ночь сгущалась, полная вязкого безумия, почти осязаемого в воздухе с привкусом металла и чего-то эфемерного, как будто откуда-то сейчас выпорхнут эльфы в крови - с оскалом на поллица и оборванными крыльями, нагие и белокожие, преданные луне и чуть светящиеся от белого света, падающего с неба; они были бы худые, дрожащие - ноябрь пробирался под легкое пальто колющим холодом, этот холод может и создавал чувство легкости, вдох - морозный воздух наполняет легкие и ты уже делаешься совсем деревянным. Выпорхнут и загрызут.. Эрн шел по переулку и обнимал себя руками, все глубже погружаясь в липкий страх чего-то поджидающего за углом, это заставило его засмеяться и это был такой до жути больной смех, привлекающий демонов, как будто это был смех уже мертвого человека. Паранойя тянула к нему свои липкие, ласковые руки, шептала что-то безрассудное в ухо, или Эрн уже сам шептал, он не понимал - тупое иссупление овладело им, и сердце стучало так гулко и все вокруг стало вдруг резким и пьянящим, очень отчетливым, он шел по набережной реки, где было холоднее всего, но ему уже не было холодно, он не замечал ни холода, ни озноба, ему представлялось, будто он куда-то падает и все вокруг вертелось так немного забавно и сказочно, будто кто-то играл с ним в игру, он отдался во власть этого чувства. Он посмотрел на колеблющуюся поверхность реки, отсвет луны на ней и волны, создаваемые ветром, ему показалось, что кто-то играется там, в глубине. Бесы. Или дети. Он смотрел долго, это завораживало, но и будто вытягивало из него силы, он еще видел прохожих, когда начинал свой путь по улице, но теперь они куда-то исчезли, растворились в воздухе растворились их серые и черные и может быть розовые пальто их чемоданчики и улыбки и начищенные ботинки и туфли на каблуках все это улетело в небеса и не причиняло никому неудобств, перестало издавать звуки толпы, они будто потрошили его, эти люди были как мясники. Ночь приносила болезненное лунное наваждение, тревожное и бесконечное, изнуряющее, пахло лунными пациентами и их помешательством, они коварно хихикали из-за углов и растворялись в ночи и теперь их было не сыскать в переулках, тошнотворных кишках города, где пело железо. Жалкие пациенты, их можно было легко опознать в толпе. Они носили на шеях затянутый ремень, такой ободранный и солдатский, их тех жестких на ощупь, смотрели изпод лба на Эрна голубой радужкой, они были лысые и безбровые и поджидали его где угодно. Эрн заметил, что он вдыхает коротко и часто, как при асфиксии, вдруг понял, что плачет. Моторчики шестеренки и механизмы в его груди крутились и вертелись, глухо лязгая и отстукивая в мозг, он всегда пугался, иногда посреди учебных лекций или внезапно за разговором с приятелем его вдруг посещала эта идея: а вдруг он железный и не знает об этом, и ему казалось, что он чувствует это очень близко, прямо внутри чувствует холодность этой странной машины, он чувствовал себя подменой самого себя и это было очень страшно; самое жуткое, что он не мог быть уверен ни в том ни в другом полностью, он чувствовал необходимость уничтожения себя, если он является частью всего этого, слезы лились сами собой и призрак этой фантазии не покидал его неделями, отзываясь внутри тревогой и страхом. Другими неделями он считал это глупым, солнце светило ярче и мысли были более приятными и повседневными.
Вдруг он услышал странный звук позади, обернулся и увидел девочку - маленькую, лет шести, светлые волосы блестели в ночи, она плакала, он подошел к ней, и ему вдруг так мерзко стало от ее слез и соплей, она была такая отвратительная, что Эрна почти начало тошнить физически, девочка ныла, всхлипывая: "дяденьк-а, а-а-тведите меня д-д-амой, я потерялась" Эрн не мог больше слышать ее воплей, он наполнился тупым, всепоглощающим бешенством, ему вдруг показалось, что он выполнит божью волю, уничтожив эту маленькую суку, вой железа отзывался у него в ушах десятикратным визгом, отчего у него вскипал мозг, превращаясь в какойто дибильный бульон, а девочка ныла и ныла и умоляла высоким глупым голосом, от нее скверно пахло, как бывает от детей, каким-то молоком и сладостями, Эрн схватил ее за волосы и поволок за ограду парка, она визжала и этот визг мешался у Эрна в мозгу с другими звуками, издаваемыми другими существами, которых вдруг сделалось так нестерпимо много, прямо целая армия где-то за его спиной, но у него не было времени поворачиваться, они предвкушали и это было так громко, он чувствовал каждого, хотя они не были как отдельные организмы. Он делал это не со зла, он просто хотел от всех них избавиться, от всего, от этого города, от вязко заполняющей пространство тревоги от лунных пациентов, которые ждали жертвоприношений ждали пролитой крови, ждали ее, густую и красную, на Эрновых пальцах, Эрн ебнул девочку об металлическую ограду раз, другой, но она все не поддавалась, продолжала визжать еще пуще и еще более омерзительно, эта маленькая глупая блядь, Эрн видел белые колготочки, измазанные в грязи, видел ее розовое платье, и зачем же все так блевотно, Эрна стошнило на ее одежду, он приложил сколько есть сил, но потребовалось еще четыре или пять раз, чтобы унять ее, Эрн сжал зубы, бесконечная злость кипела в нем, превращая его в монстра, великого и сильного, его благославляла сама луна, он чувствовал, что она его приютила, как и всех других безымянных душ, эта любовь струилась у него по венам, обращая человеческую кровь в нечто иное, святое и важное и красивое, он слышал звук, с которым девочкино лицо встречало металлическую ограду, такой хлюпающий, ее кости ломались, превращая лицо в кровавое месиво все больше с каждым ударом, он слышал, как булькает у нее в глотке кровь, видел, как та, красная и горячая, капает на землю, желающую апокалипсиса, который затянулся слишком надолго, земля принимала в себя кровь, божество было сыто, Эрн был его рабом и чувствовал, как оно его любит, девочка была уже мертва, но Эрн ударил ее еще пару раз, для верности, сладостная тишина наполнила его уши впервые за очень долгое время, Эрн отпустил ее волосы и сполз на землю, громко дыша, чувствуя густую горячую кровь на пальцах, он сидел так много часов, считая каждые мгновения, было тихо, очень тихо, можно было не думать ни о чем и просто наслаждаться наконец тишиной и сияющими сверху звездами.