Когда я начинал торговать на рынках, то был вынужден набирать продавцов из числа преподавателей и сотрудников МАДИ. Ведь я использовал помещения института под склад, числился на кафедре, получал зарплату... И за все это, как бы, был обязан отстегнуть институту.
Нет! Стоп! Зарплату я не получал!
То есть, получал, как бы, понарошку, ведь ее делили между собой сотрудники нашей лаборатории, соблюдая социалистический принцип: кто не работает - тот не ест, до тех пор, пока не выперли на пенсию нашего завкафедрой Владилена Ивановича Баловнева и на его место не воткнули какого-то русского дурака из министерства, сразу же пожелавшего увидеться со мной. Поскольку я, как знакомиться, так и выходить на работу, наотрез отказался, он уволил меня из МАДИ, лишив, тем самым, ребят, пусть небольшого, но, все-таки, довеска к их нищенской зарплате. Этим и подобными "подвигами", снискав себе всеобщую ненависть и презрение, он, вскорости, был отставлен от должности.
Да... Я отвлекся! А ведь рассказывал о том, что набирал продавцов из сотрудников института. Да... Было...
Было тяжело!
Люди, отягощенные высшим образованием, по сути своей, плохие труженики. Может работники они и хорошие, да труженники никудышные, а, особенно, в случаях общения с людьми, где нужны быстрота, сообразительность, большое внутреннее спокойствие, значительная доля юмора и, самое главное, - подобострастие, холуйство. Любит наш (и не только наш, но наш - в особенности) покупатель лесть и показушное уважение. Достаточно вспомнить, с какой настойчивостью требуют называть себя на "Вы" обитатели, ну, если не совсем дна, то, во всяком случае, подонья. Нищие старики и старухи, обираемые до последней копейки, спившимися мужьями, детями и внуками. Женщины, таскающие в каждой руке по две-три сумки и ребенка в придачу, потерявшие от такой жизни не только женственность, молодость и красоту, но и человеческий облик в целом.
И все они жаждут уважения, пусть показного, пусть лживого, но, так или иначе, изливающего бальзам на их израненую душу. А люди с высшим образованием ощущают себя, в основном, выше толпы, или, по крайней мере, на равных, но никак не желают согнуться, перед ней, выставить себя ниже нее. Поэтому продавцы из них никакие. Ведь, если за тебя никто рубля не дает, то даже одна ,единственная, полученная копейка может вскружить голову. Да так сильно, что - до умопомрачения. Как в песенке: "на дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь и делай с ним, что хошь". Так и покупатель - больше скидок он ценит холуизм продавца, когда тот сгибается, унижается, ползает на брюхе перед ничтожеством, зачастую не имеющего в кармане и трети необходимой суммы. Ведь для многих, рынок - единственное место, где они могут расправить плечи. На работе - подчиненный, в семье - подкаблучник, в стране - военнообязанный, в церкви - раб божий, а здесь ты - Человек! Человек, с большой Буквы, имеющий полное право сказать: "Нет! Не хочу!" О! Какое великое счастье - право выбора, которого, к сожалению, большинство людей начисто лишены в повседневной жизни. От сознания этого, покупатель вырастает в собственных глазах. Он - Бог, Царь и Герой в одном лице.
Если умаслить покупателя, найти его ахиллесову пяту, то ему можно всучить, что угодно, хоть дохлого кота, при этом, обобрав до нитки, до последней бумажки в его карманах. Но это искусство. Искусство, сродни актерскому мастерству, которому, к сожалению, невозможно научиться. С этим надо родится. Если в тебе есть этот дар, то вряд ли ты сможешь каждый божий день протирать штаны на казенном стуле, перекладывая бумажки с места на место. А мои продавцы, как раз и были кабинетные работники, решившими, что поскольку они умеют складывать и делить, к тому же на короткой ноге с Ватманом и Кульманом, то торговать для них - пара пустяков.
Слабые физически, отвалились практически сразу, не отработав и месяца. Кому-то было в лом стоять по несколько часов на ногах, кому-то претил свежий воздух - то холодно, то сыро, то насморк, то колени. Умные осознали, что находятся не на своем месте, что это - не их, и что слон в посудной лавке чувствует себя намного вольготней. Остальные, проторговавшись по нулям, остались без дохода и, проработав, как говорится, за собственный интерес, тоже ушли. Но некоторых, особо одаренных, пришлось просить уйти. Одних вежливо, других - пинками.
У меня уже работали исключительно профессиональные продавцы, когда ко мне пришла женщина, не с нашей кафедры, которую я видел первый раз, но ссылающаяся на каких-то общих знакомых, совершенно незнакомых мне, просить дать ей работу. Вместо того, чтобы продемонстрировать свое умение, она принялась горемыкаться о том, что зарплата мала, мужа уволили и он, несчастный, ходит, обивая пороги всяких-разных НИИ, но его нигде не берут, поскольку они своих-то увольняют - зачем им чужой, ребёнок учится и требует денег, мать на пенсии, а пенсия - мала... Короче - стена плача или плач стеной.
По этой умоляющей болтовне чувствовалось, что она не работник. Ей не хотелось трудится, ей нужны были деньги. А это очень разные вещи, когда человек получает деньги за труд или трудится за деньги. Нужно было ее выставить, но под каким-нибудь благовидным предлогом. "Пошел вон" я говорил только тем, кто меня, по жизни, очень сильно обидел, остальным я всегда пытался сказать "прощайте" или даже "до свидания", если человек оставлял о себе приятное впечатление. Иногда это у меня получалось, а иногда - нет. Ну, что - в любом деле можно допустить промашку.
Женщина она была хоть и не молодая, но и не слишком старая - лет тридцати с лишком. Поэтому сослаться на то, что она не выстоит в Лужниках смену, сказав - иди домой, красавица, было глупо. Хотя вся ее внешность говорила о том, что девять часов на ногах не для нее, это точно! Но она будет уверять, что еще молода и мои слова будут бездоказательны. А потом начнет умолять и плакать. Нет! Надо было найти что-то иное, хитрое, что заставит ее уйти по собственному желанию. Да не просто уйти, а удрать, убежать, улететь, чтобы начисто забыть дорогу сюда. И выход нашелся...
- Так получается, тебе деньги нужны - резко спросил ее я.
- Да... - скромно ответила она.
- Но ведь рынок это - грязь, холод, дождь... Некрасивая, тяжелая работа, не женская...
Я подошел к ней поближе и, со словами: "А ты - молодая, симпатичная, могла бы и в более приятной обстановке деньги заработать.
Затем обошел вокруг нее глазами обведя и не столь тонкую талию, и не столь большую грудь, и не столь широкие бедра.
После чего, глядя ей прямо в глаза, предложил:
- Давай-ка я тебе месячную зарплату дам за четыре воскресенья со мной в постели. Изящное белье, чистые простыни, шелковый халатик - все ж лучше, чем под снегом в ватнике стоять!
Она вспыхнула, будто бы в нее попала молния.
- Я собой не торгую! - вырвалось у нее.
Это было как раз то, чего я ждал!
- Вот те раз? - отвечаю - Собою не торгуешь, а моим товаром собираешься? Ты мне такое наторгуешь!
Я сделал небольшую паузу, чтобы насладиться видом ее, остекленевших от ужаса глаз, и добавил: