Кабаков Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Смерть охотника. Таёжные рассказы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тайга не прощает ошибок и часто, самые опытные охотники погибают по воле случая или из-за коварства диких хищников.

  Смерть охотника.
  
  
  
  "Природа сурова и равнодушна к человеку и поэтому, не заботясь о мнении человека, иногда устраивает ему смертельные ловушки!"
  
  ...Бурый лежал в густом молодом ельнике, в нескольких километрах от зимовья и по временам глухо, сердито рычал, вспоминая услышанный днём дальний выстрел и лай двух собак.
  Голодному, с обмороженными лапами медведю, вдруг вспомнилась металлическая "шкатулка", в которой так приятно пахло тухлой рыбой. Он нашёл её на опушке глухого леса, в начале зимы, уже собираясь ложиться в берлогу. Тогда, он увлёкся добыванием приманки из металлического ящика и незаметно, к нему подкрался человек. Медведь вновь вспомнил фигуру этого человека с ружьём, испускающим из стволов снопы огня и гулкие звуки выстрелов. Зверь был тяжело ранен и не смог вовремя залечь в берлогу...
  
  Шерсть на Буром поднялась дыбом и он визгливо рыкнул, облизывая красным языком пузырящиеся пеной фиолетовые дёсны и чуть желтоватые у основания, длинные клыки.
  Память о некогда испытанной боли вновь привела его в неистовую ярость...
  
  ... На следующий день Охотник решил поставить капканы.
  Вечером, пораньше поужинав и накормив собак, он чинил металлические капканы и тросики с вертлюгами на конце - правил напильником насторожки, где надо зачищая поверхности, добиваясь того, чтобы капканы срабатывали от малейшего прикосновения к тарелочкам.
  Затем закладывал их на несколько минут в кипящею воду с сосновой хвоей, а потом, доставал палочкой из котелка, сушил и выкладывал на мороз, под крышу.
  Собаки в этот вечер, как - то непривычно и беспокойно суетились, часто вставали из лёжек, нюхали воздух, и даже отбегали от зимовья слушая ночную тишину.
  Хозяин был в это время внутри избушки и потому ничего не заметил...
  
  Утром как обычно позавтракав и сложив капканы в полотняный чистый мешок, охотник вышел в тайгу пораньше и обойдя ближайший мыс невысокого холма заросшего густым сосняком, свернул в падь и на берегу первого же распадка, приходящего от вершины хребтика, принялся мастерить место для установки капкана.
  Он разгрёб ногами снег до земли и по периметру небольшой окружности натыкал в образовавшийся сугроб сосновых веток. Затем установил капкан и подвесил над тарелочкой насторожки кусочек мяса глухаря, с оставшимися на нём перьями.
  Он недавно, добыл из под собак облаянного ими на вершине сосны угольно чёрного петуха - глухаря и не обдирая положил под нары - в оперении глухарь быстро стал пахнуть, что и нужно было охотнику.
  Разрезав мясо на кусочки, он подвешивал его в качестве приманки над капканами, а перья разбрасывал по округе...
  
  Соболь увидев перья постарается найти и самого глухаря и потом, учуяв мясо, должен был войти в огороженное ветками пространство и прыгая за приманкой, попал бы на тарелочку насторожки - тогда капкан сработает и соболёк окажется в западне. А "оградка", защищала капканы от засыпания насторожек снегом в сильный ветер.
  Назавтра, с ночи ещё, начался ветерок и поднялась снежная позёмка, но это не помешало Охотнику проверить капканы, и из ближнего, вытащить заледеневшего уже горностая, которого в здешних местах видел впервые.
  Белая шубка зверька заиндевела на сильном морозном ветру и охотник со вздохом разочарования положил горностая в рюкзак. "Говорят раньше у российских царей были горностаевые мантии, - думал он, идя навстречу ветру обжигающему лицо.
  А сегодня, на что он мне?"
  
  К вечеру ветер, заровнял все следы на открытых местах и Охотник не заметил следов большого медведя, в одном месте пересекавшего его вчерашний след. К тому же, человек шёл по тропе, отворачивая и пряча от ветра лицо и потому, редко глядел на землю себе под ноги...
  Собаки же с утра убежали в тайгу, прихватили свежий след лося и принялись гонять его по округе, изредка взлаивая при виде убегающего зверя.
  Но ветер выл в вершинах деревьев, раскачивал их, и шум в лесу напоминал шум курьерского поезда, через который лай собак не пробивался до слуха человека...
  
  Кругом, как всегда в метель, снежинки роились белой пеленой и сквозь эту вьюжную занавесь, изредка были видны серые силуэты деревьев запорошённых снегом...
  К вечеру и охотник и собаки очень устали, и потому отправились в зимовье пораньше. Собаки, неспешной, усталой рысью бежали впереди хозяина по тропе и при подходе к зимовью убежали вперёд.
  Хозяин отставал, уже с усилием "грёб" кожаными лёгкими ичигами наметённые снежные сугробы и думал только о том, как придя в зимовье растопит печку и повалится на нары для долгожданного отдыха...
  
  ... Бурый искал встречи с ненавистным для него двуногим существом, но был осторожен.
  Он ещё утром вышел к тропе, ведущей к зимовью с тыла, и учуяв свежий запах человека и собак - помощниц, сдавленно зарычал ощерив желтоватые зубы и острые клыки.
  Выбрав место между двумя густыми заснеженными ёлками, зверь лёг головой к тропе, навстречу холодному ветру и чутко задремал, изредка поднимая голову прислушиваясь к вою ветра в вершинах деревьев, и сквозь хвою еловых тонких веточек, просматривал прогал человеческой тропы ведущей к зимовью...
  
  ...Чёрная, мелькающая в снежной круговерти фигура человека показалась неожиданно!
  Перед этим, вздыбив шерсть на загривке Бурый молча пропустил мимо себя двух собак, не учуявших зверя лежавшего за ветром. Человек тоже шёл ничего не замечая вокруг, закрывшись от метели краем воротника полушубка, а ноги привычно ступали по знакомым неровностям тропы.
  
  ...Он думал о своём доме в деревне, о том, как будет весело и приятно, после возвращения с охоты, ходить с бутылкой водки по родне в деревне и выпив несколько рюмок под крепкую мясную закуску, рассказывать об охотничьих приключениях.
  Человек в воображении уже видел просторные комнаты в своём доме, ровные деревянные полы укрытые самовязанными цветными дорожками, жену готовившую обед у пылающей жаром печки, детей просящих его в следующий год взять с собой в тайгу...
  
  А вокруг свистела и гудела вьюга и на отросшей у Охотника бороде и усах, от тёплого дыхания намёрзли льдинки.
  Всё пространство неба и земли было белого цвета, снег сыпал сверху и подхваченный ветром, не переставая кружился в безумном танце неостановимого движения...
  
  ...Бурого замело, почти завалило снегом и когда он с яростным, долго сдерживаемым рёвом, стряхнув с себя снежные сугробы вскочил на дыбы, вид его был страшен. Оскаленная зубастая пасть, высота более двух метров, визгливый, свирепый, громогласный рёв - всё это на мгновение парализовали человека, так неожиданно возвращённого из сладких мечтательных грёз, в реальность дикого мира природы.
  Бурый скакнул вперёд как тяжёлая лошадь вставшая на дыбы, ураганом налетел на человека, ударил его когтистой лапой по туловищу. Потом, уже потерявшего сознание падающего охотника, схватил клыками за плечо, рванул на себя и вырвал плечевую кость из сустава...
  Затем, разъяренный зверь долго рвал безвольное, уже бесчувственное тело, в ярости вымещая на человеке свою боль и страдания - эти бесконечные зимние дни и ночи замерзания, голода и боли от обмороженной, но не потерявшей ещё жизненной силы плоти...
  
  Он, Бурый, убил человека за несколько секунд, но ещё долго терзал окровавленное тело на мгновение отстраняясь, глухо, с ненавистью ворча и разбрызгивая из пасти кровавую слюну, а потом, вновь возбуждаемый демоном ненависти и мести, набрасывался на изломанное мёртвое человеческое тело темнеющее на белом...
  
  ... Вскоре прибежали собаки, загавкали, заголосили, пытаясь отогнать остервеневшего хищника от хозяина, но медведь бросался на них норовя схватить и собаки, отскочив на почтительное расстояние безостановочно лаяли...
  Наконец Кучум, изловчившись прыгнул на Бурого сзади и вцепившись в загривок, с яростными воплями рвал изворачивающегося медведя, пытающегося лапами достать и сбросить собаку.
  В какой-то момент схватки, Бурый встряхнулся всем телом, встал на передние лапы и достал, куснул Кучума сбоку, прокусив ему низ живота...
  Через мгновение, Бурый наконец-то дотянулся, схватил когтистой лапой пораненную, повисшую на нём собаку и ударил другой.
  Кучум, отброшенный мощным ударом в сторону, с воем отлетел в снег и поднявшись, подволакивая сломанную лапу, повизгивая от боли похромал в сторону зимовья...
  Напуганный всем происходящим Саян безостановочно лаял, перебегал с места на место, напружинившись и вздыбив шерсть держался поодаль от взбесившегося медведя, не решаясь напасть на разъярённого хищника.
  А Бурый, разозлившись погнался за Саяном и тот, уворачиваясь от преследователя убежал вперед к "дому", к зимовью.
  
  На тропе осталось распростёртое окровавленное тело Охотника, с неестественно заломленными руками и раскинутыми в разные стороны ногами, Стволы ружья отброшенного медведем, торчали из сугроба неподалёку...
  Трагическая картинка: чёрная, неподвижная фигура убитого зверем человека, на белом снегу в круговерти не перестающей метели...
  
  Медведь гнался за собаками до зимовья, а потом, учуяв запах тёплого жилья и еды, вышиб, сорвал дверь с петель и принялся поедать всё съестное, что было припасено охотником на длинный охотничий сезон: встав на дыбы, он смёл с полок под потолком на пол мешки с крупами и мукой и стал пожирать всё без разбору, разорвав и рассыпав содержимое мешков и кульков по полу.
  Потом, выскочив из зимовья нашарил под крышей мешок с пельменями и чавкая съел их.
  Затем, выудив длинной лапой оттуда же, из под крыши, куски мороженой лосятины съел и часть мяса...
  
  И только набив брюхо, медведь немного успокоился, забрался вновь в зимовье, и впервые за всю зиму, устроившись в тепле, сытый и довольный кровавой местью этому двуногому существу, задремал, вздрагивая и рыкая во сне, переживая, уже в воображении схватку с ненавистным человеком и его собаками...
  ... Саян и раненный Кучум, оторвавшись от Бурого, сделав большой круг по тайге возвратились к мёртвому хозяину и увидев, что он неподвижен и уже остывает, завыли подняв головы к равнодушному, невидимому среди белых снежных вихрей, небу. Они долго ещё ждали и надеялись, что хозяин очнётся и вновь как обычно поведёт их в зимовье...
  
  Ночью метель постепенно затихла и как обычно бывает после снега, ударил сильный мороз...
  Саян обнаружил утром, что Кучум, пролежав всю ночь рядом с телом хозяина, умер ночью и уже умирая, в последнем усилии подполз к хозяину, и положив голову к нему на грудь, затих..
  
  Саян, терзаемый одиночеством, страхом, голодом и морозом, уже при свете дня поднялся из лёжки, рядом с мёртвыми, завыл скорбно и безнадежно прощаясь с хозяином и Кучумом, а потом мерной рысью, огибая лесом страшное теперь зимовье, с заснувшим в нём медведем, побежал вдоль реки вниз по течению.
  Вскоре он нашёл засыпанную снегом конную тропу и по ней, уже никуда не сворачивая затрусил в сторону деревни...
  
  Тайга стояла вокруг притихшая, скованная морозом и только изредка, с треском рвалась натянутая от холода на деревьях кора, а с еловых лап, прижимающихся к стволу поближе, сохраняя последнее тепло и с них, по временам, с шуршанием осыпался на землю промороженны,й тяжёлый кристаллический снег...
  
  
  2010 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  
  "П О Х О Д Н А М У Ю"
  
  
  "Мы путешествуем по миру, чтобы найти красоту; мы должны хранить её в себе, иначе она нам не откроется" - Ральф Уолдо Эмерсон
  
  ...За зиму, я устал: от однообразия, от невозможности поменять хотя бы на время обстановку - хотелось побыть на природе и хотя бы несколько дней наедине с самим собой...
  
  А в природе происходили радикальные перемены...
  Солнце с каждым днём поднимается над землёй всё выше и выше. От яркого света, цветовые контрасты становятся заметнее и ярче: синее - синее небо, тёмный почти чёрный лес вокруг, белый - белый снег, спрессованные кристаллы которого, играли всеми цветами радуги, всем спектром блеска драгоценных камней, под лучами солнца. Днём, на солцепёке появляются проталины промерзающие за ночь и превращающиеся, к утру следующего дня, в хрустящий ледок.
  
  В душе воцарилась тишина и покой ожидания больших перемен. Но физическому телу, нестерпимо хотелось выйти, прекратить однообразие зимней жизни, начать путешествовать. С появлением явных признаков пробуждения природы от зимней летаргии, во мне пробудились новые силы, и искали выхода. В голове теснились планы будущих походов...
  Знакомый Толи Копейкина, моего напарника и сменщика по сейсмостанции, водитель геологического ГАЗ - 66, пообещал подвезти меня до района Белых Озёр, вниз по Муякану, куда будет километров сорок.
  План этого похода созревал давно. Я много слышал о Муе, в которую впадал Муякан, и наконец решил дойти туда пешком и увидеть "святые места".
  
  По карте, я наметил приблизительный маршрут, набрал продуктов на дорогу и решил взять с собой собаку - Волчка, который совсем недавно "прибился" к нашему домику, да так и остался здесь жить...
  Все мои предыдущие собаки постепенно исчезли из здешней жизни. Вначале Пестря, осенью, когда я летал в отпуск ушёл меня искать вдоль трассы БАМа и не вернулся. Потом Лика убежала, увязавшись за кем - то в посёлок и её, кто - то из начинающих охотников забрал на промысел.
  Изредка на станции жил Каштан, собака моего приятеля Жоры с Тоннельного портала, но они с Волчком часто дрались, ревнуя друг друга к "хозяину", то есть ко мне и потому, Каштан часто убегал либо в посёлок, либо к Жоре...
  
  Наконец наступило долгожданное утро. Виктор, водитель Газ- 66, подъехал к нашему домику часов в восемь утра, когда солнце золотым пылающим шаром поднялось над крутым склоном напротив, заставляя синеющую тень утренних сумерек прятаться под скалами и береговыми обрывами. Смёрзшийся снег искрился и хрустел под ногами, почти не оставляя следов на поверхности.
  Я забросил тяжёлый рюкзак в кузов, а сам, вместе с Волчком, забрался в тесную кабину. Волчок испуганно прижимал уши к голове, косился на Виктора и вздрогнул, когда мотор машины заработал.
  Толя Копейкин вышел на крыльцо, протирая заспанные глаза, и помахав нам рукой, ушёл в дом, в тепло и уют человеческого жилья...
  Поднявшись по крутому, но короткому подъёму от домика на шоссе, мы объехали Тоннельный посёлок стороной и помчались на восток, навстречу солнцу, вниз по широкой, белой заснеженной речной долине.
  
  Снег лежал повсюду и сквозь щели в дверце кабины, холодный воздух, попадая внутрь, смешивался с теплом идущим от нагревшегося мотора с запахами бензина и моторного масла.
  Виктор рассказывал мне о своих неладах с молодым начальником геологической партии, Потаповым, о том, что он на БАМе уже давно и ему надоела такая кочевая жизнь.
  Потом он отвлёкся и криво улыбаясь спросил, как я не боюсь один ходить по дремучей тайге?
  Я засмеялся:
  - А как же ещё ходить по тайге, если не в одиночку? А если ещё с тобой собака, то это вообще роскошь...
  Виктор недоверчиво покрутил головой, глядя на дорогу впереди машины. А я продолжил:
  - Когда я один - я свободен. Пусть бывает холодно и голодно, но зато, я могу делать то что захочу - если надо идти - иду, а если захочу, то могу целый день спать у костра или в зимовье.
  А хорошая собака, послушна, как воспитанный ребёнок и потому не в тягость...
  
  Я хотел продолжить, но увидел, что Виктор удивлённо качает головой из стороны в сторону и замолчал - это трудно объяснить человеку, который никогда не любил природы и ничего не хотел о ней знать...
  Дорожная колея была на удивление ровной и накатанной и потому, мы мигом долетели до развилки, на Белые Озёра.
  "Запыхавшийся" ГАЗ - 66 остановился, я выпустил на волю Волчка, а потом выпрыгнул и сам. Довольная обретённой свободой собака, галопом сделала несколько радостных кругов, а потом остановилась над валуном на обочине, задрала заднюю ногу и сделала мочевую метку - для Волчка поход начался.
  Я вынул рюкзак из кузова, пожал сидящему в кабине Виктору руку, захлопнул дверцу и машина газанув, скрылась за поворотом - для меня поход тоже начался...
  Пройдя вдоль пустынной дороги километра полтора, я свернул налево, по крепкому насту, искристому и белому, легко перешёл долину Муякана и через час - полтора, уже на левом берегу, вышел на берег широкой наледи...
  
  Неподалёку, на наледи, с торчащими изо льда ветками ивового куста, я заметил что - то чёрное и подойдя ближе, понял, что это наполовину съеденный лось, с большой вытянутой, чёрной головой, объеденным большими и малыми хищниками туловищем и торчащими из наледи, примёрзшими ко льду, ногами присыпаными снегом.
  "Волки поработали!" - вздохнув подумал я и пошёл дальше. Мой Волчок, обнюхал тушу, повилял хвостом, но увидев, что я не проявляю интереса к мёртвому зверю, потоптался на месте и побежал вперёд.
  Наледь была шириной километра два и расстилалась впереди ровным, белым полем.
  Где - то посередине этого пространства, подо льдом я услышал журчание воды, но глубоких и широких трещин ещё не было и я, легко перешёл на другую сторону Амнунды - так называлась эта, летом совсем небольшая речка текущая подо льдом, По тунгуски это название означает - Большая Наледь...
  
  Потом, чуть поднявшись в предгорья скалистого хребта нависающего над долиной, по пологому склону пошёл кромкой леса вслед за солнцем, поднимающимся над горизонтом и движущимся вправо от меня. Муякан здесь, тоже делал пологий поворот направо, к югу...
  Я решил избегать дорог и людей и потому, держался левого берега - трасса здесь шла по правой стороне реки.
  Остановившись ненадолго под уютной сосёнкой, я вскипятил чай и поел, запивая чаем бутерброды с полукопчёной колбасой. Пока я обедал, костёр "прожёг" в насте лунку и погрузился в снег...
  "Надо будет на ночлег остановиться на проталине - подумал я - иначе к утру костёр углубится в снег на полметра и перестанет нормально греть мои бока..."
  
  Не встречая звериных следов, я заскучал и решил спуститься поближе к руслу реки...
  А время, между тем, неумолимо приближало вечер. Солнце, низко повисло над горной грядой, сделав за день большую дугу. Подул холодный ветер, пахнущий мороженным воздухом. Он щипал за щёки и холодил руки.
  Я одел меховые рукавицы, застегнул ватник на все пуговицы. Волчок, набегавшись за день, шёл впереди валкой, однообразной рысцой...
  Вскоре, перед нами неожиданно открылась красивая панорама - широкая речка, со снегом и ледяными проталинами поверх зимнего льда.
  Переходить реку без палки показалось опасным и потоптавшись, вырубив себе посох и тыча его острием в ненадёжные места, я медленно пересёк ледяное поле.
  На противоположном, высоком берегу заметил в сосняке несколько проталин и глянув на заходящее солнце, решил заночевать здесь...
  Сбросив рюкзак, начал собирать дрова для ночного костра, и вдруг услышал потрескивание льда под чьими - то лёгкими шагами. Я поднял голову и увидел посередине покрытой льдом реки, самца косули с аккуратными рожками на голове, осторожно переходящего на другую сторону, как раз там, где я сам переходил полчаса назад.
  Козёл, грациозно ступая тонкими ножками, продвинувшись несколько метров вперёд, останавливался, нюхал воздух и вновь двигался дальше. Он тоже боялся провалиться под лёд.
  Острые его копытца с хрустом пробивали ледяную корочку и именно этот неожиданный звук привлёк моё внимание.
  Уставший Волчок, лежал под кустами и высокий берег скрывал от него косулю.
  
  Я поднял бинокль и разглядел маленького оленя в подробностях: поджарое туловище с рыже - коричневой, плотной шерстью, длинная шея и маленькая, словно резная головка с чёрной точкой носа. Двигался он на длинных, стройных ножках с чёрными же копытцами несмотря на прошедшую суровую зиму, зверь был силён, упитан и быстр.
  Перейдя реку, он, в несколько высоких и длинных прыжков, вскочил на берег и исчез в подступающем к реке, тёмном сосняке...
  Я уже развёл костёр, когда холодное, но чистое солнце зацепилось нижним краем за лесистый горизонт, прокатилось по его неровному краю и спряталось за горы...
  Вначале это был небольшой костёр, чтобы приготовить горячий ужин. Потом сидя рядом, не спеша поел и попил крепкого чаю, разглядывая детали темнеющей, широкой заснеженной панорамы
  Уже в наступившей ночи, разложил большой огонь, устроил лежанку головой навстречу ветру, дующему вдоль речного русла.
  Расслабившись, полулёжа, оперевшись на локоть, я сосредоточенно вглядывался в причудливые извивы оранжевого пламени и обдумывал, что и как делать дальше...
  Волчок, свернувшись клубком, спал неподалёку, за спиной и мне не было одиноко.
  
  "Живая душа рядом - думал я. - Ничего не просит, живёт рядом, не надоедает, но если придётся, - то будет спасать меня, рискуя своей жизнью, вопреки инстинкту самосохранения..."
  Незаметно, в размышлениях о смысле жизни, в воспоминаниях былых походов прошёл вечер и наступила глубокая ночь...
  Я несколько раз задрёмывал, а просыпаясь, поправлял костёр не вставая с лежанки.
  Когда дрова, заложенные на костёр с вечера прогорели, поднялся, постоял вглядываясь в чёрное, звёздное небо.
  - Завтра будет хорошая погода - небо ясное и это хорошо - прошептал я.
  Потом заложив на угли несколько сухих сосновых стволиков, один на другой поплотнее, дождался пока огонь вспыхнул ярким пламенем, лёг укрывшись полиэтиленом лицом к костру, и почти мгновенно заснул - сегодняшний день был необычайно длинным...
  Проснулся часа через полтора от сильного холода. Встал пошатываясь и теряя равновесие в полусне, опять сверху на угли наложил дров, припасённых ещё с вечера и вновь заснул, ощущая сквозь дрёму, как морозный воздух пробираясь под одежду, холодит бока и низ спины. Было не меньше минус двадцати градусов.
  Когда костёр прогорел, вновь подложил дров и вновь задремал...
  Так продолжалось всю длинную ночь.
  Часов в пять, когда стало невыносимо холодно и невозможно заснуть даже на полчаса, я окончательно проснулся, поставил на остатки костра кипятить воду из снега для чая, и чтобы согреться, стал рубить дрова - заготовленные с вечера уже закончились - таёжные, зимние ночи бывают необыкновенно длинны...
  
  Вскоре на востоке проклюнулась заря, появилась на горизонте светлая полоска и незаметно расширяясь превратилась в рассвет.
  Волчок тоже проснулся, зевая, и широко разевая пасть, потянулся всем телом, потом сел на зад и стал слушать шумы и шорохи просыпающегося леса.
  Он не обратил внимания на громкий, резкий треск, подмерзающего на реке льда, но вглядывался и вслушивался в темнеющий на другом берегу сосняк.
  "Звери сейчас кормятся и может быть собака слышит их шаги по насту" - думал я, прихлёбывая обжигающе горячий чай...
  
  Уходить от тёплого костра не хотелось, но меня ждали впереди новые, интересные места и встречи и вздохнув, я вскинул на плечи тяжёлый рюкзак, постоял ещё какое - то время у огня, грея руки, и наконец решившись, двинулся вперёд, навстречу светлеющему с каждой минутой, синему небу, в сторону встающего солнца.
  Передо мной, слева направо протянулась широкая речная долина, ограниченная с обеих сторон горными отрогами - панорама открывалась дикая и грандиозная, невольно рождающая в душе уважение и даже страх перед масштабами дикой природы!
  
  Дул свежий попутный ветер и Волчок, деловитой рысью скрылся в сосняке, принюхиваясь и навострив уши. Вскоре, он появился из леса уже подальше, пересёк поляну и вновь исчез из виду - наверное, учуял ночные следы животных проходивших здесь несколько часов назад...
  Я на ходу согрелся, сонливость прошла. С любопытством вглядываясь в открывшиеся, незнакомые горизонты, я решил перейти Муякан и преодолев невысокие холмы на остром треугольнике полуострова разделяющего две реки, выйти на близкую уже Мую...
  Вдалеке, на северо-востоке, виднелись высокие отроги, уже Муйского хребта.
  Взошедшее солнце, залило золотистым светом, необъятные, снежно - белые пространства, покрытые тёмной зеленью щетинящихся лесов. Воздух был холоден и чист. Дышалось легко...
  Вкоре, чуть ноющие от вчерашней усталости мышцы ног и спины разогрелись, размялись и я, шагая широко и упруго вперёд и вперёд, вглядывался в открывающиеся панорамы, старался запоминать пройденный путь, надеясь рано или поздно сюда вернуться.
  
  Неожиданно, вышел к широкой, недавно отсыпанной и утрамбованной трассе и решил какое -то время двигаться по ней, а потом уже свернуть направо, в тайгу.
  Вдруг, словно в фантастическом фильме, на пустынной дороге впереди, появилась движущаяся точка, которая приблизившись превратилась в огромную, чёрную с серыми подпалинами овчарку!
  Волчок испугавшись, прижал уши и шёл рядом со мной, задевая по временам своим боком мою левую ногу.
  Овчарка же, чуть скользнув по нам взглядом, пробежала мимо и я, провожая её удивлённым взглядом, объяснил её появление здесь тем, что она видимо принадлежала одному из лесорубов, живущих в здешних стоянках строителей. И вот она решила сходить в гости на соседнюю стоянку, а может быть потеряв хозяина ищет его.
  
  Я вспомнил Уголька, который прошлой осенью прибежал на сейсмостанцию, проделав по тайге около двухсот километров. Уголёк принадлежал моему напарнику Толе Копейкину, который отдал его на время в бригаду лесорубов рубивших лес на трассе, далеко впереди основного массива строительства.
  В тайге, охотничьи собаки становятся самостоятельными и полудикими...
  
  Пройдя ещё с километр по шоссе, я свернул направо и пошёл вперёд по старому следу вездехода, углубляясь в густой лес, где снег местами был ещё по зимнему глубок...
  Часа через два ходу, перейдя лесистую возвышенность, я спустился в долину, большого притока Муякана, вышел на реку и пошёл низ по течению. Кругом ещё лежал снег и на льду, были отчётливо видны все следы, оставленные после последнего большого снегопада.
  Тут, я заметил разлапистую дорожку следочков тянувшихся вдоль берега и вглядевшись понял, что это крупная выдр, переходила из одной полыньи в другую...
  
  В другом месте, я увидел замечательную картину: справа, из каменистого берега, из под земли, вырывался на поверхность ручей, и текучая вода стояла на одном уровне большим круглым пузырём, в несколько метров диаметром, выдавливаемая изнутри и скатывающаяся в реку стремительным потоком, через который я не мог перепрыгнуть - ручей был шириной метров десять...
  Идя вниз по течению, вдоль этой незамерзающей промоины, я услышал наверху, над собой гортанный крик не то птицы, не то зверя. Я остановился, покрутил головой и вдруг заметил пролетающего мимо белого, одинокого лебедя.
  В речном ущелье всё было покрыто снегом а на повороте, река подмывала почти отвесный, многометровой высоты склон, со скальными останцами на гребне...
  И на фоне этого масштабно - величественного пейзажа - сурового и холодного - долго летел и кричал одинокий лебедь уже почуявший весну и прилетевший откуда - то издалека, может быть из Западной Европы, а может быть с озёр северной оконечности Британских островов, откуда-нибудь из Шотландии или Уэльса.
  Кругом расстилался заснеженный заледенелый ландшафт и лебедь, был посланцем или предвестником неизбежной весны, и лета следующего за ней!..
  
  Мне вспомнились символические картины Рериха из Индийского цикла и я подумал, что увиденное здесь - это хороший сюжет для подобной картины: снег, скалы, река подо льдом, узкая полоска открытой воды посередине и одинокая белая птица, летящая навстречу весне. И эта картина, действительно осталась в моей памяти на всю жизнь!
  Вскоре, я, со льда реки, поднялся на невысокий берег и пошёл вперёд, по заснеженной тропке. Я уже собирался останавливаться обедать, когда увидел впереди крышу охотничьего зимовья - подойдя поближе, осматриваясь, сбросил рюкзак и расправил натруженные плечи...
  
  Следов человека вокруг не было, а значит в зимовье уже давно никто не жил. Рядом с зимовьем, на высоких, гладко ошкуренных столбах был срублен лабаз и я понял, что там наверху, в деревянном срубе с крепкой крышей, охотники прятали от хищников вещи и продукты.
  Подойдя к зимовью, осторожно открыв припёртую снаружи колом дверь, я вошёл внутрь.
  Деревянный пол из толстых плах, закопчённый потолок, маленькое оконце с видом на реку, печка, столик, нары. Всё сухо и чисто. Пахло прокопчённым деревом. На нарах лежал крапивный мешок, в каких обычно перевозят картофель или лук... Мешок был завязан...
  Я ощупал содержимое руками и испуганно отпрянул - в мешке, как я ощутил пальцами, были соболиные шкурки...
  
  "Как же так? - недоумевал я, быстро выйдя из зимовья и оглядываясь. - Ведь в мешке несколько собольих шкурок, а это по нашим временам большие деньги... И потом, почему охотник здесь их оставил ? - спрашивал я сам себя озираясь. - Может быть что-нибудь случилось и охотник погиб, а может быть хуже того - убит!?"
  Я запаниковал, закинул рюкзак за спину и быстро стал уходить от домика вниз по реке и только пройдя по берегу несколько километров, я немного успокоился.
  
  Невольно вспомнился рассказ моего бамовского приятеля. Он рассказал, что недавно, в тайге взяли тунгуса - охотника, который по пьянке, кого - то порезал в посёлке, а потом сбежал в тайгу.
  Милиционеры организовали облаву, снарядили вездеход, вооружились автоматами и поехали к зимовью, где жил сбежавший преступник!
  Но у него же была собака...
  Когда ночью, зимовье окружили, милиционер- сержант тихонько подойдя к зимовью отманил собаку и начал кормить её мясом...
  В это время оперативники ворвались в зимовье и застали там крепко спящего преступника...
  
  Вспомнив эту историю я подумал, что может быть это было одно из зимовий, в котором этот охотник-хулиган оставил шкурки добытых соболей!
  А беспокоился я не зря - в тайге очень трудно что - то скрыть и люди рано или поздно узнают, что я был в этом зимовье и потому лучше сразу уйти, не давая повода подозревать меня в чём то неблаговидном. Кроме того я был с ружьём, а охота в это время уже запрещена и появление с ружьём и собакой в тайге, есть нарушение правил и законов.
  Конечно закон дурацкий, и может касаться только городских охотников, которые ходят по пригородным лесам, где кроме зайцев и лисиц никаких "хищников" больше нет.
  Но к сожалению, этот закон, распространяется и на глухие таёжные места, в которых полно и волков, и рысей, и медведей, по весне встающих из берлоги злыми и голодными...
  В таких местах, тебя безоружного могут съесть напавший медведь или стая волков, но могут напасть и покалечить лоси и кабаны - секачи - ведь в глухой тайге, они человека почти не боятся!
  К сожалению, чиновники охранители сидящие в своих тёплых кабинетах, заявляют во всеуслышание: - В такие времена, людям в лесу нечего делать!..
  Но ведь весна замечательное время для походов и для исследования незнакомых таёжек и глухих урочищ. К сожалению для таких как я путешественников -одиночек, эту крепостническую точку зрения на природу, защищает нынешний закон!
  
  Обо всё этом я размышлял, пока обедал и пил чай на берегу заснеженной реки...
  
  Во второй половине дня поднялся ветер, сосняк вокруг зашатался и зашумел и с потемневшего облачного неба посыпалась мелкая снежная крупа...
  
  К вечеру я спустился к Муякану и заночевал вторую ночь в сосновом бору, в ложбинке, около незамерзающего ручья.
  Дров кругом было много и я хорошо спал у большого костра, горящего ярким и тёплым пламенем.
  Волчок, где - то нашёл и съел остатки зайца, с хрустом разгрызая кости.
  - Это ты хорошо придумал - похвалил я его. - У меня, для тебя продуктов нет, а остатками моей каши, ты очевидно не наедаешься...
  Волчок глянул на меня, вильнул хвостом и на всякий случай оттащил свою добычу подальше...
  
  Утром, вновь был ветер, но и солнце проглядывающее сквозь белые пушистые облака, парящие в синем небе...
  Заметно потеплело...
  Когда я спустился в низину, на стрелку при слиянии Муякана и Муи, снегу стало поменьше и кое - где, из мёрзлой земли торчала только серая, прошлогодняя трава...
  Тут, в широкой пойме, где солнце не имеет горных скальных преград, была уже настоящая весна!
  Деревья стояли поодиночке или группами, а между ними располагались открытые пространства, зарастающие высокой травой, сейчас прибитой к земле зимними снегопадами и морозами, а в низинах торчали куртины кустарников таких густых, что их приходилось обходить кругом...
  
  Вскоре вышел на лесную дорогу, которая петляла по широкой равнине, среди отдельно стоящих островков крупных сосен.
  Вдруг с одной из них снялся глухарь и пролетев вдоль дороги сотню метров, снова сел на ветку большой пушистой сосны. Волчок по зрячему помчался следом и какое - то время спустя, послышался его звонкий лай.
  Перезарядив ружьё мелкой картечью, я начал красться - аккуратно подходить к дереву на котором сидела крупная птица.
  Ветер дул откуда - то сбоку и сильно шумел, качая ветки, что помогало мне двигаться незамеченным.
  Прячась за стволы, от дерева к дереву я шёл на лай и наконец увидев своего лающего помощника, который очень старался отвлекая внимание птицы на себя.
  Вглядевшись, я заметил чернеющего среди зелёной хвои глухаря - он сидел на толстой ветке близко от ствола, крутил головой и скрипучим голосом хрюкал на собаку...
  
  Последние шаги я делал очень медленно и убедившись, что расстояние между мной и глухарём не более пятидесяти метров, я поднял ружьё, затаив дыхание прицелился и нажал на спусковой крючок. Ветер слегка заглушил грохот выстрела, отдача чуть толкнула в плечо и птица, всплеснув крыльями упала с ветки к ногам Волчка.
  Я видел как моя собака прыгнула на глухаря, схватила, несколько раз прикусила и бросила птицу...
  Глухарь лежал неподвижно. Это была большая чёрная птица, с промельком белого в распущенных смертью расслабленных крыльях, с алыми бровями на угловатой, клювастой голове.
  Когда я подошёл, Волчок завилял хвостом, "поулыбался" мне прижимая уши к голове, обнажая белые зубы, словно хотел сказать: "А что хозяин? Выстрел неплохой..."
  Я воздержался от комментариев - ведь в сидящую мишень и не охотник может попасть.
  Отрезав глухариные лапки, покрытые как у дракона чёрной роговицей, я бросил их Волчку и тот, похрустывая прожевал и проглотил их.
  Как обычно, я быстро снял перья со шкурой, а она у глухаря толстая и достаточно прочная, а тушку завернул в полиэтилен и уложил в рюкзак.
  "Теперь у меня есть килограмм - полтора свежего мяса и немного косточек для Волчка" - весело думал я, улыбаясь и бодро шагая дальше, по заросшей сухой травой, дорожке...
  
  Вскоре, выйдя на открытое место увидел впереди широкую спокойную реку - серо-свинцовую, холодную гладь воды с морщинками волн, закручиваемых течением.
  Пойма расстилалась на несколько километров вширь, без деревьев, без кустарников, покрытая высокой, серой, прошлогодней травой, а вырвавшийся из леса ветер, с тихим шуршанием, медленными волнами, шевелил её густые заросли...
  По небу бежали тёмные тучи, и солнце исчезло, хотя в воздухе заметно потеплело. Внезапно, впереди, на берегу реки, завиднелись какие - то строения и я понял, что это лагерь одной из геологических экспедиций, которых на БАМе в те годы работало множество.
  Через некоторое время, я подошёл к этим деревянным домикам и палаткам, перед которыми стояли колёсный трактор Беларусь и ГАЗ - 66 с тентом. Меня заметили, и какой - то мужичок в штормовке пошёл мне навстречу.
  
  - Издалека? - спросил он поздоровавшись, и когда я сказал, что из посёлка, с сейсмостанции, он заулыбался и произнёс: - А я вас помню... Мы недавно у вас ночевали. Мы ещё с вьюками на лошадях шли...
  Я кивнул. Действительно, недели три назад, в нашей избушке ночевали геологи, которые шли с лошадьми на Мую...
  Мужичок пригласил меня в столовую - фанерный вагончик в котором были ещё люди. Я поздоровался и пожилая повариха в ситцевом переднике, предложила мне поесть и я не стал отказываться...
  Она наложила мне полную чашку гречневой каши с тушёнкой и налила кружку компоту. Скинув рюкзак у входа, я сел к столу и начал есть, а все рассматривали меня с удивлением, изредка задавая вопросы.
  Второй мужичок, в замасленной спецовке, видимо шофёр "Газика", спросил недоверчиво: - А где ты ночевал то? Тут до посёлка очень далеко!..
  Я, прожевав, ответил: - В лесу, у костра. Я привык ...
  Мужичок покачал головой: - Холодно ведь и потом звери - пояснил он своё удивление.
  - Ну, я с собакой. Она если что даст голос - ответил я, но про ружьё не сказал 0 перед заходом в лагерь геологов, я, от греха, спрятал его в рюкзак, предварительно разложив, чтобы меньше места занимало.
  
  Повариха сходила на кухню, вынесла полбуханки чёрствого хлеба и отворив дверь, бросила его Волчку, который спокойно лежал у большой квадратной палатки...
  Поев я поднялся, поблагодарил хозяев и сказал, что мне надо идти.
  - Куда ты? - всполошился первый мужичок, который бывал на сейсмостанции. Оставайся ночевать. Место найдётся, ужином покормим...
  Я вежливо, но решительно отказался: - Я всего на пять дней свободен. Потом моя смена на сейсмостанции и поэтому, мне надо быть в посёлке через два дня...
  Волчок, увидев, что я снова надел рюкзак удивился и был явно разочарован - ему здесь понравилось.
  
  А мне не хотелось оставаться среди малознакомых людей, разговаривать о ненужных мелочах, зависеть от чужого распорядка и привычек...
  И потом, я уже привык к свободному одиночеству...
  
  Отойдя с полкилометра от стоянки геологов, я стал что - то весело насвистывать и собака посмотрела на меня с недоверием.
  А мне было хорошо - я сэкономил на обеде почти час и впереди было ещё полдня светлого времени, за которые я мог попасть в интересные красивые места.
  Я радовался весне и свободе, своему здоровью и даже тому, с каким деловым видом трусил впереди Волчок и вдруг замурлыкал песню: - А я простой, советский заключённый и мне товарищ серый, брянский волк...
  Закончив петь я засмеялся вслух, а Волчок нервно оглянулся...
  
  Вскоре, снова начался лес, появился снег, местами лежащий в тени деревьев. Продравшись сквозь чащу ельника растущего полосой по дну распадка, я вошёл в заросли ольхи, с редкими соснами и тут вспугнул двух сохатых - наверное поднял их из лёжки.
  Они, мотая на бегу головами, стуча копытами по валежнику быстро скрылись в лесу и Волчок, примчавшийся на эти громкие звуки откуда -то справа, пустился их догонять.
  Через короткое время, я услышал снизу, из пади, лай и только решил посмотреть, чем это облаивание закончится, как на галопе появился он сам торопясь и часто дыша. Увидев меня собака перешла на рысь и больше далеко от меня не убегала - видимо лоси напугали его своими размерами и грозным видом.
  Пройдя ещё километров пять, я остановился ночевать в глухом сосняке с еловым подростом, в тени которого толстыми пластами лежал зимний снег...
  Как обычно я собрал изрядную кучу дров для ночного костра, потом развёл огонь, натопил воды из снега и стал варить глухаря, нарезав мясо на куски, а кости бросил Волчку. Собака искренне этому обрадовалась и долго виляла пушистым хвостом, одобряя мои действия...
  Уже в темноте, я поел сваренной глухарятины, чуть припахивающей хвоей и ягодами.
  Насытившись, привычно попил чаю с сахаром и устраиваясь на ночлег снял сапоги, вынул сырые портянки и оставшись в шерстяных носках, вновь обулся. Потом, вырезал палочки из веток ольхи и повесил портянки сушиться над костром - влажная ткань сразу заледенела, потому что температура воздуха была заметно минусовая.
  Во время перехода по еловым чащам, перебираясь через глубокие снеговые поля я несколько раз набрал в сапоги талого снега и поленился вовремя переобуться - иногда перед ночлегом, очень спешишь выбрать хорошее место для стоянки...
  
  ... Ночь была холодная и ветреная, спал я неважно и под утро, когда ветер утих, наложив гору сухих дров на костёр наклонил палочки с портянками поближе к костру и заснул, в полудрёме видя эти "флаги" развевающиеся над огнём...
  Когда я проснулся, вокруг было уже серо, холодный рассвет привычно поднимался над землёй и над кострищем, торчали только голые палочки - портянки сгорели...
  Я чертыхнулся, поднялся, шмыгая просторными без портянок сапогами сходил в кусты и вернувшись, стал кипятить чай...
  Вдруг, Волчок, лежавший метрах в десяти от костра, под ёлкой, вскочил и косясь в сторону еловой чащи, подошёл ко мне поближе, насторожённо вперил взгляд туда и обнажив белые зубы, утробно заворчал. Я на всякий случай, подтянул ружьё к себе и в напряжении ждал гадая, что могло так напугать собаку...
  Волчок рычал ещё какое-то время, потом постепенно успокоился, лёг и снова задремал...
  "Интересно, кого это он там услышал - думал я, прихлёбывая терпкий от крепости чай? - Волки, должно быть, или медведь. Они уже поднялись из берлоги и сейчас, голодные и злые - еды в эту пору в тайге для них нет - бредут по тайге в места летнего обитания. Иногда они нападают на лосей или оленей подкрадываясь к ним по насту..."
  Я ещё какое - то время был настороже, но потом забылся и задремал, вспоминая, что такое, уже бывало в моих таёжных походах...
  
  Когда я охотился зимой на Белых Озёрах, однажды, в долине соседнего ручья, Лика - моя молодая собака похожая на маленького львёнка из-за густой гривы и коренастого сложения - вдруг, выскочив из еловой чащи намётом прибежала ко мне и развернувшись, поднявши шерсть на загривке дыбом, начала глухо лаять, оборотившись в сторону, откуда прискакала: - Бух, Бух, Бух...
  Я хотел погладить и успокоить её, но она вывернувшись из под моих рук и не отрывая взгляда от ельника, продолжала бухать - так собаки обычно лают на крупных хищников...
  Я заинтересовался, не поленился вернуться в чащу и увидел там, среди ёлок, следы двух волков, которые на махах только что проскакали мимо и убежали за ручей. Я понял, что они выслеживали Лику, но она их учуяла и примчалась ко мне за подмогой...
  
  ...Когда я проснулся, солнце уже поднялось над лесом и вскочив, дрожа от холода - костёр прогорел полностью, я стал собираться в дорогу - даже не попив чаю собрал рюкзак и быстро пошёл в сторону сосновых лесов, темнеющих на склонах предгорий.
  На ходу разогрелся, но идти без портянок в хлябающих сапогах, было очень неудобно. Сапоги вертелись на ногах в разные стороны и даже слетали, когда я переходил глубокие влажные полосы снега.
  К тому времени солнце поднялось над лесом, большое и чистое, и повисло в тёмно - синем, глубоком весеннем небе - под его тёплыми лучами снег начал плавиться и таять...
  Неожиданно вышел на разъезженную, грязную лесовозную дорогу и пройдя по ней километра два, увидел впереди, на большой поляне среди чистого сосняка, временный посёлок лесорубов. Навстречу мне выскочили две крупных собаки - лайки и Волчок, пошёл рядом со мной, опасаясь драки с превосходящими силами противника...
  
  Городок был безлюден и только в столовой суетился молодой азербайджанец в грязном белом переднике.
  Я вспомнил, что мой знакомый - Петя Лыков работает в лесу, где - то в этих местах, и когда спросил о нём повара тот сказал, что Петя здесь, но сейчас, как и все, на лесосеке.
  Азербайджанец показал мне домик, где жил Петя и я, войдя внутрь скинул рюкзак, ватник и сапоги и взобравшись на нары заснул чутким сном...
  Разбудил меня шум трактора за стеной и только я успел одеться, как вошёл Петя, улыбающийся и довольный, пожал мне руку и пригласил на ужин, в столовую.
  За ужином, Петя познакомил меня с ребятами из бригады и они удивились, что я "вышел из леса". Обычно, в это время в лес никто не заглядывает - им тоже был непонятен мой восторг перед наступающей весной и необъятными таёжными просторами, таящими столько тайн и чудес...
  
  После ужина все собрались в нашей избушке, и я рассказал о своём походе, умолчав однако о зимовейке и шкурках соболя в мешке.
  
  ...Стали вспоминать интересные и страшные лесные встречи.
  Петя был хорошим охотником, вырос в прибайкальской тайге недалеко от нынешней большой стройки.
  Он и здесь, по первому снегу брал отпуск и уходил соболевать, но не имея своего, законного охотничьего участка, делал это крадучись и осторожно.
  Найдя "ничьё" зимовье, он выставлял капканы на чужом "путике" - охотничьей тропе в тайге вдоль которой ставились ловушки - и каждый день ходил их проверять. Иногда соболюшка попадала в капкан, чаще нет, но несколько штук молодой охотник за сезон ловил...
  
  Однажды, Петя, сбившись с пути, заночевал в тайге у костра, а утром, отойдя метров пятьдесят от ночёвки, увидел свежие медвежьи следы - хищник караулил человека всю ночь, но к костру выйти побоялся - он истоптал весь снег ходя ночью по кругу, пока охотник задрёмывал у большого костра...
  В другой раз Петя пошёл проверять дальние капканы, но назад возвратился напрямую, срезав петлю на тропе.
  Следующим утром, он пошёл по вчерашним своим следам, и в сосновом перелеске, рядом со своими следами, нашёл медвежью лёжку - снег под брюхом хищника протаял до земли - медведь долго лежал головой по ходу следа, ожидая возвращения человека...
  - Он ждал меня, чтобы наброситься, задавить и съесть! - с дрожью в голосе подытожил рассказ Петя!
  Все невесело засмеялись...
  
  В балке - так называют брусовые домики лесорубов - было жарко, потрескивая топилась металлическая печка, и в углу, на верёвке, сушились портянки. Люди, разместившись на широких нарах, внимательно слушали рассказы и сопереживали рассказчику...
  - Но самое страшное, мужики, - продолжил свои воспоминания Петя - было тогда, когда я неожиданно встретил в тайге хозяина участка, на котором я нелегально охотился и капканил...
  Одажды, я увлёкся установкой капкана и вдруг, подняв голову, заметил среди сосен мелькнувшую фигуру человека.
  Я остолбенел, потом на дрожащих ногах отошёл от капкана и спрятался за дерево.
  Мужик был с карабином, но без собаки и шёл по моим следам. Заметив меня, он снял карабин с плеча и ждал.
  Я постоял, постоял за деревом, а потом вышел на чистое место и пошёл мужику навстречу. Меня била дрожь тревожного ожидания.
  Я подошёл поближе и поздоровался. Потом объяснил, что выскочил из посёлка в лес на недельку, что было правдой...
  Мужик оказался спокойным человеком, поверил мне, а когда я продолжил, объясняя, что завтра выхожу в посёлок - даже улыбнулся и пригласил меня в гости, в базовое зимовье. Я конечно отказался...
  
  - Я догадываюсь в каком зимовье ты живёшь, как бы между прочим
  проговорил он на прощанье, и помахав рукой ушёл своей дорогой...
  Петя, сделав паузу в рассказе, подбросил в печку дров и потом закончил.
  - Я в тот же день собрал свои капканы, забрал спрятанные в зимовье шкурки и вечером же, стал выходить на трассу ловить попутку до посёлка - зимовье стояло недалеко от дороги...
  
  Все молчали, представляя, как бы они сами повели себя на месте Пети...
  Печка трещала смолистыми дровами и гудела трубой, как паровоз. Ветер снаружи, плотной массой воздуха, порывами, ударял по двухскатной крыше домика, и бревенчатые стены в этот момент чуть вздрагивали ...
  Другой лесоруб - Виталий, тоже охотник, но местный, вспомнил недавнюю историю загадочной смерти охотника - тунгуса из таёжной деревни на Витиме - звали его Алексей Соловьёв...
  Фамилия русская, но такие имена, русские священники давали раньше тунгусам, при крещении...
  
  - Тут история тёмная - начал Виталий.
  - Этот Алексей был здоровый парень, хороший охотник и смелый человек. Был у него друг, тоже местный, русский парень Пётр Акулин. Они иногда вместе охотились, и если повезёт найти берлогу, то медведя добывали тоже сообща...
  Друзья друзьями, а как напьются, то начинают драться, да до крови. Чёрт знает почему? Может из соперничества, а может просто силы некуда девать...
  Но за Алексеем водился грешок. Ведь в тайге ничего не скроешь, это не в городе. Он парень был на ногу быстрый и собак имел хороших.
  И вот перед началом сезона, он, по самым лучшим участкам пробегал ходом и как сливки снимал - добывал ранних соболей...
  Об этом многие догадывались, знали, но поймать его никто не поймал, да наверное и не хотел связываться - Алексея многие побаивались...
  
  И вот как - то раз, года два назад, по весне, встретились друзья уже после охотничьего сезона, напились и как всегда подрались в конце и разошлись по своим зимовьям - их участки рядом были...
  - Поутру, Пётр, пошёл к Алексею опохмелиться и мириться и увидел, что сидит около зимовья собака и воет, а рядом лежит Алексей, уже мёртвый и неподалёку валяется его карабин...
  Пришлось Петру выходить в деревню, сообщать о смерти... Следователь, на вертолёте прилетел из района, допрашивал Петра, что да как...
  Пётр говорит: - Да не убивал я! Зачем мне? Мы же с ним друзья - приятели были...
  Так ничего следователь и не добился, улетел назад и тело Алексея забрал -говорит для экспертизы. А потом слух по деревне прошёл, что признали Алексея самоубийцей...
  Конечно, всякое может быть, но я в это не верю - закончил рассказ Виталий...
  Все надолго замолчали, а потом стали расходиться спать...
  
  - Завтра на работу - пояснил Петя, хотя назавтра была суббота - лесорубы старались побольше денег заработать или дни к отпуску приплюсовать и потому, работали и в выходные - стройка торопилась на восток, а лесорубы готовили площадки для работ.
  Я долго не мог заснуть, и всё думал о судьбе этого Алексея...
  
  Мир тайги, за последние годы изменился, и изменились отношения людей в тайге. Раньше охотничий участок был семейной собственностью - обезличить тайгу, не смогли самые тупые чиновники-охотоведы. Сейчас не то...
  Государство подмяло под себя личность гражданина страны, лишило инициативы, - обезличило его - так легче управлять.
  Главные начальники леса сегодня сидят в Москве, но они просто чиновники, они не знают леса и его законов, да и не хотят знать. Они не охотники, не охотоведы и даже не лесоводы.
  И так везде. Во всех министерствах. Там, где управляют специалисты, там дела идут неплохо. Но специалистов наверху всё меньше, а управленцев всё больше.
  Вспомнился афоризм Лао-Цзы:
  "Там, где появляются понятия справедливости и несправедливости - появляется зло..."
  Перефразируя, можно сказать: "Там где появляются чистые управленцы, воцаряется номенклатурный беспорядок и некомпетентность".
  Благодаря таким управленцам, сидящим в министерстве, охота превратилась в дорогостоящий спорт и количество охотников резко уменьшилось...
  
  ...Охота всегда была средством освоения, познания мира, его узнаванием и уроком жизни. А сейчас, множеством запретов, и потому, охотничество превратилось из трудного, но удовольствия, в казённую обязанность.
  Раньше в лесу жили по принципу: "Закон тайга - хозяин медведь" и ты боялся делать плохое, потому, что от опытного взгляда лесовика ничего нельзя скрыть, и никто не скроется... А сейчас?
  Я как - то встретил на своём участке охотника с собакой. Его собака нашла меня на склоне горы, а хозяин шёл низом распадка. Я увидел мужика и крикнул ему, а потом спустился вниз, и мы вскипятили чай, попили - поели, поговорили...
  На участке, я бывал редко и потому не рассердился, когда встретил тут постороннего. Но мужичок испугался и чувствовал себя виноватым...
  После, этот охотник никогда не появлялся больше в районе Белых озёр...
  
  Собака у него была замечательная. Крупная, почти как волк, чёрной с белыми пятнами масти, спокойная и умная. Звали её Бой.
  Этот Бой, на пару с другой крупной лайкой местного лесничего - Грумом, сгоняли с гор крупного изюбря и останавливали на льду реки, вцепляясь с двух сторон в морду уставшего быка - рогача. Хозяину оставалось только подойти поближе и дострелить зверя...
  Думая обо всём этом, заснул очень поздно и когда проснулся, то солнце стояло высоко в ясном небе, и Пети в домике не было.
  Все уже уехали на работу.
  Я услышал за дверьми собачье рычание и вышел наружу. Солнечные лучи нагрели заснеженную землю, появились лужи - проталины и запахло отогревшейся сосновой смолой.
  Волчок, прижавшись к стене дома испуганно вздыбил шерсть, а рядом, наступая на него, стояла рыже - белая, крупная и сильная собака, скаля острые зубы и готовясь перейти от угроз к действиям.
  Я прикрикнул на шустрого незнакомца, и он отошел в сторону, кося на меня злым глазом.
  "Какой красавец - подумал я. Чей это интересно?"
  Зайдя в столовую, я попил чаю, поел и расспросил дежурного по лагерю об этой собаке.
  - Это Вася - тракторист, купил щенка в питомнике восточносибирских лаек, в Улан - Удэ и привёз сюда - рассказывал дежурный, сидя напротив меня и попивая чай.
  - Красивый пёс, но бестолковый. Вася собирается его на унты пустить. Глуп, как пуп...
  -И это не первый случай - продолжил он. - Я знаю многих охотников,
  которые растили щенков из питомника - они вырастают красивые, как на картинке, но к охоте не приспособленные...
  - Вася, в начале зимы, случайно встретил медведя - шатуна. Так этот кобель так испугался, что умчался в лес, оставив Васю с медведем разбираться. Василий имел только дробь в стволах, поэтому стрелял в воздух и медведь ушёл...
  А могло быть и хуже...
  Дежурный вздохнул.
  - Разве это собака, которая хозяина бросает?
  
  ... Доев завтрак, я попрощался с дежурным и сопровождаемый довольным Волчком, пошёл напрямик, через холмы, на трассу - надо было возвращаться на базу. Отсюда, до сейсмостанции оставалось часов восемь ходу...
  
  20. 02. 2003 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Таёжные зарисовки.
  "Для иных природа - это дрова, уголь, руда, или дача, или просто пейзаж. Для меня природа - это среда, из которой, как цветы, выросли все наши человеческие таланты..." Михаил Пришвин
  
  
  Зов природы.
  
  ... Было начало лета и по распадкам тут и там, особенно в жаркие солнечные дни шумели водопады, срываясь со скальных уступов и повисая на мгновения в неподвижном чистом воздухе и пролетев несколько десятков метров, с шумом и грохотом дробясь на мириады капель и капелек, ударялись о гранитные карнизы, или поднимая из глубины водных ванн водовороты и клочки пены, проваливались в глубокие омуты, выдолбленные в крепком граните текучими струями за многие годы. Недаром ведь говорят, что "вода камень точит".
  
  В предгорьях, на пологих спинах таёжных холмов зацвёл багульника. И этих цветочков становилось так много, что они сиреневыми, легко - невесомыми облачками повисали над южными склонами хребта, завораживая и успокаивая взгляд - тайга на время становилась ярко фиолетово - зелёной...
  
  Внизу в долинах, уже давно распустились листочки на деревьях и раскрылись яркие таёжные цветы - жарки, полыхая оранжево красным, на фоне зелёной травы. Но на высоких склонах, а тем более на гребнях гор, лиственничная поросль ещё не выпустила зелёную, мягкую хвою и стояла серо - коричневой, щетинящейся чащей, ожидая развития лета...
  
  Северные олени кормились на мшаниках, посреди пологих и поросших карликовой берёзкой долинок, а в жары, уходили на, не тающие всё лето, снежники и отдыхали там от комаров и мошкары, всё в больших количествах появляющихся над горной тундрой...
  
  Лоси переселились в долину реки, в район бобровых плотин создавших, на неглубокой речке, цепь небольших прудов.
  По вечерам, на закате солнца, мать - лосиха и быстро растущий лосёнок Сам приходили к одному из таких прудов и безбоязненно входили по воде, на середину озерца. Напившись, разойдясь на несколько метров, они кормились, погружая горбоносые головы, с длинными ушами в воду, доставая со дна и поедая сочно - мучнистые корневища болотного аира.
  Лосиха, изредка переставала жевать, поднимала голову, прислушивалась и убедившись, что в округе всё спокойно, вновь погружала ушастую голову в воду...
  
  Постепенно сумерки сменялись ночной темнотой и из насторожённой мглы лесной тишины, далеко был слышен плеск воды и фырканье лосей...
  Бурый пришёл на водопой с другой стороны пруда и услышав непонятные звуки, насторожился, стал красться, аккуратно обходя препятствия, и нюхая воздух...
  
  Лоси стояли почти посередине озерца, и выйдя к берегу Бурый затаился, вглядываясь в темноту. Но его зрение и при солнечном свете не отличающееся остротой, сейчас вовсе никуда не годилось. Другое дело лоси...
  
  Стоило медведю неосторожно переступить с лапы на лапы, как треснула веточка под его тяжёлым телом и лосиха, заметив в чаще движение, прыгнув с места поскакала с громким шумом по воде к противоположному берегу, разбивая этими звуками тишину - она своими большими глазами, даже в темноте увидела шевеление медвежьей туши и бросилась убегать. За ней, тоже на больших прыжках последовал Сам, ...
  Отбежав от воды с полкилометра, звери остановились и лосиха долго вслушивалась в ночную тишину, а убедившись, что погони нет, лоси прошли в густой ельник и легли в знакомом месте...
  
  Такие происшествия однако, были редкостью в их размеренной жизни. Обычно они кормились на озеринке почти до рассвета, а перед утренней зарёй уходили на лёжку, с заметно округлившимся брюхом...
  
  Бурый слышал, как лоси с шумом убегали, выбираясь из болотного озерца, но он и не собирался на них нападать. Медведь из простого любопытства попробовал скрадывать крупных лосей, а когда это не удалось и его заметили, то не очень расстраивался...
  Сытый и растолстевший, он был неуклюж и неповоротлив. Времена постоянного голода и агрессивности прошли, закончились вместе с весной и сейчас, он был миролюбив и не опасен для других зверей - корма, в это время года в тайге, хватало на всех...
  
  
  ... Сам, между тем, готовился к гону. Он уже превратился в крупного лося с рогами - лопатами, из которых веером росли острые отростки. У основания, рога были толщиной в крупную человеческую руку, а отростки, после того как кожица сверху сошла, были отполированы до белизны и остры, как вилы...
  Большую часть лета он провёл на верхних болотах, где его никто не тревожил - там он отъелся и набрался сил.
  
  Круглая озеринка, после летних дождей наполнилась водой и молодой лось, каждый вечер приходил сюда, заходил на середину и погружая нескладно-длинную, горбоносую голову на дно водоёма, доставал оттуда корешки и большие зелёные листья, поедая их с задумчиво - сосредоточенным видом.
  Когда подняв голову, он прожёвывал поднятые со дна мясистые, сладкие корни, то с его морды, по длинной ворсистой "серьге"? висевшей на шее и состоящей из жёстких толстых волосков, с тихим звоном сбегали струйки воды...
  
  ... Иногда по ночам, на тот же берег выходила медведица с медвежатами. Но она даже не пыталась погнаться за Самом. В воде, лось с его острыми копытами и сильными ногами, был в безопасности и всегда мог очень быстро переплыть озеро на другую его сторону. Да и медведица не рисковала нападать на такого крупного и сильного зверя, как Сам...
  
  Несколько раз в отдалении, одинокий лось замечал стадо молодых маток с телятами, в котором ходила и Любопытная, уже выкормившая и вырастившая своего первого телёнка. Теперь она тоже ждала гона, хотя и сама этого ещё не осознавала...
  Стадо, заметив крупного быка, не пожелало с ним встречаться и свернув в сторону, обогнуло место его кормёжки, проследовало дальше. Лето стояло влажное и корма на верхних болотах было много.
  
  Сам, с высоты своего роста проводил взглядом мелькающие в чаще спины маток и продолжил кормиться, объедая мелкие осиновые ветки с мягкими и сочными листочками на них - пока, он был совершенно равнодушен к своим соплеменницам...
  
  ...Время гона, как всегда началось внезапно. Где - то внутри большого тела появились первые признаки беспокойства и возрастания непонятного внутреннего жара, от которого у лосей - самцов пропадал аппетит и начинала мучить постоянная жажда.
  Сама, вдруг потянуло в места, где он до этого встречал стадо лосих.
  Не торопясь, размерено шагая по мокрому лугу заросшему ерником и залитому кое - где водой, лось, чавкая копытами, проваливаясь сквозь размокшую дернину, направился в ту сторону, где совсем недавно видел знакомое стадо. Его горло уже набухло от прилива горячей крови и лось, неожиданно попробовал излить мучившее его беспокойство в рёве - жалобе.
  
  "У - ох - х" - первый раз в этом году пожаловался он, и остановившись послушал. Из дальних зарослей раздалось ответное "у - ох - х" и Сам, перейдя на рысь устремился навстречу сопернику...
  
  ... Лосиха Любопытная, услышав на рассвете стонущего быка, забеспокоилась и в предутреннем сумраке, покинув стадо молодых лосей двинулась в ту сторону, отвечая на тревожный зов коротким мычанием. Вдалеке раздался треск веток и шлёпанье шагов по воде и внезапно, на быстрой рыси из - за куртины кустарника выскочил разгорячённый незнакомый самец - лось, с большими рогами - сохами.
  
  Подбежав к лосихе ближе, он остановился и всхрапывая, стал обнюхивать её, пытаясь зайти сзади. Любопытная поворачивалась к нему мордой, но бык каждый раз отворачивался и пытался обойти самку. Эти движения по кругу, иногда похожие на незамысловатые танцы, продолжалось долго.
  Наконец, когда бык немного успокоился и привык к близости молодой самки, Любопытная не торопясь пошла в сторону высокого речного берега, виднеющегося вдалеке. И следом, на расстоянии не больше метра, шёл самец - сохатый. Глаза его, сделались мутно влажными и по временам, из горла вырывалось яростно - просительное - "у - ох - х".
  В одном месте лось остановился, потоптался на месте принюхиваясь, и начал рыть копытами влажно податливую землю. Выкопав ямку, истоптав её копытами, наконец помочился пахучей жидкостью на свежевскопанную землю и едкий аромат мгновенно распространился на сотни метров вокруг.
  Лосиха подошла к яме, понюхала метку и подойдя к лосю лизнула его в длинную, с пористыми отвисшими губами, морду... Сохатый вновь попытался овладеть лосихой, но она, отворачиваясь избегая самца и уходили всё вперёд и вперёд - её время ещё не пришло.
  
  И тут, из-за деревьев появился Сам, привлечённый этим запахом и идущий по следу гонного соперника. Его шея, за последние дни, тоже разбухла от постоянного сладостного напряжения и сделалась толще и как бы короче. Глаза его, так же возбуждённо и мутно смотрели на мир, как у всех самцов - лосей в эту пору...
  Выскочив на поляну, Сам заметил своего соперника и остановился - он вспомнил неудачные схватки с крупными быками в прошлые годы, все поражения и неудачи в этих схватках. Но в этом году он чувствовал себя необычайно сильным и преодолев минутную робость, тряхнул тяжёлыми острыми вилами рогов и вызывающе заревел - "у - ох - х".
  
  Любопытная равнодушно скользнула взглядом по темнеющей в сумерках фигуре Сама и продолжила кормиться, скусывая мелкий ивняк растущий густым кустом в устье неширокого распадка, поднимающегося от реки к вершине прибрежного холма.
  Лось - соперник, рысью приблизился к Саму на двадцать шагов и стал ворочать тяжелой головой, покачивая ею из стороны в сторону, нервно переступая ногами, показывая сопернику игру могучих мышц и размеры мощных рогов. Он был намного старше и крупнее Сама, да и рога имел побольше.
  
  Однако и Сам был силён и раздражён поисками самки. Он был во временном состоянии гонного сумасшествия, которое не могла охладить простая демонстрация превосходства, в размерах мышц и рогов. Ему хотелось драться и во чтобы то ни стало отбить самку у Соперника...
  
  Постепенно сближаясь, быки храпели, мотали головами, и слюна липкими, толстыми нитями, тянулась из полуоткрытых пастей. Наконец Соперник первым, по праву старшего, решился и наклонив рога, прянул на Сама. Удар рогов был так силён, что его отбросило почти на метр назад, но молодой бык удержался на ногах и упираясь всеми четырьмя копытами, со вздувшимся от напряжения загорбком, противостоял неистовому напору Соперника, а лосих, не обращая внимания на дерущихся быков, продолжала объедать ивовый куст...
  
  Соперник, чувствуя возрастающее сопротивление молодого противника напрягся и резко поворачивая рога вправо и чуть вверх, начал выворачивать шею Сама. Тот сопротивлялся из последних сил, но ещё бы секунда и он сдался! И тут раздался громкий треск!
  Один из отростков на роге Сама сломался и потеряв равновесие, молодой лось сунулся вперёд и освободившись от противодействия рогов соперника, под углом вонзил в шею Соперника острый конец левого рога, который пропоров толстую кожу, глубоко вошёл в тело, пробив по пути дыхательное горло. Воздух из лёгких сохатого с шумом вырвался через рану, и смертельно раненный громадный лось, рухнул на колени, а Сам мгновенно отпрыгнул в сторону, чувствуя дуновение смерти исходящее от тяжело раненного соперника. Старый лось стоял на коленях и пытаясь подняться, всё ещё разгоряченный схваткой мотал тяжелой головой и хватая воздух, храпел открытой пастью брызгая вокруг алой кровью из раны на шее!
  
   Но силы уже покидали мощное тело и через какое - то время, окропляя траву кровью вытекающей через глубокую рану, он повалился на бок и глаза его померкли, а по телу прошла крупная дрожь агонии...
  
  Глядя на умирающего соперника и ещё не веря в свою победу над этим старым и опытным лосем, Сам мотал рогатой головой и тяжело дыша, поводил налитыми кровью глазами...
  Увидев спокойно стоящую лосиху, Сам неуверенно подошёл к Любопытной и она, фыркнув, наконец сдвинулась с места, обнюхала победителя и развернувшись, не спеша, не обращая внимания на побеждённого, умирающего Сохатого, повела победителя за собой, в темноту дремучего и загадочного леса...
  Позади остался мёртвый лось темнеющий шерстистым бугром в серой чаще ивняка. Голова его лежала на земле и один рог поднимался высоко вверх, похожий на корневой выворотень...
  
  Сам шёл вослед самке и иногда остановившись, роя землю копытами, заложив рога на спину и вытянув шею, тревожно и угрожающе ревел...
  
  Так прошло ещё два дня...
  
  Сам неотлучно следовал за любопытной и продолжал реветь всё громче и уверенней. Наконец остановившись на одной из лесных опушек, Любопытная позволила Саму приблизиться к себе сзади. Бык дрожа от страстного желания и напряжения, вдруг взгромоздился на спину матки, обхватил её клинообразный круп передними ногами и доставая скалящейся мордой почти до её ушей, вошёл в неё со стоном и самка содрогнулась от тяжести тела, силы и страсти желания своего молодого повелителя...
  
  Через полчаса, лоси, ещё при свете вечерней зари перешли неглубокую речку, попили воды и продолжили свой путь дальше...
  Сам, изредка останавливался, прислушиваясь и трубил свою короткую, невыразительную яростную "песню".
  Тут, из ближнего, мокрого и болотистого распадка, раздался ответный рёв и пара лосей остановилась. Солнце уже село, скрывшись за горизонтом, но свету было ещё достаточно, чтобы заметить лося - быка выскочившего на край широкой поляны, из дальних кустов...
  Этот молодой лось, тоже увидел Любопытную и Сама, рысью приблизился и остановился метрах в двадцати, перебирая длинными ногами, словно танцуя, демонстративно мотал рогатой головой...
  
  Развернувшись, Сам пошёл навстречу пришельцу, всхрапывая и поводя рогами. Молодой чуть подался назад и в этот момент, уверенный в себе Сам рванулся ему навстречу и чуть приподнявшись на передних ногам, сверху вниз ударил соперника рогами. Молодой пытался сопротивляться, но несмотря на напряжение всех сил, вспахивая траву задними копытами до земли, поехал, заскользил назад и осознав превосходство Сама, вдруг прянул в сторону, развернулся и галопом убежал в чащу леса, отступая и уступая большей силе и боевой уверенности соперника...
  
   После этого случая, Сам почувствовал себя владетелем и повелителем самки, в полной мере. Теперь уже не он, а она следовала за ним в некотором отдалении и самец, останавливаясь через какое - то время, гордо и звучно трубил на всю окрестную тайгу о своей победе, о пришествии времени его силы и могущества...
  
   Он был победителем и потому передал в потомство грядущих поколений свои гены, особенности своего характера и сложения...
  
  ...Прошло две недели и Сам покинул лосиху, в которой уже началась новая жизнь, а Любопытная, вскоре ушла в свои обычные кормовые угодья, навсегда расставшись с Самом...
  Лось - бык побрёл дальше и переходя из урочища в урочище, ревел в поисках других соперников и новой матки - лосихи. Ему удалось отвоевать до конца гона ещё одну матку, и передал и в её потомство часть себя, тем самым выполняя законы вечно обновляющейся природы - только сильнейший передаёт в потомство свои особенности, позволившие ему не только выжить, но и победить всех соперников...
  
  ...Любопытная, после гона, присоединилась к знакомому стаду маток с молодняком и стала, живя как обычно, вынашивать в себе зародившуюся новую жизнь...
  В ожидании морозов, лосихи с телятами держались в долине истока реки Олхи. Они были спокойны и отъедались в преддверии зимы, выходя на кормёжку ночью и возвращаясь на место лёжек уже после восхода солнца. В это время им ничто не угрожало в тайге. Взрослых медведей в округе не было, а Песочного они не боялись. Он был ещё слишком неопытен, чтобы нападать на громадных лосей...
  
   2010 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  Изюбриный рёв.
  
  ...Молодой олень - потомок Рогача, пришёл на альпийские луга в начале лета. Вокруг ещё белели снеговыми вершинами окрестные хребты, но в широких плоских долинах на высоком нагорье распускались альпийские цветы и трава поднималась вверх каждый день всё выше и всё гуще. Внизу, мошка, оводы и комары не давали дышать, забиваясь в ноздри и в пасть, а тут с утра до вечера веял прохладный ветерок и холодные чистые ручьи, вытекая из снежников высившихся на границе гор и неба, шумели пенной, бурливой, хрустально - прозрачной водой.
  
  По краям альпийского зелёного луга, с густой, высокой травой и розовыми вкраплениями ярких цветов - горных маков и желтых, сочно - хрупких лилий. То тут то там благоухали медовым ароматом бело - кружевные опахала зонтичных - местные жители называют их медвежьей дудкой...
  Лето в альпийских, горных долинах расцветало во всём своём благоуханном и тёплом великолепии...
  
  Олень поселился в густом высокоствольном ельнике, обрамляющем зелёной рамой луга, заканчиваясь каменистым распадком, высоко и круто вздымающемся к вершине с серыми пятнами каменных осыпей на крутых склонах и полянками зелёного кедрового стланика...
  Там, где склон плавно переходил в пологую долину, блестело серебристой поверхностью горное озеро, по которому ещё в начале июня плавали полурастаявшие белые, непрозрачные льдины...
  Олень, днём отлежавшись в ельнике среди заросших зелёным плотным мхом скал, выходил на травянистую луговину уже на закате солнца. Подойдя к шумливой горной речке, шурша крупной галькой зверь осторожно спускался к берегу, оглядевшись и прислушавшись наклонял к воде грациозную голову с молодыми рогами - пантами, ещё покрытыми нежной бархатистой кожицей, и долго пил, изредка поднимая голову и прислушиваясь к воркованию водных струй в речном потоке...
  
  Напившись, олень в несколько прыжков поднимался на высокий каменистый берег и в последний раз осмотрев окрестности большими, блестяще чёрными глазами, вступал в высокую луговую траву и начинал кормиться, срывая постоянно жующими челюстями, самые сочные и свежие побеги. Здесь уже слух включался в работу.
  Не обращая внимания на шум реки неподалёку и громкое жужжание шмелей, олень настораживался и высоко поднимал рогатую голову, когда слышал тревожное стрекотание лесных сорок - кедровок или тревожный свист проворных маленьких горных пищух в каменных осыпях.
  
  Покормившись первую половину ночи, олень уходил в тёмный ельник и ложился в знакомом месте - подходы сюда он хорошо знал и любой незнакомый звук, мог услышать за двести шагов...
  
  ... Олень был замечательного светлого, серо - белого цвета и потому, мы будем называть его Сивым, как местные жители называют светло - серые оттенки шерсти у коров и лошадей.
  Сивый дремал до рассвета, и как только на небе появлялась синеватая полоска зари на восточной стороне горизонта, он вставал из лёжки и вновь, уже по знакомой тропе спускался на луговину, темнеющую большим открытым пространством, на фоне тёмных, ещё не проснувшихся горных вершин и многометровой высоты серых скал, вздымающихся в небо и пронзающих каменными остриями пиков изломанную линию горизонта, ещё чуть заметного на фоне тёмного неба.
  С холодных снежных вершин дул приятный ароматный ветерок и олень, остановившись долго принюхивался, а потом осторожно и важно ступая, шёл навстречу ветру, выходя на луговину...
  
  Через несколько часов, солнце, пробившись через высокую стену окружающих долину гор, появлялось над линией скал и яркий дневной свет весёлыми брызгами разливался над притихшей долиной. Сивый, к этому времени заканчивал кормиться и уходил на очередную днёвку в тенистые ельники...
  
  Так продолжалось изо дня в день...
  
  Отъевшись, откормившись питательной и сочной травкой, олень округлился, раздался вширь, казалось, даже стал выше ростом. Шерстка, покрывающая рога постепенно подсыхала, а сами рога уже окостенели и Сивый, поддевал ими снизу стройные ёлочки, чесал их о смолистые гибкие стволики пахнущие на задирах свежестью смолы и весной...
  Несколько раз на альпийском лугу, уже солнечным утром, сквозь жужжание пчёл и звон реки, Сивый слышал шуршание приминаемой тяжелым телом травы и даже негромкое чавканье. Срываясь с места в галоп, олень на махах поднимался на склон и выбрав чистое место, развернувшись, видел внизу, среди сочной зелени, темно - коричневого, толстого неуклюжего медведя, который тоже отъедался сочными листьями и хрустел, сламывая под корень, выросшую высотой в два метра толстую медвежью дудку...
  Однажды, медведь даже погнался за вспугнутым оленем, однако уже через двести метров безнадёжной погони остановился, раздраженно рявкнул и повернув в другую сторону, продолжил пастись, набивая себе рот сочной травкой, смешно торчащей во все стороны из клыкастой пасти...
  
  В конце осени Сивый спустился в сосновые леса предгорий - скоро должен был начаться гон - наступили тёплые ярко раскрашенные дни бабьего лета. По ночам на зелёную ещё траву выпадал толстый слой холодного инея, закрашивая зелень травы белым цветом...
   Проходя по предутреннему лесу, идя на кормёжку в болотистую долину речки Олы, Сивый слизывал иней с поникшей промороженной травы и казалось, что вместе с этой замерзшей влагой, в его тело входил медленный и жгучий огонь желаний...
  
  Началась пора изюбриного рёва...
  
  Первые яростные трубные звуки, Сивый услышал на алой заре рано утром и рёв раздавался почти с получасовыми интервалами, перемещаясь по высокой плоской гриве заросшей ольхой, багульником и крупными редкими соснами. Находясь ниже гривы метров на двести, Сивый не раздумывая поспешил наверх, сразу перейдя с места на ходкую рысь.
  За осень бык накопил силы и энергии и потому, доскакал до гривы за считанные минуты. Поднявшись через седловину на плоское место, он, выдыхая горячий воздух превращающийся в холодном утреннем сумраке в струйки серого пара вырывающиеся из раздувающихся ноздрей, услышал где - то впереди себя, в чаще, лёгкое потрескивание под ногами стада маток, которых гнал перед собой их властелин, мощный бык с семиотростковыми рогами.
  
  Сивый взволновался и заложив рога за спину и вытягивая, раздувшуюся от напряжения шею, затрубил жёстким баритоном... "И - и - хх, И - и - аа-аа..."
  Песня состояла из короткого первого рёва и последующего длинного переходящего с высоких, пронзительных нот на басовито низкие...
  И тотчас, из чащи ответил властелин "гарема" из семи маток. Он запел визгливым басом и закончил, вовсе каким-то свирепым рычанием. Но запах самок вскружил голову Сивому и олень быстро шагая вперёд стучал рогами по веткам разбрасывая их по сторонам и фыркая приблизился к стаду маток, к их вожаку и повелителю...
  Наконец Сивый появился на поляне, где его уже ждал Королевский рогач, - мощный, сильный, уверенный в себе олень - изюбрь.
  
  Быки на рысях сблизились и не доходя друг до друга нескольких шагов, остановились, а потом, медленно двигаясь по кругу, начали, вытянув шеи и склонив рога к земле, покачивать ими, демонстрировать их силу и красоту. Острые отростки рогов, собранные в корону, венчали головы оленей, как венчают драгоценные короны головы всевластных королей...
  Олень, соперник Сивого, был заметно крупнее и его рога - коричнево-серые с белеющими концами отполированных отростков - выглядели устрашающе. Он опустил голову ещё ниже и вонзив рога в землю словно плугом рассёк её, прочертил тёмные бороздки и поднял над головой пучки травы и повисшие корни кустов.
  Рога Сивого были более тёмного цвета и всего о шести отростков. Он тоже боднул землю и тоже вырвал пучки травы, частью оставшиеся на поднятых рогах...
  Несколько минут, быки, словно модели на подиуме демонстрировали свою красоту, величину и силу.
  Наконец олени сблизились и Повелитель гарема ударил первым и напрягшись всем телом, вздыбив шерсть на загривке и распушив тёмно - коричневую гриву внизу шеи, начал толкать Сивого назад, пробуя его силу и устойчивость. И как не сопротивлялся Сивый, упираясь и взрывая землю всеми четырьмя копытами, Королевский бык был намного старше и потому сильнее.
  
  Выкатив кровавые глаза, дыша горячим воздухом через раздувшиеся ноздри, соперник толкал и давил на Сивого. И тот, постепенно, метр за метром отступал и наконец отскочив назад, развернулся и рысью, сохраняя достоинство побежал прочь от быка победителя. Тот, однако, его не преследовал, а остановился, гордо поднял голову с развесистыми красиво симметричными рогами и затрубил - заревел на всю просыпающуюся, отогревающуюся под первыми благодатными лучами солнца тайгу, и от избытка яростной нерастраченной мощи начал рыть передним копытом землю, срывая с поверхности пожухлую траву...
  
  Вдруг, боковым зрением он заметил, что одна из молодых маток - оленух, грациозно переступая стройными ногами потянулась в сторону убегающего Сивого. Олень - властелин прыгнул с места, галопом подскочил к красивой стройной матке, заметно меньшей размерами чем он сам и своим большим телом перегородил ей путь. При этом он легко боднул матку в бок и она отступила, развернулась и последовала к остальным "наложницам", послушно щипавшим травку невдалеке...
  А Сивый, отбежав и скрывшись за деревьями, остановился и тяжело дыша, отходя от пережитого напряжения, стал вглядываться и вслушиваться в том направлении, где остались матки и олень - победитель...
  
  Молодой бык решил сменить тактику...
  Теперь он следовал в отдалении от стада маток, которых бык - властелин, как опытный табунщик держал всех вместе, не позволяя им разбредаться в разные стороны. По временам он выбирал себе очередную жертву, вскакивал, громоздился на неё сверху и под его тяжестью у "наложницы" дрожали стройные ножки...
  
  Насладившись коротким актом обладания, блестя глазами, возбуждённый бык на быстрой рыси обегал свой табун по кругу и казалось, пересчитывал их - все ли на месте? При этом, пока владыка гарема занимался любовью с одной из них, другие матки мирно паслись не обращая никакого внимания на происходящее рядом. Они уже и сами становились жертвами этого грубого "насильника" и потому, ничему не удивлялись...
  
  Сивый следовал за стадом Королевского быка и днём и ночью...
  И как то улучив минуту, когда грациозная молодая матка отошла чуть в сторону со своей подружкой, Сивый стараясь не попадаться на глаза владетелю гарема, приблизился к ним и погнал их прочь, поторапливая ударами рогов и острых передних копыт. Украденные "невесты" следовали впереди и уже через пять минут, свернув в крутой затенённый распадок, три оленя скрылись из глаз...
  А в это время Королевский бык боролся с очередным "соискателем" и победив его, насладившись ритуальным триумфом, вдруг обнаружил пропажу двух своих "жён". Бык рассвирепел, на галопе обежал стадо нюхая воздух и обнаружив следы беглецов, кинулся за ними в погоню.
   Но тут, с другой стороны, из короткого, крутого распадка раздался хриплый, словно простуженный рёв старого быка и Королевский бык остановившись, ответил ему и вернулся к стаду...
  
  ... Сивый гнал "украденных" маток полдня и только поднявшись по долине высоко в предгорья, остановился у речки, напился и стал обнюхивать Грациозную, которая, в этот раз, не проявляла своего строптивого характера, лизнув Сивого в чёрный нос, нервно перешагивая с ноги на ногу покорно повернулась к нему задом...
  И Сивый, взвившись над её крупом, обрушил всю свою застоявшуюся силу инстинкта на оленуху, вошёл в неё неожиданно мощно и глубоко и излил семена новой жизни в её покорное лоно. После короткого, но резкого наслаждения, олень - бык, вытолкнул матку из под себя, опустился на передние ноги, тогда как матка, отскочив в сторону, сгорбилась, словно от боли и потом неуверенно отошла в сторону...
  
  Вот так, Сивый впервые насладился близостью с украденной маткой и испытывая прилив силы и уверенности, втягивая чёрными широкими ноздрями прохладный осенний воздух, поднял грозную рогатую голову и заревел победительно и громко, заявляя свои права на свой небольшой гарем, на эту знакомую до мельчайших подробностей тайгу, на эту прекрасную осень, ставшую началом периода его зрелости и силы.
  Теперь и он стал полноправным владетелем, пусть маленького, но своего "гарема"!
  
  
   2011 - 2019 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  
  
  
  "Вот почему, почему в апреле всегда кажется, ещё немножко и всё наконец-то будет хорошо. И в мае, когда начинают цвести вишни, кажется: да-да-да, вот-вот-вот, оно, оно, ещё чуть-чуть - и... И! Неизвестно что, непонятно как, неведомо зачем, но будет-будет-будет, сбудется, и тогда начнётся настоящая жизнь, сейчас и вообразить невозможно, какая она, только тосковать оттого, что ещё не началась..."
  Макс Фрай
  
  
  ...Лосиха - мать с лосёнком Самом, днём, когда растаяли остро - хрупкие ледяные забереги, переплыла через разлившуюся реку и поселилась на небольшом острове, заросшем тальником и ивой. Здесь, мать и лосёнок отъедались наливающимися весенними соками ветками лиственных кустарников и ложились тут же, в ивняковой чаще, видя сквозь густые тонкие ветки, как за горизонт, садится большое, дымно - золотистое солнце.
  
  По вечерам, после заката солнца, посвистывая, над рекой проносились вверх и вниз по течению легкокрылые стайки чирков - свистунков, а иногда несколько грузных кряковых селезней и из заводи, приманивая их, раздавалось громкое кряканье серой, подвижной уточки. Возбуждённые селезни, дружно закладывали вираж и описав дугу, садились в небольшой заливчик, плавно приводнившись на мягкие брюшки, укрытые плотным оперением...
  
  Уточка, при виде стольких пылающих страстью "кавалеров", начинала возбуждённо крякать, а селезни перегоняя друг друга и делая плоскими клювами угрожающие выпады, вступали в короткие схватки, определяя кто сильней и кто станет супругом красавицы - уточки.
  Наконец самый сильный отгонял назойливых претендентов и пара, в сопровождении вполне любезно настроенного дружка жениха, отправлялась в тихую заводь, где селезень - фаворит заводил бесконечные ухаживания, а уточка, покорённая его любезными жестами, наконец сдавалась и победитель получал всё, к чему влекла и принуждала его природа...
  
  ... Через неделю, когда вода спала, лоси покинули приветливый остров и, перейдя обмелевшую протоку вышли на гриву возвышающуюся над речной долиной...
  
  Тут на след лосей набежала собака - лайка Кучум, путешествующая с хозяином по весенней тайге в поисках свободы и приключений. Хозяин, только что тронулся в новый путь после ночёвки у костра, а отдохнувшая за ночь собака, совершенно неожиданно натолкнулась на свежие следы лосей...
  Не ожидавший такой встречи Кучум - чёрная крупная лайка с палевыми точками над глазами - "карамистая" как говорят местные охотники, подхватила свежий след верховым чутьём и помчалась вслед лосям, прошедшим здесь несколько минут назад...
  
  Через километр, нагнав лосиху - матку и Сама, Кучум залаял на бегу, но из его пасти вылетели только чуть слышные хрипы. В шее у него была сквозная дырка, образовавшаяся после гнойного воспаления вызванного простудой. Он всю зиму прожил в хозяйской кладовке и часто ночевал в узкой вольере, на заледеневших остатках капели с протекающей крыши. Там он и простудился, потом образовался сквозной свищ в горле и теперь, вместо азартного, громкого лая воздух с шипением выходил, в не зажившую ещё рану...
  
  ... Хозяин, хотел уже переходить заболоченный распадок, после морозной ночи подёрнутый хрупким ледком, когда вдруг услышал единственное громкое взлаивание своей собаки и потом, увидел на мокрой, серой весенней траве след сохатого. Он пригнулся к мочажине, рассмотрел свежий след, сопоставил в уме с услышанным голосом Кучума и бегом поспешил в сторону, откуда собака подала голос...
  
  Потом, уже на ходу разобравшись в лосиных следах, хозяин определил, что зверей было два...
  
  ... Через какое-то время он остановился и замер, внимательно прислушиваясь и поводя головой. Вскоре, взлаивание повторилось уже в другом направлении и охотник быстро зашагал по неглубоким лужам среди кочек, задевая сапогами острые осколки льда, разбитого лосями на бегу.
  "Бедный Кучум - вдыхал на ходу хозяин - он об эти осколки льда все лапы себе изрежет".
  
  ... Кучум, тем временем, поравнявшись с лосями и чуть опережая, заворачивал их чуть влево, прекрасно ориентируясь на местности и постоянно держа в уме то место, где они с хозяином провели ночь у костра. Помогал ему в этом и запах кострового дыма, который наносило на чуткую собаку откуда - то спереди...
  
  Идя по следам, человек вдруг увидел, чуть в стороне и справа, сизоватый дымок костра и с удивлением спросил сам себя: "Кто это может быть?" И только подойдя ближе, узнал собственное кострище, догорающее на мёрзлой ещё земле...
  "Ага! - обрадовался охотник. - Кучум, не слыша меня, решил подогнать лосей к кострищу...
  - Вот так умница! Но мне надо его отозвать. С его пробитым горлом, он не может громко лаять, а двух лосей ему просто не остановить". Охотник, подойдя к кострищу громко, призывно засвистел...
  
  Кучум услышал далёкий свист, ещё какое- то время бежал параллельно с лосями, потом остановился, решая что делать и наконец, повинуясь команде хозяина вернулся по своему следу к кострищу, где он его и ожидал...
  
  А лоси, пробежав ещё с километр перешли на быстрый шаг, а потом и вовсе остановились и стали кормиться в осиннике, плотной, светло - зелёной стеной стоящем в вершине неширокой пади... Собаки они конечно не испугались...
  
  ...Через неделю, Бурый добрёл до знакомых мест и поднявшись на склоны таёжных холмов, стал выходить на маряны, напитываясь витаминами и белками, содержащимися в появившейся зелени травы и луковицах саранки - яркого жёлтого, сочно-мясистого таёжного цветка, появляющегося в начале лета из этих луковиц.
  Он по запаху находил луковицу сидевшую в земле, в нескольких сантиметрах от поверхности и острым когтем как лопаткой, извлекал её из земли и чавкая съедал уже на ходу, определяя местоположение следующей луковицы...
  
  ...Ночуя в вершине речного распадка, в мягком, тенисто - прохладном и ароматном пихтаче, утром, медведь спускался вдоль извилистой речки в основное русло, а там сворачивал влево и, выйдя на просторную поляну - маряну на крутом безлесном склоне, кормился до полуденных жаров и тогда уходил на время в ельник, ограничивающий маряну сверху.
  За ельником, на гребне холма ещё белел снежный карниз, из которого, после полудня начинал струиться ручеёк талой воды...
  Иногда, с другой стороны, на просторную маряну выходила молодая медведица с маленьким медвежонком. Они паслись на другой стороне склона и когда Бурый случайно приближался к ним, медведица, бросая кормиться сердилась, фыркала и делала угрожающие выпады, выбегая в его сторону на несколько метров. Бурый, зная силу и ярость медведиц защищающих своих медвежат, заметив гневающуюся мамашу старался не обострять ситуации и возвращался на свою половину маряны.
  
  ...Однажды, Бурый видел как снизу, из молодого сосняка, на маряну вышел молодой некрупный медведь и медведица бросилась на него в драку и испуганный пришелец, со всех ног кинулся наутёк. Возвратившаяся к медвежонку, Барышня,- это была она, - долго ещё фыркала, сердито морща чёрный нос и обнажая клыки, торчащие из фиолетового цвета, пятнистых дёсен. Какое-то время, медведица ещё сдавленно порыкивала, озираясь и крутя головой, словно объясняя медвежонку жестами что он должен опасаться "незнакомых дядей".
  
  А Бурый, уже забыл свои прошлогодние страсти во время гона и не узнал Барышню, да и не хотел узнавать - мало ли медведиц с медвежатами ходит по тайге...
  
   2010 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?"
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"