Краснощёкий приезжий Кашин на перемене размазывает чернила на парте бледнолицего блокадника Смирнова.
Подхожу, говорю:
- Кашин, ты - гад!
Он, не раздумывая, бьёт меня в лицо и разбивает мне нос. Кровь в носу мешает дышать. Но я бросаюсь на него - он же гад, фашист. Кашин крупнее и сильнее. Долго мне не продержаться. Случайно мне удаётся зацепить кулаком ему глаз. Кашин на секунду теряет ориентировку, чем я моментально пользуюсь, бью снизу в челюсть и выбиваю зуб.
Кашин убегает. Я тоже. Но я бегу в туалет смыть размазанную по лицу кровь, а Кашин бежит в пионерскую комнату и показывает старшей пионервожатой выбитый зуб.
На следующий день нас "разбирают" на Совете дружины. Там, конечно, одни примерные девочки. Старшая пионервожатая, держа в одной руке кашинский зуб, другой указывает на меня и кричит:
- Этот хулиган выбил пионеру Кашину зуб.
Я говорю:
- Кашин - гад!
Но девочки под руководством старшей пионервожатой решают, что "хулиган" - это хуже¸ чем "гад", и постановляют вынести мне выговор на школьной пионерской линейке. Однако мама Кашина требует рассмотреть вопрос на Педсовете на предмет исключения меня из школы.
На Педсовете старшая пионервожатая размахивает кашинским зубом, как знаменем и говорит что-то обличительное. Училки кипят праведным гневом.
За меня вступается директор школы, единственный мужчина в педагогическом коллективе, фронтовик, знающий, что такое "гад".
Меня оставляют в школе.
Прихожу счастливый домой. Там мама горько причитает:
- Ты меня в гроб вгонишь. Ну, где я возьму тебе другую рубашку!?
После стирки на ней остались бурые пятна, с которыми я так и ходил.
Слава Богу в то время на это никто не обращал внимания. Все понимали: другой рубашки у пацана нет.