Не скажу, что в детстве я много чего боялся, кроме салюта, но было... Было! Мать, в глупом страхе за мою жизнь, пыталась привить во мне страх ко всему, что есть на свете. Этого - бойся! Того - бойся. Но я, как и большинство детей, считал слова старших не то, чтобы глупостью, а относился к ним с недоверием, генетической памятью понимая, что они перегибают палку, преувеличивая опасность.
Например, собаки - как не желала мать приучить меня бояться собак, ей этого так и не удалось. Как все, вышедшие из крестьянской среды люди, я тяготел к домашним животным, вначале преодолевая страх, навеянный матерью, а потом уже и совсем без боязни.
Мать хотела, чтобы я боялся всего того, чего боялась она сама и это объяснимо Но, каким бы малым не был ребенок, он всегда имеет свое собственное мнение, зачастую идущее вразрез с родительским. Страх перед электричеством, купанием, лазанием по деревьям, катанием на велосипедах, усердно вгоняемый мамкой в мою голову, не прижился там, хотя и внес нечто негативное в мою жизнь. Например, я так и не научился плавать, что во взрослом состоянии принесло мне некоторые неудобства.
Но я боялся совсем не того, чего призывала бояться мать. А чего-то своего, собственного, личного, наверное, запрятавшегося там, в сплетении хромосом, переданного мне моими дальними-дальними предками... об этом я уже писал в "Первомайском салюте".
Ну вот, например, моим вторым детским страхом были черепа и скелеты. С чего бы? Никто меня скелетами никогда не пугал ─ ни отец, ни мать, ни бабка. Бабка, наоборот, говорила, что мертвецов бояться глупо. Ты живого бойся - живой обидеть может, а мертвые не кусаются. Но я все равно боялся, Причем страх этот прошел только к 12-13 годам.
Стоило мне только, пусть даже краем глаза, увидеть в книге или на экране телевизора череп или скелет, как я, сразу же, вздрагивал. Но не просто так вздрагивал, а вздрагивал так, будто бы во мне взорвалась бомба. Казалось все во мне разлетается в разные стороны. Даже дыхание перехватывало. Это от одного-то взгляда!
В школе меня передергивало от вида школьного анатомического скелета, от которого я старался отводить глаза. Панического страха уже не было, но оставалась какая-то неприязнь, гадливость, что ли.
Да и до сих пор ощущение гадливости, нежелание смотреть на кости людей и животных осталось.
Третий мой страх был весьма оригинален, слава богу, он довольно быстро закончился. К 9─10 годам его уже не было, Но меня он угнетал сильнее всего, потому что всегда был рядом со мною. Как смех судьбы за спиной. Имя ему ─ атомная бомба!
Мое раннее детство пришлось на самый разгар холодной войны. Два идиота ─ Кеннеди и Хрущев, олицетворявшие две политические системы Земли, затеяли дурацкую игру. В обоих странах положение было не лучшее. Про СССР и говорить было нечего - целина, химизация, космос и кукуруза привели к такому упадку, к такому неурожаю, что крестьяне, получившие после Сталина паспорта, бросали все и бежали в города, тем самым, только ухудшая ситуацию. На США надвигался бензиновый кризис - переломный момент, с которым их мир изменялся не только физически, но и духовно - от бессмысленного расточительства к разумной экономии, от показного размаха к скромности..
Нет лучшего средства, отвлекающего народ от дум о своем бедственном положении и поиска причин, его вызывающих, чем война. Война, демонстрирующая, что причина всех бед лежит за пределами страны и уводящая гнев народных масс от собственного Правителя.
Слава богу, до войны не дошло, поскольку одного гада шлепнули в Далласе (памятник убийце поставить надо), а второго упрятали в домашнюю психушку (спасибо Брежневу за это).
Ну, а до этого, в 1962-1964 годах нагнеталось напряжение. По телевизору, изо дня в день, показывали страшилки про Хиросиму, Нагасаки и еще какой-то, разбомбленный американцами город, название коего я позабыл. А бабка, передвигающаяся весьма скверно, на улицу почти не выходила, поэтому смотрела телевизор с утра до ночи. Не надо забывать, что для нее, домашнее кино было внове. Поэтому волей-неволей я, хотя бы краем уха и, хотя бы краем глаза, но слышал и видел эту трепотню и, несмотря на малый возраст, осознал, какая опасность нависла над всеми нами. И испугался!
Днем, ужасы прогоняло солнце и детские игры, но зато ночью, когда темнота выползала изо всех углов, усиливая мои страхи, мне чудилась атомная война, слышалась поступь смерти. Сейчас я усну - думалось мне - и не проснусь, потому что - сгорю и испарюсь, как те, в своей далекой Хиросиме! Я заворачивался в одеяло с головой, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать, но это не помогало. Ведь страх был внутри меня и спрятаться от него было невозможно.
В довершение моих несчастий, тогда над городом частенько летали самолеты (такое повелось еще с довоенных лет, когда Чкалов, возглавил подразделение воздушного патрулирования Кремля), поэтому время от времени я слышал отдаленный гул пролетающего самолета. Это настораживало, пугало и прогоняло сон. В глазах вставала знакомая картина ядерного гриба. Памятуя, что бомба летела 45 секунд, я начинал отсчитывать 1... 2... 3... когда же доходил до 60-70, то немного успокаивался и даже мог заснуть.
К тому же, тогдашние троллейбусы дико гудели задним мостом и (кто слышал подобный гул знает) этот звук при торможении напоминал вой падающей авиабомбы, который мы отлично знали по фильмам. И вот я, услышав его, сквозь сон, в ночной тишине, вздрагивал, просыпался и, с замиранием сердца, прислушивался ─ что это? ─ троллейбус или бомба?.Мысли роились в моей голове. Останусь жив или исчезну, испарюсь? Будет завтра или не будет? Конец это или еще не конец? Каждый раз, услышал этот вой, я задавал себе подобные вопросы и мучительно ждал на них ответа... Сон, как рукой сдувало...
Бедное-бедное мое детское впечатлительное сознание. Лучше бы я боялся чертей, волков, лешего или болотную кикимору, понимая, что они - нереальны, чем вполне реальную ядерную бомбардировку. Будь проклят СССР с его пропагандистской машиной.