У нас во дворе в четвертом подъезде года два жила женщина, переболевшая оспой. Это единственный случай в моей жизни, когда я видел настоящего оспенного больного. Сейчас, судя по сводкам, оспу повывели, а тогда, всего-то через двадцать лет после войны, встречалось всякое. У нее был сын, по-моему, наш ровесник, а может быть годом моложе.
Мы почему-то с ее сыном не дружили, причем никто из ребят. Быть может наши родители, боящиеся любой заразы, запрещали с ним общаться? Не знаю, не помню, чтобы мне что-то подобное говорили. Может, это его родители не позволяли с нами общаться? Вполне вероятно. Но факт остается фактом - мальчик прошел стороной, очень незаметно. Никто не запомнил его имени, и у него не было прозвища! Я видел его исключительно рядом с мамой.
Которая была очень миловидная женщина, немного пухленькая, с густыми черными волосами, большими, черными как ночь, глазами, тяжелыми бровями и длинными ресницами. Уж на что я был шестилетка и то, с восхищением, поглядывал на нее, поскольку таких мам или, вернее, женщин, никогда не видел. Но щеки ее выглядели так, будто бы в них попала шрапнель. Лунная поверхность на картинке в учебнике - вот что представляла ее щека. Ямки, ямки, ямки, побольше, поменьше, с шершавой, какого-то неприятно-неестественного цвета кожей. Зато никакая оспа не могла испортить ее ласковую и нежную улыбку. Она всегда улыбалась, глядя на своего сына и я, как-то немного, завидовал ему - милая мама ему досталась.
Однажды летом, она вышла в открытой кофточке и оказалось, что оспою обезображена и ее левая рука. Будто бы от шеи до локтя, прошлись паяльной лампой. Какая ужасная болезнь! Особенно для женщины! Слава Богу, что ее больше нет.