Произошло это всё в марте 86-го. Дело было в воскресный день. Я стоял в наряде - дежурным по приёму и выпуску самолётов.
День хоть и был воскресным, но аэродром наш был заявлен в качестве запасного для дежурных сил, и поэтому я находился на рабочем месте руководителя полётов - в "скворечнике" КДП (командно-диспетчерского пункта) или, как у нас говорили: "на вышке". На аэродроме, в соответствии с установленным порядком, был включён необходимый минимум радиотехнических средств; рядом с КДП дежурили "пожарка" и "санитарка".
Заглянувший ко мне с утра дежурный от батальона обеспечения сказал, что он по приказу командира направляет на полосу "Змея Горыныча" - так мы называли специальный агрегат: авиационный двигатель, поставленный на автомобильное шасси и превращённый в специальную тепловую машину, предназначенную для сдувания снега и льда с элементов лётного поля. Я, разумеется, не стал возражать - приказ командира есть приказ командира - только обговорил с дежурным вопросы сигнализации на случай, если понадобится срочно убрать все механизмы со взлётно-посадочной полосы.
"Змей Горыныч" отправился на полосу, где вскоре, как самый настоящий сказочный дракон, засвистел, завыл и поднял в голубое небо целую тучу снега и ледяной крошки.
Я, изредка поглядывая на полосу, сидел в кресле РП и читал своего любимого Хемингуэя. Всё было спокойно, и ничего не предвещало беды.
Спустя какое-то время, очередной раз оторвавшись от книги, я увидел, что на ВПП что-то не в порядке. Снежного облака уже не было, "Змей Горыныч" стоял неподвижно, а вокруг него, странно размахивая руками, суетилась маленькая чёрная фигурка. Я поднялся из кресла и, подойдя к стоящему тут же стационарному биноклю, посмотрел - что же там такое происходит? Моим глазам предстала тревожная картина: "Змей Горыныч" горел. Бледные в ярком солнечном свете язычки бездымного пламени весело плясали на металле авиадвигателя и уже подбирались к кабине водителя. Сам водитель метался вокруг своего агрегата и пытался сбить огонь снегом, швыряя его на место возгорания пригоршнями. Я ахнул. Медлить было нельзя ни секунды. Я пулей вылетел на балкон и засвистел. Однако экипаж пожарной машины меня не услышал - пожарники, в лучших традициях своего сословия, повально дрыхли в своей тёплой пятиместной кабине. Тогда я слепил снежок и запустил его в лобовое стекло "пожарки". Сие действие возымело последствия - стекло на левой дверце скользнуло вниз, и из машины высунулась заспанная физиономия водителя. Я показал ему в сторону горящего "Змея Горыныча" и скомандовал: "Фас!". Физиономия втянулась обратно, "пожарка" чихнула, прокашлялась и, подбадривая себя хриплыми воплями сирены, понеслась на полосу. Из дежурки выскочил встрёпанный прапорщик - начальник пожарной команды. "Что?!! Что случилось?!!" - заорал он, глаза у него были круглые и испуганные. Я в двух словах описал ему ситуацию. "Так там же!!.. Так я же!!.. Эх, мама дорогая!!.." - несвязно заорал прапорщик и, махнув рукой, кинулся вслед за своим, несущимся на всех парах на полосу, расчётом.
Я вернулся в "скворечник" и, не имея больше никакой возможности воздействия на события, принялся наблюдать за тем, что происходит на ВПП.
А на ВПП тем временем события развивались вскачь. Огонь уже перекинулся на кабину "Змея Горыныча", занялись и колёса. Над горящим агрегатом теперь поднимались густые клубы чёрного дыма. Несчастный водитель, больше уже не пытаясь бороться с огнём, стоял неподалёку и, бессильно уронив руки, безучастно наблюдал за происходящим. Появление пожарной машины вдохнуло вторую жизнь в его потерянную фигуру. Он засуетился и, обильно жестикулируя, затанцевал вокруг лихо подлетевшего к месту происшествия, ярко-красного автомобиля. Пожарники, грамотно затормозив с наветренной стороны, кубарем покатились из кабины и принялись быстро и слаженно действовать. Я, припав к биноклю, с удовольствием наблюдал - всегда приятно следить за работой мастеров своего дела, истинных профессионалов. Вот - ловко размотали и состыковали шланги, вот - первый номер расчёта, держа подмышкой тяжёлый ствол, устремился к очагу возгорания, вот - он дал отмашку, вот - широко расставив ноги и немного откинувшись назад, он направил мощную струю воды на горящего "Змея Горыныча". И тут...
Пламя, полыхнувшее перед моими глазами, заставил меня отшатнуться от бинокля. Я, распрямившись, изумлённо уставился в окно. На полосе творилось нечто несусветное. Столб огня и чёрного дыма поднялся на несколько десятков метров и заслонил солнце. На месте "Змея Горыныча" бушевал огненный ад. Маленькие фигурки людей, падая и поднимаясь, бежали прочь. А в чёрном клубящемся дыму, разбрасывая вокруг себя струи и сгустки огня, билось что-то гибкое, живое, страшное. Я вновь припал к биноклю. От увиденного зрелища волосы зашевелились у меня на затылке. В центре гигантского пожара, изрыгая длинную огненную струю и поливая всё вокруг себя огнём, бился, взлетал и падал и, казалось, хлестал сам себя, как обезумевший змеиный хвост, неуправляемый пожарный шланг. "Змей Горыныч" полыхал, как один гигантский костёр. На пожарной машине чадно, разбрызгивая вокруг огненные брызги, горели задние колёса. Огонь подбирался к топливному баку. А посреди лётного поля, по колено в снегу, обхватив себя руками за голову, стояла одинокая маленькая фигурка начальника пожарной команды.
Пожарную машину спас водитель "Змея Горыныча". Не растерявшийся боец прыгнул в кабину горящего "зилка" и дал по газам. Отъехав метров на двести, волоча за собой продолжающий поливать всё вокруг себя пламенем шланг, он с разгона загнал машину по брюхо в сугроб. Горящие колёса почти сразу же потухли. Несколько сложнее было справиться с изрыгающим огонь, бешеным брандспойтом. Но находчивый боец и тут не оплошал. Он просто отстыковал первый от машины разъём, и разнузданный огненный дракон тут же захлебнулся собственным пламенем. А подбежавшие члены пожарного расчёта быстро перекрыли соответствующий вентиль.
Что же касается несчастного "Змея Горыныча", то он сгорел дотла, и на бетонных плитах взлётно-посадочной полосы, на месте разыгравшейся трагедии, ещё несколько лет после этих печальных событий проступало неопрятное чёрное пятно...
Разбор случившегося длился недолго. Оказалось, что начальник пожарной команды подворовывал керосин. Утром, во время газовки самолётов в дежурном звене, он, по сговору с представителем службы ГСМ, закачивал в баки своей машины без малого две с половиной тонны авиационного топлива, после чего мчался в ближайшую деревню, где его уже поджидала автоцистерна от бригады "чёрных" старателей. Керосин перекачивался в автоцистерну, а полученные от старателей деньги делились пожарником и "гэсээмщиком" поровну. Солдаты-срочники - экипаж пожарной машины - в афере своего начальника не участвовали и понятия не имели об опасном содержании баков своей машины. В то воскресное утро что-то у горе-предпринимателя с его покупателями "не срослось", и машина заступила на дежурство по аэродрому с полными баками огнеопасной жидкости. Видимо, предприимчивый пожарник надеялся, что всё, как обычно, пройдёт без происшествий, и его экипаж, простояв день на аэродроме, благополучно отправится в казарму, а он - тихо и мирно - на встречу со своими "спонсорами", но, как говорится, и на старуху бывает проруха.
Дело, как водится, спустили на тормозах. В прокуратуру никто, конечно, обращаться не стал. Ещё чего! С прокуратурой связываться - себе дороже. Накопают такого! Уж, во всяком случае, за ненадлежащий контроль по шапке получат все - сверху донизу. Поэтому потерю "Змея Горыныча" оформили как несчастный случай. А прапорщика даже не стали наказывать. Да и как ты его накажешь, прапорщика? Он же - прапорщик. Уволить его или снять с должности - а кто тогда будет командовать пожарной командой? Очереди из желающих у ворот части что-то не видать. Разжаловать его тоже некуда - он же прапорщик, а не офицер или сержант. Наказать его по партийной или комсомольской линии опять же невозможно - ну не член он партии и даже не комсомолец! Даже сослать его, паразита, в отдалённый гарнизон и то нельзя - куда ж дальше то? Орловка! Поэтому ушлого начальника пожарной команды только показательно "повозили мордой по столу" и оставили в покое. Таким образом, как это ни покажется странным, самым пострадавшим во всей этой истории оказался я - мне, надо полагать на всякий случай, влепили выговор: "за нарушение мер противопожарной безопасности, будучи дежурным по приёму и выпуску самолётов".