Первое испытание на "прочность" я прошел не в море, а на берегу. И вот как это произошло.

Мечтой большинства выпускников мореходной школы было попасть на средние рыболовные траулеры. В те, далекие времена ( конец пятидесятых годов прошлого столетия) в рыболовном флоте средний рыболовный траулер- СРТ, а именно немецкая модификация Логгер, считался одним из лучших как по жизненному обеспечению экипажа, так по мореходным качествам. Судно настолько удачно было сконструировано, что великолепно выдерживало любые штормы в Северной Атлантике. Как известно, путина на сельдь начиналась осенью, и заканчивалась весной. В это время, заметьте, в самый разгар непогоды, жутких штормов, снегопада, дождей, на её просторах между островами Ян-Майен и Фарер скопления сельди достигали невероятных размеров. Разумеется, и заработки рыбаков были весьма внушительными.

И так по существу дела....

Промозглая, холодная зима. В отделе кадров людей невпроворот. Все стремятся уйти в море на большие заработки. Куда уж мне, недавнему выпускнику мореходной школы! Инспекторша отдела кадров, женщина средних лет, с круглым, румяным, смазливым личиком, с искрами в глазах, перебирая на столе бумажки пухлыми пальчиками, на которых на каждом по скромному перстеньку с камушками, весело взглянула на меня.
- Вы, что с луны свалились, молодой человек! У нас, тут люди со стажем по полгода сидят в резерве...Чтобы заслужить право выйти в море в этоот период, любезный, его надо еще и заработать.
Инспекторша коротко чирикнула ручкой на бланке и подала его мне.
- Вот вам направление...
Посидите на ремонте, а там видно будет...

Что ж даже такой поворот меня нисколько не огорчил. Спать-есть где; всяко на судне койка найдется, кормежка бесплатная, к тому же, хоть и мизерна зарплата, а встеки кое-какие денежки. Да разве в этом дело! Утешало главное: будущее не без надежды. И я, безусловно, ободренный этой надеждой, подумал: " Все идет прекрасно! Отремонтирую судно и, наверняка это случится скоро, уйду на нем в Атлантику". Какое притягательное слово Атлантика! Океан! Не трудно представить мое состояние. Мне восемнадцать лет. Всего то...А я уже штурман! Вот она, наконец, самостоятельность! Весь в волнении от счастья, бегу на судно. Лечу...

И когда я с трудом, возле причала судоремонтного завода отыскал "свое" судно, честно признаться, душа моя как-будто вылетела вон... Перед моим глазами, в безнадежном состоянии, так мне показалось, скрипя ржавым бортом о причал, слегка колыхаясь на волне, стояло безобразное корыто, а не судно. Лишь едва заметные цифры на его покареженном форштевне-418, указывали на соответствии с тем, что написано в направлении, и говорили о его принадлежности к флоту. Мачты срезаны, механизмы разобраны и груды металлолома на палубе. И только одна жилая надстройка, сиротливо возвышающаяся на всем этим мусором, давала знать, что какая-то жизнь на судне всетаки присутствует. В этот момент я не подумал- кто у меня одним махом отнял надежду: то ли это была красивая инспекторша отдела кадров, то ли этот, злополучный железный ящик, заполненный металлоломом. Бессознательно почувствовав во всем этом трагедию, нерешительно, боязливо я направился к трапу.

И, что удивительно, после того, как я нырнул в надстройку, настроение мое заметно повысилось. И вот почему. Я не увидел в коридоре грязи, чистые переборки, пахнуло теплом и обжитостью. Совершенно другой мир,чем на палубе. Толкнулся в нужную дверь. Навстречу мне поднялся молодой человек, однако постарше меня лет на пять. По его веселой улыбке, я понял, что мне он рад. Молодой человек, понятно, догадался кто я и по какому поводу появился.

- Будем знакомы. Я- второй штурман. Зовут Александр,- и тут же с неудовольствием добавил,-Стою вахту бессменно третьи сутки...
- Почему? - вырвалось у меня.
- Как почему... Видно, ты новичок в нашей конторе... На ремонт и палкой не загонишь. В это время все рвутся в море. На хорошие заработки....А в отделе кадров, у этих красоток свои правила. Как говорится, не подмажешь, не поедешь. Да ладно, принимай вахту...
Как и полагается вахтенному штурману, я облазил все судно, убедился в надежности швартовых концов, после чего уединился в каюте.

Спустя пару часов, неожиданно приходит вахтенный матрос и сообщает, что меня требует к себе капитан. О капитане я как-то и не подумал. Мне казалось, что на судне кроме меня и вахтенного матроса никого нет.

А чего хочет от меня капитан, я даже и не стал ломать голову. Мало ли что по службе... И уж чего, точно, не ожидал, так это совместной с капитаном попойки. Впрочем, всё попорядку. Сначала опишу ситуацию, в какой я оказался. Войдя в капитанскую каюту, от неприятного сивушного запаха, у меня заверещало в носу. Достаточно было короткого взгляда, и никаких объяснений не нужно. В каюте, довольно комфортабельной ( я впервые попал в капитанскую каюту), но неухоженной, было запредельно тепло. Тому причина-переносная электрическая печка, которая стояла возле переборки и раскалилась до красна. На столе, стоящем посредине каюты, не прибранном, загаженом- ломти хлеба, раскрытые консервные банки, какие- другие дурно пахнущие закуски. Пустые бутылки из-под водки под столом, в углу каюты. И вот первое лицо, впрочем, не первое, а скорее второе. Кстати, лица то его я и не видел. Человек с черной лохматой шевелюрой, уткнувшись лбом в тарелку с каким-то салатом, достойно похрапывал. Одним словом, спал. Другой, скрестив руки на груди, стоял рядом со столом, покачиваясь, пялил на меня свои крупные навыкате глаза. В его глазах я ничего кроме серой мути не видел. Никакого выражения. И, казалось, его мысли такие же пустые, как и глаза. Меня удивило другое. Он выглядел настоящим великаном. Таких мне видеть еще не приходилось. Широченные плечи, голова едва не упирается в подволок. Я с уважением глядел на тельняшку, облегающую его богатырскую грудь. "Вот таким,- подумал я, -должен быть капитан". Не ошибся. Он действительно оказался капитаном. В какой-то неуловимый момент, его глаза приняли осмысленное выражение и взглянули на меня ровно так, как мог бы взглянуть слон на собаченку, извольвшую на него погавкать.

Легким прикосновением руки он толкнул стул, и тот проскользив энное расстояние, остановился возле моих ног.
- Садись! - услыхал я его голос. Властный и крепкий, как он сам.

Я уселся, а он продолжая все также стоять, начал говорить:
- Я - капитан. Зовут меня Стасис. Отец мой также был Стасис. Уразумел, к чему я это?
- Уразумел, - ответил я.
А сам же начал соображать: называть капитана просто Стасис - как-то неприлично, фамильярно, а отчество никак не склеивалось. То ли Стасевич, то ли Стасеевич.... Капитан прервал мои мысли:
- А ты, как догадываюсь, послан ко мне третьим штурманом...
- Так точно, - выдавил я из себя. И, очевидно, напрасно добавил, - в рейс пойду матросом. До рабочего диплома не хватает трех месяцев.

Принял ли он мой ответ во внимание, не известно. Только прослушав меня, тяжело опустился на другой стул. И снова пучеглазо уставился на меня.
- На селедку ходил?
- Не привелось.
- Значит, ты по существу еще салага.

Только теперь я увидел на столе еще кое-что. Стояли трехлитровая банка, наполовину наполненная какой-то, не совсем прозрачной жидкостью и литровая банка с медом.

Молча, безо всякой осторожности, проливая на стол, капитан наполнил граненый стакан на три четверти этой жидкостью, затем добавил большую ложку меда. Старательно размешал. Стакан подвинул ко мне. После чего, такую же смесь приготовил для себя. Поднимая свой стакан, сказал:
- Это дело надо обмыть. Пей.

От одного запаха мне было дурно, а каким образом эту гадость заливать в рот, я не представлял. Учитывая то, что до этого спиртного я практически не употреблял, то то видел лишь один выход - отказаться.
- Я не могу, - заявил я в отчаянии.
- Не можешь! - немедленно последовала реакция от капитана, - Какой ты штурман, если не умеешь пить! И обращаясь к голове, покоящейся в тарелке, проговорил:
- Я верно говорю, Семенович?

Не получив ответа, капитан с силой толкнул спящего в плечо. На удивление голова приподнялась. С лица, обезображенного салатом, на меня взглянули черные цыганские глаза с каким-то хитрым прищуром. Представьте себе, в них теплилась вполне определенная мысль.
- Так я верно сказал, дед?
(Ах, это же старший механник-наконец, дошло до моего ума)
- Верно! - подтвердил стармех, и снова опустил голову в тарелку.

Капитан первым выдул содержимое своего стакана, и люто взглянув на меня, казалось, взбесится. Этого не произошло. Видно, по характеру, он был добр, и даже алкоголь не придавал ему агрессивности.

- Пей, молодой штурман. Напиток высшего сорта. А называется он.... гене... рат. Пожалуй, неверно.... Дегенатурат.... И снова не так.... Денатурат, - наконец. выговорил он (древесный спирт).

Лицо капитана засияло и украсилось довольной улыбкой.
- Не боись, штурман, останешься жив. По мне разве не видно? Пей. Все будет в порядке. А обмыть твое назначение надо.... Понимаешь, надо. А то какже... Нечего будет и вспомнить...

Захватив пальцами нос, я не сразу опорожнил стакан. А тянул медленно, не ощущая во рту ничего, кроме меда. Гремучая смесь еще сделает свое пакостное дело, но это несколькими часами спустя. А сейчас, не искушенный в питейных делах, о последствиях не думал. Одна мысль - как проглотить эту гадость. Впрочем, я уже перестал ощущать противный запах напитка.

В конце концов, стакан я одолел. В моей голове чувствительно помутнело, ноги одеревенели, однако пришло замечательное настроение. Я осмелел и, появилась способность разговаривать с капитаном на равных.

- Что такое вожак, ты знаешь? - спросил меня капитан.
- Не знаю.
- Узнаешь, когда с ним придется работать. Это толстый трос, длиной примерно в полтора километра... На него крепятся сети.... Представь себе, молодой штурман, этот трос надо уложить руками....
Я молчал, а он, тем временем, меня поучал:
- Учти, работа в Атлантике, это тебе не ложкой из тарелки хлебать щи. Четыре месяца по макушку в холодной, соленой воде, по яица в рыбе. Однажды моего боцмана протащило волной с полубака и закинуло в курятник. Едва не расплющило в лепешку...
- А что такое курятник? - спросил я
- Ящик, куда складываются буи.

С течением времени, в капитане я уже начинал видеть просто собеседника. Как водится, в хорошей компании. Безусловно, я не раз и не два задумывался над теми трудностями, какие мне предстоит еще в жизни преодолеть. А по правде сказать, не столько трудности, как интерес, сопряженный с романтикой. И не простое любопытство, а желание вникнуть в насущную практику Атлантических экспедиции давало мне право на вопросы.

- Скажите, капитан, а откуда вы получаете провизию в столь длинных рейсах. Например, мясо, молоко, яица? (в подобных вопросах я был совершеннейший профан)

И тут, надо думать, он решил надо мною откровенно поиздеваться. Между тем, то о чем он скажет, вероятно, имело место. Конечно, не в масштабе флота, а единичные случаи.

Капитан сначала как-то странно на меня взглянул, затем не упрекая меня, скорее всего, за глупый вопрос, начал рассказывать:
- В рейс с собой берем коров. Некоторые суда - свиней и кур. Свежее молоко, сметана, яица. Все под рукой. Когда приспичит-эту живность на мясо. Скажу более... На одном из мурманских траулеров жил медведь. Его научили во время тумана реветь вместо тифона.

Меня про животных в море весьма впечатлило. И я, кажется, вымолвил:
- Во, эдорово!
- То капитану понравилось. И вдруг печаль набежала на его лицо.
- Не так все просто, молодой штурман. Однажды во время урагана нашу корову смыло волной. Так мне её было жаль! Не поверишь, до сих пор жаль....

Своим чутьем, ограниченным алкоголем, я всетаки догадывался, что капитан привирает, однако верил. А время шло. Мы оба еще добавили... А когда я стал проваливаться в какую-то бездну, то последнее, что услышал, это было мычание бедной коровы, смытой за борт волной.

Каким образом я очутился в своей каюте, не помню. Проснулся среди ночи. Страшно мучила жажда. Кружилась голова. С большим трудом поднялся, держась за переборку руками, медленно, сантиметр за сантиметром стал двигаться к камбузу чтобы напиться воды. Когда переступил комингс камбуза, стало полегче. Включил свет. Увидел плиту, на которой обычно готовят пищу. Тишина. Потом заметил на вентиляционном устройстве над плитой торчащие длинные тесемки. Они меня почему-то заинтересовали. Приблизился, и за одну дернул. В ужасе едва не потерял сознание. С невероятным шумом и писком из раструба посыпались огромные крысы. Оказывается, эти твари грелись над плитой. Приложив рот к крану, долго не мог насытиться водой. И снова провал. Как-будто бы выпил спирта. Кое-как дополз до каюты.

Утром меня разбудил старпом. Чувствовал я себя неплохо. Словно вечерней попойки и не было. Молодость! И этим все сказано.

В экспедицию в Северную Атлантику я ушел на другом судне. Это случилось ровно через месяц.

А свой рассказ мне хочется закончить словами штурмана Марлоу по повести "Юность" Д. Конрада.
"Ах, доброе старое время....Юность и море! Чары и море! Славное сильное море, - соленое, горькое море, которое умеет нашептывать, и реветь, и убивать...."