая.
  
  Мне ли не знать. Моя средняя сестра отвешивала самые болезненные воспитательные подзатыльники, а в гневе вела себя как фурия.
  
  - Тебе от нее доставалось? Интересно, за что.
  
  Я могла бы и дальше оставаться прямолинейной, но предпочла промолчать. Самооценка Оберона подпирала космос, незачем подпитывать и без того безразмерную черную дыру его тщеславия.
  
  - На этот раз я пришел не просто так, - Оберон сделал вид, что сожалеет. Будто хоть один его прежний визит не был продиктован соображением выгоды. - Мне поручено передать, что тебя ожидают на королевском приеме в эту пятницу.
  
  - К чему бы это? - я недоверчиво прищурилась, пытаясь сообразить, в чем подвох.
  
  - Рассматривай это как знак примирения, - Оберон протянул мне красиво оформленное приглашение.
  
  - Я давно не посещаю официальных приемов.
  
  - Что безмерно расстраивает августейшую чету.
  
  - Не пойду.
  
  - Тогда мне придется поднять все случаи вандализма, произошедшие в городе за последний год. Казна сильно пострадала от хулиганов, разрушающих статуи Небесных Сестер.
  
  Поджав губы, я прочитала текст приглашения.
  
  - Оно на два лица.
  
  - Я буду тебя сопровождать, - как само собой разумеющееся подтвердил Оберон.
  
  Вот и подвох! Вложив открытку в его ладонь, я указала драгоценному родственнику на дверь.
  
  - Поднимай случаи вандализма, на здоровье.
  
  - Ты не поняла, я пойду с тобой как брат.
  
  - Не смеши меня.
  
  - Хотя наши отношения сложно назвать близкими, я могу постараться. У нас ведь есть свои секреты.
  
  Да, секреты у нас были.
  
  Как младшей в семье, мне доставалось от сестер. Любовь они проявляли по-своему. Так, мне оказывалось высочайшее доверие разносить их любовную переписку. Сестры предпочитали не замечать, что меня тяготят обязанности Купидона. Тогда я уже считала минуты до приближающегося шестнадцатилетия и мечтала о собственных кавалерах. Единственный способ избежать поручений - молниеносно скрыться из дома, как только на горизонте замаячит очередная любовная драма. Стены библиотеки и университета служили мне надежной крепостью, но иногда и они подводили. Пятый или шестой возлюбленный Титании, на мою беду, оказался студентом. Ночью любовное послание перекочевало в мою сумку. Сестрички, с присущей им деликатностью, посоветовавшись единодушно предположили, что мне будет несложно отдать письмо между подготовительными занятиями. Я же скорее согласилась бы на публичную экзекуцию, чем доставлять амурную переписку. Тем более в столь важном для меня месте. Прознай про это кто-нибудь из студентов или хуже того - преподавателей, позора не оберешься. Взвесив все "за" и "против", я рассудила, что проще передать письмо на нейтральной территории. Поклонник Титании снимал комнату в студенческом квартале. Зная характер сестры, я заранее жалела несчастного юношу, но себя жалела больше. Самое простое решение - оставить записку консьержке и благополучно забыть о ней раз и навсегда. Такой исход дела меня бы устроил. Но удобная дорога чаще всего заводит в тупик.
  
  Выбрав самый короткий путь, через центральную площадь, я чуть не угодила в драку, учиненную Монтекки и Капулетти. Два благородных семейства враждовали между собой со дня основания города. Взрослые делили власть, а мальчишки развлекались мелкими потасовками, в пылу которых могли пострадать и случайные прохожие. Я спаслась лишь благодаря тому, что на подступах к площади меня перехватил Меркуцио. Насмешник и зубоскал, встречавшийся с Маб. Спор близился к развязке, и Меркуцио находился на стороне победителей. Пребывая в приподнятом настроении, он отказывался меня пропускать, пока я не назову причину, заставившую меня спуститься с холма в город. Нас обступили разгоряченные дракой юноши. Выхватив из моей руки записку, Меркуцио вслух зачитал ее перед друзьями. Пока он высмеивал письмо, я стояла неживая от стыда. Разумеется, любовная белиберда оказалась не подписана. Зачем? Титания верила, что ее ухажер безошибочно угадает, кто именно жаждет целоваться с ним под луной.
  
  - Ба, да младшая дочь Полония подросла, - заключил под конец Меркуцио, возвращая мне записку. - Как думаете, ребята, пропустим ее просто так или потребуем плату?
  
  - Плату, - ульем зашумели мальчишки.
  
  - Выбирай, кому заплатишь поцелуем за проход через площадь, но выбирай тщательно, если счастливчик не сможет защитить тебя от остальных претендентов, придётся заплатить всем.
  
  Оглядев ребят, придумавших злую шутку, я, сжав кулаки, обратилась к Меркуцио.
  
  - Сам выбирай, мне все равно.
  
  - Хватит, не надо платы, я так ее проведу, - слова прозвучали как приказ, и мальчишки расступились перед незнакомым мне парнем.
  
  - С чего такое благородство, Оберон? - Меркуцио встал между нами.
  
  - Не видишь, что ли, эта бешеная ворона выклюет глаза каждому, кто к ней сейчас подойдет.
  
  Он не ошибался, я собиралась укусить любого, кто рискнет полезть ко мне со своим слюнявым ртом. Прежде чем Меркуцио успел возразить, Оберон взял меня под руку и спокойно повел по площади. Опомнившись, несколько ребят попытались нас остановить, но безуспешно. Оберон побеждал не столько силой, сколько уверенностью. Впрочем, силы ему тоже было не занимать: мы почти покинули площадь, когда он остановился и, прижав меня к стене ближайшего здания, впился в губы. Мальчишки радостно взвыли за его спиной.
  
  - Не люблю, когда слишком много конкурентов, - пояснил он, толкая меня в сторону улицы.
  
  Разумеется, я хорошо запомнила свой первый поцелуй.
  
  - Скажи, приглашение на прием - единственная причина, по которой твои подручные караулили меня? - спросила я, возвращаясь в реальность.
  
  - Хочешь услышать, как сильно мне хотелось тебя увидеть? - шутливо поинтересовался Оберон.
  
  - Моей сестре на Втором Небе ты сейчас говоришь то же самое, - стараясь подавить раздражение, я сама распахнула перед ним дверь.
  
  - Хочешь, чтобы ушел, пообещай, что будешь завтра на приеме, - поставив условие, Оберон положил приглашение на стол, находившийся между нами.
  
  - Скажи, зачем так старался спустить меня с Небес на землю, и, может быть, я приду, - ультиматумом на ультиматум ответила я. - Только не ври, если кто-то и смог вернуть меня, так только ты.
  
  Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Нам обоим упрямства не занимать, и единственное, что его может одолеть - это слабый голос разума с моей стороны и взвешенный рационализм с его.
  
  - Я буду ждать тебя завтра в шесть, - уже в дверях Оберон остановился. - Так все-таки, где ты промокла?
  
  - В реке.
  
  - И что ты там делала?
  
  - Тонула.
  
  - Плохая шутка, Офелия.
  
  - Какие тут шутки. Стража ведь ведет отсчет утопленников, много их было в последнее время?
  
  - Вопрос не ко мне. Это ты спроектировала сетку Миранды, вот и скажи, можно ли утонуть в обход такой защиты?
  
  Он вышел в ночь навстречу Призраку. Встав у окна, я ждала, что произойдет, когда Оберон поравняется с духом, но он прошел мимо, не обратив на него никого внимания. Что ж, правильно, Призрака нет. Нам дана третья свобода, уравнивающая веру и неверия, значит, я имею право отказаться верить в гибель друзей и существование духов. Призрака нет, а Фесте жив. Сейчас я лягу спать, а когда проснусь - кошмар закончится.
  
  * * *
  
  Меня разбудил шум кофеварки. Откашлявшись, она привычно заругалась, кряхтя и повизгивая. Забыв обо всем на свете, я вбежала в комнату. Фесте хлопотал на кухне, насвистывая под нос бодрую песенку, и выглядел вполне живым и здоровым. Но мне были нужны доказательства, иначе как объяснить то, что я с криком кинулась ему на шею. Оплаканный мною друг изумленно наблюдал за столь бурным проявлением нежности. И пусть! Фесте был жив, значит, в мире еще существует справедливость. Я попыталась расспросить его о том, где он вчера пропадал, но услышала стандартную отговорку. Это лишний раз подтверждало, что жизнь вернулась в привычное русло. Страшный сон сдал свои позиции. Чтобы окончательно в этом удостовериться, я выглянула на улицу. С наступлением утра дух тоже пропал. Кошмар закончился или почти закончился. На столе все еще лежало приглашение в замок.
  
  Интуиция подсказывала - ничто не проходит бесследно. Призрак может снова появиться, в воде я видела мертвое тело кого-то, похожего на Фесте, а Оберон специально напомнил мне о Миранде. Я искала ответы в легендах, потому что слишком глубоко проросла в этот город и мои корни все еще находились во дворце. Значит, придется туда вернуться.
  
  Платья для приема у меня не было, но я знала, где его достать. Мне так и не удалось перевезти большую часть вещей с предыдущего места жительства. Последним моим пристанищем был ветхий профессорский дом в окрестностях университета. Место, куда я тоже не хотела возвращаться.
  
  Судя по заросшей сорняками лужайке, в доме так и не сменились хозяева. Когда-то он принадлежал моему учителю, великому изобретателю Просперо. Теперь в книгах и пыли, оккупировавшей особняк, безраздельно царствовали мыши и планомерно уничтожали следы человеческого пребывания. Наверху я отыскала свою комнату, раньше ее занимала дочь профессора, Миранда. Она не вернулась в третью пандемию, что сильно подкосило моего учителя. Ничто не могло его утешить, даже заверения, что разлука будет недолгой. Он стал все забывать, часто бесцельно бродить по городу. Несколько раз его приводили в университет люди, уверенные, что старичок заблудился. Тогда я переехала в дом профессора и начала заботиться о нем. Мои вещи все еще хранились в сундуке у окна. Грызуны, наслаждавшиеся библиотекой, оставили платья на десерт. Выбрав наряд, я спустилась вниз, к кабинету. Неплохо бы вернуть два долга сразу.
  
  Полукруглая комната в пристроенной к дому башенке служила нам когда-то лабораторией. Последняя работа профессора, по официальной версии, была связана с усовершенствованием йориков. На самом деле мы изобретали универсальный механизм, способный заменить людей, оставленных на Вторых Небесах для поддержания баланса. Ариэль - вечный магический двигатель. Нам приходилось держать все в тайне. Ариэль был нестабилен и мог сбить работу налаженного механизма, перезапускающего город после болезни. Узнай об этом власти, нас ждало бы пожизненное заключение. Но мы шли на этот риск. Профессор - обезумев от горя, а я - от критической массы идеализма, присущего молодости. У каждого из нас были свои, как нам казалось, серьезные причины. Но вдвоем мы бы не справились, в расчётах нам помогали еще несколько человек. Люди, чье участие в нашем опасном эксперименте так и не было раскрыто. Так появился не один Просперо, а организация его имени. На моей совести повиснет еще один тяжелый груз, если имена ученых из нашего кружка станут известны.
  
  По сути, вся наша работа была посвящена Миранде. Профессора волновало возвращение его дочери, а меня то, что многие не возвращались прежними. Я так и не рассказала Просперо правду о Миранде, но он что-то такое подозревал. Истинную причину скорби подсказывало ему родительское сердце. Я дружила с Мирандой и любила ее, как сестру, а если честно, даже больше. По стечению обстоятельств она стала одной из первых, у кого проявилась тоска. Реабилитационного центра тогда еще не существовало. Никто не знал, что делать с появляющейся после возвращения депрессией. Я слушала, но не понимала, о чем мне пыталась рассказать Миранда. Она хотела объяснить, что вернулась не вся, не полностью, что у нее что-то забрали. Внутри у Миранды образовался пробел, который встал многоточием между ней и жизнью. Миранду, как и остальных, безотчетно тянуло к реке. Она часами высматривала в воде то, что изъяли из нее самой. Пока не отчаялась настолько, что предпочла покончить жизнь самоубийством. Миранда сбросилась с моста, соединявшего холм с городом. Я винила себя за то, что не уследила, не успела ее спасти. Только несколько человек знали, в честь кого названа защитная сетка реки.
  
  Гибель Миранды заставила меня тогда во многом усомниться. Я не верила вердикту врачей. Они настаивали на том, что жалобы пациентов - плод их больной фантазии. Откинув иррациональную боль утраты, я подошла к проблеме как ученый. Если мы научились сохранять личность человека, значит, можем и удалить ее часть. То, что это казалось нереальным, не означало, что гений вроде Просперо, не справился бы с поставленной задачей. Пока профессор хотел вернуть дочь с помощью Ариэля, я создала то, что могло спасти таких же отчаявшихся, как Миранда. "Сфинкс" должен был остановить изъятия данных из йориков. Я назвала его в честь друга отца - Гамлетом и вложила на первый взгляд простой вопрос - "быть или не быть?". Но мне так и не дали запустить "Сфинкса". Кто-то проболтался, и в дом Просперо пришли стражники. Оберон не нашел ни Ариэля, ни Гамлета, но на этом потери не закончились. В тот же день не стало Просперо.
  
  Я с детским благоговением подошла к рабочему месту учителя. На столе профессора под слоем паутины стояли подставки с информационными шариками. Просперо занимался оптимизацией королевских архивов. Просмотрев подставки одну за одной, я нашла ту, на которой не хватало шарика, в архивах Эльсинора. Выходит, Призрак передал мне список погребенных на городском кладбище.
  
  _________________________________________________________
  
  * в названии используется цитата из пьесы "Ромео и Джульетта"
  
  
  Глава четвертая: "Кто смеет больше, тот не человек"
  
  К вечеру на город обрушилась непогода. Небеса изволили гневаться грозами и рыдать крупными каплями дождя. Людям свойственно видеть в препятствиях вызов. Разумеется, стихии не дозволено вмешиваться в светскую жизнь города. Несмотря на ненастье, в замок прибывали гости. Среди важной разодетой публики особенно выделялась молодая женщина в простой белоснежной тунике. Она не спешила войти в замок, высматривая кого-то в толпе приглашенных. Ей навстречу, перепрыгивая через ступеньки широкой парадной лестницы, взбежал растрепанный мужчина и, схватив девушку за руку, стал яростно требовать ответа.
  
  - Что ты здесь делаешь?
  
  - Жду, - неуверенно ответила она.
  
  - Кого ждешь? С таким видом ждут врача на смертном одре, а ты, напоминаю, ждешь возлюбленного. Вообрази, что он придет не с пустыми руками. К примеру, принесет тебе жалованье. Пусть на лице отразится хоть грамм энтузиазма. Сотрите с нее грим, может, под толстым слоем штукатурки мы обнаружим талант!
  
  - Уильям, если стереть с нее грим, то вывести на сцену будет нечего, - возразил горбун, суетящийся рядом с масштабной декорацией дворца.
  
  - Зря я не пошел по стопам отца, Ричард, - пожаловался режиссер, присаживаясь на край сцены. - Вот брошу театр, оставлю на тебя труппу, а сам открою какой-нибудь прибыльный магазинчик.
  
  - Ты этого никогда не сделаешь.
  
  - Я этого пока не сделаю, - согласился Уильям, возвращаясь к девушке. - Ты меня поняла?
  
  Притворившись, что не слышала критических замечаний, актриса увлеченно поправляла прическу.
  
  - Ладно, твоя реплика, - сдался режиссер.
  
  Скорбно потупив глаза, женщина затянула заунывный монолог:
  
  Нельзя перечить
  Нарушать табу
  Нам следует принять
  Свою судьбу
  
  - Что ты бубнишь как курица, это же апокалипсис! Люди нарушают привычный ход вещей, и наступает конец света!
  
  - Не хочу, чтобы моя героиня была плохая, - капризно заявила девушка.
  
  - Она не плохая, она хорошая.
  
  - Но из-за нее все погибают.
  
  - За что мне это наказание, - заскрежетал зубами Уильям. - Твоя героиня и ее возлюбленный нарушают закон, преступают пять свобод, веря, что в основе этих правил лежат ошибочные выводы. Господи, кому я это рассказываю! Не можешь поверить, так представь, глупая ты женщина, в мире процветает неправда и когда несправедливость достигает предела, зло перевешивает чашу божественного терпения и наступает конец света.
  
  - И все умирают?
  
  - Да! Это же апокалипсис!
  
  На соляных складах за королевским замком шла репетиция спектакля, и мне досталось место в первых рядах. По освобожденному для репетиции сараю в спешке носились взволнованные и нервные люди. Режиссер, к которому обращались просто по имени, Уильям, метался раненым зверем по сцене. То и дело он приходил в бешенство, глядя на игру актеров. Затем смягчался, доставал карандаш, что-то ожесточенно правил в пьесе, разрывая грифелем листы, и снова погружался в агонию репетиции.
  
  - Мучается, родимый, - понимающе вздохнула перегруженная вешалками костюмерша. - Играть спектакль при королевском дворе очень ответственно.
  
  - Режиссер сам написал пьесу?
  
  - Да, он и режиссер, и драматург, вот погодите - через час он окончательно разочаруется в полене, назначенном на главную мужскую роль, и сам пойдет играть на сцену.
  
  - Кто там разговаривает?! - взвыл Уильям, подскакивая чуть ли не до потолка. - Вы мешаете творческому процессу.
  
  Мы смущено притихли под тяжелым взглядом режиссера.
  
  - Вы гостья? - обратился он ко мне. - Что вы тут делаете? Спектакль состоится после приема. Автографы возьмете, когда закончится представление, а теперь немедленно покиньте зал, тьфу ты, склад! Джулия, проводи, - велел Уильям не дышавшей от восторга, что ее заметил режиссер, костюмерше.
  
  Больше он на нас не отвлекался. На сцене сменились герои, прибавляя режиссеру новых хлопот.
  
  - Следующая сцена аллегорическая, - пытался донести свою идею до артистов Уильям. - Действие происходит на Вторых Небесах, где сила духа отдельных людей служит единой цели. Но какой? Что если Вторые Небеса скрывают от нас наступление вечной ночи?
  
  - Интересная мысль. Кажется, на вашего режиссера снизошло прозрение, - обратилась я к все еще переживающей миг своего триумфа Джулии.
  
  - А правда, что вы здесь делаете? - опомнилась она.
  
  - Пришла в дворцовые кладовые по старой памяти. Раньше здесь хранили провизию, надеялась разжиться мукой.
  
  - Мукой? - переспросила Джулия, разглядывая мое вечернее платье. - Вообще-то, я могу вам помочь. Мы уже репетировали, когда перевозили продукты.
  
  - Отлично. Если вы мне покажете, куда перенесли муку, я покажу вам, зачем она мне понадобилась. Договорились?
  
  - Договорились, - улыбнувшись, кивнула Джулия. - Идите за мной.
  
  Не мудрствуя лукаво, большую часть запасов переместили в пристройки недалеко от складов. Джулия отперла дверь собственным ключом, пояснив, что им разрешили оставить часть реквизита, не уместившуюся в сарае здесь. Найдя у двери фонарик, Джулия подвела меня к большому деревянному коробу.
  
  - Как вы угадали?
  
  Смущение костюмерши прояснило ситуацию не хуже слов. Труппе не разрешили столоваться в замке. Зачерпнув ковшом побольше муки, я высыпала ее на пол, равномерно разгладив рукой. Джулия громко втянула воздух ртом, явно не одобряя мою расточительность.
  
  - Итак, фокус, - объявила я, показав маленький металлический шарик. - Смотрите.
  
  Мне не удалось найти в доме Просперо считывающие устройства, но я помнила еще один способ разговорить шарик. Для начала мне нужно погреть сферу в руках, а затем установить ее посреди мучного поля. Шарик нехотя завертелся, постепенно набирая обороты и увеличивая амплитуду движения. Под ним стали проявляться плохо читаемые, но все-таки различимые выпуклые символы.
  
  - Что это?
  
  - Пока не знаю.
  
  Присев на корточки, я взяла из рук Джулии фонарик и начала читать. Это был список, состоящий из имен и дат. Имен было почти не разобрать, слишком много механических повреждений претерпел шарик, но даты говорили о многом.
  
  - Ну что? - нетерпеливо переспросила Джулия.
  
  - Здесь перечислены те, кто умер в первые дни пандемии.
  
  * * *
  
  Наше появление в заполненном зале не осталось незамеченным. Мы вошли последними, сразу приковав к себе любопытные взгляды. Оберон все просчитал, включая наше опоздание.
  
  Двор не изменился. Его населяют враги и полезные люди с лицами стервятников. Благородных и честных пожирают хищные эволюционные виды. За моей спиной мелочно зажужжали сплетни, а за Обероном вытянулся лоскутный шлейф мужского восхищения и женского вожделения. Он немало для этого постарался и теперь наслаждался восторженным вниманием. Но, как говорила моя старшая сестра Груок, пустая красота - это лишь обещание, которое, скорее всего, не сдержат. Красивой картинкой Оберон отвлекал внимание от циничного содержания, которое я изучила наизусть.
  
  По традиции, во время приема гости подходили к королю и королеве, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение. Приблизившись к трону, я получила от вечера первый из ожидаемых сюрпризов. Клавдий меня не вспомнил, зато тепло поздоровался с Обероном. Власти приходилось его ценить, он один обладал прямой, молниеносной связью со Вторым Небом. Другое дело Гертруда. Она лишь вскользь взглянула на моего спутника, зато сразу узнала меня. Я утешала себя надеждой, что королева ничего не знала о совершенном на меня покушении много лет назад. Что она без злого умысла назначила мне встречу в саду, заманив в ловушку посулами правды. Я поверила, что крестная мать расскажет мне больше о смерти отца. Вместо этого я чудом осталась жива. Пустые мечты о невиновности Гертруды рассеялись. Мой визит вежливости встал королеве поперек горла. Эта кость не давала ей отвечать мне, к изумлению Клавдия и двора. Я же, напротив, следовала обычаю до конца и, склонившись, коснулась губами сжавшейся от напряжения царственной длани.
  
  - Долгие лета королеве.
  
  Гертруда сверкнула глазами, но подавилась собственным ядом, увидев, как нежно я ей улыбаюсь.
  
  - Довольно, - Оберон насилу отвел меня в сторону. - У мести тоже должны быть пределы.
  
  Опьяненная ненавистью, я ненадолго почувствовала себя кошкой и, приподнявшись на цыпочках, прошептала ему на ухо:
  
  - Не тебе меня судить.
  
  - Опомнись, - встряхнул меня Оберон. - Я не хочу быть тем, кому придется тебя закопать.
  
  Его слова меня отрезвили. Замок плохо на меня действует, самое время вернуться домой, в нижний город.
  
  - Не знаю, что ты задумал, но теперь, когда приличия соблюдены, я ухожу.
  
  - Так скоро? А как насчет танца со старым другом? - удержал меня Оберон.
  
  - Мы не друзья.
  
  - Тогда со старым врагом. Позволишь провести тебя по кругу?
  
  Когда мужчина проводит женщину по залу из конца в конец, он представляет ее как свою невесту, это равносильно помолвке, а последнее, чего мне хотелось - это усложнять и без того запутанные внутрисемейные отношения.
  
  - Давай обойдемся одним танцем.
  
  - Как скажешь, - вроде бы уступил Оберон.
  
  Решив, что торгом Оберон хотел заполучить танец, я слишком поздно догадалась о его истинных мотивах. Ведя меня к кругу танцующих, Оберон как бы ненароком замедлил шаг возле одной из пар. Мужчина вежливо кивнул, женщина сделала реверанс, а приподняв голову, так и застыла в этой позе. Я мысленно молила, чтобы она очнулась и как-то исправила сложившееся положение, хотя бы сделала вид, что не узнает меня, Но, занервничав, моя недавняя гостья выдала себя с головой. Когда мы вошли в круг танцующих, два стражника уже сопровождали сгорбившуюся женскую фигуру к выходу.
  
  - Кто она? - мой голос сдавило до хрипа.
  
  - Ее зовут Виола. Думаю, ты знакома с ее братом, - галантно пригласив меня на танец, ответил Оберон.
  
  Мы закружились, и тошнота отвращения подступила к горлу.
  
  - Насколько я знаю, он твой куратор.
  
  Его имя в миру было Себастьян, и я знала, что у него есть сестра-близнец, хотя не была лично с ней знакома. В детстве, после смерти их матери, ее взяла к себе на воспитание тетка. Себастьян вспоминал о сестре с неизменной нежностью. Они действительно были очень похожи, теперь это сходство казалось мне очевидным, но пережитое ею горе затуманило черты. День, прожитый Себастьяном, для Виолы, разлученной с мужем, оборачивался месяцем. Специально или случайно, но брат рассказал Виоле обо мне слишком много, поставив ее безопасность под удар. Обратившись ко мне за помощью, женщина подписала себе приговор.
  
  Мы легко вальсировали среди беззаботных пар. Оберон уверенно вел в танце, притягивая меня все ближе и ближе, а я уперлась руками в его грудь, чтобы не дать сократить дистанцию. Со стороны наши прикосновения казались страстными, но интимность в них заменяла ярость.
  
  - Ты хотел, чтобы я выдала ее или себя? Мне надоели игры, скажи, что тебе нужно?
  
  - Не мне, а всему городу. Мы нуждаемся в Ариэле.
  
  - Так вот каков был план: подтолкнуть отчаявшуюся женщину к преступлению. Ты надеялся, что я ее пожалею и приведу прямиком к заветному механизму. Она даже не знала, что ее используют. Существует граница, которую ты не переступал?
  
  - Думай что хочешь, но он нам нужен, силы твоих сестер на исходе. Ариэль может заменить Вторые Небеса. Он - свобода для твоей семьи.
  
  Его слова больно резанули меня. Действительно, что я знала о том, каково это - позволять вычерпывать из себя силы капля за каплей во имя всеобщего блага? А именно такую жертву приносили мои сестры.
  
  - Ничего не выйдет, - грустно усмехнулась я. - Ты перехитрил сам себя, не знаю, что хотели стереть с моего йорика, но заодно отредактировали мои воспоминания об Ариэле. Я помню только, что работала над сеткой Миранды, когда ты привел стражников с обыском и так надавил на Просперо, что у того не выдержало сердце. Мне неизвестно, где находится Ариэль.
  
  - Сколько ненависти! А между тем, ты многого обо мне не знаешь. Я бы ни за что не стал изымать твою память, мне не хотелось, чтобы ты забыла то, что случилось между нами там, на Вторых Небесах.
  
  Музыка повисла на кончике струны и грубо оборвалась. Пары продолжали кружиться в тишине, пойманные сломанной музыкальной шкатулкой.
  
  - Ты не могла меня узнать, для тебя жизнь в эфире состоит из прикосновений, а для - меня из звуков.
  
  - Неправда, это был не ты.
  
  - Это всегда был я, всю твою жизнь. Не сестры, а я, действуя через их статуи, не подпускал к тебе других мужчин, я закрывал глаза на все, что ты изобретала вместе с Просперо, я не позволил убить тебя после того, как ты стала слишком сильно интересоваться прошлым. Что ты будешь делать, если выяснится, что это всегда был я?
  
  Оберон полностью поглотил меня, как тьма поглощает свет. Совсем недавно я могла бы утонуть в его признании по-настоящему, без надежды выплыть, но меня спас Призрак, оставивший мне ключ к тайне, ждущей, что ее раскроют. Ради того, чтобы разгадать этот секрет, я готова отказаться от четвертой свободы- "права на неведение".
  
  - Это уже не важно, - ответила я Оберону, ощутив, как его рука стала прохладней.
  
  Мы продолжали танцевать, но я знала, что танцую сама с собой. Личность, заполнявшая тело, исчезла. Обычно, где физически находится Оберон, понять сложно, но сейчас я была почти уверена, что он с моими сестрами на Вторых Небесах. И пока безраздельное внимание Оберона требуется там, у меня есть шанс сбежать от него. Высвобождаясь из его рук, я ненароком прихватила с собой пригревшегося на Обероне перевертыша. Почувствовав, что магии вокруг стало меньше, волшебная тварь ужиком соскользнула на мое запястье и, обернувшись вокруг наподобие браслета, задремала.
  
  ***
  
  В соседнем зале актеры готовились к представлению: заостряли грим, разглаживали голоса, обновляли реплики. Уильям, согласно предсказанию Джулии, облачался в костюм главного героя, попутно раздавая ценные указания направо и налево.
  
  - Не забудьте про завещание, оно должно появиться в третьем акте, - два раза повторил он обреченно соглашающемуся со всем Ричарду.
  
  Еще одна ценная мысль: завершенные дела утешают в безнадежных предприятиях. Если бы мне пришлось составлять завещание, оно бы вышло беспрецедентно коротким. Я обошлась бы без бумажек, для исполнения моей последней воли хватило бы душеприказчика.
  
  Отыскав в взволнованной стайке актрис Джулию, я попросила ее об одолжении. Как гостья я не могла выйти из замка незамеченной, другое дело - театральные, имеющие доступ к служебным выходам. Джулия колебалась, но возникшая между нами взаимная симпатия решила дело, и я получила один из ее заветных ключей.
  
  - Есть еще кое-что, В соседнем зале актеры готовились к представлению: заостряли грим, разглаживали голоса, обновляли реплики. Уильям, согласно предсказанию Джулии, облачался в костюм главного героя, попутно раздавая ценные указания направо и налево.
  
  - Не забудьте про завещание, оно должно появиться в третьем акте, - два раза повторил он обреченно соглашающемуся со всем Ричарду.
  
  Еще одна ценная мысль: завершенные дела утешают в безнадежных предприятиях. Если бы мне пришлось составлять завещание, оно бы вышло беспрецедентно коротким. Я обошлась бы без бумажек, для исполнения моей последней воли хватило бы душеприказчика.
  
  Отыскав в взволнованной стайке актрис Джулию, я попросила ее об одолжении. Как гостья я не могла выйти из замка незамеченной, другое дело - театральные, имеющие доступ к служебным выходам. Джулия колебалась, но возникшая между нами взаимная симпатия решила дело, и я получила один из ее заветных ключей.
  
  - Есть еще кое-что, - призналась я. - После спектакля не могли бы вы передать две вещи, это очень важно.
  
  Она едва заметно кивнула.
  
  - Во-первых, отнести послание статуе любой из Небесных Сестер.
  
  - В качестве подношения?
  
  - Что-то вроде того, - согласилась я, протягивая Джулии диктофон. - Положите его у статуи, а когда она заметит вас и проснется, включите оставленную для нее запись. Сможете?
  
  - Да, конечно.- призналась я. - После спектакля не могли бы вы передать две вещи, это очень важно.
  
  Она едва заметно кивнула.
  
  - Во-первых, отнести послание статуе любой из Небесных Сестер.
  
  - В качестве подношения?
  
  - Что-то вроде того, - согласилась я, протягивая Джулии диктофон. - Положите его у статуи, а когда она заметит вас и проснется, включите оставленную для нее запись. Сможете?
  
  - Да, конечно.
  
  * * *
  
  Звезды яркими лампочками вспыхивали и гасли, сокращая дорогу для тех, кто потерялся, и скрашивая бесконечный путь заблудшим. В их свете ночные аллеи острова казались бесконечными. Сторож узнал меня и без лишних расспросов проводил туда, куда я попросила. На главной улице кладбища нас приветствовали и провожали кресты со стершимися с архивного шарика именами. Бывший могильщик ушел, а я осталась с ними наедине. Полоний, Горацио, Отелло, Джульетта, Банко и множество других людей, влиявших на жизнь города и умерших при загадочных обстоятельствах в течение одного месяца. Здесь не хватало только имени короля Гамлета, захороненного в фамильном склепе. Не совпади даты их смерти с появлением в городе болезни, гибель стольких известных людей мигом вызвала бы подозрения. Но началась ли чума до их смерти, или под саваном тайны, покрывавшим их убийства, взросли побеги слухов о пандемии? Мой отец не был болен, но узнал нечто настолько опасное, что страшнее любой заразы. Ближе всего он стоял к Клавдию и Гертруде, чья скорая свадьба после загадочной гибели короля Гамлета шокировала страну. Умри Гамлет не от чумы, следом за ним умер бы всякий, кто узнал правду. У правителей города, а это не только королевская чета, но и другие знатные семьи, был повод не любить погребенных здесь людей. Каждый из них был чуть более свободен, чем остальные жители, и нарушал правила, установленные верхушкой власти. Для их убийства хватало причин.
  
  - Почему бы тебе не оставить их в покое? - за моей спиной раздался голос Оберона.
  
  - Я думала, следить за мной пошлют шавок, а явился шакал. Скажи, те, кому ты служишь, так увлеклись, что доигрались до чумы? Или болезни никогда и не было? Вы просто воспользовались идеей? Создав йорики, Просперо передал в ваши руки удобный способ изменять и редактировать людей так, как вам вздумается.
  
  - Кто эти таинственные "мы"? - не скрывая насмешки, поинтересовался он.
  
  - Все или многие из тех, кто сегодня присутствовал на приеме. Наделенные властью и постоянно опасающиеся, что однажды ее потеряют. Наверное, придворные догадались о том, что короля убили, списав его смерть на странную болезнь. Один случай потянул за собой волну других. Если Гертруде и Клавдию можно убивать, прикрываясь эпидемией, так почему нельзя их приближенным? Одна смерть вылилась в целую серию убийств неугодных... - вслух рассуждала я.
  
  - Не говори того, чем я могу воспользоваться, мне бы не хотелось причинять тебе вред, - попытался прервать меня Оберон.
  
  - Теперь меня все равно не оставят в покое. Разве не за этим ты здесь?
  
  Молчание главы стражников было красноречивее слов.
  
  - Ты так старательно стимулировал мою память последние дни, но это не помогло. Расскажи правду, а вдруг именно она сработает, и я вспомню, где спрятан вечный магический двигатель - Ариэль. Скажи, болезнь вообще существовала?
  
  Меня уже не интересовал его ответ, но я должна было дать Джулии время, чтобы добраться до статуи одной из Небесных Сестер и проиграть запись с просьбой о помощи. Единственные, на чью защиту я могла рассчитывать в данный момент, были мои старшие сестры.
  
  - Ладно, когда жертв стало так много, что горожане поверили в пандемию, пришла настоящая болезнь, а затем небеса почернели, - силуэт Оберона с каждым словом все больше расплывался. - Мы сделали что-то не так.
  
  - И продолжаете делать тоже самое.
  
  - Если ты не отдашь Ариэля, они уничтожат тебя. Гертруда, Брабанцио, Монтекки, Капулетти и все остальные. Ты просто исчезнешь.
  
  - Возможно, но не сейчас, первым исчезнешь ты, - возразила я, глядя на почти растворившегося в воздухе Оберона.
  
  - Что ты натворила?
  
  - Ничего особенного, просто послушалась совета Фесте и поговорила со своими сестрами. Ближайшее время на их помощь можешь не рассчитывать, придется тебе пожить в каком-то одном мире.
  
  Махнув ему на прощание, я прошла мимо того места, где секунду назад стоял Оберон. Теперь ему предстояло объясниться с Титанией, Маб и Груок на Вторых Небесах. На моем запястье все еще дремала змейка-перевертыш. Увидев ее отражение в зеркале, я кое-что поняла. Для редактирования йориков использовали магию Небес, а очень сильные заклятья создают перевертышей как побочный эффект. Эти существа, как резервные копии, сохранили в себе все утерянные кусочки личности жителей города. Когда их притягивал Ариэль, самый яркий источник магии, позволяющий перевертышам выжить, они сбрасывали в него эти потерянные части человеческих душ. Так, по воле случая, был создан самый драгоценный архив.
  
  Я коснулась головы ужа, и тот, очнувшись, соскользнул с моей руки и пополз в сторону реки, затянутой сеткой Миранды. Пока все считали, что Просперо модифицирует йорики, на самом деле он создавал Ариэля, пока все считали, что я создаю защитную сетку, я работала над "сфинксом". Мы объединили наши изобретения в одно целое, интегрировав их друг в друга. Именно это пытался напомнить мне Призрак, когда Виола случайно пробудила потерянные мной воспоминания о Просперо, Ариэле и главной мечте - позволить людям самим принимать решения: о чем помнить и что в себе менять.
  
  Как я и надеялась, Призрак ждал меня у моста, ведущего в Эльсинор, и на сей раз защитная сетка не гасла от соприкосновения с ним. Заметив меня, дух потянулся навстречу, и я тоже потянулась к нему.
  
  - Наконец мы встретились, Гамлет.
  
  ________________________________________________
  
  * в названии используется цитата из пьесы "Макбет"
  
  
  Послесловие: "Все грешны, все прощенья ждут. Да будет милостив ваш суд"
  
  Пятая, последняя, но главная из дарованных нам свобод - свобода начинать все заново.
  
  ________________________________________________
  
  * в названии используется цитата из пьесы "Буря"
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"