Эта история, по странному стечению обстоятельств, произошла в первый же день нашего пребывания в Орловке. Мы - двенадцать лейтенантов - приехали в гарнизон накануне, переночевали в гостинице и в это утро впервые ехали на службу, на аэродром.
Всё для нас было внове, всё было необычно. Нас удивлял тридцатиградусный мороз в середине ноября. Нас удивлял чуть живой от старости, рассыпающийся на ходу "кунг", поданный под лётный состав. Нас удивлял этот самый лётный состав, сидящий в кунге вперемешку, без различия в чинах и званиях, и с первой же минуты поездки азартно включившийся в необычную для нас карточную игру.
"Кунг", в котором мы ехали, был с окнами, и мы время от времени выглядывали наружу, чтобы поглазеть на проплывающие мимо окрестности. Вскоре наше внимание привлёк огромный столб белого дыма, поднимающийся из-за деревьев в совершенно безоблачное ярко-голубое морозное небо.
- Что это тут у вас такое? - в конце концов, не выдержав, спросили мы у шлёпающих картами и не глядящих по сторонам старожилов. - Никак вулкан заработал?
Те выглянули в окно и тоже обалдели.
- Мужики, так это ж - пожар! - догадался кто-то. - Это где-то в районе казармы что-то горит!
Игра пошла по боку. Все прилипли к окнам, пытаясь определить место пожара. Но лишь на са́мом подъезде к аэродрому, когда "кунг" выехал на открытое место, удалось разглядеть, что источник вулканического дыма находится где-то за казармой - там, где располагались хозяйственные постройки батальона обеспечения.
Наконец приехали на место построения. Полк уже стоял в строю. Лётчики горохом посыпались из "кунга" и поспешили на свои места. В строю все шушукались и с тревогой и любопытством поглядывали на столб дыма, исполинской дубиной выглядывающий из-за здания штаба, напротив которого мы стояли. Столб был огромным - в абсолютном безветрии он поднимался в высоту не менее чем на полтора-два километра.
Командир запаздывал. Начальник штаба, поглядывая то на часы, то на дымный столб, нервно прохаживался вдоль строя.
Наконец подлетел командирский "уазик". Командир, хлопнув дверцей, выскочил из машины, начальник штаба зычно скомандовал: "Смирно!". Но командир только отмахнулся: "Вольно!" и, бросив на ходу: "Мои заместители и командиры подразделений - ко мне в кабинет!", торопливо скрылся в штабе.
Построение было скомкано. Строй рассыпался на разновеликие кучки. Нервно задымили сигареты. Что-то явно было не так.
Минут через пять из дверей штаба выглянул комэска первой.
- Построения не будет! - крикнул он. - Все - по рабочим местам! Первая эскадрилья - в класс!
Народ зажужжал.
- Михалыч! - крикнул кто-то из толпы. - Что случилось-то?! Что горит?!
- Свинарник в батальоне сгорел! - ответил комэска и снова скрылся в штабе.
Вскоре уже все всё знали. Рано утром на хоздворе батальона обеспечения от короткого замыкания загорелись деревянные постройки. Огонь начался в лесопилке и быстро перекинулся на находящийся рядом свинарник, где содержалось изрядное количество свиней. Не желая бесславно погибнуть в огне, свиньи сломали хлипкую загородку и кинулись на волю. И выходило, что сейчас по полям, кустам и перелескам в окрестностях аэродрома бродило несколько десятков совершенно бесхозных свиней.
Народ заволновался. Свинина! Нежнейшая свинина, жалобно похрюкивая и помахивая своим трогательным хвостиком, разбредалась по орловским окрестностям. На своих тонких дрожащих ножках, проваливаясь по брюхо в снег, обмораживая свои глянцевые розовые пятачки, несчастные свиньи брели сквозь колючий кустарник, перебирались через ледяные ручьи, барахтались в заметённых снегом оврагах, пропадали в дремучем лесу, и не было им нигде спасения!
Вскоре начальство определилось с приоритетами и выработало план действий. И началась свиная эпопея!
В авиационном гарнизоне все на несколько дней забыли о полётах. В частях и подразделениях спешно формировались добровольные охотничьи дружины. От желающих попасть в число дружинников не было отбоя. В охотники жаждали записаться даже те, кто не знал с какой стороны у ружья приклад. Таких брали в загонщики.
Несколько суток на автомобилях и пешком, на лыжах и без, многочисленные охотничьи отряды бороздили окружающие леса, поля и перелески. Поставленная командованием задача: "Брать живьём!" повсеместно не исполнялась. Судя по рапортам охотников, свиньи при задержании оказывали яростное сопротивление и, во избежание потерь среди личного состава, уничтожались ответным огнём.
Тогда командование приказало доставлять на склад туши убиенных свиней. И туши начали поступать. О, боже, в каком они были виде! Судя по тушам, настигнутые охотниками свиньи бились отчаянно, не на жизнь, а на смерть, сражались, как говорится, до последней капли крови. Видно было, что дело доходило до драки на ножах, до беспощадной рукопашной. Кроме того, выяснились и другие странные вещи. Оказалось, что вместо упитанных хряков и свиноматок в батальонном свинарнике содержались доведённые до последней степени дистрофии, измождённые "доходяги" - буквально, кожа да кости, причём подавляющее число из этих "доходяг" были к тому же ещё и глубокими инвалидами и имели по три, две, а иногда и лишь по одной конечности. Как подобные несчастные животные смогли выбраться из горящего свинарника да ещё и уйти столь далеко от гарнизона, навсегда осталось загадкой.
Ну, а примерно две трети всего свиного поголовья и вовсе сгинула без следа.
Что же касается нас, то мы - молодые лётчики, лейтенанты, начавшие свою службу в истребительно-авиационном полку с охоты на свиней, - мы как-то сразу поняли, что попали служить в место неординарное, может быть даже уникальное, и что жизнь наша здесь будет, возможно, и не самой простой, но уж, во всяком случае, не скучной...