После освоения перехвата воздушных целей нас начали потихоньку натаскивать и на уничтожение целей наземных. Но прежде надо было получить допуск к полётам на малых и предельно малых высотах.
Освоение малых высот шло поэтапно. Вначале мы получали допуск к полётам на минимальной высоте 600 метров. Потом 300. Потом 200. Снижаться ниже двухсот метров нам категорически запрещалось. Кто и когда ввёл этот дурацкий запрет, мы не знали, мы знали только то, что решение на этот счёт было принято давно и что принималось оно не на полковом и даже не на дивизионном уровне.
Бортовой регистратор параметров полёта - так называемый "чёрный ящик" - был на нашем самолёте ещё несовершенным. При полётах на малой высоте он давал большие погрешности, а на высотах менее 200 метров и вовсе выдавал постоянный "ноль". Поэтому по его записям невозможно было определить - летел ли самолёт строго на высоте 200 метров или шёл "по верхушкам деревьев". Разумеется, мы этим активно пользовались. Если в "плановой" у лётчика значилась минимальная высота 200 метров, то полёт обычно выполнялся "с огибанием рельефа местности". В принципе это, конечно, было опасно. Но к тому времени мы уже перестали быть "желторотиками", у нас появился какой-никакой опыт, и самолёт мы уже, как говорится, начинали чувствовать "пятой точкой". Так что риск был минимален. Тут главное было не обнаглеть, не попытаться "пощупать бога за бороду" и строго соизмерять свои желания со своими возможностями. Об одном забавном случае в тему я сейчас расскажу.
Дело было летом 85-го.
У нас шли обыкновенные плановые полёты, когда на нашем аэродроме приземлился самолёт Командующего авиацией Дальневосточного округа. Это не было внеплановой проверкой. Просто Командующий возвращался из Москвы, и самолёт, на котором он летел, сел к нам на дозаправку.
Вместе с Командующим летела группа офицеров штаба, в том числе и инженер армии полковник О. - дотошный, въедливый и вредный человек, которого все не любили и боялись, но и уважали за исключительный профессионализм.
Пока краснозвёздную генеральскую "Тушку" заправляли всем необходимым, Командующий с инженером армии, отобедав тут же на аэродроме в лётной столовой, устроились в классе предполётных указаний, просматривая какие-то бумаги, представленные им командиром полка, и нервируя своим присутствием рядовых лётчиков.
Как я уже сказал, у нас шли плановые полёты. С десяток экипажей было в воздухе, из репродуктора, установленного в классе, то и дело слышались хриплые реплики радиообмена. Ничего не предвещало сюрпризов.
Вдруг из динамика раздалось:
- "Спартак", пятьсот четвёртый, в "первой", высота 200, горит табло "Перегрев двигателя". Разрешите занять 900 с выходом на "точку".
Все, находящиеся в классе, замерли и подняли головы, прислушиваясь. Перегрев двигателя - это было серьёзно. От перегрева двигателя до пожара - один шаг. А пожар - это катапультирование.
- 504-й, выход на "точку" разрешаю. Занимайте эшелон 900 метров, - отозвался РП. - Какая температура двигателя?
- В красном секторе.
- Текущая высота?
- Занял 900.
РП выдержал паузу.
- Всем экипажам: прекратить задание, режим полёта - экономичный... 504-й, обороты двигателя на "малый газ". Следите за скоростью. Приготовьтесь к катапультированию.
Теперь паузу выдержал лётчик. В эфире стояла мёртвая тишина.
- "Спартак", 504-й, температура снизилась до семисот, сигнал "Перегрев" ушёл. Наблюдаются небольшие колебания оборотов двигателя... Разрешите выход к "третьему" для посадки.
- 504-й, выход к "третьему" разрешаю. Следите за температурой и оборотами.
- Понял.
Командир полка перегнулся через стол и нажал кнопку "громкой":
- Иваныч, на какой он дальности?
- Двадцать два километра, - тут же откликнулся РП, - выходит к "третьему".
- Передай ему, чтобы не газовал. Шасси, закрылки - после "дальнего". Выключение двигателя - после касания.
- Понял, товарищ командир.
- "Пожарку", "санитарку" - в конец полосы.
- Уже.
- Молодец. Давай.
Динамик репродуктора ожил опять:
- 504-й, как матчасть?
- Колебания оборотов продолжаются, - после небольшой паузы ответил лётчик. - Температура в жёлтом секторе.
- Понял вас, 504-й. Обороты не выше 90. Выполняйте заход на посадку, глиссада свободна. Выпуск шасси после "дальнего".
- Понял.
Командующий поднялся из-за стола и кивнул командиру полка:
- Поехали на полосу!..
Втроём, вместе с инженером, они быстро вышли из класса. Мы продолжали напряжённо слушать радиообмен. Пятьсот четвёртым был начальник штаба полка подполковник Мищенко - опытнейший пилот да и, вообще, классный мужик.
Пару минут в эфире стояла тишина. Потом раздался голос Мищенко:
- 504-й, шасси, механизацию выпустил, "дальний", к посадке готов.
- 504-й, посадку разрешаю, ветер слева 60 до пяти метров, - отозвался РП.
- Понял.
- Выключение двигателя - после касания.
- Понял.
Мы дружно повалили из класса - смотреть посадку...
Спустя пятнадцать минут возле здания "высотки" затормозил командирский "уазик". Из него выбрались Командующий, командир полка и Мищенко. Генерал достал "Беломор", закурил и протянул пачку лётчику. Тот отрицательно замотал головой.
Мы - бочком, бочком - начали подбираться поближе - послушать.
- Выполнял полёт в зону на предельно малой высоте, - начал докладывать Мищенко; свой защитный шлем он повесил на сгиб локтя и активно жестикулировал свободной рукой. - После выполнения задания, на выходе из зоны - высота двести метров, скорость 600 - попал в стаю птиц...
- Птицы?! - переспросил Командующий.
- Так точно! Целая стая. Штук двадцать. Что-то типа куропаток. Или голубей... Одна попала прямо в фонарь, одна - в левый воздухозаборник. Сразу - хлопок, обороты упали, выскочило табло "Перегрев". Убрал обороты на "малый газ", за счёт избытка скорости набрал 900 метров. Доложил РП... Ну, а дальше...
- Дальше я слышал, - прервал доклад Командующий. - Ну что, подполковник, молодец! Действовал грамотно. Можно сказать, спас самолёт. Так что готовь дырочку под орден!
Мищенко широко улыбнулся.
- Есть готовить дырочку!..
В это время раздался писк тормозов, и рядом остановился "уазик" инженера полка. Из него выскочил полковник О. и, подойдя, протянул Командующему сосновую ветку, измочаленную так, как будто её одновременно грызло десять собак.
- Что это? - поднял брови генерал.
- Ветка, - доложил инженер. - Изъята из двигателя самолёта, на котором летал подполковник Мищенко. Двигатель восстановлению не подлежит.
Командующий заиграл желваками и повернулся к нашему начальнику штаба.
- Так ты говоришь - стая птиц? - медленно и тяжело спросил генерал; лик его был ужасен.
- Так точно! - не моргнув глазом, подтвердил Мищенко. - Стая. Штук двадцать. Только... - он шмыгнул носом. - Только, товарищ Командующий, они... сидели на дереве.
Генерал мигнул, перевёл взгляд с Мищенко на палку в своих руках, потом обратно, а потом... расхохотался.
- Молодец, подполковник! - отсмеявшись, похвалил он. - Не растерялся... Что, на выводе из пикирования высоты "черпанул"?
- Никак нет, - покачал головой Мищенко и честно признался. - После зоны решил выйти на "точку" на предельно малой, "по кустам", ну и... Дерево на пути слишком высокое оказалось.
- Ясно, - хмыкнул генерал. - Ладно. Считай, что тебе сегодня повезло дважды. Первый раз - когда двигатель не встал. А второй - сейчас... Награждать тебя, понятное дело, не за что. Но и наказывать вроде как не с руки - самолёт ты всё-таки действительно спас... Ну что, обойдёшься без ордена?
- Обойдусь, товарищ Командующий, - улыбнулся Мищенко. - Жил до сих пор без ордена и дальше проживу...
- Товарищ Командующий, - подал голос полковник О., - а как же всё-таки быть с двигателем?
- Ты слышал, полковник? - повернулся к нему генерал. - Тебе лётчик русским языком доложил: стая птиц. Значит, стая птиц. Что тут неясного? Двигатель списать.
- Есть! - нехотя козырнул инженер; по нему было видно, что решением Командующего он сильно недоволен.
- На, держи, - вручил генерал покалеченную ветку Мищенко. - Это тебе вместо ордена. На память. Смотри, не выбрасывай, - он кивнул на стоящего рядом инженера, и закончил заговорщицким шёпотом: - а то этот подберёт и тебе в одно место вставит. Будет тебе тогда... другая дырочка...
Вот такие истории порой случались в авиации. В той авиации, где командиры были способны принимать ответственные решения. Где лётчики умели спокойно смотреть опасности в глаза, причём не только в воздухе, но и на земле. Где находчивость и хорошая шутка порой ценились выше куска неодушевлённого железа.
Ах! - воскликнет прямодушный читатель. - Как же так?! Вы же, по сути, - преступники! Гробить дорогостоящую авиационную технику, рисковать своими жизнями, и ради чего?! Ради бравады?! Ради сомнительной хулиганской забавы?!
Нет, мой друг. Не ради забавы. А ради элементарного выживания. Просто мы прекрасно понимали, что преодолеть современные средства ПВО, все эти "Хоки" и "Пэтриоты", возможно только на предельно малых высотах. Прижимаясь к земле. "Ходя по кустам" и "ползая на брюхе". Мы были профессионалами. И мы готовились к войне.
Скорее, преступниками были те чиновники от авиации, которые, зная то же, что знали и мы, тем не менее вводили все эти идиотские, никому не нужные ограничения.
Хотя о чём я говорю! Конечно! Ведь не им бы пришлось в случае чего лезть в пекло!