|
|
||
Март - октябрь 2014 г. | ||
Где ветерок кайму лиан едва колышет,
Где полотно дорог рассек зелёный плуг,
По капле звёздный свет фильтруется сквозь крышу,
И застывает ночь на каменном полу.
А небо высоко, и месяц юн и робок,
Впервые за века пытаясь быть собой.
Деревья проросли сквозь рёбра небоскрёбов,
И сбросил купола покинутый собор.
Что было нелегко, однажды станет проще,
У лезвия времён отравлены края,
И юный человек, не ведая о прошлом,
Для камня подберет стальную рукоять.
19 марта 2014 г.
На мартовском пронзительном ветру
Качаются облезшие растяжки.
Ещё чуть-чуть, и сумерки сотрут
Граффити со стены многоэтажки.
В обилии хрущёвок и хором
Теряется проспектов паутина,
И город, словно спятивший Харон,
Везёт куда-то души за полтинник.
Укрылась боль за костью теменной,
Источнику придумав сотни версий.
Мне дома так лениво и темно
В ковчеге за дырявой занавеской.
Весенний город холоден и стыл,
Он кажется, он вынужден казаться.
А в небе ночь глодает лунный сыр,
Не думая о слишком близком завтра.
02 мая 2014 г.
Там, где забвения сок горчайший бродит в стволах бедой,
В частых ложбинках вода, как в чашах, копится каждый дождь,
Там, где порядок времён послушен алому колесу,
Смерть, выбирая пенек посуше, любит точить косу.
Прямо у ног зеленеет поросль, корни укутав мхом.
И на локте вопиюще порван траурный балахон,
Смотрят, примолкнув, с ветвей пичуги, гаснет лучей парча.
Пальцы у смерти ловки и чутки, будто у скрипача.
Сказка ли, быль на опушке леса - сразу не разгадать,
Всякое можно увидеть, если выйти в такую даль.
Там, где под пылью чудных видений скрыта земная суть,
Смерть, проявляя сноровку в деле, любит точить косу.
Где отраженьем любых желаний грезятся миражи,
До темноты на лесной поляне слышится вжик да вжик,
Вьются узоры по черной ткани - страшно, как ни храбрись, -
Лезвие гладит правильный камень, сыплется пламя брызг.
Плачет о будущем птичья стая, в мареве туч кружа,
Спит в глубине воронёной стали жажда грядущих жатв.
Знает судьба, подбирая звенья, чем и кого клеймить.
Тени выходят из тьмы забвенья плотью на краткий миг...
Призрачной жизни исход недолог, скоро повторный суд.
Смерть обирает траву с подола, в руки берет косу.
05 мая 2014 г.
Чётки слова, как мишени в тире, и бесполезно пытаться врать.
Двери московской жилой квартиры так не похожи на двери в рай.
Взвизгнет звонок шебутным мотивом, наискось рваная полоса.
Там под ободранным дерматином прячется выцветший палисандр.
Свет то зажжётся, то вновь потухнет. И прямодушен, хоть нищ и бос,
Ходит хозяин всю ночь по кухне, странные споры ведя с собой.
Или засядет на табурете и до рассвета втихую пьет,
Слышится часто в привычном бреде:
- Раньше меня называли Пётр.
Глупо огнём укрощать идеи, мысли нельзя удержать в узде.
В жизни учёные иудеи снова останутся не у дел.
Будут копить в тетрадрахмах прибыль, всуе считая удачным сев.
- Господи, я непутёвый рыбарь, лучше найди мне иную сеть.
Лучше пошли на ковчег мне гофер и отведи на алтарный холм...
Вдавленный временем горб Голгофы густо зарос у подножья мхом.
Якорь записки на клочья порван, бродит по жилам кровавый тромб.
Будет хозяин твердить упорно,
что называли его Петром.
Звёзды полынью ключи отравят, только источник познанья свят.
Вряд ли достоин ключей от рая тот, кто под сердцем несёт свой ад...
Крылья под ветер подставят совы, ждет полуночный последний страж.
Тот, кто ворота хранит на совесть, знает, откуда приходит страх.
Искры рассыплются огоньками, воздух в квартире от серы спёрт.
Все, что придумано, в воду канет...
Он понимает, что он не камень...
Только его называют Пётр.
15 мая 2014 г.
Холодным сном сковало русла рек,
Вздымаются громады снежных арок.
Мой город - будто сказочный ларец,
Нетронутый рождественский подарок.
Под вечер солнце прячется в нору,
На время уступив в извечном споре.
И строгой вязью позабытых рун
Сплетаются следы на снежном поле.
И где-то там, восточнее, чем здесь,
Где сожаленьем душу не поранить,
Как в детстве в предвкушении чудес
И праздника я лягу спать пораньше.
Утихнет до поры вечерний гул,
Прольется ночь...
Но всё же, если честно,
Моя судьба - лишь тени на снегу:
Настанет утро, и они исчезнут.
20 мая 2014 г.
С ладони ночь туманом звёзды кормит,
До срока нежа кроткое тепло.
Поглубже в душу запуская корни,
Мой город навсегда врастает в плоть.
Едва зажившей раной сердце саднит,
Не ведая иных эпох и мод,
И гипсовой розеткой на фасаде
Проглянет прежней памяти клеймо.
Старинный мрамор временем изношен,
Квадратный дворик спрятался в траве...
Но сквозь обманку разномастных новшеств.
Упорно проступает прошлый век.
В сплетении вьюнков и повилики
Притихший особняк похож на склеп.
На обветшавших стенах тлеют блики,
И статуи с укором смотрят вслед.
Когда-нибудь, надеюсь, очень скоро,
Прорвет стихом болезненный нарыв...
И я дождём вернусь в притихший город
В разгаре лета - утром -
до жары.
11 июня 2014 г.
За любую глупость - удар под дых: у фортуны норов довольно дик.
Я устал от веры в земных владык
И теперь стараюсь держаться одаль.
Верность - для отверженных и шутов. Сеет дождь сквозь серое решето,
Да под сердцем бьется... понять бы, что...
Может, даже вырвется на свободу.
Собираю мыслей дурных гарем, жду Господних милостей на горе,
Купиной небесной луне гореть,
Каждый раз стараясь забраться выше.
Мне с лихвой хватило чужих колей, не пришло ли время вставать с колен?
Нас в избытке ходит таких калек,
Что давно не думают, как бы выжить.
И возможный выход, увы, не нов. Скоро осень. В осень закат кленов...
Продаю желающим свой клинок,
Опыт, верно, ценится подороже.
Сколько дней в отсчёте с моих крестин. Хоть, казалось, ветер почти что стих,
Пробирает изредка до кости,
Задевает струны до нервной дрожи.
Там, над раем, вечный рассветный нимб. Я сумею вряд ли пробиться к ним.
Но земная сила до слез пьянит,
И обман всё сладостней и медовей.
Раз не вышел рылом, не стоит лезть. В горло целит месяца острый блеск.
Каждый пес доверчиво рвется в лес,
Каждый волк мечтает в ночи о доме.
Но не выйдет, видно, свернуть с тропы, в ковылях-полынях печаль топить.
В судный час развеется, будто пыль,
Нежность не рассказанных мной историй.
Луг порос могилами в три ряда, где не сыщешь сразу имен и дат...
Ты не вздумай только по мне рыдать.
Я, признаться честно, того не стоил.
20 июня 2014 г.
А в доме тишь, и смокли половицы,
Вздыхает ночь спокойно и легко.
И даже мышь не думает ловиться
В кошачьих снах, пропахших молоком.
День прожитый пошел в тираж "Известий",
И до поры примолк бульварный шум.
На кухне за цветастой занавеской
Скребется домовёнок: шурх-шурх-шурх.
За окнами, нещадно замерзая,
Уходит к горизонту сизый дым...
Ленивый месяц, города хозяин,
Лучи полощет в лужицах воды.
Далекий паровоз совою ухнет,
Еще темно, ночь выпита на треть.
И до рассвета на пустынной кухне
Томится время мухой в янтаре.
22 июня 2014 г.
Здесь только мы, и никого нет кроме,
Нас целый мир туманами укроет,
Расцветится и разрастется вширь.
Есть то, что ни прибавить, ни убавить,
И я могу, касаясь губ губами,
Дотронуться до краешка души.
Мне хочется похищенной Еленой
Уплыть с тобой на самый край вселенной,
На время забывая обо всём.
Ведь что отдам, потом вернется мне же.
В ладонях лепестком качаю нежность,
И летний вечер тих и невесом.
Свернется время кошкой на диване.
На цыпочках едва нас задевая,
Неслышно прокрадется тишина.
Уснувший мир изменит вид и форму,
Закат погаснет, вспыхнут светофоры,
И усмехнется тот, кто выше нас.
05 июля 2014 г.
Всё, что сначала казалось догмой,
В жизни потом обернется вольностью.
Вечером женщина сядет дома,
Будет расчесывать гребнем волосы.
Будет смотреть на часы украдкой,
Робко насвистывать в такт мелодию,
Кожа ещё по-девичьи гладка,
Хоть и непросто назвать молоденькой.
Дни - чередой однотипных серий:
Скоро весна с затяжными ливнями.
Смотрят глаза отстраненно-серо,
Губы намеренно сжаты в линию.
Скрывшись за тучей, луна потухнет,
Звёзды заплещут речными карпами.
Слышится, как на пустынной кухне
Время неспешно из крана капает.
Тщетно о счастье просить скупого,
Мало дается судьбой отмеченным.
Зависть и в этом отыщет повод,
Только завидовать, право, нечему.
Зеркало спрятав под парусиной,
Можно ли впредь избежать коллизии?..
Оба её нерождённых сына
Смотрят из зеркала укоризненно.
07 августа 2014 г.
Здесь крыши, что уйма низко надвинутых треуголок.
Трамвай открывает двери, как будто бросает трап.
...Он так ненавидит нервный, до нитки промокший город,
Особенно в эту осень, особенно в шесть утра.
Здесь линии злы и резки, запружены реки улиц,
Нет веры словам и чуду, покуда не припечёт.
И даже в глухую полночь шумит деловитый улей,
Не думая о проблемах отдельных рабочих пчёл.
Здесь серость дождливых будней умножена на порядок,
А тучи свисают кучей невыжатых простыней.
И, если смотреть с балкона, то кажется - небо рядом,
И, если смотреть подольше, то кажется - смерти нет.
Здесь прошлое целит в спину, здесь с будущим трудно сладить,
Кольцо окружает город - почти что защитный ров.
Он будет сидеть и думать, решая: чего бы ради?
Но медленный яд забвенья уже просочился в кровь.
В промозглой осенней дымке окрестности снова тонут,
Мерещится на закате, что время бежит резвей.
А город изнемогает от сырости и бетона,
И в тесной своей берлоге ворочается как зверь.
Так хочется сбросить ношу, до срока сорвав печати,
Услышать Господни трубы, шагая из плоти вверх.
Он трепется до рассвета в дурацком случайном чате,
Лишь только б опять не грезить о траурной синеве.
А город жесток и точен, измерен почти до дюйма,
Доходит до края неба, траву превращает в твердь.
Он, если признаться честно, случайно его придумал,
Чтоб после забыть случайно, запутавшись в волшебстве.
26 сентября 2014 г.
Снежной лавиной буря спустилась с гор,
Мутной белёсой жижей закат закис.
В маленьком доме ярко горит огонь,
Пляшут по брёвнам шустрые языки.
Если случилось многое повидать,
Станет обузой прихоть нелепых мод.
Моется кошка, глухо шумит вода,
Ждут на столе краюха и терпкий мёд.
А за окном, с небес облака содрав,
Бесится вьюга с холодом заодно.
Женщина варит суп из душистых трав,
Тихо мурлыча песню себе под нос.
Скромный наряд подходит скорей вдове,
Красная нить прошила подгиб холстин.
Ветер зовёт: "Открой поскорее дверь.
В тёплый домашний сумрак меня впусти.
Что суждено, пусть сбудется наконец,
Древние руны талой водой не смыть".
И одиноким всадником на коне
Мается Лорд-хранитель седой зимы.
"Тем, кто владеет миром, желать чего?
Видно, из нас двоих я чуть-чуть честней...
Я подарю свободу и волчий вой,
Лунную пыль, навстречу летящий снег.
Ляжет дорога лентой за перевал,
Прямо по спинам прежде дремавших скал.
Я ли в глухую полночь тебя не звал
С Дикой Охотой в небо умчаться вскачь?"
То, что казалось прочным, разорвалось,
Вечность теперь на сердце легла виной...
Рыжая осень в цвете её волос,
Рыжие листья клёна вплелись в венок.
Вьюга ярится, угли разворошив,
Ветром буран хлестнёт лошадиный круп...
Женщине снится тайна чужих вершин
И нестерпимый холод нездешних рук.
В домике у подножья налажен быт,
И до весны в запасе ещё дрова.
"Можно ли неизвестное полюбить?
В небо уйти, но мира не предавать?
Или, надежду вновь у себя украв,
В самый последний миг отступить на пядь?"
Вновь на востоке солнцем подкрашен край.
Он исчезает.
Ночью придет опять.
03 октября 2014 г.
Пей же, пей из рук чашу полную. Я в полон беру смертным полоном. Только ты и сам, знамо дело, слаб, чтоб противиться моим замыслам. Не шумит волна, тьмой увитая. Из тебя до дна силы вытомлю, чтобы ты утоп в яме иловой, чтоб не смог никто над могилой выть. Слёзы родника бьют окалиной, не нашли б никак, не сыскали бы. Наступает тьма, кабалой томит, и туман, туман над болотами. Вызнать не дано те ли, эти ли? Лишь луна да ночь мне свидетели. Вод болотных муть, звёзды - венчики.
Навсегда возьму душу вечную.
02 октября 2014 г.
|