Летом 1989 года Главкомом ВВС было принято решение о проведении для высшего командного состава военно-воздушных сил показательных сборов по изучению вопросов организации охраны и обороны аэродромных объектов. Какая шлея попала тогда под мантию Главкому, я сказать не могу, но местом проведения сборов он определил не подмосковную Кубинку и даже не хабаровский "10-й участок", а нашу, богом и начальством забытую, Орловку.
Получив соответствующую телеграмму, наш командир полка начал седеть ещё даже не дочитав текст до конца. Проведение сборов подобного уровня предполагало приезд в Орловку командующих всех воздушных армий и всех командиров авиационных дивизий. Само собой, предполагался приезд если и не самого́ Главкома, то, по крайней мере, одного из его заместителей. О состоянии охраны и обороны в Орловском гарнизоне, обо всех этих окопах, стационарных огневых точках и заграждениях, на тот момент без слёз говорить не приходилось. Командир полка это отлично знал. А потому он уже видел себя показательно посаженным на кол заботливыми руками Главкома или распущенным на ленточки для бескозырок острыми зубами его помощников и замов. Только благодаря своей уникальной выдержке и чудовищным усилиям воли командир не застрелился сразу после первого абзаца, а заставил себя дочитать телеграмму до конца. И, между прочим, правильно сделал, поскольку в самом конце телеграммы он с непередаваемым облегчением прочитал пролившиеся целебным бальзамом на его, изрубцованное шрамами, изболевшееся командирское сердце слова: "Ответственным за подготовку и проведение мероприятия назначается начальник штаба 1-й Воздушной армии генерал-майор..."
На следующий день в Орловку прилетел означенный в телеграмме начальник штаба армии. Ознакомившись с состоянием дел, он тоже начал интенсивно седеть, не забывая при этом проделывать с командиром полка различные неаппетитные штуки, подробно описанные в "Инструкции по обращению с провинившимися подчинёнными", известной большинству продвинутых читателей под её вторым - историческим - названием: "Молот ведьм". Понимая, что это - наименьшее из возможных зол, командир стоически терпел.
Оттянувшись на командире полка и слегка подуспокоившись, начальник штаба армии засучил рукава и принялся за наведение порядка. Через два дня откуда-то из-под Биробиджана в Орловку прибыл инженерный батальон со всей своей землекопательной и камнедробительной техникой. Одной роте батальона тут же была поставлена задача по восстановлению заградительного периметра вокруг аэродрома и по углублению фортификационных сооружений в эскадрильских зонах рассредоточения. Вторая рота была в полном составе брошена на дежурное звено.
Дело в том, что по сценарию сборов высшему командному составу, кроме всего прочего, должны были показать действия личного состава дежурных сил по отражению нападения вражеской диверсионной группы на дежурное звено. Поэтому первым делом встал вопрос по сооружению смотровой площадки, откуда высокие гости смогли бы наблюдать за разворачивающимся действом. Инжбатовцы подошли к решению проблемы прагматично и без особых затей - они просто срезали земляную верхушку одного из самолётных капониров дежурного звена и соорудили на образовавшейся горизонтальной площадке деревянный помост с перилами. К помосту по склону капонира проложили широкую деревянную лестницу с перилами. Кроме того, дежурное звено было по всей науке обнесено двойным забором из колючей проволоки, а вся территория щедро изрыта блиндажами, закрытыми и открытыми огневыми точками и многочисленными ходами сообщения такой глубины, что по ним могли бы скрытно передвигаться, не спешиваясь, конные разъезды.
Если читатель думает, что все работы по подготовке к сборам велись только силами инжбата, то он глубоко заблуждается. Хватало работы и нам. Все полёты на нашем аэродроме, разумеется, были отменены. Продолжительность рабочего дня была установлена в двенадцать часов, а затем, по мере приближения ко дню "икс", увеличена сначала до четырнадцати часов, потом до шестнадцати, а потом всякий регламент рабочего времени был упразднён вовсе. И весь этот бесконечный рабочий день мы, забыв про еду и отдых, копали, таскали, гра́бали, козыряли и стояли во фрунт.
Для достоверного изображения диверсионной группы откуда-то из-под Уссурийска привезли два десятка спецназовцев, одного вида которых, в общем-то, хватило бы для выведения из строя всего личного состава нашего полка.
По сценарию игры, после преодоления полос заграждения не уничтоженные огнём остатки диверсионной группы должны были пробиться к самолётной стоянке дежурных сил и там, так сказать, под крылом самолёта, сойтись в рукопашной с личным составом звена. Однако идея рукопашной вызвала здоровый скепсис со стороны "диверсантов". "Зашибём! - оглядев приготовленный на заклание личный состав дежурных сил, коротко сказал командир спецназа - детина ростом за два метра. - Уж больно все худосочные". После чего весь технический состав дежурных сил решено было заменить теми же спецназовцами. Командир спецназа предложил было заменить своими людьми и лётный состав, но командир полка решительно воспротивился. "Ты, что ли, в случае чего взлетать будешь? Или твои архаровцы?" - остановил он не в меру разошедшегося "диверсанта", и тот вынужден был отступить.
К назначенному дню сборов вроде бы всё было готово, однако само мероприятие чуть было не началось с конфуза.
Накануне вечером выяснилось, что участников сборов, возглавляемых Заместителем Главкома ВВС, привезёт из Москвы самолёт Ту-154. Начальство схватилось за голову. Дело в том, что у нас на аэродроме не было ни одного самолётного трапа. Стремянки различные были. Но, согласитесь, нельзя же заставлять целого Зама Главкома спускаться из самолёта задом наперёд по крутой стремянке. Какой же он после этого Зам Главкома?! Поэтому было решено одолжить самолётный трап в Благовещенском аэропорту. Соответствующий человек с соответствующими полномочиями был срочно откомандирован в Благовещенск. Руководство аэропорта пошло военным навстречу, и следующим утром водители на трассе и многочисленные пешеходы в Благовещенске, Белогорске и Серышево были немало удивлены при виде самодвижущегося самолётного трапа, бодро скачущего по рытвинам на шоссе и лихо тормозящего на светофорах. Между прочим, расстояние от Благовещенского аэропорта до нашего аэродрома лишь немного не дотягивало до двухсот километров. Особенный фурор самобеглый трап вызвал на АЗС в районе Белогорска, куда он вынужден был заехать для дозаправки.
И вот наступил исторический день.
В назначенный час белоснежный лайнер раскрутил колёса об орловский бетон, высокие гости спустились по крытому красной ковровой дорожкой трапу, начальник штаба армии, показательно тяня носок, пропечатал пять шагов навстречу Заместителю Главкома и отдал рапорт. Сборы начались. Гости рассыпались по аэродрому. От обилия генеральских звёзд у личного состава полка зарябило в глазах. Золотое шитьё сверкало на солнце. Широкие голубые лампасы молниями рассекали воздух. Генералы преобладали и доминировали. Полковники были на побегушках.
После необходимой теоретической части, проходившей в штабе полка, гости проследовали в расположение дежурного звена, где их уже битый час ждал построенный по линеечке личный состав дежурных сил. Сияли начищенные до немыслимого блеска сапоги и ботинки. Сияли гладковыбритые физиономии. Сияло в ультрамариновом небе ослепительное летнее солнце. Стрижи крутили пилотаж. Невидимый глазу жаворонок пел хвалу высоким гостям.
Для начала участникам сборов был продемонстрирован ритуал заступления на боевое дежурство.
Мы с Толиком Грошевым, одетые в выданные накануне, новенькие, с иголочки, комбезы и в остро пахнущие свежей кожей, блестящие шевретовые куртки, как и положено лётному составу, стояли на правом фланге строя. Роста мы с Толиком оба невысокого, поэтому начинающийся сразу от моего левого плеча внушительный двухметровый "забор" из старательно изображающих техсостав спецназовцев выглядел на нашем фоне ещё более внушительно.
Командир полка, раскрыв текст приказа о заступлении на боевое дежурство, начал зачитывать фамилии заступающих. Стоя́щие в строю соответственно отвечали.
- Командир дежурного звена - капитан Грошев, - зачитал командир.
- Я! - ответил Толик.
- Дежурный лётчик - старший лейтенант Юринов.
- Я! - откликнулся ваш покорный слуга.
- Ты что ж, полковник, лётчиков своих не кормишь? - прервал чтение приказа стоящий тут же Зам Главкома. - Что они у тебя такие... мелкие?
- Мелкий клещ больнее кусает, товарищ генерал-лейтенант, - тут же ответил наш командир; похоже, он было готов к такому вопросу.
От строя сопровождающих спешно отделился Командующий армией и, подскочив к высокому московскому гостю, взял его под локоток.
- Товарищ генерал-лейтенант! Степан Андреевич! Тут такая тонкость... - отведя Заместителя Главкома в сторонку, он что-то торопливо зашептал ему на ухо.
- А-а... Ну, раз такое дело... - оттаял генерал-лейтенант. - Что, раньше не могли сказать?! Устроили тут, понимаешь, цирк-шапито!..
Инцидент был исчерпан. Тучи рассеялись.
Командир закончил чтение приказа. Грянул гимн. Флаг ВВС взвился по флагштоку, развернулся и радостно защёлкал на ветру. Последовала команда "Напра-во!..", и личный состав дежурных сил, печатая шаг, бодро промаршировал мимо внушительной группы генералов и полковников "к местам несения боевого дежурства".
Участники сборов проследовали на смотровую площадку. С минуты на минуту должен был начаться диверсионный спектакль.
Мы с Толиком сидели в самой дальней комнате домика дежурных сил. Нашей главной задачей на следующие несколько часов было: "Не высовываться!". В общем, мы ничего против не имели, если бы не один нюанс. Время было обеденное, а никто обедом нас кормить, похоже, не собирался. В помещении столовой дежурного звена, куда мы, крадучись, пробрались, был накрыт банкетный стол для участников сборов. У стола, под видом официантов, священнодействовали два подполковника - наш орловский командир батальона обеспечения и какой-то тыловик из Хабаровска, оба облачённые в белые кухонные куртки и накрахмаленные до стояния колом поварские колпаки. Наше с Грошевым появление в столовой с вполне уместным, как нам казалось, вопросом: "А когда обед?" вызвало с их стороны лишь громкое змеиное шипение и интенсивное махание руками, взволновавшее многочисленных мух, несанкционированно пробравшихся в помещение и прогуливающихся по белоснежной скатерти в ожидании банкета. Стащив с сервированного хрусталём и мельхиором стола по куску хлеба, мы, не солоно хлебавши, вернулись в свою комнатушку.
Вскоре за окном затрещали автоматные выстрелы и забухали взрывпакеты.
- Началось! - вырвалось у меня.
- Показушники! - скривив губы, мрачно ответствовал голодный Грошев. - Диверсанты хреновы! Чтоб они там все друг друга передушили!.. - он подумал, пожевал впустую ртом и кровожадно добавил: - И генералов с полковниками заодно!..
Со слов присутствовавшего на смотровой площадке нашего командира полка, зрелище нападения на дежурное звено получилось захватывающим. Зверюги-спецназовцы, неожиданно возникнув возле самого периметра ограждения, молча и страшно пошли в атаку. Они выдирали с корнем столбы ограждения и перекусывали зубами колючую проволоку, они со свистом метали ножи и сапёрные лопатки, они ловко стреляли в падении и в кувырке, они сходились в рукопашную и отчаянно лупили друг друга руками и ногами.
Нападавшие "плохие парни", видимо слегка увлёкшись, поначалу хорошенько отмордовали оборонявшихся "хороших парней" и чуть не вытеснили их за пределы дежурного звена, но потом, вероятно вспомнив сценарий, вернулись назад и стали один за другим валиться на бетонку или на аккуратно выкошенную траву и замирать в трудных, но эффектных позах.
Вскоре всё было кончено. "Плохие парни" были частично "уничтожены", а частично "взяты в плен". Зрители аплодировали стоя.
Потом мы с Толиком услышали, как затопали по коридору домика дежурных сил многочисленные ноги, послышались возбуждённые голоса, заскребли по полу отодвигаемые стулья. А потом...
А потом до нас донеслись запахи! Пахло горячим майонезом и копчёной колбасой. Пахло кальмарами и миногами. Пахло, между прочим, дорогим армянским коньяком. Помрачая своей интенсивностью и насыщенностью рассудок, прилетел головокружительный запах жареного мяса.
Мы с Толиком, сидя на жёстких табуретках в своей маленькой комнатке, жадно раздувая ноздри, нюхали воздух, интенсивно глотали слюну и прислушивались.
До нашего слуха приглушённо доносилось звяканье ножей и вилок, звон хрусталя и сдержанный застольный говорок обильно и вкусно едящих людей.
Банкет продолжался часа полтора.
Потом опять задвигались стулья, затопотали ноги, что-то со звоном упало на пол и разлетелось вдребезги. Вскоре всё затихло. К нам в дверь просунулась голова заведующей лётно-технической столовой.
- Мальчики, идите поешьте. Там на столе ещё много чего.
- Объедки?! - прищурил глаз мрачный Грошев.
- Остатки, - мягко поправила заведующая.
Мы прошли в столовую.
Даже несмотря на царящий на столе разгром, стол поражал. Чего тут только не было! Нежнейшая розовая ветчина и глянцево поблескивающие чёрными боками маслины; ароматная буженина и застывшие в собственном жиру купаты; румяные куриные ножки с белыми салфеточными папильотками и разнообразнейшие, хотя и уже основательно разорённые, салаты. Многие из блюд я вообще видел впервые в жизни. А ближе к тому краю стола, где, вероятно, сидел Зам Главкома, на большом плоском блюде покоился, раскинув длинные тонкие усы, огромный пожарно-красный лобстер с оторванной левой клешнёй. Не забывай, мой читатель, на дворе стоял голодный 89-й год.
- Хорошо быть генералом! - подытожил увиденное Толик и, вытащив из разгрома более-менее чистую вилку, решительно подсел к столу.
Я последовал его примеру...
Минут через сорок, когда мы лежали в комнате дежурных лётчиков на застеленных колючими солдатскими одеялами кроватях и, прислушиваясь к ощущениям, переваривали генеральский обед, над нашими головами оглушительно проревел двигателями взлетающий Ту-154 - участники сборов отбывали с аэродрома Орловка. Мы с Толиком, не сговариваясь, вздохнули с облегчением.
На следующий день у нас с Грошевым отобрали выданные перед "показательным маскарадом" новенькие комбинезоны и кожаные куртки.