Пускай на каждом углу мы видим ее проявления но, в то же время, нет-нет, да родится в какой-нибудь убогой семье, гений, а у порядочных родителей такой забулдыга, что, хоть святых выноси. Принято такие явления списывать на неверность жен, с прихихикиванием, добавляя: "явно подмешался кто-то...", но это полнейшая глупость. Наследственность (а я считаю ее существование бесспорным) не может быть тупым копированием, иначе прогресс остановится. Да, она проявляется, но каждый раз с некоторыми вариациями. Берется, что-то от отца, что-то от матери, складывается, и куда-то вносится изменение, насколько я понимаю, совершенно случайно. В зависимости от того, куда это изменение попадет, оно может, как практически не повлиять на индивидуума, так и привести к кардинальным изменениям. Ну, а дальше все просто - включается Закон Дарвина - если это изменение ухудшит организм, то он отомрет, унося с собою это изменение в небытие. Ну, а, если выживает, то это изменение закрепится в последующих поколениях. Это какой-то своеобразный природный "метод тыка" развития, совершенствования, своеобразный подбор характеристик организма. Так, шаг за шагом, от поколения к поколению, природа создает все более совершенные и совершенные организмы.
Ну, хватит умничать - пора и пошутить!
Итак, учился я в 7-8 классах с неким Валерой, по прозвищу Крыса. Нет, не подумайте про него чего-либо плохого, услышав это погоняло. Просто у него жила морская свинка, которую мы все называли не иначе, как Крыса. А, поскольку Валерок было много, то был, и Валера-хомяк, и Валера-прибой, ну, вот, и Валера-крыса.
Валерка был неплохой парень, добродушный, отзывчивый приятель, не задиристый, мягкий и отходчивый, он не помнил обид и не держал злобы, но... не был ни к чему не пригоден. Он просто существовал. На вопрос: "Кем бы ты хотел быть", он никогда не находил ответа. Будь он поумнее или повзрослее, то бы мог сказать: "Я хочу жить и созерцать", поскольку, действительно, любил смотреть на звезды, облака, природу и животных.
Учился он не просто плохо, а отвратительно. Двойки в его дневник сыпались, как из рога изобилия, и не потому, что он был полный дурак, а потому, что он был ленив. Я бы назвал его Идеологическим лентяем, поскольку под свою леность он подводил идеологию. Он не говорил: "Мне лень!", Он говорил: "Мне это не пригодится!" Он легко запоминал то, что ему было необходимо, но не более того. Как только он понимал, что без чего-то можно обойтись - он без него обходился. Научившись читать и писать, освоив, необходимую каждому человеку, арифметику, он отказался идти дальше, прекрасно понимая, что все эти степени и логарифмы, синусы, косинусы абсолютно не нужны нормальному человеку. Без них можно успешно работать, удачно жениться, вырастить детей и внуков и, при этом, не ощущать своей ущербности. А может быть даже наоборот.
Как-то я ему сказал, что меня привлекает география - неведомые страны, материки и океаны, а он ответил, что нам, все равно, даже одним глазком, никогда не удастся их увидеть. На кой черт этим голову забивать! Есть они, эти страны, моря и океаны, или их нет - нам без разницы. А над моим интересом к истории посмеялся, сказав, что история - полная чушь - зачем знать то, чего уже нет и никогда уже больше не будет. Вот животных он любил, потому, что они - живые. У него дома был, и попугай, и рыбки, и морская свинка, пальма росла в кадушке - целый зоопарк.
Из-за невероятной лености у Валерки были проблемы по всем предметам - на уроках труда он также не проявлял себя. Он уверял, что не знает какую профессию выберет, поэтому зачем ему учиться строгать-пилить, если он не собирается становиться плотником. Двойки сыпались и там. На самом деле он не то, чтобы не знал, кем будет после школы, а попросту не задумывался над этим. Скорее даже не хотел задумываться. Он хотел быть просто человеком, а не столяром или инженером.
Даже с физкультурой, и с той, у него возникали проблемы. Валерка хоть и был лентяй, но, как ни странно, обладал невероятной силой и выносливостью. Он мог поднять то, что никто из нас поднять не смог бы и пробежать дольше и быстрее каждого из нас. Но... Если ему это было нужно. Как-то мы засунули рубль под здоровенный камень, который, по нашей просьбе, притащили три здоровых десятиклассника. Так он, в одиночку, поднял этот злосчастный камень и вытащил рубль. Как же, от удивления и восхищения, вытянулись рожи у этих десятикласснков. А Валерка, понимая, что мы этот рубль собрали в складчину, дабы глянуть на его невероятную силу, накупил на эти деньги нам всем мороженого - настолько он был добродушен.
Двоек по физкультуре у него не было, но была твердая тройка. Он мог сделать один кувырок, но не больше, говоря, - зачем? Преподаватель бесился, вопил, но двойки не ставил, только тройки.
А, когда мы заканчивали восьмой класс, классная руководительница, с возмущением, сказала: "Кем же ты будешь, Валера, коли у тебя, и по математике, и по труду - двойки". Валера в ответ глупо поулыбался и ничего не ответил...
А, отслужив армию стал... милиционером!
Нет, конечно, не таким, кто охотится за преступниками...
А топтуном или топтыгиным, почти, тридцать лет простов на посту охраны Карамышевской плотины, дефилируя вдоль нее туда-сюда и вытаскивая, по весеннему половодью, из Москвы-реки рыбаков-утопленников, оставаясь до самой пенсии в звании младшего сержанта.
Самый свой знаменитый номер он выкинул в начале службы, когда осенним дождливым днем, нес свою вахту с зонтиком, что заметило высшее начальство, устроившее ему нагоняй. Валера не обиделся, но никак не мог понять - ну, мокнуть-то, зачем? Молодые мы смеялись, над этой фразой, а теперь, спустя много лет, я думаю, что он во многом был прав.
Мы не общались где-то лет двадцать, но, однажды, я решил позвонить старому приятелю, с балкона которого мы, когда-то, закидали яйцами расфуфыренных Царькову и Давыдову, отправившихся на концерт "Веселых ребят", в которых они были безумно влюблены и к которых мы их дико ревновали.
И, вот, после небольшого рассказа про свою жизнь (а ему явно было лень рассказывать долго) он, неожиданно заявил:
- А, знаешь, моя дочь уже в девятом классе... - и, сделав глубокую паузу, которую я называю "на два вздоха", добавил вскользь - Отличница!
Я не смог сдержаться! Смех взорвал меня изнутри, вырвавшись наружу изо всех щелей, каким-то постыдным брызганьем слюной и бульбулькающими звуками.
- От-лич-ни-ца? - попытался, сквозь смех, выговорить я.
- Да - бесстрастно ответил Валера.
- Это не твоя дочь! - буквально выкрикнул я! Не твоя! Маринка - сука! Она тебя обманула!
Эта "отличница" настолько развеселила меня, что я даже не задумался о том, что Валерка может обидеться на мои слова. Вряд ли я вспомнил его детскую незлобливость, вернее всего, что в тот момент я вообще ни о чем не думал, а только хохотал.
Из состояния смехотранса меня вывел ровный и спокойный голос Валерки:
- Вот все смеются. И спрашивают: "Ну, хотя бы одна двойка у нее есть?" И когда я отвечаю, что ни одной, то говорят, что не моя... не чувствуется наследственности. Далась им эта наследственность. Маринка ведь хорошо училась, не отличница, конечно. Но дети же должны идти вперед родителей...
- Ну, Крыса! Ты даешь! Какие слова! Это тебя наверное Маринка научила. - прервал я его занудство и добавил: - Без обид. Валя, если бы Маринка сказала про отличницу, я бы не смеялся, но ты...
И опять заржал, как конь...
С той поры прошло еще почти двадцать лет, за которые мы виделись всего один раз, да и то мельком. Телефоны изменились - уже не позвонишь старому товарищу, а зайти по старому адресу как-то недосуг. Но меня продолжает беспокоить вопрос - "Внуки-внучки у него тоже отличники или нет?"