Аннотация: Основано на реальных фантазиях, не предназначено для прочтения несовершеннолетними.
А я тебя люблю, знаешь? Нет, конечно же, не знаешь. Не знаешь, что по вечерам, когда загораются огни в многоэтажке напротив, я подолгу сижу на балконе и смотрю на свет в твоем окне. Он отличается от света в других окнах, видишь? Твой свет - теплого, светло-оранжевого оттенка. Из-за штор, наверное. Таких забавных, на них нарисованы апельсины. Иногда за тканью я вижу твой силуэт. Вижу, как ты что-то делаешь на кухне. Приглушаешь свет. Включаешь телевизор - калейдоскоп разноцветных огней в твоем окне в такие моменты мерцает, словно праздничная новогодняя гирлянда. Да, это наверное, был бы ежедневный праздник - просто жить вместе. Возвращаться домой, к тебе, улыбаться. Смотреть телевизор, обнявшись в плюшевом кресле, прижимаясь друг к другу, как птенцы в гнезде. И нам было бы не страшно вместе, понимаешь? В кресле было бы тесно - но так даже лучше. Теплее. И ближе друг к другу - до боли, вжимаясь друг в друга, словно стараясь обрести одно тело на двоих. Просто чтобы не чувствовать одиночество. Хотя нет, с тобой я не был бы одинок. А ты со мной? Я бы старался. Правда. Напоминал бы тебе каждый день, много раз на дню, не считая, сколько - напоминал бы, что ты нужна мне. Просто потому что я без тебя не смогу. Умру, наверное. Хотя...я уже умер. Я не люблю смотреть телевизор, на самом деле. И вообще, мы никогда не будем вместе. Просто потому, что я нихуя не принц. А ты ждешь его, я знаю. С пятнадцати лет ждешь. Я был тогда на год старше, помнишь? Наверное, не помнишь. Я вообще никогда не умел выделяться и оставаться в памяти. Серый - это про меня. Я не на белом коне, без родословной, меч сломан и проржавел насквозь, а щит треснул. Латы? Я их снял за ненадобностью. Все равно они скрипели и мешали ходить. Помнишь, в девятом ты сказала, что я слишком много читаю? Я теперь не читаю. Утром встаю с кровати, поскальзываясь на пустых бутылках из-под водки и ""Виноградного дня", топаю в ванную. Там, кстати, нет зеркала. Я его разбил вчера. Все равно оно изо дня в день показывало небритую, опухшую с перепоя рожу. И красные глаза с лихорадочным похмельным блеском. Ты бы испугалась меня, если бы увидела - я сам себя боюсь. И уж точно не вспомнила бы.
Что же с нами случилось? Тебе двадцать девять, у тебя есть кот, два неудачных брака и одиночество. Мне тридцать, и у меня нет ничего, даже одиночества - оно уже давно часть меня, подобно руке или глазу. Забавно, я вот до сих пор не умею общаться с людьми. Видимо, в мою комплектацию не входила социализация. Все мои друзья - в интернете. Ведь там не нужно смотреть людям в глаза, шутить, улыбаться - всего того, чему ты не научился. Не приходится мучительно краснеть, заикаться, смотреть в пол. А ты ведь не умеешь по-другому. У кого-то нет ног, а у кого-то ампутированы навыки общения с людьми. Поэтому...
Ремень мягко обхватывает крюк, вбитый в стену балкона. Этот крюк давно тут, года два уже, наверное. Тогда на нем висел велосипед. И даже я на нем покатался. Ровно до тех пор, пока тяжелая удушливая паника не напомнила о своем существовании, укутывая в липкое одеяло пота, и отключая мозг. Я очнулся дома - жалкий, трясущийся, потный, с колотящимся сердцем. И снова все вернулось на круги своя. Редкие, раз-в-недельные вылазки ночью в супермаркет за едой - непременно в наушниках, где ревет и рвет уши Летов, напоминая о вечной весне.
Стул мягко уходит из-под ног, словно земля при старте ракеты-носителя. Он ведь в детстве мечтал стать космонавтом. Интересно, а там есть звезды?
Тело качнулось на ремне, ноги тщетно скребли воздух. Плоть упорно хотела жить, хоть мозг был против. В последнем рывке он развернулся к ее окну. Но свет не горел в нем сегодня...
Она курила на балконе. Внизу копошилась ""Газель" скорой помощи и полицейский ""Бобик". Наверное, убили кого-то. Докурив, она щелчком выбросила окурок за окно. Надо доделывать квартальный отчет. Окурок разбился об асфальт, распавшись на крохотные алые звезды.