Аннотация: Конкурсный рассказ в жанре Альтернативной Истории.
День независимости
-- Ну, давай... Ну, быстрее... Ну, пожалуйста... -- трясся от нетерпения Сайлас Смит, то и дело поглядывая на настенные часы.
-- Сайлас, да шёл бы ты лучше спать, -- покачала головой жена. -- Потом утром встанешь -- и ждать не придётся.
-- Ой, Дебби, да что ты понимаешь? -- отмахнулся от супруги Сайлас. - Да как вообще можно спать в такую ночь?
Впрочем, сидеть на диване он тоже уже не мог. Вскочив на ноги, Сайлас принялся расхаживать взад-вперёд, по-прежнему бросая взгляд на часы каждые две-три секунды. Согласно циферблату, до полуночи оставалось всего пять минут.
-- Но это же не Новый Год... -- пожала плечами Дебби.
-- Это куда важнее! -- воскликнул Сайлас, с трудом подавляя в себе желание перевести на часах стрелки. Впрочем, часы всё равно были электронными.
-- Ладно, ты как хочешь, -- решительно заявила жена, -- а я пойду спать.
-- Спокойной ночи, -- равнодушно ответил Сайлас.
А через несколько минут он понял, что вполне мог бы обойтись и без часов.
Ибо ровно в двенадцать снаружи раздался шум, треск и грохот. Как и положено по американской традиции, десятки местных пироманов-любителей оглушили весь Чарльстон своим фейерверком.
-- Ура! -- завопил Сайлас, ничуть не опасаясь разбудить жену и сына.
После этого он понёсся вниз по ступенькам в подвал. Не прошло и пятнадцати секунд, как он промчался по тем же ступенькам вверх, открыл входную дверь и выбежал на улицу. В руках Смит бережно держал палку с привязанным к ней куском материи.
Подбежав к собственному гаражу, Сайлас просунул принесённую палку в заранее приготовленное отверстие, после чего достал из кармана фонарик, включил его -- и с законной гордостью полюбовался содеянным. Теперь над его гаражом, как и подобало в такой знаменательный день, развевался звёздно-полосатый флаг Соединённых Штатов Америки.
Наступило четвёртое июля -- день независимости.
* * *
Открыв дверь собственной спальни, Сайлас бесцеремонно зажёг свет.
-- Сайлас! -- укоризненно произнесла Дебби. -- Час ночи же!
-- Да ну, ерунда, -- махнул рукой Смит. -- Ты ж всё равно не спишь.
-- Конечно, не сплю! -- возмущённо ответила жена. -- Заснёшь тут, когда ты без конца шумишь под окном! Неужели так трудно было поднять этот несчастный флаг?
-- Флаг -- это мало, -- важным тоном произнёс Сайлас. -- В такой день надо весь фасад дома как следует украсить, верно? А в темноте, ясное дело, работать не так-то просто. Вот и копался так долго. Ну, и шум, конечно, был -- а как же без этого? Я ж и гвозди молотком заколачивал, и споткнулся о корягу пару раз, и один раз с лестницы навернулся...
-- И ругался, да, -- вздохнул Смит, -- особенно когда саданул со всей силы молотком по указательному пальцу. Ну да это ничего, дорогая -- теперь-то уж ты сможешь спокойно поспать.
-- А ты? -- удивилась Дебби, только сейчас сообразив, что ночное бдение её мужа ещё не подошло к концу.
-- А я вот переоденусь -- и в "Мэрфи'с".
-- В бар? Среди ночи? Да разве ж так можно, Сайлас?
-- Вот именно что можно! -- хитро усмехнулся Смит. - Вчера было нельзя, завтра тоже будет нельзя, а сегодня -- очень даже можно. Я бы сказал, даже нужно.
-- Сайлас, -- всплеснула руками жена, -- ну почему ты всегда делаешь глупости только потому, что это разрешено? Вот если, скажем, будет разрешено прыгать под машину -- так ты непременно побежишь бросаться под "роллс-ройс"?
-- Нет, не побегу, -- раздражённо ответил Сайлас, снимая грязную майку и доставая из шкафа чистую жёлтую рубашку. -- Но вот если выйдет закон, позволяющий мужьям надевать намордники на слишком ворчливых жён -- я немедленно помчусь в зоомагазин.
В ответ Дебби лишь безнадёжно махнула рукой и отвернулась к стене.
* * *
Вернувшись под утро из "Мэрфи'с", Сайлас увидел, что Дебби уже проснулась -- и ожидает его на кухне.
-- Привет, дорогая, -- улыбнулся Смит.
-- Привет, привет, -- вздохнула жена, поправляя один из рукавов на своём малиновом халате. -- Никогда не понимала, как можно провести в баре целых пять часов. Сколько же ты выпил?
-- Да немного, -- пожал плечами Сайлас. -- Кружек пять-шесть "Гиннесса", не больше. Мы там вообще-то особенно и не пили. Всё больше пели.
-- И что же вы пели? - недоверчиво поинтересовалась Дебби. - Небось всякую похабщину...
-- Да нет, ты что? - оскорбился в лучших чувствах Смит. - Мы гимн пели, а потом всякие другие патриотические песни. Ну и базарили, конечно. Ещё я там Бена Хантера видел, мужа твоей подружки.
-- Ах, вот как? - уже менее недовольным тоном протянула жена. - Так они с Линдой вечером придут?
-- Да-да, конечно, -- кивнул Сайлас. - Чтоб Хантеры не пришли к нам на вечеринку - да где ж это видано? Ух, повеселимся! Ты всё купила? -- обеспокоенно спросил он.
-- Почти всё, -- успокоила его Дебби. -- Сегодня ещё зайду в пекарню. Вернусь -- буду готовить. А ты, Сайлас, иди спать. Времени до вечера ещё много -- как раз и успеешь отоспаться.
-- Ну уж нет! -- замотал головой Смит. - Уж что-то, а спать я сегодня не собираюсь!
-- Сайлас! Неужели ты не понимаешь, что так делать нельзя?
-- В такой день -- можно!
-- Да ведь твоё тело не знает, какой сегодня день. Ему нужен отдых.
Недоверчиво покосившись на жену, Сайлас задумался. Хотя Дебби и была не доктором медицины, а всего лишь учительницей географии, её познания во всевозможных науках значительно превосходили таковые познания самого Сайласа. В конце концов, он был всего лишь электриком -- и университетов, в отличие от жены, не кончал.
-- В таком случае, -- нарушил наконец тишину Смит, -- моему телу придётся обойтись вот этим.
И потянулся за кофейником.
-- Неужели ты не понимаешь, как это вредно? -- укоризненно посмотрела на него жена. -- Чтобы побороть сон, тебе придётся выпить очень много. Хочешь заработать сердечный приступ?
-- Что, так вот сразу и приступ? -- недоверчиво хмыкнул Сайлас, наливая себе кофе в самую большую чашку.
-- Ну, может, не сразу, -- пожала плечами Дебби, -- но через какое-то время...
-- Тогда это меня не пугает, -- усмехнулся Смит, поднимая чашку. -- Если, скажем, завтра я попаду в кому -- плевать, ничего страшного. Лишь бы к следующему четвёртому июля оклематься.
И немедленно выпил.
* * *
Выйдя наружу и улыбнувшись утреннему солнцу, Сайлас с удовлетворением отметил, что на его улице есть и другие патриоты. Повертев головой налево-направо, Смит насчитал целых пять флагов, включая его собственный.
А потом Сайлас залюбовался разукрашенным фасадом своего дома. Конечно, транспарант "США -- НАВСЕГДА!!!" был повешен над крыльцом немного криво, а закрывающий окно кухни плакат "ГОРЖУСЬ, ЧТО Я -- АМЕРИКАНЕЦ" еле держался на одном гвозде. Да и свисающие с крыши красно-бело-синие гирлянды так спутались, что немного напоминали пресловутый гордиев узел. Но в целом художественная композиция была просто безупречной - что ни говори, а недостаток аккуратности домовладельца-декоратора с лихвой компенсировался избытком его патриотизма. Особенно Сайласу удался коллаж из портретов американских президентов -- всех сорока, начиная с Джона Адамса.
-- Красиво-то как, а? -- в умилении прошептал Смит. -- Лучше во всём Чарльстоне не найдёшь, это уж точно. А может, и во всей Южной Каролине. А может...
Впрочем, он и так знал, кто помешал ему любоваться собственным творчеством. Перед Сайласом стоял Алан Дженкинс -- бодрый старичок в очках из дома номер пятнадцать, переехавший в Чарльстон из Торонто в позапрошлом году.
-- Так вот почему я не выспался! -- ехидно проскрипел мистер Дженкинс. -- Сперва фейерверк этот жуткий, а потом целый час кто-то шумел. Теперь понятно, кто.
-- Так ведь не зря шумел, -- примирительно улыбнулся Сайлас. -- Смотрите, как красиво получилось, а?
Несмотря на всю неприязнь к мистеру Дженкинсу, ссориться с ним в такой день Смиту совсем не хотелось.
-- Да, да, любопытно... -- закивал головой канадец. -- Сами рисовали?
И он указал на висящую на двери гаража картину, на которой были изображены люди в париках и старомодной одежде. Эти люди отдалённо напоминали Отцов-Основателей, подписывающих Декларацию Независимости.
-- Жена помогла... немного, -- не стал кривить душой Сайлас.
-- Что ж, интересно, интересно... -- протянул мистер Дженкинс, поправляя очки и внимательно щурясь. -- В каком-то смысле, мистер Смит, это напоминает мне... некое произведение искусства...
-- Правда? -- воскликнул Смит, невольно начиная испытывать к соседу некоторое подобие симпатии.
-- Да-да, мистер Смит, именно так. Впрочем, я имею в виду не живопись, о нет. Уж скорее литературу. А именно... Уильяма Шекспира.
-- Вот как? -- озадаченно почесал в затылке Сайлас.
Шекспира, признаться, он на дух не переносил -- но всё-таки понимал, что сравнение с самим Бардом -- это скорее похвала, нежели наоборот.
-- Да, мистер Смит, я имею в виду Шекспира, а точнее -- одну из его пьес. Как бишь это она называлась, всё никак не припомню... Ах да! "Много шума из ничего".
Кровь ударила Сайласу в голову.
-- Ах ты, канюк вонючий! -- завопил он во всё горло. -- Да как ты смеешь, скотина, надо мной издеваться! Да ведь и не только надо мной...
-- Простите, мистер Смит, -- ошарашенно произнёс мистер Дженкинс, -- но я не понимаю...
-- Вот именно! -- заорал Сайлас ещё громче. -- Вот именно что не понимаешь! Все вы, канюки, такие! Хуже, чем янки -- они хоть тоже американцы, пусть и недоделанные! А вы? Куда вам, ублюдкам, что-то понять -- у вас-то, мерзавцев, и вовсе никакой независимости нет! Вы, канюки, всю жизнь только и делаете, что целуете задницу британским лимонникам и гнёте спину перед этим уродом в Букингемском дворце!
-- Ну, знаете... -- возмутился и канадец. -- Я попросил бы...
-- Э, нет, голубчик! -- не унимался Смит. -- Это я бы тебя, негодяя, попросил, чтобы ты убрался отсюда вон! Пошёл-ка ты, канюк, подальше от моего дома! И вообще убирайся с моей улицы! А заодно из моего города! А также из моего штата! А лучше всего -- из моей страны!
-- Надо было быть сообразительней... -- пробормотал мистер Дженкинс, поворачиваясь к Сайласу спиной и отправляясь назад к себе домой. -- В другой раз уеду третьего июля из города -- а вернусь только пятого...
-- Вот-вот, давай уматывай отсюда! Вали в свою вонючую Канаду! -- закричал вслед удаляющемуся соседу Смит. -- Только вот назад не возвращайся, не надо -- ни пятого, ни шестого, ни седьмого! Оставайся в своём паршивом Торонто навсегда, там тебе, канюку, самое место!
В ответ мистер Дженкинс снова что-то забормотал на ходу -- но Сайлас его уже не слышал.
-- Похоже, что я его здорово проучил! -- заметил Смит, снова поворачиваясь лицом к своей патриотической композиции.
И настроение улучшилось.
* * *
-- Сегодня в Филадельфии, -- улыбнулась Сайласу с телеэкрана дикторша Кейти Корк, -- открылась сессия нового Конгресса, избранного в прошлом году. К сожалению, два новоизбранных депутата и один сенатор скончались, не дожив до сегодняшнего дня -- и потому их на сессии заменили новые конгрессмены, избранные тайным голосованием.
-- Ясное дело, тайным, -- хмыкнул Смит и развалился поудобней на диване. -- Кто ж будет это делать открыто?
-- Перед собравшимися в "Ритц-Карлтоне" конгрессменами, -- продолжила Кейти, -- выступил президент Соединённых Штатов Сидней МакЭйбл. Его традиционное ежегодное обращение к Конгрессу продлилось около пятнадцати минут.
-- Немало, -- заметил Сайлас. -- В прошлом году ему и десяти хватило.
-- Я пошла в пекарню, -- послышался голос Дебби из прихожей. -- Приду через час.
-- А, ну давай, -- ответил Смит. -- А что Эф-Джей? Спит ещё?
-- Из комнаты пока не выходил, -- уклончиво ответила жена.
-- Ну да ладно, пусть спит, -- махнул рукой Сайлас. -- Я в его годы вообще до вечера дрыхнул - если, конечно, в школу идти не надо было.
-- Ты бы лучше сейчас сам поспал. А, Сайлас?
И Дебби появилась в дверях гостиной, после чего посмотрела на Смита озабоченным и любящим взглядом:
-- Сайлас, милый, ну есть же ещё время до вечера...
-- Нет, дорогая, никак не могу, -- замотал головой Сайлас. -- Вот же, сама видишь...
И Смит указал на телевизор.
-- Как официально сообщил Конгрессу посол Французского Королевства герцог Шарль Бургундский, -- как раз зачитывала очередную новость Кейти Корк, -- король Людовик Двадцать Пятый и весь французский народ по-прежнему испытывают самые дружеские чувства по отношению к американскому президенту, Конгрессу и народу.
-- Молодец король! -- захлопал в ладоши Сайлас. -- Хорошие ребята эти лягушатники, всегда за нас были!
-- Сайлас! -- воскликнула Дебби. -- Ну как ты выражаешься? Какие ещё "лягушатники"? Это же непо...
-- Знаю, знаю, непочтительно, -- отмахнулся Смит. - Но я же не оскорбляю французов. Напротив, это я любя. Вот как тебя я называю не "Дебора", а просто "Дебби".
-- Это совсем другое дело, -- строго покачала головой жена.
-- Ну, Дебби, милая, солнышко, ну что ты ко мне пристала? -- взмолился Сайлас. -- Я ведь от избытка чувств! Ну неужели ты не видишь, как я сегодня взволнован? Душа поёт, в кои-то веки! Ну ты только послушай, -- кивнул он в сторону телеэкрана, -- какие слова-то говорят, а? "Президент", "Конгресс", "свобода", "демократия", "выборы"... Какие слова, а?
-- Слова как слова, -- пожала плечами Дебби. -- Сами по себе они ничего не означают.
-- Ох, ну что ж это такое? -- всплеснул руками Смит. -- Ну почему вы, ба... то есть женщины... почему вы ничего не понимаете? И зачем только вам, дурам, дали в шестидесятых право голосовать?
-- Велика важность! -- презрительно фыркнула жена.
-- Конечно, велика! -- возмутился Сайлас. -- Да ведь в прошлом году ты ходила на выборы, верно? И за президента три года назад голосовала, так? А теперь подумай -- если бы женщины не голосовали, так у нас, глядишь, Конгресс был бы совсем другим. А то и президент!
-- Ну и что бы от этого изменилось в нашей повседневной жизни? -- безразличным тоном спросила Дебби уже из прихожей, открывая входную дверь.
Ответа не последовало.
* * *
-- Сайлас, -- раздался голос жены из кухни, -- я сегодня говорила в пекарне с мистером Джулиано...
-- Ага, -- без всякого интереса откликнулся Сайлас, наблюдая за телетрансляцией ежегодного парада.
-- Так вот, -- продолжила Дебби, -- у него жена с детьми уехала в Нью-Джерси к родственникам, и ему сейчас тоскливо и одиноко. Нельзя ли...
-- Пригласить его сюда? -- нахмурился Смит. -- Нет. Об этом не может быть и речи.
-- Но почему же, Сайлас?
-- Да потому, что сегодня -- особый день. И в этот день на нашу вечеринку мы приглашаем только американцев.
-- Сайлас, ну разве можно быть таким ксенофобом? -- возразила жена. -- Ведь мистер Джулиано живёт в Америке уже тридцать лет.
-- Это не имеет значения, -- покачал головой Смит. -- Будь он американским гражданином -- тогда пожалуйста. А раз нет -- значит, нет.
-- Да какое это вообще имеет значение? -- не собиралась сдаваться Дебби.
-- Огромное, дорогая, огромное! -- важно поднял указательный палец Сайлас. -- Ведь что мы собираемся сегодня отмечать? Независимость нашей страны, верно? А откуда этому Джулиано знать, что такое страна? У них, итальянцев, и страны-то нет.
-- Ну, почему же? -- протянула жена. -- Была ведь единая Италия, и не так уж давно...
-- Да знаю, знаю, -- махнул рукой Смит. -- Это когда ихний Бен Пазолини...
-- Не Бен, а Бенито, -- поправила его Дебби. -- И не Пазолини, а...
-- Да неважно, как его фамилия, -- пожал плечами Сайлас. -- Главное, что этот Бенито их и впрямь всех объединил -- но чем всё это в итоге кончилось? Очередной большой войной в Европе...
Но тут Смита от историческего экскурса отвлёк шум на лестнице. Это спускался вниз Эф-Джей Смит, единственный сын Сайласа и Дебби.
-- Доброе утро, сынок, -- расплылся в улыбке Сайлас. -- То есть уже добрый день.
-- Привет, пап, -- кивнул Эф-Джей.
-- День-то какой сегодня, знаешь? -- ещё шире улыбнулся Смит.
-- Ну типа знаю, независимость и всё такое, -- ответил сын, почему-то направляясь к входной двери.
-- Подожи-ка... ты куда это собрался?
Только сейчас Сайлас заметил, что Эф-Джей одет в спортивную форму.
-- Ну типа как куда, пап? -- недоумённо пожал плечами сын. -- У меня это... тренировка по футболу и всё такое.
-- Какая ещё тренировка? -- вскочил Смит с дивана и ринулся в прихожую. -- Какая в такой день может быть тренировка?
-- Ну а типа что делать, пап? -- равнодушно пожал плечами Эф-Джей. -- Тренер Брэдли сказал, чтобы все приходили, ведь через неделю это... четвертьфинал с "Огастой"...
-- Меня не волнует, что сказал тренер Брэдли, -- тихо, но твёрдо произнёс Сайлас. -- Меня не интересует, что там у тебя через неделю -- четвертьфинал, полуфинал или даже финал. Мне вообще плевать на этот чёртов футбол. Сегодня ты никуда не пойдёшь, а останешься дома. Сегодня наша семья будет отмечать самый важный для каждого американца день в году.
-- Да день как день, типа ничего особенного, -- упрямо мотнул головой сын.
-- Что ты сказал??? -- не поверил своим ушам Смит. -- Да как у тебя язык повернулся! А ну немедленно марш в свою комнату! И сиди там до самой вечеринки!
-- Но, пап... -- попытался спорить Эф-Джей.
-- Никаких пап! Иди, иди! И как следует подумай над своим поведением! Футбол ему, видите ли, дороже родной страны!
Убедившись, что сын действительно поднялся в свою комнату и захлопнул за собой дверь, Сайлас покачал головой и вернулся в гостиную, после чего бессильно опустился на диван и обхватил голову руками.
-- Сайлас, -- села рядом с ним Дебби и обняла мужа на плечи. -- ну что с тобою происходит? Ну почему ты накричал на Эф-Джея?
По правде говоря, ей самой хотелось накричать на Сайласа -- но Дебби понимала, что сейчас этого лучше не делать.
-- Я не понимаю, Дебби, -- грустно сказал Смит. -- Я не понимаю, что мы сделали не так. Ведь он же не каню... не канадец какой-нибудь. Американец в десятом поколении, да ещё и с таким именем -- Франклин Джефферсон. И никакого патриотизма, ни единой унции. Чему его только в школе... хотя нет, и так ясно, чему. Но мы-то, мы? Неужели мы не смогли его правильно воспитать? Что случилось, Дебби?
-- Ну, не надо так преувеличивать, Сайлас, -- успокаивающим тоном произнесла Дебби, ласково гладя мужа по голове. -- Он же прекрасно понимает, какой сегодня день. А то, что он сказал... так это он сделал всего лишь тебе назло. Ведь и ты не проявил абсолютно никакого уважения к тому, что дорого ему.
-- Это к чему же? -- удивился Смит. -- К футболу, что ли?
-- Вот именно, Сайлас! Он ведь футбол очень любит, и занимается им с десяти лет. А ты всегда говоришь...
-- И буду говорить! -- упрямо заявил Смит. -- Этот проклятый футбол -- богомерзкая британская пустяковая забава. И я никогда не хотел, чтобы этой ерундой занимался мой единственный сын.
-- А ведь это не ерунда, Сайлас, -- покачала головой Дебби. -- В футбол играют во всём мире, а из Эф-Джея вполне может в будущем выйти хороший атакующий полузащитник. Мне тренер Брэдли так и сказал по телефону...
-- Ты что же, -- недоверчиво посмотрел на жену Смит, -- хочешь, чтобы он занимался этой чепухой и дальше? Парню уже скоро восемнадцать...
-- То-то и оно, Сайлас. Пора думать о будущем.
-- Какое же это будущее? -- фыркнул Смит. -- Если хочет думать о будущем, то пусть становится электриком, как его отец. Или учителем, как его мать.
-- Сайлас, ну давай рассуждать реалистично, -- печально улыбнулась Дебби. -- Какой из него электрик, если он даже лампочку сменить и то как следует не умеет? А уж учитель... ты хоть раз интересовался, какие у Эф-Джея отметки? А вот футбол -- другое дело, тут у него и талант есть, и трудолюбие... Глядишь, и станет наш сын профессиональным футболистом, как уже давно мечтает.
-- Ну просто замечательно, -- полным горького сарказма голосом ответил Сайлас. - Я просто вне себя от счастья. Шутка ли -- мой сын спит и видит, как бы уехать в Англию и играть там за какой-нибудь "Ливерпуль" или "Манчестер"...
Он произнёс эти слова так, как если бы речь шла по меньшей мере о Содоме и Гоморре.
* * *
До прихода гостей оставалось уже совсем немного, и Дебби спешно примеряла в спальне новое синее платье. Сайлас же по-прежнему сидел в гостиной на диване и смотрел телевизор.
-- Кроме того, -- продолжила свой рассказ о событиях дня всё та же Кейти Корк, -- Конгресс решительно осудил военные действия Российского Союза против грузинских повстанцев, предпринятые на прошлой неделе.
-- Профессор Чарльз Гудрич, -- снял шляпу незнакомый джентльмен и учтиво поклонился.
-- Допустим... -- протянул Сайлас, всё ещё не понимая, почему какой-то профессор Чарльз Гудрич стоит на пороге его дома.
-- Тут дело такое, Сайлас, -- снова забормотал Пит, -- профессор Гудрич, он к нам в колледж, где я работаю, приехал в командировку из Калифорнии, ну так он никого в городе не знает, так я и подумал, а почему бы и не... если, конечно, можно...
-- Из Калифорнии? -- подозрительно переспросил Смит. -- Простите, профессор, но вообще-то у нас тут вечеринка только для американцев...
-- Так он американец, Сайлас, он гражданин, -- закивал головой Пит. -- Он хоть и из Калифорнии, но его отец был из Массачусетса.
-- Янки? -- вздохнул Сайлас. -- Ну тогда ладно...
-- Вообще-то, мистер Смит, я не только янки, -- любезно улыбнулся профессор. -- Моя матушка была родом из Ричмонда, штат Виргиния.
-- Виргиния? -- радостно воскликнул Смит. -- Ну так это совсем другое дело! Стало быть, профессор, вы тоже южный джентльмен -- а уж таким-то гостям мы всегда рады! Прошу вас, заходите!
* * *
-- Час назад в Кларк-парке, -- в очередной раз улыбнулась телезрителям Кейти Корк, -- прошла традиционная натурализационная церемония. Два года назад соискатели гражданства США подали в Службу Иммиграции и Натурализации соответствующие прошения, год назад эти прошения были удовлетворены -- и вот сегодня податели прошений стали американскими гражданами!
-- Нашего полку прибыло, -- с довольным видом кивнул Сайлас, откусывая кусок мяса от утиной ножки.
Несмотря на то, что вечеринка была в самом разгаре, гости -- равно как и хозяева -- по-прежнему не могли оторваться от телеэкрана. Что и говорить, в такой день телевизионные рейтинги просто не могли не зашкаливать.
-- Как и год назад, -- продолжила Кейти, -- большинство новых граждан оказались выходцами из Индии. Ещё двадцать пять человек приехали в Америку из Ирландии, а остальные три являются уроженцами Восточной Африки.
-- Ну ясное дело, понятно, -- с умным видом кивнул сидящий рядом со Смитом Пит. -- Так им, англичанам, и надо, значит. Будут знать, что есть ещё люди, которые не очень-то их любят, ага.
-- Вы совершенно правы, мистер Тернер, -- согласился с Питом сидящий напротив него профессор Гудрич. -- Надеюсь, это послужит хорошим уроком для Букингемского дворца и Даунинг-стрит.
Другие гости лишь одобрительно закивали. Кивнул и Сайлас. И только Дебби, сидящая напротив мужа, покачала головой -- пусть и едва заметно.
-- За новых американцев! -- поднял Сайлас бокал, покосившись на жену и решив переменить тему.
-- За новых американцев! -- откликнулись и гости.
Осушив бокалы до дна, собравшиеся снова уставились на экран телевизора.
-- Впрочем, сегодняшяя церемония, -- уточнила Кейти Корк, -- была не единственной натурализационной новостью дня. Полчаса назад Конгресс рассмотрел вопрос о предоставлении автоматического гражданства североамериканцам африканского происхождения.
Услышав это, Сайлас непроизвольно нахмурился. Его примеру последовала добрая половина гостей.
-- После долгих прений, продолжавшихся двадцать минут, -- продолжила Кейти, -- Конгресс поставил вопрос на голосование, после чего обе палаты проголосовали за компромиссное решение -- предоставить американское гражданство всем пожелавшим того афросевероамериканцам, чьи предки проживали на территории Соединённых Штатов Америки в 1776 году. После чего президент МакЭйбл заявил, что "вето" на данный закон он налагать не намерен. Таким образом, решение Конгресса вступило в законную силу.
-- Да, вот это новость, надо же, вот так да, -- нарушил наступившую тишину Пит.
-- Вы как хотите, а я не согласен, -- решительно заявил Сайлас. -- Нет уж, ничего предоставлять автоматически им не надо. Пусть подают прошение в индивидуальном порядке, вон как те, что сегодня в Кларк-парке.
-- Верно, да, правильно, так и надо было делать, а не как сделали, -- кивнул Пит.
Также закивали и несколько других гостей. Но профессор Гудрич, напротив, покачал головой.
-- Мне кажется, мистер Смит, что вы не вполне правы, -- мягко возразил он. -- Ведь эти люди -- не иммигранты, приехавшие в Америку по доброй воле. Они здесь не только родились, они живут в Америке уже на протяжении десятка поколений. Почему же они недостойны быть американцами?
-- Да потому, профессор, -- сказал Сайлас, -- что настоящий американец -- это прежде всего патриот США. А больно ли патриотичны эти чернома... в смысле, эти негры?
-- Не очень патриотичны, ох, не очень, -- покачал головой Пит. -- Совсем не патриотичны, совсем.
И снова закивали гости, разделяющие точку зрения Сайласа и Пита.
-- Простите, мистер Смит, -- всё так же мягко, но непреклонно сказал профессор Гудрич, -- но можно ли их в этом обвинять? Когда наш Конгресс объявил о формальном освобождении негров из рабства?
-- Ну... лет сто назад, -- наморщив лоб и покопавшись в памяти, ответил Сайлас.
-- Правильно, мистер Смит. А когда освободили чёрных рабов англичане?
-- Кажется... -- снова задумался Сайлас, -- лет сто семьдесят назад или около того.
-- Вот именно, мистер Смит! Согласитесь, что в отсутствии у наших негров американского патриотизма во многом виноваты мы сами.
-- Ах, вот как? -- обиженным тоном ответил Сайлас. -- Ну, раз они больше любят англичан, так пусть и убираются в свою грёбаную Англию!
-- Сайлас! -- гневно сверкнула глазами Дебби.
-- Да что такое? -- пожал плечами Смит. -- Я ведь сказал "грёбаную", а не...
-- Всё равно не за столом! -- в голосе жены зазвенел металл.
-- В таком случае, -- с трудом сохраняя спокойствие, ответил Сайлас, -- я, пожалуй, пойду подышу свежим воздухом.
После чего встал из-за стола и с достоинством направился к выходу.
Через пять секунд Пит вздохнул, вытер салфеткой губы и последовал за лучшим другом.
Виновато улыбнувшись, через десять секунд то же сделал и профессор Гудрич.
* * *
-- Как и ожидалось, президент Сидней МакЭйбл напоследок заявил, -- уже с некоторым трудом произнесла подуставшая за день Кейти Корк, -- что он выдвигает свою кандидатуру на следующих президентских выборах -- которые, как известно, состоятся в следующем году. Также выдвинули свои кандидатуры сенатор Барри Данхем и депутат Конгресса Роберт Барр.
-- А кто это вообще такие? -- задумчиво произнёс Сайлас, открывая очередную банку пива.
-- Вот и я не знаю, почти совсем не знаю, -- ответил Пит, откидываясь на спику кресла, -- ну, про Данхема я ещё что-то слышал, да, а вот кто такой этот Барр, понятия не имею, нет.
-- Да, это действительно серьёзная проблема, -- кивнул профессор Гудрич, сидящий рядом со Смитом на небольшом диванчике. -- В самом деле, у избирателей просто не хватает времени, чтобы как следует ознакомиться с кандидатами.
Вот уже целый час трое друзей находились в подвале Сайласа. Скучать им не приходилось -- здесь тоже был телевизор, а заодно и небольшой холодильник с пивом и бутербродами.
-- И в завершение нашей сегодняшней программы, -- в голосе Кейти явно слышалось облегчение, -- новости спорта. Сегодня в Нью-Йорке на "Дуорфс Стэдиум" состоялся товарищеский футбольный матч между сборными США и Бразилии.
Услышав слово "футбольный", Смит помрачнел. За весь вечер Эф-Джей из своей комнаты так и не вышел, от участия в вечеринке отказавшись. Разумеется, Сайлас прекрасно понимал, что наказывать уже наказанного сына за отказ от вкусной еды и спиртных напитков смысла не имеет.
-- Хотя американские футболисты боролись до конца, -- бодрым голосом продолжила Кейти, -- но чемпионы мира, к сожалению, всё-таки вырвали победу. Финальный счёт таков: Бразилия 10, США 0.
-- Ну вот, опять продули, как и всегда, -- заныл в своём кресле Пит, -- а что ожидать-то, с другой стороны, когда команда играет так редко?
-- Да, вы совершенно правы, мистер Тернер, -- ответил профессор. -- Кроме того, у нас в Америке не так уж много хороших футболистов. Собственно, их и всегда было немного -- но сейчас ещё меньше...
И тут у Сайласа возникла новая мысль. Увы, тоже не очень весёлая.
-- А ведь это, джентльмены, относится не только к футболу, -- заметил он. -- Вот давайте-ка посчитаем... сколько у нас сегодня собралось гостей?
-- Ну примерно пятнадцать, или там двадцать, -- забормотал Пит, -- я точно не считал, в математике я не эксперт, простой лаборант...
-- Семнадцать человек, мистер Смит, -- уточнил профессор, подумав секунды три. -- Разумеется, если считать вас и миссис Смит.
-- Вот-вот, -- кивнул Сайлас. -- А год назад было сколько? Пит?
-- Да не помню я точно, -- пожал плечами Пит, -- может, чуть больше, я не считал ведь, когда это было-то...
-- А я помню, -- сказал Смит. -- Человек двадцать, не меньше. А, скажем, пять лет назад -- точно не скажу, но гостей было тридцать как минимум. Понимаете, джентльмены, к чему я клоню?
-- Ну, Старый Том умер два года назад, -- ответил Пит, -- а за год до этого мистер Робертс уехал в Джорджию...
-- Это всё детали, -- покачал головой Сайлас. -- Но суть проблемы налицо -- нас, американских патриотов, становится всё меньше и меньше. С каждым годом.
-- Могу я... говорить откровенно? -- немного понизил голос профессор Гудрич.
-- Да пожалуйста, профессор, -- посмотрел на часы Смит. -- Ещё часа три вполне можете.
-- Благодарю вас, мистер Смит, -- сказал профессор. -- В таком случае, я скажу вам, джентльмены, то, что давно уже следует сказать вслух. Да, мы все стареем -- и в результате этого рано или поздно покидаем этот мир, после чего нас, разумеется, становится меньше. Конечно, наши ряды пополняют иммигранты, получающие американское гражданство -- но, как мы видели сегодня по телевизору, их не так уж много, чтобы можно было всерьёз говорить о какой-то численной компенсации. И даже сегодняшний закон о предоставлении права на гражданство неграм дела не поправит -- как вы, джентльмены, ранее заметили, уровень американского патриотизма у них крайне невысок, так что воспользуются этим правом совсем немногие. Нет, друзья мои, решение проблемы заключается не в новых американцах, а в наших собственных детях.
В ответ Пит лишь нервно заёрзал в кресле -- у него детей не было, как, впрочем, и жены. Промолчал и Сайлас -- правда, по совсем другой причине.
-- К сожалению, -- продолжил Гудрич, -- в эпоху глобализации, сотовых телефонов, спутникового телевидения и Интервеба, наши дети, живущие в обществе потребления, комфорта и развлечений, уже смутно себе представляют -- если вообще представляют -- что значит быть американцами. Для них это слово давно уже стало чем-то банальным, скучным и неинтересным. И потому нам следует общаться с ними, разговаривать с ними -- просвещать их, наконец. И не только в этот знаменательный день. Наши дети должны ощущать себя американцами не только четвёртого июля, но и во все остальные дни года -- начиная с первого января и заканчивая тридцать первым декабря.
-- Но разве так можно, профессор, -- чуть не зашептал Пит, -- ведь это же... ведь вы же понимаете, что это опасно, да, опасно...
-- Тем не менее это единственный выход, -- твёрдо сказал профессор. -- Иначе, джентльмены, лет через сорок-пятьдесят нас не останется вовсе. И наш день независимости окончательно потеряет какой-либо смысл.
-- Да я не спорю, идея-то хорошая, -- задумчиво произнёс Пит, -- говорить с детьми, это ведь правильно, побольше общаться, да...
Сайлас же снова ограничился молчанием. Уж что-то, а общаться с Эф-Джеем ему сейчас совсем не хотелось.
* * *
-- Ну, вот и всё, -- грустно вздохнул Сайлас, заходя в столовую. -- Гости разошлись, вечеринке конец, день тоже скоро закончится...
-- Гости-то разошлись, -- ответила Дебби, -- а вот грязная посуда осталась. И её довольно много. Поможешь мне её помыть?
-- Не сейчас, -- отмахнулся Смит. -- Не сегодня. Завтра помогу. А сегодня отстань, ладно?
И тут терпение Дебби подошло к концу.
-- Сайлас Майкл Смит! -- произнесла она самым строгим голосом, на который была способна. -- Я больше не в силах выносить твоё поведение! Сегодня -- твой любимый день в году, но как же ты в такой день себя ведёшь? Ты не даёшь людям спать, ты проводишь ночь в баре, ты грубишь мне и не ставишь в грош моё мнение, ты кричишь на сына и наказываешь его без всякой вины, ты ругаешься с соседом -- да, да, я слышала, вся улица слышала -- ты сквернословишь за столом, ты постоянно говоришь всякие расистские и сексистские глупости... Как тебе не стыдно, Сайлас Майкл Смит?
Разумеется, отвечать на этот риторический вопрос Сайлас не стал. Как и полагается в таких случаях, он лишь стоял столбом, понуро опустив голову.
-- Вот ты жалуешься, что вокруг слишком мало настоящих патриотов! -- не унималась жена. -- Ты, мол, весь такой из себя самый патриотичный, а остальные не следуют твоему примеру. А тебе не кажется, Сайлас Майкл Смит, что ты виноват в этом сам? Кто же будет следовать твоему примеру, когда ты ведёшь себя, как последний хам, грубиян и мужлан? Может быть, тебе следует вести себя по-иному, а? Быть вежливей, воспитанней, отзывчивей -- неужели это так трудно? Быть нежным мужем и заботливым отцом -- разве не таким должен быть настоящий патриот? Что толку в твоей любви к родной стране, если ты не можешь как следует проявить любовь к собственной семье?