Пи-пи, пи-пи... Ба-бах!!! Нет, это, к счастью, не взорвавшаяся бомба. Это всего-навсего электронный будильник, поставленный мной с вечера на 6.00, весьма опрометчиво, должен заметить, замолчал после того, как я хорошенько приложился к нему кулаком, размером с небольшое яблоко. Ощущая от содеянного некоторое моральное удовлетворение, я прикрыл глаза и уткнулся носом в подушку. До чего раздражающая техника в наше время, до чего же она непонятлива к чувствам своих хозяев! Вот неужели нельзя было, бросив только один беглый взгляд на мое блаженно расслабленное лицо, подождать со своим паскудным пи-пи хотя бы до семи часов утра?!
Но нет же! Она от природы не умеет сочувствовать ближним, за что и расплачивается глубокими трещинами и вмятинами на корпусе.
Новый день лениво проталкивался в окно и его первые вестники - пронзающие тьму лучи, будто заранее сговорившись, невыносимо жалили глаза и вызывали смутное желание немедленно задернуть шторы. Возникла шальная мысль повторить финт кулаком, но уже по отношению к надоедливому солнцу и с сожалением опала куда-то вниз под грузом некоторых астрономических познаний, почерпнутых мной из толстенных книжек, с жирными буквами «Энциклопедия» на обложке.
Все шло к тому, что вставать придется, как ни крути... Я привычным выражением послал все по известному адресу и, накинув на плечи потертое пуховое одеяло, нырнул в нирвану сна, незамедлительно очутившись в его широко распахнутые объятья, расплылся по незримым равнинам и нервно вздрогнул, от уже вконец осточертевшего за прожитые мной на этом свете семнадцать лет голоса старшего брата:
- Шурик, где мой растворимый кофе в постель?! Каждое утро одно и тоже! Я же тебе вчера, доступно и ясно разъяснил, что по первому звонку будильника, чашка горячего крепкого кофе, с тремя ложками сахара на борту, просто таки обязана, покоится на моей тумбе! Где это все, я спрашиваю?! - в его басовитом голосе слышались недовольные нотки, но я то знал, как никто другой, что в данный момент он находился в наилучшем расположении духа.
Я выдержал долгую, но потрясающе эффектную паузу, и весело ответил ему одним из самых своих любимых выражений, редко употребляемых в приличном обществе и, заготовленных мною специально для таких моментов. Стенка между нашими комнатами была сделана из гипса, поэтому мои слова он услышал так же отчетливо, как и я. Реакция его оказалась вполне предсказуема.
-Вот маленькое отродье! - воскликнул он, пораженный моей наглостью,-Сейчас я до тебя доберусь! Дай только найти эти поганые тапки...
В подтверждение этому в соседней комнате раздался, режущий слух, скрип выпрямляющихся пружин и приглушенная ругань в адрес якобы утащенных мной тапок, специально, для того чтобы отсрочить приговор. Будто бы мне делать больше нечего, как таскать его замызганные тапки по всей квартире!
-Ага! Вот вы где, - сказал он удовлетворенно и через пару секунд затопал в мою сторону.
Я мигом просек ситуацию и метнулся по направлению к ванной. Дверь в ванную и ещё, разумеется, входная дверь были единственными дверьми, на которых висели замки и, должен признаться, это-то меня и спасало в особенно трудные минуты. Хотя сегодня явно был не тот случай, чтобы бить тревогу и ныкаться во все доступные в нашей захудалой двухкомнатной квартирке щели. Просто моему старшему братцу, которого, кстати, зовут Витек, и который привык вставать, куда позже меня, позарез нужен был хоть какой-то стимул, чтобы дотащится до той части квартиры, где размещались кухня и унитаз.
У него сегодня намечалась в институте крупная конференция (что-то про действие радиоактивного излучения на находящиеся в какой-то там стадии развития организмы). И все бы ничего. Витек бывало, со спокойной душой вламывался в кабинет профессора Леонтия Назаровича (грозный препод, по отзывам потерпевших) и на середине заседания и под самый его конец, смотря, каким по счету шел его собственный доклад, и с наглым видом усаживался на свое место, не выслушивая ни какой ругани в свой адрес - просто Витек слыл любимчиком профессора, и ему прощались все шалости.
Но так было до позавчерашнего дня, когда подвыпивший Витек (сам он совершенно не помнил чего сотворил - разверзло его тогда конкретно), поспорил на двадцать баксов с друзьями, что молодецки хлопнет по плечу Леонтия Назаровича, скажет ему что-то вроде: «Здорово братан!» и все это сойдет ему с рук. В общем, он хлопнул и сказал, но то ли Леонтий Назарович был в тот день не совсем в хорошем расположении духа, то ли с детства не был приучен к такому панибратскому к себе отношению, но... последствия были на лицо в самом, что ни на есть прямом смысле (Витек не помнил даже, как очутился на полу с разбитым носом).
Самое удивительное это то, что профессор так и не выгнал Витька из института к такой-то матери, а ограничился лишь угрозой о подобной возможности и еще добавил, что коли Витек не явиться на конференцию вовремя, то подметать ему улицы, из-за отсутствия иной специальности, до конца своей никчемной, собачей жизни. Так и сказал, между прочим!
Витек узнал об этой перспективе вчера утром от весело настроенных друзей (они до сих пор наивно уверены, что он отдаст им двадцать баксов за проигранный спор), и тогда он поклялся жизнью, что прибудет на конференцию в положенное время, как штык, являя собой образец пунктуальности и точности.
Моему братишке была дорога каждая секунда.
Вот почему он в данный момент стоял под дверью, ведущей в ванную и, плетя изощренные словеса, в мельчайших подробностях расписывал все мои недостатки и духовные и физические, и грозился расправой, по сравнению с которой, самая зверская инквизиция - что твой детский лепет.
Я же спокойно чистил зубы Blendamedом и прополаскивал горло водичкой из крана, чувствуя некое извращенное удовольствие от происходящего. Витек, начал молотить по деревянной двери кулаками и я пообещал, что сейчас же начну принимать ванну, если он не отвалит.
Витек сообразив наконец, что ему меня не сломить и уж тем более не выломить добротно крепящуюся на петлях дверцу отправился готовить завтрак и дожидаться моей вылазки из импровизированного «бункера».
Из кухни потянулись соблазнительные запахи свежежареной яичницы и кофе «Nescafe» - Витек исправно готовил любимое блюдо. У нас с ним давно уже сложилась традиция: я убираю квартиру и покупаю продукты, а он хозяйствует на кухне. Квартиру я чистил раз в неделю, Витек же готовил два раза в день, то есть четырнадцать раз в неделю, поэтому с одной стороны условия были явно в мою пользу, но, учитывая то, что ближайший магазин располагался в трех кварталах от нашего дома, а за покупками я ходил также раз в неделю и, следовательно, нагружался сумками всех размеров по самую макушку, то тут, конечно, я был в проигрыше. Тетеньки у подъезда разок даже посочувствовали мне, однако, настаивать на равенстве было гиблым делом, поэтому я терпел; все-таки два раза в неделю помучится не так то и сложно... Неправда ли?
Наконец, я бодрый, прилизанный и с фирменным Blendomedовским дыханием изо рта вступил на кухню. На моих губах сияла, растянутая от уха до уха улыбка, которая прекрасно контрастировала с хмурой миной на лице Витька, не сулящей мне ничего хорошего.
Витек, с видом старого бати, который привык пороть непослушного сынишку за любую мелкую провинность, грузно приподнялся из-за стола и посмотрел на меня: честное слово, был бы я деревом, я бы наверно прогнулся и треснул под этим взглядом; это в лучшем случае, а в худшем - незамедлительно сгорел бы дотла, оставив после себя лишь небольшую кучку пепла.
К моему счастью (на это я и делал ставку) у Витька времени, по понятным причинам было в обрез, поэтому он только бешено зыкнул на меня глазищами из-под густых бровей и походкой девушки, лишенной девственности совсем не тем парнем, каким бы её хотелось, прошествовал в желанное место, не забыв на последок грохнуть дверью так, что с потолка просыпалась груда штукатурки. Все разборки, как я и предполагал, он решил оставить на потом. Мне почему-то вспомнился занудный анекдот: «Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось, а?»
Я выкинул из головы дурацкие мысли и принялся за яичницу. Что ни говори, а готовить Витек умел отменно. Я ему, когда-то поваром предлагал стать; уж не помню, что он мне ответил, но желание давать ему советы, у меня с тех пор пропало раз и навсегда.
Я, как любой младший брат, порой, нестерпимо раздражаю, Витька одним своим присутствием в радиусе, охватывающим наше скромное жилище, которое давно уже приобрело статус сцены, с разыгрываемой военной драмой на тему: «А зачем, собственно говоря, мне нужен брат?!»
Лично я уверен, что по комнате каждому из нас вполне достаточно, но Витек по этому поводу имеет несколько отличную от моей точку зрения. Аргументируется она, прежде всего тем, что, во-первых, из моей комнаты было бы неплохо сделать склад, а во-вторых, я еще не дорос до того возраста, когда можно вести автономною от предков жизнь, которые, к слову сказать, живут в Харькове, и которые никогда бы не позволили не то что мне, а и Витьку самостоятельно существовать в Киеве (это ж за тридевять земель от родного дома, это ж скока хлопот и беспокойства!)
Положение спас Витек, поступив в престижный столичный институт (я в тот день в полной мере понял выражения «гордо выпятить грудь» и «задрать нос»). Его сразу же отправили в квартиру, некогда принадлежавшую бабушке Вере (упокой Господь её душу) и меня в качестве багажа через пару неделек следом, дабы искоренить всю скуку, что посмеет завестись в башке моего братишки. Приятно удивленный таким к себе отношением со стороны папы и мамы, я пожаловал к Витьку в гости; он мне обрадовался - в кавычках конечно, но после напряженных переговоров по междугороднему телефону, вынужден был с моим присутствием смирится. Но смирится, не значит простить...
Я изначально подозревал, что мой приезд не самая удачная идея; теперь же я был вынужден пожинать горькие плоды сосуществования с Витьком.
Пока я философствовал над сложностями бытия, Витек в одних семейных трусах в крапинку и с полотенцем через плечо, загромыхал по коридору за более подходящей морозному утру одеждой.
Витек пробыл в ванной весьма недолго, по сравнению с предыдущими визитами, отяжеленными и растянутыми, глубоко любимыми Витьком, процедурами бритья.
О-о-о! Если для Витька и существовало что-то важнее личного прикида и пачки сигарет в кармане, то это могла быть лишь его, неприкасаемая (под страхом немедленной мучительной смерти), почти священная, бритва Gillette. Сие приспособление по удалению волос гуманными методами, использовалось Витьком каждодневно и неукоснительно, не менее триста шестидесяти пяти раз на год, с учетом высокосных.
Нередко, Витек для большей верности брился по два и по три раза на день, снижая уровень растительности на лице к ужасающему минимуму.
Стоит моему братишке запереться наедине с бритвой, как кроткое свидание с умывальником перерастает в многоступенчатую пытку над кожей, уже наверно падающей в обморок, при одном только виде безжалостных лезвий, направляемых опытной рукой Витька.
Но сегодня на кону были слишком большие ставки, что-бы потакать каждодневным привычкам, посему фирменный Gillette остался не тронут... до завтра. Ну уж завтра то Витек наверстает упущенное по полной программе: будет торчать перед зеркалом битый час, и придирчивее заправского сыщика, всматриваться в собственное отражение, надеясь обнаружить хоть какие-то «изъяны».
Хлопок теперь уже входной двери ничуть не уступающий по силе предыдущему, в том числе и по количеству опавшей повторно штукатурки (или скоре ей остатков) несколько подпортил мне аппетит, но, по крайней мере, теперь я остался один.
Все-таки неплохо иметь каникулы: все люди делом занимаются, по работам ходят, на конференции торопятся, а ты сидишь себе и размышляешь не о чем. Эх...
Маленький, плотно сбитый телевизор, покоящийся на ящике из-под бутылок, точно в трех метрах от меня, выдавал возможный максимум: черно-белую картинку, неустанно мигающую и размазанную до неузнаваемости. Непосвященный, наверняка предположил бы, что я смотрю научно-популярный фильм о гуманоидах сектоидного происхождения - настолько были растянуты в разные стороны лица говорящих, искажающиеся зверскими гримасами все больше и больше, пропорционально растущим помехам в эфире.
Я уже кое-как попривыкший к такому качеству, лишь досадливо морщился и плотней кутался в теплый плед.
Смотреть было решительно нечего. Разве что клипы в исполнении начинающих поп-звезд эстрады, обнаженных и красующихся перед камерами, наиболее популярными среди фанатов, частями тела.
Будучи не из их числа, я, не задерживаясь, переключил телевизор на следующий канал - благо пульт работал как подобается, в соответствии с мировыми стандартами, не принуждая меня совершать утомительные пробежки к панели управления.
С колонок понесся гнусавый голос, от которого у меня в голове живо нарисовалась картина, зажатого прищепкой, носа; сквозь помехи я распознал в нем Михея Лирина - безумно популярного и, разумеется, скандального теле ведущего программы «Факты - и только!»:
-Дорогие телезрители, сейчас в прямом эфире, рядом со мной, находится известнейший ученый отечественной науки, лауреат многочисленных международных премий, профессор и руководитель нового, перспективного проекта «Познание и совершенствование, а именно - Григорий Анексович!
Как вы думаете, уважаемый Григорий Анексович, сколько времени понадобится ученым, чтобы раскрыть весь, несомненно, огромный, потенциал антропогенного излучения? И каковы перспективы его использования в реальной жизни?
Камера взяла крупным планом собеседника ведущего: тот глянул прямо в объектив и я невольно поежился - взгляд был холоден и колюч, как стальная проволока, прибитая к ограде тюрьмы, однако речь его оказалась на удивление приятна и благозвучна.
-Сложно говорить о точных сроках. Сейчас мы испытываем антропогенное излучение в лабораторных условиях, делаем замеры и пытаемся достичь как можно более «чистого» эффекта. Единственное, что нас ограничивает, это скудность финансов и нехватка хмм... добровольцев для опытов, но я думаю, эта проблема в скором времени будет разрешена...
-Вас будет финансировать государство или некая частная организация? - не преминул вклиниться ведущий.
Визитер усмехнулся немного иронично, как мне показалось:
-Переговоры ведутся с различными спонсорами, преимущественно с частными лицами. Что же касается государства, - тут он сделал паузу и печально вздохнул, - что касается государства, то, ни для кого не секрет, что оно отяжелено проблемами несколько иного плана и в наименьшей степени заинтересовано инвестициями в различные отрасли науки, и особенно в сомнительные, трудоемкие проекты, вроде нашего. К тому же исследования, проводимые нами, ни коим образом не пересекаются с военной промышленностью и, следовательно, не несут, ощутимой для государства выгоды.
-То есть вы хотите сказать, - услужливо подытожил Михей Лирин, - что ваши исследования пригодятся нам в сугубо мирных целях?
-Можно и так сказать, хотя я бы выразился по-другому: антропогенное излучение абсолютно безопасно для всех живых организмом и не оказывает на них вредное воздействие, в отличии, скажем, от радиоактивного излучения. И даже наоборот - оно вызывает некоторую стабилизацию клеток, их структуры.
Камера метнулась к Михею, по всей видимости, по его же знаку:
-Мои познания в генной инженерии не столь глубоки, как хотелось бы, но если мне не изменяет память, изменения структуры клеток связаны с мутациями...
Вопрос явно был задан с целью, подогреть интерес зрителей к разговору. Почему-то слово «мутации» у всех всегда ассоциируется с ужасными монстрами, и новорожденными детьми о трех головах. Впрочем наш народ знал о мутациях не по наслышке(да здравствует Чернобыльская АЕС, вечная и нерушимая!)и теперь с подозрением относился ко всяким там абсолютно безвредным и чистым(с точки зрения властей), работающим на пользу и во благо людей, атомным станциям, особенно, если от них до собственного дома рукой подать.
Неожиданно для себя, я заметил, что мне совсем не хочется прерывать просмотр; гость тем временем несколько растерялся от заданного вопроса, по крайней мере, вид он имел глубоко мыслящий и задумчивый, а когда начал ответствовать, затороторил быстро и непрерывно, словно бы оправдываясь.
-Что вы, что вы! Как я уже заметил ранее антропогенное излучение абсолютно, повторяю, абсолютно безвредно но... Мы ставили опыты над подопытными хомяками и ни один из них... тьфу ты... точней, все они выжили. При этом ни у одной особи не наблюдаются дефекты и какие-либо отклонения...
Ведущий хищно оскалился, выставив на показ два ряда белоснежных, как мрамор, зубов, и, ощутив, что собеседник недоговаривает, в типичном журналистском азарте, вцепился в лакомый кусочек мертвой хваткой:
-Ой, Григорий Анексович, как вы интересно рассуждаете! Знаете что, у нас такие любопытные зрители, расскажите-ка лучше поподробней о возможном применении вашего открытия.
-Эээ... Ну... прежде всего антропогенное излучение полезно для медицины, потому что вызывает некоторый омолаживающий эффект, хорошо заметный со стороны, и сопровождающийся повышением тонуса и возрастающей энергичностью, излечением от большого числа болезней и частичными улучшениями у безнадежно больных СПИДом, то есть переходу от прогрессирующей стадии к нейтральной, а если повезет то и полным уничтожением клеток, несущих вирус. Кроме того, нам предоставляется прекрасная возможность противостоять раку и всем, известным на этот день опухолям...
Ведущий, уловив, что перечень положительных сторон открытия займет в распечатанном виде листа два, три и весьма нехорошо повлияет на рейтинг передачи, и соответственно на его собственные чаевые, ловко встрял в поток слов, прорвавшийся сквозь широко раскрытый рот ученого:
-А как насчет, так сказать, первоиспытателей антропогенных лучей?
-Ну... Пока что мы испробовали слабый поток излучения только на одном человеке и как раз подыскиваем еще, - далее пошла откровенная, наглая реклама, - всем, кто хочет омолодится или попросту говоря улучшить свое здоровье, просьба обращаться по телефону (8044)3330303. Для тех же, кто уже решился - наш адрес: улица Красноармейская, 13.(Это, верно, было подготовка к той самой, недавно помянутой, финансовой поддержке частных лиц)
Когда он закончил, я чуть ли не лопнул от истерического смеха. Да они что там все, с ума посходили?! Ничего себе пропозиция века!
Ага! Первые десять добровольцев вне очереди! Любые ваши прихоти! Вплоть до самых неприличных! Обслуживание больше чем на высоте! Все для вас! Спешите!!!
Уже лечу господа! Распахните-ка ворота шире - я боюсь промазать. Да этот псих на экране, предлагает мне по собственному желанию облучится, подписать себе смертный приговор, выкопать могилу поглубже и улечься на самое дно, сложив рученьки на груди - натуральнейшее надувательство! Моему негодование не было предела!
-И каково состояние испытуемого? - ухватился за ниточку ведущий.
-В норме, - лаконично отозвался ученый, так что и не предирешся.
-Совсем... - разочарованно протянул ведущий, и будто бы собрался добавить: «Мне, конечно, жаль, что он не скончался. Хоть бы что-то интересное, а так, я тут с тобой сидел препирался три часа, обхаживал тебя, как малолетку на первом свидании, а ты мне все интервью запорол, сволочь ты этакая». Он вовремя спохватился и приложил ладонь к уху, выслушивая указания невидимого начальника.
-Что ж, уважаемый Григорий Анексович, - вежливо обратился он к гостю, растянув на губах одну из самых своих обворожительных улыбок, специально, понятное дело, для камеры, - было очень приятно беседовать с вами, но, к моему огромному сожалению, время нашей передачи подходит к концу и я, как это не прискорбно, вынужден с вами попрощаться. Дорогие телезрители с вами был я - неподражаемый Михей Лирин, в вашей любимой программе «Факты - и только!». Встретимся в следующую пятницу. В этой же студии, в это же время. Будьте здоровы! До встре...
Экран погас, залился темными чернилами, перестал трещать. Я непроизвольно вытянул шею. Не понял - это что, новая, доселе не виданная мной, реклама? А что в таком случае изволите рекламировать? Единственное, что пришло на ум - ночные пейзажи санатория, заполненного восстанавливающимися от африканской жары неграми, близ побережья Черного моря.
Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что негры навещают украинские санатории, гораздо реже, чем я бабушку Веру и значит, электрики порадовали нас еще одним проявлением собственной безукоризненности.
Ну, все! За свет больше не плачу. И незамедлительно пишу жалобу с подписями всех жильцов, а их у меня аж восемьдесят штук; из них половина нервные, до потери всякого инстинкта самохранения, бабульки, метающие гром и молнии похлеще дяди Зевса и рвущие все живое, как Тузик тряпку. Уж если муза соизволит посетить сердца сиих милых созданий, точнее их языки, то... и от такой крепости, как Форд Нокс, не останется кирпичик на кирпичике. А об участи самих электриков подумать страшно: психушка, минимум.
...Но это лишь самые крайние меры.
Хе-хе... Как говорится, не будите спящего джина. Коли что, так и мне перепадет от бабулек парочка зажигательных, а это почище, чем оказаться в эпицентре Хиросимы времен 45-ого годочка, в тот самый, тепленький, хорошо памятный всем без исключения жителям, денек.
Дзынь-дзынь - мелодично зачирикал телефон. Я, не скидывая пледа, встал на ноги и проковылял к нему, нащупал трубку, и, ухватившись покрепче поднес к уху.
-Ало, - промямлил я сонно.
-Ало! Шурик это ты?! Наконец то дозвонился! Слушай у меня тут такое приключилось. Короче я...
-Извиняйте, Шурик выселился, - бухнул я первое, что пришло на ум - люблю поиздеваться, знаете ли.
Пауза и гневное сопенье на том конце провода.
-А кто, в таком случае, со мной базарит?! - недоуменно зарычал Витек.
- Кто? Хмм... А над этим я еще не успел подумать...- протянул я озадаченно.
-Шурик, порву... - совсем не остроумно, но честно пообещал Витек.
-Ну,ну... К чему столь сложная хирургическая операция в антисанитарных условиях? Давай, лучше выкладывай, чего у тебя там, а то у меня от любопытства уже несварение желудка начинается. Слышишь, как забулькало?
Витек еще немного обиженно посопел в трубку, но, видимо, желание скорей поделится новостями, пересилило жажду крови и на некоторое время утвердило в Витьке миролюбивую натуру, с которой так легко общаться:
-Присядь для начала, - посоветовал он.
-О! Неужели ты выиграл в лотерею? Не хочешь шокировать меня суммой? Как мило с твоей стороны!
-Мечтай о легком хлебе насущном, не подержав в руках серпа и молота!
-И что подобная народная мудрость означает? - вполне резонно поинтересовался я.
-Что ты должен для начала заткнуться! - расшифровал он.
- Ну, допустим, я учел твою просьбу.
-Тогда я замечу, что сегодня ты чрезвычайно догадлив, чего нельзя сказать об остальных, бездарно прожитых тобою, днях.
-Спасибо, спасибо, не стоит столь громких оваций в мою честь!
-Шурик, замолкни хотя бы на пару секунд. У меня и так мало времени, так еще и ты...
-Окей док, я на связи! Кстати, - вдруг осенило меня, - а ты случайно не подписал договор о продаже нашей общей квартиры?! Почему ты молчишь? Это не похоже на тебя. Неужели... О нет! Ты таки сделал это! Боже, ты забыл, что она важна для меня, как последняя память о моей любимой бабушке Вере, как единственное оставшееся воспоминание о тех чудных вечерах, когда она рассказывала мне сказки о колобке и его милых лесных друзьях! Витек, как ты мог, совершить подобное кощунство, поглумиться над святыней святынь? - воскликнул я как можно более театральней, - Витек ты не прав... Признай - ты чертовски не прав!
-Шурик... если ты не замолкнешь сейчас же... я приеду домой как можно раньше и тогда, я тебе жизнью клянусь, стены незамедлительно окрасятся в алый цвет, и ты будешь самым непосредственным участником сего действа... - угроза прозвучало довольно весомо и мне пришлось призвать себя к порядку, тем более что красные обои моей комнате совершенно не идут.
Я помолчал немного в трубку.
-Так то лучше, - похвалил меня Витек, - Ничего, воспитаем мы из тебя паиньку.
Я только фыркнул в ответ.
-Помнишь я тебе говорил, что у меня намечается конференция по физике, - на полном серьезе спросил Витек.
-Этим утром, ты прекрасно афишировал это, я догадываюсь, судьбоносное событие!
-Так вот, - продолжал Витек, сделав вид, что не услышал моих слов, - в конференции брали участие кой какие весомые в науке шишки. Сами то они не выступали, они птички полета повыше, а только слушали внимательно и палились на наши рожи исподтишка, черкали там записочки свои, перешептывались, как бабы, при виде мужиков.
А когда все отговорились, и собрались, было разбрестись кто куда, Леон выдал распоряжение подзадержаться малость, а сам стал в уголке с самым главным из шишек репликами обмениваться. Долго они там стояли, сначала не поделили чего-то, спорили горячо, аж до нас долетало, а потом Леон попритих и хмурый такой на трибуну вышел; мы ж все насупились - подумали речь толкать собрался, а он обращается к нам, говорит сейчас назову десяток студентов, так они не рыпаются, на местах сидят и ждут, остальные валят.
В общем, он назвал меня, и я вместе со всеми побрел за ним в комплекс, напротив, в сопровождении делегации из шишек, как под конвоем, её богу; неуютно всем стало, молчат все.
А дальше вообще странности начались: разделили нас всех по одному, по разным кабинетам растолкали, и стали вопросы дурацкие задавать, тест мол, так и так, отвечайте честно и без заминки. Мне по барабану, я комплексами не страдаю - отвечал, все как есть.
-А что за вопросы? - не удержался я.
-Да разные там. О семье моей, об увлечениях, что я делал этим летом и чего я на завтрак жру. Тупые все, как один. Это я про психологов, что там отсиживались. Они все тщательно записывали; не помню уже, на сколько ответил, как меня во второй кабинет перевели. А там оборудования - выше крыши; одних ЭВМ штук пятнадцать. Не знаю, где они это все понабирали, но стоит наверно те еще ши-ши. Короче, уложили меня на кровать, я представь себе испугался, что насиловать будут, потом чувствую - датчики на меня лепят, и расхохотался во весь рот - не будут же они меня в таком виде... Они переглянулись, нахмурились, но дело свое довершили складно. Лежу я, значит, насвистывая мотивчик веселый, в потолок палюсь, а вокруг врачи тусуются, деловые все, как муравьи.
Недолго я провалялся: с четверть часа будет, как вдруг меня высвободили от присосок этих поганых и опять ждать велели, выходят все разом, а им на замену тот самый, который с Леоном базарил, является.
Сел напротив и говорит мне, что ты Витек парень взрослый, сам за свои поступки отвечать можешь, как начал, так я ушки на макушке, сразу видно серьезный разговор предстоит.
И главное, я его рожи не вижу - в марлю весь укутался, что твой ниндзя американский, а он меня, как на ладони.
Потом разговор завел об исследованиях, каких то. Доброволец якобы нужен и я в самый раз, ну а что б время потерянное возместить двенадцать тысяч баксов сует - не бесплатно ж давать себя использовать, тут и награда причитается.
Я закивал, как заведенный, мол, понятливый, не в деревне родился, а сам прикидываю: дюжина штук зеленых на дороге не валяется, грех не использовать, подвернувшийся под руку, шанс...
Он молчит, ждет чего я порешаю, хотя наверно уже и сам догадывается про ответ; бумаги надавал, ручку в руку и подписывай, что б все по закону. Я везде расписался черным по белому, он все аккуратно поскладывал в чемоданчик, щелкнул замком и был таков.
Тут опять санитары набежали; я от них босиком по коридору, а они изловили и спрашивают, ты типа бумаги подписывал, согласие давал? Так чего мечешься? Прямо щас и отработаешь двенадцать тысяч баксов. Я взмолился - позвольте хотя б братку родному звякнуть, они покумекали меж собою и добро дали...
А черт! Кличут меня уже! Пригляделся, видать! Пора топать за денежками, а то вдруг передумают или того хуже нового кандидата изберут, этого я точно не перенесу.
У меня под сердцем закололо от нехорошего предчувствия:
-Погоди Витек. Что за исследование хоть, толком разъясни.
-Да некогда мне мыслями по древу растекать. Лучами меня, как рентгеном, антро...антропогенными вроде, засветят.
Мои колени подкосились, и я чудом удержался, чтобы не грохнуться мешком на пол:
-Витек, да ты в своем уме?!
...В трубке уныло раздавались частые гудки.
Кажется это тюремная камера.
Один мрак кругом... Призрачные очертания замкнутых стен на грани видения и тишина рвущая на части душу, тяжелая, злая; на плечах невидимый груз, ноги, словно приросли к полу; сижу в неудобной позе, и все мое тело страшно одеревенело; внутренний голос шепчет, что я кого-то жду... Или чего-то...
Скрип ржавых петель и расширяющееся светлое пятно на дальней стене; тут же чей-то силуэт заслоняет проем, выжидает у входа, я совершенно не могу различить кто это.
Он делает шаг, второй, он почти рядом; я замираю на месте, затаив дыхание.
Он наклоняется ко мне, дышит мне в лицо и говорит голосом Витька:
-От меня Шурик не спрячешься.
-А-а-а-а! - судорожно разнимая веки, я заорал благим матом, который слился со стуком по батарее соседей этажом выше; те которые жили этажом ниже дали знать о себе в той же манере; я заорал еще громче - они не отставали, грохот стоял невыносимый; на его фоне резко прозвучала оглушительная ругань - человек шесть сразу, не меньше.
Моя собственная батарея затряслась, как алкоголик поутру, и я краем сознанием, тем которое, несмотря ни на что, могло здраво мыслить, понял, что еще секунда, и она отвалится совсем, захлестнув всю комнату и меня заодно потоком грязной жижи. Кто-то надо мной начал, остервенело, топать ногами, люстра закачалась точно маятник; я, мгновенно сориентировавшись в ситуации, вскочил и попридержал её - не дай бог разобьется!
Я уже был готов отдать Богу душу, от звукового шока (сдается мне была подобная пытка в древней Монголии, с одной лишь разницей - местные садисты били по гигантским барабанам и эффект производили на слушателей неизгладимый), как вдруг оркестр во всем своем великолепии вместе с хором примолк и заключительной нотой композиции стал краткий, почти что писклявый, звонок в мою дверь.
Обречено проворачиваю ключ в замке, я представлял кровавую картину расправы надо мною, превосходящих числом соседей, припоминал все пакости, что я по собственной дурости и неосмотрительности устраивал по отношению к ним, прокручивал в уме всевозможные фразы, которые могли бы меня оправдать, но, к моему ужасу, ничего путного мне в голову не приходило.
Ну, не поминайте лихом! Я рывком распахнул дверь, всем своим видом крича: я вас не боюсь, грязные палачи, и моя кончина будет отмщена, так и знайте!
К моему немалому сожалению (такая возможность геройски погибнуть сорвалась!) на пороге переминался с ноги на ногу невысокого роста паренек, приодетый в странного вида халат на серых пуговицах поверх заляпанных грязью вельветовых брюк; из-под, развевающейся от легкого сквозняка ткани, выглядывали объемные кроссовки на высокой подошве. Один шнурок окончательно развязался и я подумал, что паренек чудом избежал падения, потому как, по лицу было прекрасно заметно, от быстрого бега, запыхался он чрезвычайно, раскраснелся и непрерывно хватал ртом воздух.
Самым же примечательным в облике маленького незнакомца было то, что по его щекам стекали ручейки слезы, отчего то приобрело оттенок крайнего страдания и муки, пробудив во мне сочувствие и желание утешить мальчугана.
Я неловко мялся перед ним, не зная, что предпринять, не зная, кто он такой, откуда взялся у моей квартиры и зачем вообще нажал кнопку звонка, а он все хныкал и хныкал, глотал сопли и шмыгал носом и глядел мне прямо в глаза, словно убежавший из дому послушный маменькин сынок, просящий прощение, умоляющий, чтобы его пустили обратно. И в глубине этих зеленоватых глаз, под черными, по-мужски густыми бровями мне чудилось нечто знакомое, до боли знакомое.
Он жалобно всхлипнул и сквозь слезы произнес:
-Шурик, это я... Витек...посмотри, что они со мной сделали...
А потом взял и разрыдался, а я стоял и стоял, сгорбившись, как иссохший старик, обречено понурив голову, и не было во мне ни страха ни жалости, ни восторга, ни облегчения, и уж точно не чувствовал я удовлетворенного самолюбия и торжества, что наконец-то воздалось Витьку по заслугам, что справедливость восторжествовала, что судьба подкинула мне санного вида подарок и горький и сладкий на вкус; и не хотелось радоваться мысли, что теперь мы с Витьком играем совершенно противоположные роли и его роль - роль второго плана, ненужная, тусклая и нелепая роль.
И только внутренний голос, тот самый, рассудительный и наученный горьким опытом сотен поколений, вложенный в нас с рождения и сопутствующий нам на протяжении всей жизни, холодно твердил, что еще ни в одной мышеловке никогда не лежал бесплатный сыр...