Аннотация: В четвертой главе Карло Анчелотти рассказывает о своем дебюте за "Рому", драке с тифози "Лацио", веселом времяпрепровождении в компании Роберто Пруццо и Бруно Конти, а также вспоминает уроки своего неординарного наставника Нильса Лидхольма
Нильс Лидхольм с одинаковым успехом мог быть как тренером, так и выступать в 'Comedy Club'. Но он выбрал нечто среднее: устраивал шоу прямо в раздевалке. Он был моим первым наставником и, возможно, также моим первым главарем разбойников. Лидхольм - истинный предводитель, а мы - настоящая банда. Перефразируя слова песни: 'Roma, capoccia der monno infame' - 'Рома', возвышающаяся над этим гнусным миром, с Бароном, который там был царь и бог. Он никогда не повышал голос, но особенно много возился с молодыми футболистами - такими, как я. Лидхольм доводил меня до изнеможения техникой. 'Бей по воротам', - и я бил. 'Бей правой', - и я бил правой. 'Бей левой', - и я бил левой. 'Уворачивайся', - и я чувствовал себя Густавом Тони с мячом.'Обводи его', - и я начинал спотыкаться. 'Обводи себя', - и я вел мяч, делая вид, что понял сказанное им. На самом же деле я практически сломал голову, пытаясь уразуметь, какого хрена он от меня хочет.
Лидхольм был необычайным человеком, который мог заставить смеяться, оставаясь при этом невозмутимым. Мы пребывали в постоянном страхе потерять его, причем подобная возможность была наиболее вероятна при поездках в Милан. Поезд из Рима отправлялся с Термини (Roma Termini) в полночь, что было крайне неудобно для Лидхольма. Поэтому обычно к десяти вечера его кто-нибудь подвозил до вокзала Тибуртина (Roma Tiburtina), там он садился в стоящий у платформы вагон и засыпал. В половину двенадцатого ночи этот вагон цепляли к составу, следовавшему до главного вокзала Рима, где его с надеждой ждали мы, полностью готовые к путешествию. Мы всегда уповали на то, что Лидхольм едет в этом поезде вместе с нами, что его ошибочно не прицепили к локомотиву, идущему, скажем, в Амстердам или Реджио-ди-Калабрию. Каждый раз - лотерея. Утром, прибыв в Милан, мы чувствовали себя совсем разобранными, Лидхольм же был единственным, кто выглядел отдохнувшим. Он, кажется, мог бы выспаться даже во время ядерного взрыва в Хиросиме, окажись тогда там.
'Парни, все хорошо?'
'Все в порядке, Мистер'.
А потом мы отправлялись в гостиницу - играть в карты и... поджигать номер.
Как-то вечером накануне матча 'Интер'-'Рома' в 1981 году в 'Grand Hotel Brun', находящемся по соседству с 'Сан-Сиро', мы действительно были очень близки к этому. После ужина наша компания - я, Роберто Пруццо и Бруно Конти - расположилась в гостиничном номере. Пруццо, небрежно развалившись на кровати, читал 'Corriere dello Sport'. Вдруг на Конти, этого непризнанного гения, снизошло озарение: он взял зажигалку, поднес к газете и поджег ее. Пруццо, заметив огонь, тут же наложил в штаны и отбросил прочь горящий шар, да так мастерски, что попал прямо в занавеску позади себя, которая сразу же воспламенилась. В общем, случился пожар такого масштаба, словно сам император Нерон был среди нас. Служащие отеля носились как угорелые в поисках огнетушителя. С огромным трудом удалось потушить сначала комнату, а потом Конти, который хотя и оплатил отелю причиненный ущерб, но так и не купил другую газету Пруццо.
Спасибо Лидхольму - он давал нам много свободы, из-за чего однажды мы всей командой оказались в больнице, куда нас доставили на носилках. Мы должны были ехать в Авеллино на игру Кубка Италии. Распорядок дня был самый обычный: утренняя тренировка, обед в Тригории, а потом отъезд. К сожалению, на этот раз мы шли с опережением графика, и нашего тренера посетила блестящая идея: пойти посмотреть на 'Лацио' на 'Стадио Фламинио'. 'Парни, в путь!' 'Li mortacci su', - или как говорят в Риме - да пошел он...этот 'Лацио'!
Явились мы без приглашения, и, как бы точнее выразиться, не остались незамеченными: ярким желто-красным пятном выделялись на фоне наших врагов. Тифози увидели нас и встретили так, как и полагается настоящим кузенам - скандируя: 'Merde! Дерьмо!' Все на стадионе повернулись к трибуне, где мы сидели, и так в течение восьмидесяти минут. За десять минут до окончания матча мы ушли. Наш автобус был припаркован в двухстах метрах от стадиона. У Лидхольма же было двое телохранителей, и он забаррикадировался в их грузовичке, предоставив нам самим выпутываться из ситуации. Тихо спустившись с трибуны, мы дошли до парковки и обнаружили там поджидающих нас тифози 'Лацио'. Какая прелесть! Мы направились к автобусу, они же стали пинать нас ногами. Тогда мы ускорили шаг, и они стали нас оскорблять. Мы побежали - они стали ставить нам подножки. Нападение разъяренной толпы, приятного мало. Они всем скопом набросились на нас, и я в первый раз применил на практике то, чему учил меня Лидхольм. 'Бей правой', - и я дал пинка под зад какому-то 'лациале'. 'Бей левой', - пинок по другой заднице. 'Уворачивайся', - и я счастливо уклонился от пары 'бьянкадзурри'. 'Обводи его', - и я ускользнул еще от двух других. 'Обводи себя', - я почувствовал, что у меня совсем не осталось сил. Мы выглядели просто ужасно, когда с трудом добрались до автобуса и выяснили, что Лидхольм еще не пришел. Тифози 'Лацио' стали поднимать с земли сосновые шишки и швырять их по окнам. Кого-то из наших ранило осколками стекла, пошла кровь. Мы не знали, что делать, и чтобы хоть как-то защититься, улеглись вдоль прохода между сидениями. Кромешный ад! В какой-то момент из ниоткуда нарисовался Лидхольм, одежда которого была в полном порядке, с идеальной прической и в сопровождении двух охранников.
'Парни, что случилось?'
На что мы ему ответили хором: 'Шел бы ты в жопу!'
Лидхольм был личностью. Феноменом. Так, перед важными играми он всегда заставлял доктора Аличикко рассказывать нам в раздевалке анекдоты, но в тот вечер ходячим анекдотом были мы сами: однажды 'Рома' в доме 'Лацио'... В отделении 'Скорой помощи' нам наложили так много швов, что ниток хватило бы на пошив формы для всей команды.
Вот такая она - 'Рома'. Мое прозвище в команде было 'Il Bimbo' - ребенок, 'Il Bimbo' я и остался. Однажды стану ее тренером, так как перед ней в долгу. Мне понравилось в 'Роме' сразу же. С того самого дня в 1979 году, когда Лидхольм, возвращаясь со своей супругой с отдыха в Сальсомаджоре, остановился в Парме и забрал меня к себе. Трансфер составил один миллиард двести миллионов лир ($1,444,000* - прим. переводчика). Что ж, вполне справедливая цена. С первой же минуты в 'Роме' я понял, что оказался в особом месте, потому как первое впечатление - самое верное.
Я прибыл в Рим на вокзал Термини из Сан-Бенедетто-дель-Тронто, снабженный четкими инструкциями: 'Бери такси и поезжай до via del Circo Massimo. Сбор команды будет там. Советую взять желтую машину с надписью 'TAXI'. Не садись к частнику - он сдерет с тебя больше'. Ладно. Следую инструкции, таксист меня не узнает. Доезжаем до места и видим впереди обезумевшую толпу - около четырех тысяч человек. По результатам трансферной компании 1979 года в 'Рому' только что прибыли Туроне и Бенетти, из аренды вернулся Конти, а в защиту взяли Романо. Какое же это прекрасное ощущение - быть одним из них! Собираясь выходить из такси, спрашиваю водителя, сколько должен. 'Десять тысяч лир'. Достаю кошелек, вынимаю деньги и протягиваю их ему. Но тифози этого не поняли. Видя, что я расплачиваюсь, они пришли в ярость и набросились на бедного таксиста. 'Грязный лациале!' 'Ты не должен брать с него деньги!' 'Мудак, 'Рома' - священна!' Потом они окружили машину и без какой-либо видимой причины стали ее раскачивать взад и вперед... вместе со мной внутри. У меня началась морская болезнь. Видно так уж на роду написано, что лица некоторых таксистов я просто не смогу забыть. Этот был напуган: 'Выходи! - закричал он. - Поездка бесплатна. Исчезни! Убирайся!' Вот я и добрался до нового места, где в скором времени должна была начаться моя карьера.
Только была одна незначительная деталь - контракт со мной до сих пор не был подписан. В 'Парме' я получал 10 миллионов лир в год ($12,000* - прим. переводчика), в 'Роме' же решил попросить 100 миллионов. Я уже несколько дней находился в тренировочном лагере в Брунико, поэтому пошел поговорить непосредственно с президентом Дино Виолой, величайшим человеком, умевшим считать деньги.
'Сколько вы хотите, Анчелотти?'
'100 миллионов лир, господин президент'.
'Да вы с ума сошли!'
Затем три недели абсолютной тишины. И вот в последний день перед началом нового сезона сам Виола вызвал меня: 'Анчелотти, вы не передумали?'
'Ну ладно, могу немного уступить...'
В итоге опустился до 24 миллионов лир ($28,800* - здесь и далее прим. переводчика) 'грязными' (до вычета налогов), а ведь начинал со 100 миллионов лир 'чистыми' (после вычета налогов). 24 миллиона лир 'грязными' - примерно столько же мне платили в 'Парме'. Продолжительность переговоров - приблизительно 29 секунд. Результат - полная катастрофа. Впрочем, как и мой дебют в Серии А на 'Стадио Олимпико' в матче против 'Милана', действующего чемпиона Италии. На поле я испытывал огромное напряжение, сильное волнение, меня посещали сомнения в способности бросить вызов этому огромному миру. Спустя минуту после начала игры Конти проходит по флангу и делает передачу на дальнюю штангу, Пруццо пробивает головой. Я вхожу в штрафную площадь, Альбертози каким-то чудом парирует удар, и мяч оказывается в полуметре от меня. Не могу поверить своему счастью - такое фантастическое везение в дебютной игре в Серии А! Я закрываю глаза и со всей дури бью по мячу, что даже нога заболела. Альбертози подпрыгивает и отбивает лицом. Ни хрена себе, парировать лицом! Мяч улетает за пределы поля, итоговый счет 0:0. Я смущен, немного не в себе, но почти счастлив. Где-то глубоко внутри какая-то часть меня ликует. Наконец-то я понял, наконец-то все усвоил. Именно этим голом я и обвел себя. Вокруг пальца.
____________
* из расчета, что в 1979 году средний курс 1 доллара США = 831 итальянской лире - по данным Банка Италии (Banca d'Italia).