Грязь... Грязь и запахи. Ни с чем не сравнимый букет из кислой вони собственного, давно немытого тела, удушающего смрада испражнений и гнили. Правда, через какое-то время перестаешь их замечать, как и голод. Все это постепенно отступает на второй план, становится неважным...
Сырость и холод.... Вечный холод этих каменных плит, быстро выпивающих последние искры тепла из слабого человеческого тела. Холод и сырость... Отдающиеся по утрам страшной ломотой в костях и удушающим кашлем...
Вот темнота... Темнота, похоже, является единственным положительным моментом - к ней я привык очень быстро. В подземелье всегда темно, а там за стенами Замка, может, утро, а, может, и вечер... Я уже давно забыл, как выглядит предрассветное небо.
Я глубоко вдохнул и закашлялся - опять. На свободе я никогда ничем не болел, даже в лютые морозы купался в проруби, но здесь... здесь это уже не имеет значения.
Я стоял на четвереньках, захлебываясь приступом кашля, мучительно выхаркивая ошметки собственных легких. Дверь распахнулась, и меня окатило леденющей водой - безотказный, и как ни странно, действенный рецепт моего стражника, которого мои дохания отвлекают от сочинения стихов. Стражник, пишущий стихи... И неплохие... Смешно. А я, вот, тщетно пытаюсь подобрать рифмы - не было у меня такого дара и раньше, и вряд ли он появился за время пребывания здесь.
Первые недели я еще пытался помнить, кто я такой - бодрясь, напевал песни, разыгрывал сам перед собой виденные в той жизни пьесы, рисовал на мокрой стене диспозиции войск великих полководцев... Но это продолжалось недолго.
Скоро пришло спасительное отупение - я просто лежал на тонкой подстилке из гнилой соломы, а память услужливо показывала мне картины из моего прошлого. Странно, какие мелочи иногда хранит человеческая память. Яблоневые сады - гордость нашего рода - недаром на нашем гербе изображена ветвь с налившимися осенним золотом плодами. Старая мельница и небольшая запруда, где водились ленивые старые сомы. День, когда мы со старшим братом украли из шкатулки матери деньги, чтобы заплатить долг одного из крестьян... И Ханна - рыжеволосая дочь конюха, моя первая любовь. До сих пор не могу понять, чего я нашел в Ней, мне ведь всегда нравились такие, как Ханна - высокие и плотнотелые дочери нашей земли, щедрые и самоотверженные, способные и вышивать наряды, и взять в руки топор...
Так Ханна и сделала. Она погибла в первой из череды гражданских войн, зарубив двоих, прежде чем с ней удалось справиться. Ханна умирала долго и страшно. Я знаю, это я нашел ее. Между нами давно не было той прежней детской влюбленности, но теплота и искренность в отношениях сохранились - эта женщина много значила для меня, она была олицетворением моей родины... И когда я увидел ее, изувеченную до неузнаваемости, прибитую обломками стрел к воротам, что-то перевернулось в душе. Может, тогда я и стал Харольдом Беспощадным, Харольдом-Освободителем.
А потом была череда успехов и поражений, мы то наступали, сминая противника, то нас снова теснили с занятой территории. Но столица по-прежнему оставалась в руках узурпатора, не побоявшегося пойти против законов бога и отобрать жизнь у родного брата. Королеве с принцем тогда помогли бежать. Я часто видел ее - высокая, еще очень красивая женщина, но чувствовалась в ней такая звериная тоска, такое волчье желание вцепиться зубами в горло узурпатора, что даже мне становилось не по себе...
Как я говорил, весы и не думали склонять свою чашу в чью-либо сторону, хотя, возможно, у нас было больше преимуществ - мы были детьми этой земли и знали ее досконально. Кто знает, как бы все сложилось, если бы не Она...
Мелина, чужачка, гибкая, страстная и красивая, безумно красивая... Светловолосая ведьма, с чуть раскосыми зелеными глазами... Так бы могла выглядеть ядовитая змея, если бы захотела стать человеком. Почему я тогда не позволил ее утопить!
Я влюбился, влюбился как мальчишка, и до сих пор не могу понять, чем она меня приворожила. Чем? Я выполнял ее малейшие капризы, я стал даже не слугой - цепным псом моей красавицы. Я, Харольд-Убийца! Глупо... И конечно, когда она позвала меня в Армхан, я сбежал, бросив свою армию, свою королеву и будущего правителя. Я послал к чертям клятву верности из-за поцелуев этой шлюхи. Интересно, любила ли она меня хоть немного?
Там меня уже ждали. Я бы смог забрать с собой на тот свет достаточно их гнилых жизней, но эта тварь напоила меня какою-то дрянью - очнулся я уже в подземельях Замка.
Стражник поднял меня за шкирку, как шелудивого котенка. (А ведь не так давно я совсем не замечал веса двуручника). Похоже, я слишком замечтался и не заметил, что пора на выход, в допросную.
Пытки стали для меня обычным ритуалом - я давно перестал придавать какое-либо значение боли. Я был ей даже по-своему благодарен - боль напоминала мне, что я еще жив.
В маленькой каморке горел огонь, и было жарко, очень жарко. Хорошо - живое тепло выгоняло из тела промозглый холод каменного мешка, временно избавляло от непроходящей ломоты в костях и кашля, которые мучили меня сильнее, чем любые пытки, вместе взятые.
Первое время, они еще пытались чего-то добиться от меня - спрашивали, где принц, где королева... А откуда я мог знать, где они. Я здесь - а они там, на свободе. Через некоторое время от меня отстали, и допросы стали таким же ежедневным ритуалом, как утреннее окатывание водой из ведра.
Палач, подмигнув мне как старому другу, привычно растянул мое костлявое тело на дыбе. В его глазах читались уважение и гордость. Почему? И меня неожиданно обожгло: перед кем?
Так оно и было, невысокая фигура отделилась от стены и сделала несколько шагов навстречу, выходя из тени... Черное длинное платье, светлые волосы...
Мелина! Лживая тварь!
Низкий, чуть хрипловатый голос, от которого я когда-то сходил с ума:
- Здравствуй, любимый...
Боже, и интонации те же!
- Давно не виделись.
Мелина подошла ближе и нагнулась ко мне, предварительно прикрыв нос надушенным платочком.
Да, да, милая, это ты сделала. Любуешься на деяние рук своих? Ну любуйся, любуйся, только не укуси...
- А ты очень похожа на змею, странно, как я раньше не замечал этого...
Похоже, я произнес это вслух. Мелина наотмашь ударила меня по лицу, рассекая губу острым камнем кольца, и тут же рассмеялась - как уместно звучал ее смех в этой пропитанной эманациями ужаса и смерти зале - наклонилась еще ближе, слизнув стекающую на подбородок кровь, провела по щеке ногтями и резко бросила:
- Приступай!
Боль иглой пронзила мозг, заставила корчиться тело. Я кричал? Не помню. Наверное, кричал, судя по тому, как сладострастно покусывала губы Мелина. Она всегда любила причинять мне боль. Тогда это было одной из ее странных прихотей, которые прежде меня даже забавляли.
Палач дал мне передышку, и она сразу же оказалась рядом:
- Еще, - ее рука вцепилась в мое бедро. И я даже сквозь пелену отупляющей боли я чувствовал, как ногти царапают кожу.
Боль наступала по нарастающей, и когда она достигла пика, я потерял сознание.
Очнулся я неожиданно, будто от удара по лицу, и теперь тщетно пытался вспомнить, кто я и где нахожусь. Воспоминания о прежней жизни, стоило лишь потянуться к ним, рассеивались, как утренний туман в лучах солнца.
- Харольд! - Позвал меня голос.
Точно, мое имя Харольд... Харольд, яблоки, принц... Память возвращалась. Зачем? Было бы прекрасно однажды забыть все и навсегда. Стать чистым листом, на котором можно будет написать новую повесть, новую судьбу...
- Харольд, тебе больно? - В голосе Мелины не было сочувствия. Ей было интересно.
Я с трудом разлепил губы и сказал:
- Шлюха.
Похоже, она не услышала. Мелина наклонилась еще ближе, позволяя заглянуть в слишком глубокий вырез ее платья.
А ведь я до сих пор хочу ее. Надо же! Я думал, что после столь долгого заключения у меня не осталось никаких желаний. Оказалось, остались.
Я судорожно сглотнул. Мелина понимающе улыбнулась, и мне захотелось причинить ей боль, превратить это красивое личико в кровавое месиво. Я потянулся - руки были свободны - и тогда я ударил ее, хорошо так ударил, от души. Не знаю, как это у меня получилось, возможно, ненависть придала мне силы. Мелина испуганно отшатнулась. Никогда до этих пор я не бил женщин. Тем более по лицу. Но эту... Я не сдержался. Мне стало стыдно - рыцарь не может поднять руку на даму. Хотя, какой я, к черту, рыцарь. Предатель и клятвопреступник, а что до этой зеленоглазой шлюхи - так она просто выполняла свою работу. Ненависть исчезла, растворилась дымом по ветру. Кажется, я снова потерял сознание.
Когда я очнулся, я снова увидел Мелину. Она прижимала к лицу окровавленный платок. Похоже, ей все-таки хорошо досталось.
- Прости, - губы слушались плохо, но она услышала.
- За что? За то, что единственный раз повел себя, как мужчина?
Больше мы не разговаривали. А потом пришедший стражник дотащил меня в камеру и бросил на холодные каменные плиты.
Я проснулся от внезапного толчка в бок, болезненно отозвавшегося в сломанных ребрах. Я с трудом разлепил глаза.
- Харольд, пошли! Я помогу тебе встать. - На меня пахнуло ароматом дорогих духов.
- Мелина?
- Тихо, Харольд.
В ее голосе было что-то такое, что заставило меня замолчать и подняться, тяжело опираясь на ее плечо. Женщина повела меня к выходу. Зачем?
На пороге лежал мой знакомый поэт-стражник с перерезанным горлом.
- Это ты его так?
Мелина растянула губы в ухмылке. Понятно.
Она вела меня какими-то путаными коридорами и отнорками, таясь в нишах от частых патрулей. Кажется, я пару раз терял сознание, и она возвращала меня в реальный мир жестоким, но очень действенным способом - уколами кинжала в чувствительные точки.
Я не знал, сколько времени мы так плутали, может, час, может, вечность, но Мелина внезапно распахнула маленькую дверцу и мне в лицо ударила волна запахов от нагретой летним солнцем земли. Когда меня схватили - была ранняя весна. Интересно, сколько времени прошло...
- Иди! - в ее голосе слышался приказ. - Хотя, нет. - Она вдруг страстно прильнула ко мне, целуя, и также резко оттолкнула, вложив в руку кинжал. - Уходи же!
И я пошел...
В лето года Звездного Стражника после трехмесячного заключения из тюремной крепости свободного города Армхан сбежал Харольд Конкриф, известный как Харольд-Освободитель, который месяц спустя возглавил войска королевы Клариции.
Осенью в решающей битве он штурмом взял Столицу, изгнав узурпатора и чужеземных наемников и посадив на трон законного короля Ловдига II Красивого. Однако сам Харольд после окончательной победы удалился в свои земли и не покидал их до самой смерти. Обстоятельства его удачного побега до сих пор неизвестны...