МарьИванна, женщина весомых достоинств, горестно взглянула на календарь, затем на приобретенный по случаю купальник, и глубоко задумалась.
Вечером домашним было торжественно объявлено о начале Новой Эры.
Добродушный супруг МарьИванны, равно ценивший кулинарные способности МарьИванны и свой талант Гаргантюа - принял новые веяния на удивление спокойно.
(Справедливости ради отметим, что это была не первая Новая Эра в жизни их семьи, хотя и самая короткая.)
Впрочем, сейчас не об этом.
Итак, домашние МарьИванны с постно-унылыми лицами бродили по дому, а сама она, не вынеся укоризны, уединилась в спальне в надежде, что сон заменит ей и поздний ужин, и второй предночной перекус.
И вот уже легкие крылья Морфея унесли её в обитель покоя.
Как потом, за воскресным завтраком, призналась супругу МарьИванна, хрустя свежезажаренным до легкой золотистой корочки пшеничным тостом и запивая его крепчайшим кофе с нотками имбиря, первые два сна она не в состоянии даже вспомнить. Но вот третий. О, этот третий сон!
Беспокойство, снедавшее МарьИванну на протяжении дня, не желало оставлять её ни на минуту даже во сне.
И вот оказалась МарьИванна в роскошной зале ресторации. Той самой, поразившей её воображение во время прошлогоднего отпуска: с обитыми шелком стенами, вензелями, старинными люстрами, хрустящими белыми скатертями на столах красного дерева.
Встретивший её метрдотель рассыпался в любезностях и со всеми возможными заверениями в приятности встречи предложил гостье пройти в отдельный кабинет ("Третий слева, мадам! Непременно третий слева в четвертом проходе!?).
Тонкое позвякивание вокруг подсказывало, что она не одинока. Однако как ни силилась МарьИванна - разглядеть кого-либо было решительно невозможно.
И вот серебро приборов холодит руки, блеск тарелок кажется многообещающим приглашением. Грани хрустальных фужеров отбрасывают таинственные блики на скатерть.
Потекли томительные минуты ожидания.
Наконец приятный мужской баритон объявил о начале...
Вспыхнул неяркий свет.
В центре зала царила Кухня: большой рабочий стол, огромная плита, конфорок на пятнадцать-двадцать... По краям стояли сервированные на одну-две персоны столики... На лицах гостей читалось утомленность ожидания.
Над рабочим столом показались руки в белых перчатках с тонкими изящными пальцами. Они ловкими движениями фокусника что-то доставали из бездонного ниоткуда; подбрасывали и вертели; очищали и резали; вынимали и вырезали; смешивали и соединяли; начиняли и шпиговали; сворачивали и украшали, украшали...
Казалось, это многорукий Шива посетил ресторацию, решась найти отдохновение от своих божественных дел в демонстрации кулинарного мастерства.
Хищно отливавшие сталью ножи стучали по мраморной столешнице в сменявших друг друга ритмах страстного танго, нежного вальса, беззаботной польки-бабочки.
Плита, повинуясь взмахам руки неведомого дирижера, играла симфонию огня: лепестки пламени горелок то съеживались до робкого мерцания, то гудели паровозной топкой.
В блестящих кастрюлях, сотейниках и кастрюлечках что-то постоянно аппетитно побулькивало; на сковородах беспрестанно шипело и шкворчало.
Сияющие медные тазы скрывали варенье: изумрудный крыжовник, янтарный абрикос, рубиновая вишня соперничали между собой. Их прозрачные, сочные краски казались ожившими полотнами в обрамлении медных стенок. Всплывавшие на поверхность пузырьки по мере готовности вместо изящного "ж-р-р? выдавали тягучее "б-р-л-м-п? и застывали пеной. Сироп густел, становясь все более тягучим, все неохотнее стекая с ложки...
Пар, поднимавшийся над кастрюлями, свивался в одно большое облако. Ложки непрерывно мешали, венчики взбивали, лопаточки переворачивали...
МарьИванна так засмотрелась на происходящее, что, по её собственному признанию, не поняла - когда, и, главное, как, появилась у нее на столе вся эта готовящаяся роскошь:
Гвоздичная духовитость нежных маринованных помидорок дразнила нёбо. МарьИванна завороженно смотрела на одинокую каплю рассола, как слезу, скатывающуюся по крепкому округлому запотевшему бочку одного из них.
Нежно-розовые креветки королевского размера гроздями свисали с блюда, в центре которого уютно устроились дары морей и океанов: нежные розы из маслянистой форели и янтарно-желтого, с розовым отливом, осетра перемежались хризантемами из осьминогов.
Воздушные профитроли скрывали свою начинку, как раковины жемчужину. Сквозь створки маняще проглядывали то нежность лососевого паштета, то ярко-янтарные крупинки икры в шубе из сливочного сыра, то приятная пряная острота дор-блю с кедровыми орешками и прозрачным зеленым виноградом.
В противовес им сочные степенные ломти мясного рулета на свежей зеленой подушке салата призывали отбросить мелочную суету и внять неспешно зову земных даров.
Крохотные маринованные маслята, лежа, как в пушистой росистой траве, на распушенных ветках укропа, блестели маслянистыми бочками, ожидая своего грибника.
Вплыла на серебряном блюде золотисто-коричневая пряная утка. Её светло-красная мякоть под ножом буквально истекала прозрачным соком и дарила наслаждение, смешиваясь то с легким апельсиновым соусом, то с тягучим брусничным, то с печеными яблочными дольками, являвшими на изломе кипенно-белую мякоть.
Молочный поросенок чуть укоризненно смотрел на МарьИванну глазами-маслинками. При ближайшем рассмотрении поросенок оказался искусно выпеченной кулебякой на два угла: крупинистая, обильно сдобренная маслом гречневая каша с золотистыми колечками жареного лука и тончайшими ломтиками белых грибов соседствовала в ней с сомовьим плесом, обильно приправленным тончайшими колечками зеленого лука, сметаной и мускатным орехом.
"Каюсь, - шелестела супругу МарьИванна, - слаба я, не устояла перед искушением. Да и кто бы мог перед этаким устоять? Вот отрежешь ломтик, да ведь не сразу-то и поймешь, что там. И пуще азарт разгорается - как бы повторить. А как повторишь без полного-то понимания?..?
И, наконец, когда всё существо МарьИванны просило отдохновения, появился ОН. Самовар, ведер так на пять, важный своей начищенной до нестерпимого сияния крутобокостью. С чайником костяного фарфору, стыдливо прикрывшегося вышитой вручную салфеткой, и чайными парами того же фарфору, более напоминавшими раскрытые венчики экзотических цветов. Над всем этим великолепием поднимался тонкий цветочный, слегка "травяной? аромат.
Запах чая мешался с ароматом свежей выпечки - сдобным, с толикой ванили и кардамона, окутывая МарьИванну теплым облаком, навевая воспоминая о счастливом беззаботном лете у бабушки в деревне. И действительно, воздушные рогалики под тонко похрустывающей корочкой скрывали мягкую ноздреватую серединку и, казалось, были просто созданы для крем-масла...
Увы, что последовало далее, МарьИванна, грубо разбуженная воплями праздновавшего весну соседского кота, так и не узнала...
Однако Новая Эра была благополучно забыта, новый купальник затерян где-то в глубине шкафа. Всё семейство облегченно вздохнуло, на лицах расцвели предвкушающие улыбки.